Песня снегов

Дом господина Тернера, приятеля покойного отца, Джонатан любил вовсе не потому, что его всегда здесь привечали. И, безусловно, не потому, что миссис Тернер вечно вздыхала над его неистребимой бледностью и худобой и то и дело стремилась накормить. Хотя, чего уж там, яблочному пирогу с корицей и другим изыскам Джонатан всегда отдавал должное. Нет, в этом доме он полюбил бывать из-за Мины. Хотя выговаривать даже про себя «Мина», а не строгое «мисс Вильгельмина» до сих пор было непросто и немного неловко. Словно он по-прежнему не имел никаких прав на это короткое, нежное, как прикосновение шелка, имя. Мина появилась в доме Тернеров полтора года назад, когда не стало ее родителей. Обоих унесла свирепствовавшая в ту зиму лихорадка. Насколько Джонатан знал, матушка Мины приходилась кузиной миссис Тернер. В тот ветреный пасмурный день Джонатан заходил к господину Тернеру за некоторыми бумагами, которые отец держал у друга. И на лестнице столкнулся с бледной темноволосой девушкой в глухом черном платье, чей строгий покрой не мог скрыть от беглого взгляда ладной точеной фигуры с осиной талией и высокой грудью. Спешивший в контору Джонатан на ходу отвесил девушке поклон, но, сам не зная почему, вдруг остановился и заглянул ей в лицо. И пропал. Огромные зеленые глаза в обрамлении густых черных ресниц сияли мягким удивительно теплым светом. Джонатан не помнил, чтобы на него хоть кто-то, кроме давно покойной матушки, смотрел так, как эта незнакомая девушка. Ненастный день разом стал таким светлым, будто из-под тяжелых черных туч выглянуло солнце. Смутившийся Джонатан снова поклонился девушке и торопливо сбежал по ступенькам. Год с небольшим спустя он, волнуясь и запинаясь, признавался этой невероятной девушке – мисс Вильгельмине Мюррей – в любви. Полтора года спустя он просил у господина Тернера ее руки. И себя не помнил от счастья, когда друг отца с улыбкой благословил их. Эти воспоминания Джонатан перебирал, как драгоценные четки, когда пробирался сквозь густой рождественский снегопад к дому Тернеров. Встречать Рождество вместе с ними было… Хорошо. Потому что в Рождество большой полутемный дом как будто оживал. Приезжали из Лондона дети четы Тернер – Джейсон и Джейн – со своими семьями. Привозили детей. Сыновьям-близняшкам Джейсона в этом году сравнялось семь лет. Малышке Кристал – дочери Джейн – кажется, было пять. Джонатан любил детей, очень любил. С готовностью возился с близнецами. До упаду смешил маленькую Кристал, питавшую особенную любовь к его кудрявым волосам. Внуки Тернеров были хорошими ребятами. И все-таки украдкой Джонатан мечтал иногда об их с Миной детях. Почему-то очень хотелось дочку. С такими же, как у Мины, лучистыми зелеными глазами и темными локонами. Только, пожалуйста, упаси Господь от того кудрявого безобразия, которым он наградил самого Джонатана. Снегопад превратился в настоящую метель, когда Джонатан взбежал по ступенькам крыльца дома Тернеров, взялся за бронзовое кольцо и постучал. Дверь распахнулась сразу же, словно его караулили прямо у порога. Проказник-ветер бросил в лицо выскочившей на крыльцо Мине пригоршню снега, но та только рассмеялась, схватила Джонатана теплыми пальцами за ледяную руку и торопливо втянула в дом. Не дав скинуть пальто, потащила через черную лестницу в дальние комнаты. −Боже правый, мисс Мюррей! – смеялся Джонатан, едва поспевая за ней и наверняка оставляя на полу мокрые следы. – От кого мы так поспешно спасаемся? Мина обернулась через плечо, проказливо сверкнув зелеными глазами. −От Джейн. Она желает, чтобы ты сегодня пел. Опасность оказалась и впрямь серьезной. Джонатан о своих способностях к пению был совершенно не высокого мнения. Пел он обычно только Мине и иногда детям. Однако у случайно услышавшей его миссис Стюарт оказался совершенно иной взгляд