Любовь вопреки всему - тоже любовь

      Сэм почему-то точно знал, где её искать.       Хотя с момента их разрыва они практически не общались, лишь мельком пересекаясь, и многое могло поменяться.       Но боль замедляет время, будто бы отматывая его назад.       Леа не знает, что это он . Да, ей хочется верить, что это не кто-то другой, но оборачиваться она не станет.       А шаги приближаются и чьё-то присутствие ощущается всё явственнее. Но Клируотер так опустошена болью, что всё, что может — это напрячься внутренне, но никак не пошевелиться. Однако, вопреки тревогам, волчица внутри неё себя не проявляет, что несколько успокаивает.       И вот, где-то чуть позади неё, но близко, слышится такой родной голос:       — Ты… — Сэм осекается, не зная, как продолжить. Понимает, что думал лишь о том, как найти состайницу, но не о том, что будет ей говорить, когда найдёт.       Леа ощущает, что глаза застилают слёзы, но отчаянно пытается убедить себя в том, что виноват в этом ветер, дующий прямо с моря (они всё-таки на пляже), а не сентиментальность, внезапно решившая пробудиться в ней. И всё же. Её сердце приятно и тепло щемит. Потому что в такой день она хотела увидеть лишь его . И он сам её нашёл.       Но как-то реагировать на обрывок фразы девушка не собирается: она всегда была несколько резка и очень немногословна, а сейчас и вовсе не знает, что говорить.       Да и разве её о чём-то спросили?..       Чувствуется, что Адли было бы лучше, если бы она заговорила: он умеет понимать каждого члена своей стаи, но тогда, когда они волки. А сейчас совсем рядом с ним человек. Подавленный, скорбящий, замкнутый в себе. И оттого непонятный.       В подобной ситуации он опирается на единственную вводную, которая у него есть — его не гонят.       И приблизившись ещё немного, садится рядом на песок. Они молчат. Это не редкость: с тех пор, как он её бросил ради своей наречённой, она была неразговорчива. Всегда.       Но сейчас речь не идёт о чувствах! Только о внутреннем мире. Который крошится, ломается, искривляется… И мужчине кажется неправильным это молчание, перемежаемое с размеренным шумом могучих волн, накатывающих на берег. Но он не посмеет заговорить первым. Потому что с каким бы уважением он ни относился к Гарри, но эта боль — в первую очередь его дочери.       — Я всегда его ценила, — голос Леи сиплый, блёклый. И говорит она едва, размыкая обкусанные до крови губы. Так что если бы они не сидели сейчас рядом, то услышать было бы невозможно. — Всю свою жизнь… Знала, что если что — его брошусь защищать в первую очередь. И несмотря на это… сейчас мне кажется, что даже этого было мало.       — Он очень тебя любил, — осторожно отвечает Сэм спустя пару секунд, убедившись, что она ничего не добавит. — Как и ты его. Все это видели. Никто не станет говорить…       — Да я не об этом! — поворачивая резко голову в его сторону, возражает Леа. Ветер треплет её тёмные волосы, порой полностью заслоняя лицо. — Мнение стаи меня сейчас не волнует… А волнует то, что я сама думаю, что чего-то недодала. Не до любила, не до восхищалась, не до уважала, — по её лицу словно пробегает судорога и она делает паузу, прежде чем договорить. — И подобные мысли разрывают меня изнутри.       Адли знает, что Клируотер ценит поступки больше, чем слова. Она вообще не верит до конца в искренность фраз. Считает, что любовь, привязанность и уважение можно выразить только действиями.       Мужчина хочет, вытянув руку, положить свою тяжёлую ладонь на плечо состайницы. Но она выглядит сейчас так сломлено, что любое действие может вызвать неожиданную реакцию. Поэтому он одёргивает себя, продолжая разглядывать её профиль, когда она отворачиваются.       Небо темнеет, из ясного становясь серым. Скоро, наверное, будет дождь. Ветер крепчает, вспенивая волны.       Если бы в них не текла волчья кровь, то они оба уже дрожали бы. Несмотря на это Сэм, не в состоянии уже смотреть на голые худые плечи Леа, которая сидит в тонкой кофте с коротким рукавом, стягивает с себя чёрную безрукавку, набрасывая на неё. И проводя рукой по девичьей спине, чтобы разгладить складки ткани, улавливает нервную дрожь.       — Я никогда ещё не чувствовала себя так одиноко… — девушка подаёт голос так внезапно, что если бы Адли не был «настроен» на неё сейчас, то, наверное, слегка вздрогнул бы. — Это странно, думаю. Ведь у меня же ещё есть Сет. И ты знаешь, я об этом помню, — она криво улыбается, но даже эта улыбка почти сразу гаснет на её губах. — Но сейчас, когда нет отца, существование брата… как бы не ощущается. Даже не знаю, почему.       — Потому что для Сета опора — ты сама, а вот для тебя опорой был отец?.. — Сэм говорит тихо, вопросительно. Подбирая каждое слово.       Леа с силой прикусывает нижнюю губу, глядя на беспокойную морскую гладь, или, может быть, одновременно в помрачневшее небо…       — Да, да, наверное, ты прав, дело в этом… — наконец, согласившись, кивает она. И добавляет: — Но в любом случае, если что-то случиться с Сетом, то я позволю любому встречному кровососу выпить мою кровь до капли, — и в её голосе слышится жёсткость принятого решения.       