Глава Первая. Однажды в Касабланке
7 марта 2024 г. в 06:25
Фес, 4 января, 2000 год
Разноцветные платки висели выверенными рядами на пробковом дереве, покачиваясь легонько при дуновении тёплого южного ветерка. Казалось, здесь их с одной стороны не меньше сотни. Буйство красок. От рубина до нежного кораллового. С другой стороны — синий: мрачно-тёмный цвет разлитых чернил постепенно переходил к небесно-лазурному. Такая же история с бирюзовым рядом внизу, который превращался в зелёный, а затем в изумрудный. Кстати, любимый цвет её лучшего друга, который не разговаривает с ней уже как год.
Тут же рядом ткани солнечно-жёлтые и насыщенно-оранжевые, как солнце, прячущееся в дюны марокканской пустыни на закате.
Всё же Пэнси остановилась на тёплом цвете. Жёлтым платкам отвели место в самом краю. Пальцы легли на нежную ткань несмело; она боялась сурового взгляда толстой смуглой продавщицы с покрытой головой. Но больше всего — вопросов на неизвестном ей языке. По привычке, распробовав смелость на вкус, коснулась ткани решительнее, распахивая так, что диск солнца в зените тускло просвечивал сквозь ткань.
— Мне кажется, тебе подойдёт. — Уголок его губ робко скользнул вверх, задерживаясь в наглой ухмылке лишь на секунду.
Пэнси чуть было не подпрыгнула от резкого голоса Гарри. В руках его два пластиковых стакана с нарезанными дольками арбуза. Отросшая чёлка скрыла шрам от любопытных глаз, стёкла очков жадно блеснули в лучах полуденного света. На нём поло цвета тиффани, которое она быстро выбрала в дьюти-фри. В Марокко пришлось добираться магловским способом: порт-ключи в такие экзотичные места достать практически невозможно.
Паркинсон бегло глянула на девушек, спешно скользящих мимо в чёрных чадрах. Сглотнула. Ей с раннего детства знакома эта вороватая походка провинившейся, нашкодившей беспомощной. Идти так быстро, лишь бы не попадаться на глаза. Скорее спрятаться в самый дальний тёмный уголок. Будто тебя не существует.
«Сегодня ты была плохой девочкой, и дядюшка накажет тебя!»
Гул неразборчивого языка, как смешная песня. Солнце, гуляющее в пестрящих рыжим шкурках мандарина. Сотни людей в свободных причудливых одеждах. Ты здесь, Пэнси, — на рынке в Фесе, а не в мэноре, забыла?
Моргнув, она выдала, отбросив мягкую на ощупь ткань:
— Ты не сделаешь меня своей собственностью! Я никогда не надену платок на голову! Даже во время сексуальных игрищ.
Он раскатисто рассмеялся. Пара прохожих обернулись, окинув его скептичным взглядом. Поттер вальяжно подошёл к ней, вручил стаканчик, чтобы освободить руку и облокотиться на её плечо. Косясь на смуглую продавщицу, что не сводила с них презрительного взгляда, Пэнси сердито шагнула вперёд.
Гарри склонился к уху, игриво откинул пальцем короткую мешающую прядь и мягко промурчал:
— Детка, не обижайся… я не хотел тебя обидеть.
Она принялась ковыряться пластиковой вилкой в арбузных дольках.
Но ведь обидел, сам того не понимая.
— Наверно, арбуз слишком мелко для тебя… может, украшения посмотрим?
— Мне не нужны твои подачки! — выплюнула она.
Снова его прерывистая усмешка. Раздражает.
— Как хочешь… Знаю, что ты теперь самодостаточная леди и можешь позволить себе всё, но… разреши мне побыть… — Гарри сглотнул, — твоим волшебником, пока мы здесь, а не в Лондоне.
Это он так плавно намекнул о назначении Пэнси в аврорат. О том, как он орал до хрипоты, отговаривая её устраиваться в отдел расследований. Не хотелось снова думать: Гарри правда беспокоился о её безопасности или не хотел приближать к себе любовницу? А может, дьявол кроется где-то посередине? Впрочем, раз он задабривает сладкими речами, значит, смирился с её выбором.
— Ох, и балаболишь ты… — смягчилась она, ластясь к его руке, как мурлыкающая кошка.
— Значит, позволишь, Пэнс.