на вещи. Мина тем временем распахнула двери в гостиную, втащила за собой Джонатана, аккуратно прикрыла обе глухие створки из темного дерева и негромко рассмеялась. Джонатан засмеялся тоже, любуясь ее раскрасневшимся оживленным личиком, так ярко выделявшимся в полумраке. Свет здесь давали только небольшие газовые рожки по стенам. Остро пахло хвоей и корицей. Джонатан скинул пальто на пристроившийся в углу стул и оглядел Мину от высоко уложенных кудрей до носков светлых туфелек. В нежном белом платье она была похожа на ангела, вроде тех, что рисуют на открытках. И все же была совсем иной. Такой живой. Такой веселой. Милая сдержанная Мина в праздники, в окружении родных людей, совершенно расцветала. −Моя госпожа. – Джонатан склонился перед невестой в церемонном поклоне. – Прошу вас подарить мне счастье танцевать с вами. −Ох, Джо. – Мина с улыбкой погладила его по холодной после улицы щеке, отводя упрямый локон, вырвавшийся из плена тугой ленты. – Ты же так не любишь танцевать. −С тобой, Мина, я готов танцевать хоть всю ночь. – Джонатан поймал ее руку, коснулся поцелуем мягкой ладони. – К тому же это особенный танец. Смотри. Рука об руку они подошли к елке. Джонатан мимоходом залюбовался, как играет свет в стеклянных крылышках развешанных по пушистым ветвям ангелочков. Таких красивых, таких изящных. И совершенно не живых. Мина потянулась положить руку ему на плечо, но Джонатан с улыбкой перехватил ее ладонь, крепко сжал и отступил на полшага. −Здесь всего несколько фигур, и они все очень простые. – заговорщицки поделился он. – Как раз для моей медвежьей грации. Запоминай. Мина фыркнула от смеха, но послушно принялась повторять за Джонатоном простенькие движения под напеваемую им мелодию. Запомнить и то и другое оказалось нетрудно. Куда труднее было не смеяться, как уличный мальчишка – уж слишком серьезным и важным было лицо Джонатана. −Теперь ты готова. – торжественно объявил Джонатан. – Этот танец передается в нашей семье из поколения в поколение. Когда-то его танцевали короли. Мина не выдержала и все-таки рассмеялась до слез. Джонатан преувеличенно строго шикнул на нее и негромко запел: −Станет прозрачным зеркало льда, Выпавший снег не оставит следа. Ведьму-метель не сожжёшь на костре, И не грозит это вьюге-сестре. Мелодия была быстрой, отрывистой, но Джонатан выдерживал ее безукоризненно и так же безукоризненно двигался под нее, увлекая за собой Мину. Больше всего этот танец, состоявший из энергичных шагов и прыжков, напоминал упрощенную мазурку. Мина со смехом повторяла за женихом все эти причудливые скачки, стараясь не сбиться самой. Крепко державший ее за руки Джонатан вдруг хитро сверкнул глазами, выпустил левую ладонь Мины, заставив поднять выше правую руку, и покружил. Платье взметнулось белыми крыльями. Джонатан снова перехватил руку Мины, едва удержавшись от того, чтобы подхватить невесту на руки и закружить вокруг наряженной елки. Здесь, в сумраке гостиной, казалось, что в целом мире нет больше никого. Только они вдвоем. И их любовь. Он остановился, поймав Мину в объятья, и совсем тихо пропел, глядя ей в глаза: −И горизонта полоса Покажет мне твои глаза, Страна снегов и вечных льдов. Я забываю смысл слов. Холодный ветер перемен, Что принесешь ты мне взамен? Что принесешь взамен словам, Которые тебе отдам? Мина улыбнулась, положила руки Джонатану на грудь, приподнялась на носочки и осторожно коснулась губами его щеки. Отстранилась, улыбаясь. −Мое сердце, Джонатан. – шепотом отозвалась Мина. – Мое сердце и мою любовь. Джонатан в ответ сжал ее маленькую ручку и прижал к своим губам. Собственное сердце колотилось так быстро, что не давало ничего сказать в ответ. Только Мина – и он это прекрасно знал – в его словах и не нуждалась. Она все видела своими невыразимо светлыми глазами. До самого дна души.