Невеста

Запряжённая лошадьми колесница словно плыла по сухой, усыпанной песками земле пустыни. Амен и Эвтида направлялись домой. Девушка ехала отдельно от мужчины, в закрытой колеснице. Ведь невесте на выданье не положено быть рядом с женихом. Прищурившись, Амен посмотрел на небо, вознеся ладонь к солнцу. Измерил время. — Опаздываем. Тизиан, сидящий напротив, устало вздохнул. Эпистат с самого утра на нервах, всё думает, как бы прибыть в Мемфис до вечера, чтобы не пришлось церемонию на следующий день откладывать. — Не горячись, всё успеется. Конечно успеется. Но Амен больше ждать не может. Извела его Эвтида, как заладила после помолвки, что отдаться ему хочет лишь в первую брачную ночь, а никак не раньше, так он и не стал ни о чём другом мечтать... Мужчина нервно поправил капюшон белой накидки. Золотой ускх едва ли прикрывал плечи от знойного солнца, и Амену думалось, что закрытая колесница была бы и ему в пору, но скрывать от глаз, согласно обычаям, следовало только его невесту. А Эвтида между тем чуть ли не умирала от скуки, сокрытая от солнца, неба, пейзажа и людей. Единственный человек, составлявший ей компанию последние несколько часов непрерывной езды и тряски – Реммао, дремал, подперев локтём голову. Выходящую замуж девушку должен сопроводить в дом мужа отец или брат, но у Эвы не было ни одного, ни другого, а воспитывалась она наставником, который по этой причине и получил добрую часть выкупа за неё – тяжеленный сундучок золота, увидев которое, его глаза заблестели. Иная часть выкупа мурчала под боком девушки, это был породистый кот в дополнение к уже имеющейся беспородистой кошке. Забавно, прямо как Эва с Аменом: один – благородный, выросший под крылом фараона знатный военный богач, а другая – сиротка, родившаяся в трущобах, а после выросшая в храме, обученная запрещённому ремеслу змеем-наставником. Но вместе они смотрелись на удивление гармонично. Ей так думалось. Последняя же часть выкупа за Эвтиду красовалась на ней самой. Дорогущий фиолетовый каларизис, жемчужный пояс, бесчисленное множество золотых и серебряных браслетов на руках и ногах вместе с одним обручальным, длинный полупрозрачный головной платок, скрывавший волосы, увесистые серьги и вуаль золотых монет на таких же нитях на лице, оставляющая на виду только выразительные глаза. Что касательно приданного Неферут, его, конечно же, совсем не было... почти. В тайне ото всех, в присутствии лишь наставника и Амена, Эвтида преподнесла своему жениху своё самое ценное сокровище. На бархатной ткани лежала маска шезму, щедро натёртая чёрным перламутровым обсидианом и украшенная драгоценными камнями – алыми, голубыми, синими. Наставник не скупился на свадьбу ученицы, один раз, так и быть, можно расщедриться. Мужчина нехотя принял эдакий «дар», хотя про ремесло своей невесты не желал и слышать, пусть и знал о нём давно. Вся эта предпраздничная суета, официоз, формальности душили Эву. Отказывая Амену в близости, она рассчитывала сделать томительное ожидание свадьбы слаще, поддразнить его, чтобы их первое соитие было даже страстнее, чем могло быть... Знала бы, в каком унынии и неудовлетворённости в итоге сама будет, устроила бы «первую брачную ночь» ещё до помолвки. Больше не выдерживая тишины и ничего не делания, Эвтида топнула ногой, будя своего сопутчика. — Реммао! Он вздрогнул, просыпаясь, и тут же недовольно поморщился. Пробурчал сонно: — Слишком шумная ты для невесты. Как в дом жениха приедешь, молчи, пока не спросят. Неферут насупила брови, совершенно