Его губы слишком близко к её щеке. Она забыла, что минут десять назад хотела есть. Дольки арбуза остались преть под солнцем. Гарри бесстыдно затолкал её в проулок.
— Нас же забьют здесь камнями за…
Не успела сказать — он жадно впился в губы, прижимая к холодной стене. Только Поттер умел целовать так остервенело нежно. Хотя, за свои девятнадцать, так и не удалось сравнить. Гарри был её единственным. Во всех смыслах. Вопреки всем сплетням, гуляющим по Хогвартсу, что в её постели побывал весь Слизерин… Гарри был первым. И сейчас, плавясь под его губами, верила — последним. Потому что такой большой любви, как он, в её жизни точно не может быть.
Через минуту, задыхаясь после страстного поцелуя, выпалил:
— Заклинание незримости, не слышала, нет?
Она не заметила, как рука её сжала поло Поттера в районе груди. Он зарылся в шею; отрывистые поцелуи блуждали на венке бьющегося пульса.
— Это не значит, что нам нужно трахаться здесь. Мы в чужой стране и должны уважать обычаи…
Он цокнул, прерываясь, отстранился. Даже через толстые стёкла очков видно, как закатил глаза.
— Тогда мы прекратим нашу прогулку по Фесу?
Пэнси нащупала его ладонь, сплела пальцы, потянула. Их руки застыли воздухе. Она делала так с детства. В принципе, этот невинный жест был первым жестом их близости.
— Но я не хочу домой так быстро, — надула она губки.
Он кашлянул, отрывисто качнув подбородком, указывая на бугрящуюся ткань штанов.
— Только потом вернёмся, ладно?
И хоронить себя на дне стакана.
Уткнувшись в бессмысленные отчёты, она принялась считать минуты до обеда.
Правда в этот вечер Пэнси не пошла знакомой дорогой в бар. Она вновь провалялась в кровати: на этот раз без бокала Мерло. Руби долго думала: что же ей делать со своей жизнью? Что она вообще может изменить? Какой найти смысл, кроме того, как катиться по наклонной, приходя изо дня в день пьяной на работу? Может, всё же переспать с Тео, намеренно забыв выпить зелье? Тайно забеременеть от него, родить? Тогда у неё будет хоть одна родная душа в этом мире, о которой она сможет заботиться?
Всё детство Пэнси была одна.
Или не всё?
Проваливаясь в сон, она вспомнила себя тринадцатилетней в гостиной Малфоев. Драко, Нарцисса и Люциус были её семьёй. Вот, она сидела на толстом ковре, опираясь спиной о старинный диван. Рядом — Драко. Голова Пэнси покоилась на его плече. Она всегда считала Малфоя братом. И никогда не представляла его в качестве своего мужа. Вот, он подал ей маленькую чашку, казавшуюся игрушечной. Отхлёбывая горячий чай, она украдкой любовалась Нарциссой. Даже в домашней, неформальной обстановке миссис Малфой выглядела статно и чинно. Мать Драко медленно гладила ладонь мужа. Оба, не моргая, смотрели на разведённый в камине огонь. Было хорошо и тихо. И, казалось, так спокойно будет всегда.
Закрывая глаза, Пэнси мечтала перенестись в Малфой-мэнор хотя бы на один вечер. Засыпая, думала, что сделает всё, дабы вернуть в свою жизнь этот дом.
Нет. Вряд ли семья Драко когда-нибудь простит предательство. Но в её силах создать свою семью, даже если она будет растить ребёнка одна. После победы над Волди это должно быть проще простого.