Тогда-то Сэм и понимает, что хватит. Если так продолжится, состайница замкнётся в себе. Она итак-то оправиться очень нескоро, а уж при таком эмоциональном состоянии…       — Не надо так, не смей, Леа! — сжав несильно её плечо, громко и чётко говорит. — Ты не одинока. Всё племя любило Гарри. Мы все скорбим… Мы все с тобой, — он замолкает, надеясь, что успел достучаться.       Клируотер напрягается как струна. Распрямляет ссутуленные плечи. По её лицу пробегают, сменяя друг друга, самые разные выражения. Боль, растерянность, неверие… Губы приоткрываются и она прерывисто выдыхает. А потом её глаза увлажняются. Отчётливо и явно. Демонстрируя слабость, которую она так ненавидит в себе или окружающих.       — И даже ты?.. — «и даже ты со мной?». Девушка не произносит этого вслух. Но очень хочет нарваться на очевидность. Чтобы всё хоть немного стало так, как ей хотелось — так, как было раньше.       Мужчина смотрит ей в лицо. Её отчаяние и тоска почти физически передаются ему и отдаются в сердце. Он не знает, как ответить так, чтобы потом ей было не так больно: ведь чтобы ни было произнесено сейчас, потом — он всё равно вернётся к Эмили. Потому что запечатлён с ней. И это не изменить.       Но вытряхнув из Клируотер отстранённость и замкнутость, Адли сам подвёл её к этому вопросу. Невольно, но тем не менее. И сейчас она смотрела на него так, как никогда не посмотрит наречённая — так, словно он — весь её мир. Для Эмили не так, потому что она воспринимает его, как жениха и будущего мужа. Но никогда например, не скажет, что он — её кислород. А сидящая рядом девушка скажет. Потому что всегда любила только его…       И увидев в потемневших от горя глазах своё отражение, Сэм чувствует, что и его начало трясти.       — Ох, Леа, — сгребает её в охапку, прижимая к себе. Она льнёт к нему, утыкаясь красным от холода и слёз носом в шею, а он прижимается щекой к её волосам. Чувствуя себя привычно. А это как? Да сволочью. Разбившим чужое сердце и оттолкнувшим протянутую на ладони душу.       И чёрт с тем, что над запечатлением он не властен: итог — налицо.       — Скажи это, — шепчет она куда-то в его грудь, но он слышит, — ну скажи, пожалуйста…       Сэм чувствует, что от эмоций ему трудно дышать. Его буквально раздирает изнутри. А внутренний волк привычно тянется к Лее, словно насмехаясь над попытками Адли держать дистанцию и не перешагивать черту.       — НЕТ!.. — отчаянно рыкает он, но противореча собственным словам, сжимает девушку в объятьях так, что кажется, у неё что-то хрустит. И чувствуя, как сбилось дыхание, участился пульс, пустив лаву по венам, шепчет: — Ты знаешь ответ, ты знаешь, ты знаешь!.. Всё знаешь…       Леа вдруг смеётся — глухо, всё ещё уткнувшись головой в грудь Сэма. Смех её кажется каким-то неправильным или… чуть безумным? Но это быстро проходит, и перестав смеяться, она вдруг, прильнув вплотную, шепчет:       — Знаю.       Адли кажется, что Клируотер над ним издевается: зная о его постоянных терзаниях, нарочно его задевает, к чему-то подталкивая.       Он резко отстраняет её от себя, заглядывая сейчас в совершенно шальные девичьи глаза.       — Приди в себя, — голос сиплый. Но слова не помогают, потому он встряхивает её, — ну же!       Состайница похожа на тряпичную куклу и совсем не сопротивляется тому, что её трясут. Совсем обессилила от бессонных ночей и постоянных переживаний… Глядя на неё такую, мужчина в который раз хочет себя проклясть. Но спустя время взгляд проясняется, она слабо мотает головой и обмякает прямо в сильных руках вожака.       — Я… я… эгоистка, — шепчет она, не глядя на него, — Прости меня.       — Всё в порядке, — в самом деле: теперь, когда она пришла в себя, Сэм действительно понимает, что всё в порядке. Он заслужил эти муки, и, можно даже сказать, они важны для него. Она важна.       — Нет, я не должна была… мне… — Клируотер убирает прядь волос за ухо, нервничая. Опускает голову так низко, как может.       — Леа, — Адли прерывает бормотание своим голосом, а затем встаёт, подхватывая её на руки. Ничего не добавляет к своей первой фразе, но говорит о другом: — Ты почти бредишь. Я отнесу тебя домой.       Темноволосая, прижавшись щекой к его груди, едва слышно спрашивает:       — И что же дальше?.. Что будет дальше, Сэм? — его имя срывается с девичьих губ впервые за всё это время, и кажется, она его смакует.       Конечно, он понимает, о чём его спрашивают. Но у него нет ответа: всё слишком запуталось. Они с Леа не пара, но их жизни так переплелись, что распутать не получится.       Повернувшись спиной к начинающемуся дождю, чёрной завесой надвигающемуся на них издали и широкими шагами идя прочь, мужчина отвечает.       — А дальше ты окажешься в родных стенах, поправишься и будешь приглядывать за Сетом, а то он последнее время слишком своевольничает, — тёплая улыбка появляется на обычно сдержанном лице вожака стаи, а мягкость в его голосе дыханием оседает, путаясь в прядях волос Леи.       Любовь бывает за что-то. И часто это именно так.       Но бывает ещё и вопреки… всему.       Так тоже будет правильно. Несмотря на то, что вроде как нет.       Но любовь всегда права.