не согласная с таким условием. Традиции и обычаи предписывали ей слишком скромное поведение. — Молчать? Да он решит, что ты язык мне отрезал! Наставник нарочито громко хмыкнул. От сна не осталось и следа, он уставился в стену, задумавшись, явно вспоминал что-то. — Может, и стоило бы... — он сменил тему, вторя своим мыслям. — Заявился эпистат ко мне, дескать, «На подопечной твоей женюсь», а подопечной этой духу не хватило самой признаться? Эвтида отвела взгляд. — Радовался бы, — сказала раздражённо. — Тебе за меня много золота отдано, да и смерть лишь благодаря мне избежал. Реммао не сдержал ироничного смешка. Наклонился к ученице и со снисходительной улыбкой заговорил: — Открой глаза, Эва. Если бы ни я, жила бы ты и дальше в нищите, — он откинулся назад, на спинку сиденья. — От тебя чёрной магией и не пахло, повезло просто, что потенциал в тебе разглядел. Выучил, вырастил, воспитал, в люди вывел... — его голос стал строгим и требовательным, он точно знал свои заслуги. — Да за мои труды того золота ещё мало будет. Будь благодарна. Эва тихо зашипела, не найдя, что ответить. Остаток пути они провели в гнетущей тишине. Девушка старательно сдерживала вызванные предсвадебным волнением и обидными словами слёзы. В Мемфис прибыли в срок, к вечеру. А на подъезде к дому Амена, когда Эвтида начала заметно нервничать, её наставник сказал со спокойной улыбкой, пропустив недавнюю словесную перепалку мимо, словно её и вовсе не было: — Эва, — она резко повернулась к нему, вопросительно глядя. — Я горжусь тобой. Её глаза расширились. Эти слова в свой адрес она слышала впервые и уже потеряла надежду их услышать. Сердце наполнилось теплом, она рвано выдохнула. Не верила, что заслужила гордость. — Что ты сказал?.. Повтори. Реммао поджал губы и отвёл взгляд. — Ты слышала. Колесница остановилась. У Эвтиды задрожали колени и вспотели ладони. Она с минуты на минуту должна была войти в дом своего мужа. Боги, она выходит замуж! Наставник вышел из колесницы первым и подал руку ученице. Она несмело вложила свою ладонь в протянутую и ступила за шторку, отгораживавшую её от внешнего мира. Перед восторженными глазами предстал большой, богатый, но ничуть не вычурный дом. Её семейный очаг. Эва шла к Амену на негнущихся ногах. Реммао передал её руки мужу, а он смотрел на неё с любовью и нежностью. Наставник, как тот, кто заменял Эвтиде родителя, имел право дать молодожёнам напутствие. Но он сказал лишь короткое: — Береги её. Эпистат без раздумий кивнул. Он будет беречь свою любимую. Она это точно знала. Поглощённая своими эмоциями, Эвтида не успела и глазом моргнуть, как сидела на кровати в теперь уже их с Аменом общей спальне. На ней была тонкая сорочка, а сама она улыбалась, предвкушая сладострастную ночь. Её муж должен был с минуты на минуту окончить омовение в купальне и прийти к ней, дабы наконец исполнить супружеский долг. Но кое-что стёрло счастливую улыбку с женского лица. Девушка вздрогнула, услышав низкий мужской смех. Из тёмного угла спальни к ней шагнул незнакомец. У него были красные волосы, ярко-алые глаза и острые уши. Мужчина открыто насмехался, подходя ближе. Эвтида испуганно отпрянула. Хотела было спросить, кто он таков и какое право имеет в покои верховного эпистата и его супруги заявляться, да не успела. Мужчина, ухмыльнувшись, остановился совсем рядом с ней, говоря с лёгкой укоризной: — Эва-Эва... неужели поверила? Она нахмурилась и спросила без страха, лишь с непониманием и сильной тревогой: — О чём ты? И кто ты