***
Конечно, в Фес они не вернулись. Да и не хотелось напрягаться, аппарировать, когда в десятке метров шумел Атлантический океан. Воды его ласково омывали берег, умиротворяюще шептали, баюкали, словно пели протяжную колыбельную. Колокольчики качнулись на ветру. Резкий поток воздуха распахнул полы шёлкового халата, обнажая ключицы и оголенную грудь. Пэнси затянулась, не смущаясь. Здесь только она и Гарри — стесняться некого. Дым глубоко проник в лёгкие и, расслабленно прикрывая веки, Пэнси откинула голову назад. Взгляд вперился в бесконечную ширь монохромной глади океана, сливающейся с безоблачным небом. Если бы происходящее снимали на плёнку, кадры вышли бы чёрно-белыми. С веранды открывался вид на шипящие, ударяющиеся о песочный берег волны. Где-то там задумчиво прогуливался Гарри. Сгорбившись, брёл, зажимая кулаки в карманах. Даже с такого расстояния она чувствовала тревогу и печаль, застлавшую его душу. Да, даже так далеко она предсказывала его настроения. Это нетрудно, если вы с детства вместе. На каком-то интуитивном уровне понимала, когда нужна, а когда подходить не стоит. Сейчас вот он бродит как в дурмане. Может, мысленно провалился не в самую лучшую часть воспоминаний. Пускай. Она уважала его уединение с прошлым. Ей тоже необходимо иногда оставаться со своим. Вот уж как полтора года кончилась война. Победа Ордена сорвала все фальшивые маски с невесты Драко Малфоя — Пэнси Руби Паркинсон. Визенгамот. Хогвартс. Хогвартс. Опять Визенгамот. Формально она доучивалась. По факту — не вылезала из подвалов Министерства Магии, давая показания. Она рассказала им всё. Не кривя душой, сдала каждого в Малфой мэноре. Но лишь одну тайну сохранила, спрятала глубоко-глубоко, чтобы ни один легилимент не достал: связь с Поттером. «Я никогда не предам тебя, Гарри!» — клялась она у Омута Памяти, едва разжимая окровавленные губы. — Я никогда не предам тебя, Гарри! — произнесла она в пустоту. Казалось, что ветер разнёс её шёпот вдоль пустынного берега. В тот же миг, когда слова слетели с губ, Гарри неожиданно поднял голову. Застыл. Отбросив окурок, Пэнси вспорхнула с дощатой веранды. Колокольчики за спиной продолжили игриво перестукиваться на шепчущем ветру. А она бежала ему навстречу с распахнутым халатом. Ступни утопали в песке. Чем сильнее ноги проваливались, тем выше она поднимала их. Впрочем, как всегда: чем сильнее их пытались развести, тем больше она сопротивлялась. Никто их не разлучит. По-крайней мере, здесь — в Марокко. Ни одна живая душа не догадается, где они. Пэнси может обнимать и целовать Гарри сколько душе угодно, не опасаясь Уизли, орденцев, всей драккловой Магбритании. Он принадлежит ей, а она — ему. Оттого их объятия так крепки, а губы остервенелы. Оттого, взявшись за руки, они, словно сбежавшие от всего мира дети, мчались вдоль липкого песчаного берега. Он толкнул её на скользкую поверхность огромного валуна. Навалился всем телом, прижал, исступленно впился в губы. Пэнси, дергая головой в сторону, вырываясь из плена, сладостно шептала: — Я никогда не предам тебя, Гарри! Я люблю тебя! Нарастающие волны бились о камень, разлетались, грохоча. Он властно схватил её за подбородок, впился снова, протяжно застонал. Прибой один за другим накрывал сплетающиеся тела на валуне. Из-за его шумной песни Гарри, вероятно, так и не расслышал слов Пэнси. А она, растворяясь в нём в который раз, забыла, о чём так заворожённо шептала минуту назад.***
Наверно, происходящее в домике, затерянном на берегу Марокко, Пэнси могла бы назвать счастьем. Тонкие-тонкие шторки, невесомые арабески хрустальных ваз, переливающиеся на белоснежной стене, струя дымящегося кончика сигареты. Его голая спина в россыпи родинок и шрамов с очерченными лопатками, чёрный вихор на белой мятой подушке. Вдруг его рука потянулась за очками. От резкого, пусть и тихого движения Пэнси вздрогнула. Поттер повернулся в её сторону. А она, укутанная с головой в одеяло, прищурилась, сделала вид, будто спит. То была ещё одна детская игра под названием: «Найди меня, Гарри». Ещё одно личное преимущество над Уизлеттой. Улыбка задела мягкие складки одеяла. Он надел очки. Взгляд его просиял, как только увидел её. Широко улыбнулся, протянул ладонь. — Так смешно один глаз у тебя торчит. Медленно пригладил её прядь к виску. Пэнси вынырнула головой из укрытия белых одеял. Без всяких сантиментов Гарри схватился за краешек одеяла, потянул его вниз. Волна мурашек обдала обнажённое тело Пэнси. Словно она оказалась голая перед ним впервые. Поттер перекатился ближе, застыв над её вздымающейся грудью. По правде говоря, они только и делали, что занимались любовью все эти дни. И Пэнси, не задумываясь особо, чувствовала себя счастливой. А другого не надо было. Казалось, впервые за всю жизнь пришло спокойствие. Она в точности могла бы предугадать происходящее через секунду: как Гарри остервенело приник к пульсу, пытаясь насытиться, напиться. Но то ли предсказуемость, то ли, драккл дери, пробудившийся из ниоткуда демон в её сердце, дёрнул за язык: — Когда ты уже бросишь Уизлетту? Он преобразился в лице. Как лепесток увядает без солнца, так потух и Гарри. Отполз назад. Ощутив, как холод прогуливается по телу, Пэнси прикрылась, натянув одеяло до подбородка. Дура! Какая же дура! Хотелось хлестать себя ладонью по лбу. Ещё сто раз пожалеет, что спросила! — Не начинай, а? Так хорошо отдыхали! — разочаровано прошептал Гарри, потупив взгляд. Его ответ возмутил до невозможности. Какой год повторяет, что с Уизли из жалости. Боится бросить, потому что Вислый закатит скандал. Боже, как он любил этих Уизли! Иногда ревновала Гарри ко всей семейке больше, чем к самой Джиневре. Пэнси капризно потянулась к одеялу, перекатилась в сторону, укуталась. Надула губы. — Я серьёзно. Сначала мы ждали конца войны. Столько лет… Потом конца суда. Вот уже как два месяца всё решилось. Но только не с ней. Видели бы вы, как лицо его осунулось. Он сгорбился, опёрся локтями о колени, принялся тереть костяшками ладоней лоб, причитать под нос. Вскоре она расслышала: — Понимаешь, всё так сложно. Всё невероятно сложно. — Не сказал, простонал. — Ты боишься, что Ви… Рональд, — издевательски поправила она, — закатит истерику? — А потом и вовсе потеряла сдержанность в своём тоне. — Ты боишься, что же подумает этот блядский… Вислый! Но не я… — Не называй так Рона. — Всё, что он мог сказать, поднимая раскрасневшееся лицо. — Ты продолжаешь трахать Джинни Уизли, — перешла Пэнси на крик, — тебя волнует мнение её брата?! Не моё, которая, драккл дери, ждет, пока ты уже наконец соберёшь яйца в кулак и перестанешь врать всем! Вывалив всё это, она отвернулась. Не сразу почувствовала, как в глазах застыли слёзы. — Твоя взяла, Пэнс. Мы вернёмся! И я всё расскажу ей. Вот увидишь. Пэнси тяжело сглотнула, глубже кутаясь в одеяло. Он скормил очередную ложь. Грёбаный победитель. А она, в очередной раз, проглотила её, не разжёвывая, давясь. Потому что деваться некуда: не будет же она вскакивать с постели, заламывая руки, устраивать истерику? За все эти годы Пэнси закатывала их, по меньшей мере, раз десять. И что ж поделать? Кидать вещи в раскрытый чемодан, искать способ попасть в аэропорт? Право, лучше ещё поспать. Там, может, окажется, что дурной сон приснился.***
Тёплый хлёсткий ветер размахивал занавесками. Она минут пять звала Гарри, но никто не откликнулся. Пэнси осталась одна. Вероятно, он снова ушёл в уединение, бродя по холодным берегам Атлантического океана. Пэнси надела новый комплект белья. Как же приятно касаться белых кружев! Никогда прежде она не думала, что Поттер так обеспечен. До конца войны считала Гарри бедным… да и, по правде говоря, деньги не были проблемой. Ровно до того момента, как Пэнси поняла, что осталась без семьи Драко, а к родному дядюшке не вернулась бы и за миллиард галлеонов. Короткое просвечивающееся платье стало лучшим выбором для сегодняшнего дня, в котором они опять будут ничего не делать, кроме как любить друг друга. Пэнси