такой? Незнакомец ухмыльнулся ещё шире, наклоняясь к Неферут, чтобы их глаза были на одном уровне. Все вопросы пропустил мимо ушей, продолжая: — Ладно свадьба – ты влюблённая, дурная... но Эва, серьёзно? — он склонил голову в бок, изучающе глядя. — Повелась на то, что твой наставник тобой гордится?.. Мужчина покачал головой. Эвтида смутилась, чувствуя что-то странное. — Я не понимаю... Я жду своего мужа. Красноволосый незнакомец расхохотался, а к девушке неожиданно пришло осознание. Её этот смех словно молнией прошиб. — Аш?.. — она зажмурилась, мотая головой, словно пыталась отогнать что-то. — Сет... что ты здесь делаешь? Она понятия не имела, откуда знает его имя, а он резко помрачнел. Его глаза светились красным от гнева, но говорил он спокойно и размеренно, несколько тише, чем прежде, пусть и с толикой пренебрежения. — Ну давай, ложись под него. Раздвигай перед ним ноги, как тогда, сидя у него на коленях. Мне твоя опытность только на руку, — он небрежно, властно, словно вещь, поднял на себя её подбородок кончиками пальцев. Теперь ей было искренне, до дрожи во всём теле страшно наблюдать, как его губы и брови скривились от ярости, направленной целиком и полностью на неё. — Но не смей питать надежды, Нефтида. Ты моя жена, моя супруга. Думаешь, он тебя полюбит? Примет такой, какая есть? Эвтида чувствовала, что он ей не чужой, а всё вокруг стало, напротив, казаться чужим. Её мир в пределах спальни рушился, трескаясь и треща по швам. Этот мир, который она сама и выстроила, померк, помутнился и едва не растворился, неспособный выстоять под натиском могущественного Сета. Он наклонился к ней как можно ближе, опасно нависнув и не оставив девушке возможности сбежать. От него бежать было некуда. — Так вот запомни, дорогая, — невесомое касание на подбородке сменилось грубой хваткой на скулах и худых щеках. — Даже в самой красивой истории, как бы славно она не складывалась, охотник убивает добычу. Всегда. По лицу Неферут покатились беспомощные слёзы. Она зажмурилась, защищаясь, отгораживаясь. Эва его ещё не понимала, но уже знала, что он прав. Сет терпеливо наблюдал за её печалью, слезами и жалобными всхлипами, за дрожью от его слов и беспощадного гнева. Плевать. Это пройдёт. Она усвоит данный ей урок. Поймёт, что жесток здесь не её настоящий муж. И что счастлива она ни с кем, кроме него, не будет. Ну что её в нём не устраивает? Чего она ищет на стороне? Он заботливо заправил за ухо растрёпанные девичьи волосы и заставил посмотреть себе в глаза. Сказал спокойно, даже нежно: — Понравилось разве жить в фальши, во лжи? Она отрицательно замотала головой, надрывно прохрипела, полная сожаления: — Сет... А сама не понимала, почему ей так жаль, отчего стыдно. Но умолять о прощении неизбежно хотелось. Мужчина холодно сказал, почти рыча, снова гневливый, разъярённый: — Думала, в сказку попала? В счастливый конец поверила? И равнодушно отпустил её. Дверь в спальню распахнулась, и в неё вошёл лжемуж Эвтиды. С хищной ухмылкой на устах, жестокостью во взгляде и хопешем в руке. Хотела в объятия охотничка, Меренсет? Так иди же. Сет не вонзал кинжал в её сердце. Это сделал Амен.

***

Эвтида села на кровати, просыпаясь. Заплаканная, разбитая, усвоившая урок. Эвтида никогда не была невестой. Она просто сразу стала Нефтидой – его женой. Она всё так же была в поселении близ Фив. Всё ещё принадлежала Сету. И она уж точно знала, чьи руки так заботливо и бережно уложили её обратно в постель со словами «Высыпайся, родная». Потому что любил её только он.