хотела было спуститься вниз по лестнице, сделать что-то быстрое и лёгкое на завтрак. Замысловато готовить не умела, скучала по малфоевским эльфам, которые вытворяли с едой невероятные вещи. Вдруг взгляд зацепился за некий предмет: чёрный краешек выглядывал из-под крышки тумбочки. Хмурясь, потянулась за ней. Повертела в руках. Коробочка. Маленькая. Чёрная. Бархатная. Пэнси думала, коробочка предназначалась ей. Звоночки из серии: «Ну погоди, это же сюрприз!» мозг отвергал нещадно. Впрочем, любопытство всегда брало над ней верх. Коробочка открылась легко, стоило лишь надавить слегка большим пальцем на замочек. На атласной белой подложке — золотая нить, искрящаяся в бледном свете пасмурного зимнего дня. Но не толстое плетение привлекает внимание — записочка. «И что он этим хотел сказать?» — подумала Пэнси, почему-то сдерживая улыбку. Развернула. «Мы росли столько лет вместе. Сражались. Побеждали. Но главное — любили друг друга. Позволь спросить: будешь ли ты моей женой, дорогая…» Пэнси всё же улыбнулась, прижав записку к груди. Встала на носочки, сделала пару неловких балетных «па», вскружилась. Неумело, «Нетехнично», — сказал бы Гордон — её учитель по танцам в Малфой мэноре. Боже, она года четыре уже не занималась балетом! Наконец-то он признал. Гарри созрел, чтобы наконец заявить: они вместе, и они поженятся. Представила, как самолёт приземляется в Лондоне, как они влетают в распахнувшиеся двери Министерства рука об руку. Вот уж у всех папки с документами попадают вместе с челюстями! Вдохновенная, откинула коробочку с ожерельем на постель, зажала записку между пальцев. Оперлась на ногу, согнула её в коленке. Отведя ногу назад, хотела сделать прыжок. Четыре года не занималась балетом… Вот уже в её воображении Гарри целовал её в щёку на глазах у всех, потом, показав всему Министерству, развернул к дверям. Они побежали в ювелирный под январскими кружащимися хлопьями снега. Она настолько счастлива, и в глазах всё так кружилось бы от счастья, что, кажется, будто хлопья летели наверх. Потом они долго-долго целовались бы за углом, сбивчиво обсуждая, как Гарри будет завозить к ней вещи — в маленькую съёмную комнатку в квартирке неподалёку от Сохо. Как же Пэнси Паркинсон счастлива… нет, не Паркинсон — Поттер! Перепрыгнув на другую ногу, развернула записку снова, прочитала уже вслух. — Мы росли столько лет вместе. Сражались. Побеждали. Но главное — любили друг друга. Позволь спросить: будешь ли ты моей женой, дорогая Джинни. Засмеялась. В её голове, уже помолвленные, они бежали по винтовой лестнице в квартирку под козырьком крыши. Прочь от галдящей улицы и завывающей метели. Хотели скорее оказаться в постели, согреться. «Джинни…» «Джинни…» «Джинни…» «Джинни…» Такая красивая картинка, нарисованная в её воображении, разбилась на тысячи осколков. Как рухнуло зеркало в Малфой мэноре за секунду, оставив перед ней деревянную раму. Ровно до этой секунды думала, что Драко, целующий грязнокровку в подвальной камере — предатель. Но он просто лапочка по сравнению с Гарри. Значит, «Клянусь, Пэнс, всё расскажу ей как вернёмся?» Какой же ты мудак! Пэнси схватила ручку, пьяным почерком написала позади смятой записки, предназначавшейся Уизлетте: «Вещи вышлешь в Лондон. Адрес знаешь. Не хочу видеть тебя. Можешь дальше делать вид, что не знаешь меня. У тебя это прекрасно получается. Пэ.». Казалось, её разорвало хлопком аппарации.***
Реальность напоминала третьесортный магловский фильм. Или странный видеоклип. Конечно же, Пэнси не знала, куда именно хочет аппарировать в незнакомой стране. Даже не понимала, получится ли у неё с первого раза без палочки. Лишь на вторую минуту пожалела, что не продумала в своём побеге ни драккла. В первую она просто рыдала, стоя среди улицы. Происходящее и правда какое-то дешёвое кино, потому что Пэнси Паркинсон стояла среди переполненной людьми площади под проливным дождём. Место не похоже ни на Фес, ни на Марракеш. Сотни людей в светлых закрытых чадрах сновали туда-сюда в попытках укрыться от дождя. Щёлки открытых тканей ощупывали её. Жёстко. Похотливо. Похабно. На третью минуту пребывания до неё дошёл масштаб трагедии. Она стояла босиком среди площади в коротеньком просвечивающем платьице. В стране, где у женщин права, как у кошек. Нарцисса и Снейп всегда твердили ей: «Импульсивность, Пэнси, сгубит тебя». Так и случилось. Стоя под ливнем, сгорбившаяся Паркинсон рыдала в кулак. Сколько она пробудет здесь, пока её схватит местная полиция нравов? Или какой-нибудь работорговец… Лучше в бордель, чем назад, к Гарри. Вернуться в коттедж у моря — высшая степень унижения. Грёбаный предатель. Над ней нависла тень. Заметила не сразу. Вздрогнула. Кто-то очень высокий встал рядом с ней. Ага. Кто-то уже пришёл. Пэнси украдкой мазнула по нему взглядом. Первое, что попалось на глаза — нелепые очертания чёрных пальм на белой льняной рубашке, белые длинные шорты. Неместный. Уже не боялась поднять голову и посмотреть на него без утайки. Застыла. Незнакомый широкоплечий европеец держал над ней зонт. — Проститутка? — непринуждённо спросил он. Пэнси выпала от такой наглости, не зная, что ответить. Прыснула. Мужчина вдруг скосил взгляд вниз, слово постеснялся свой же резкости. — Нет, — прохрипела она простывшим голосом. — Сбежала от парня. — Сколько ж ты бежала босиком, милая? — Он задумчиво осмотрел её ступни, а затем резко взял под руку и рывком притянул к себе. — Неважно, надо б тебе убираться отсюда! За мной! Он действовал уверенно. Даже если б не хотела идти за ним, возражать не смогла. Выхода нет, она сама загнала себя в ловушку. Страшно представить, что бы стало с ней минут через пять, если бы незнакомец не заметил её. Утащили с площади? Продали в рабство? Забили камнями? Только сейчас, оглядываясь по сторонам, заметила, как другие косятся на них, грубо перешёптываются, тычут пальцами. — Прикрыться бы тебе чем-нибудь, — недовольно бормотал незнакомец. Он так шёл, что Пэнси бегом за ним не поспевала, буквально волочил её, отстающую, со сбитыми в кровь ногами. Тут-то и дошло. Она рассмеялась, вдруг осознав: промокшее насквозь платье прекрасно просвечивало новое кружевное бельё. Они нырнули под козырёк крытого рынка. Дождь и ливень глухо били в хлипкую фанеру. Людей здесь не меньше, чем на площади. Даже больше. И все они безбожно толкались локтями. — Милая, не семени, а лучше ускорься, — бесцеремонно бросил он. — Я босиком вообще-то, — громко запротестовала она. — Точно! — воскликнул он. Развернулся на сто восемьдесят градусов, сильнее сжав её ладонь, нырнул в очередной проулок. Податливое тело словно бы не принадлежало ей, размякло, она машинально следовала за ним. Они влетели в огромное облако пара. Пэнси инстинктивно загородила нос локтем. К счастью, запах не был удушающим, лишь глаза слегка заслезились от кислого уксуса. Вдруг воздух запах пряными сладостями, паприкой и сыростью. Кругом десятки восклицаний на незнакомом языке. И ткани, снова яркие ткани, пусть их краски блекли в туманности дождливого вечера. Взгляд Пэнси едва ли фокусировался на чём-то одном. Незнакомец затолкал её в уголок. Спиной она почувствовала стык между неумело сколоченными коричневыми досками. Высокий мужчина загородил её спиной от толпы. В движениях его, подумала Пэнси, уж слишком много резкости, но отчего-то внутренний голос подсказывал ей: он и мухи не способен обидеть. Всё происходило слишком быстро, словно кто-то перемотал реальное время на двойной скорости: только головой вертеть успевала. Он накинул на её плечи и шею длиннющий платок, достающий до бёдер. Коснулась кончиками пальцев голубого муслина, задумчиво ощупала. Господи, в эту простыню можно обернуться ещё раз и… утонуть. Между тем она только заметила, как мужчина опустился перед ней на колени. — Ногу! — С этого ракурса она видела лишь его макушку. — Это ещё зачем? Незнакомец поднял голову и недовольно посмотрел на неё, сжал губы в полоску. Пэнси ощутила всю комичность ситуации. Мужчина весьма приятной наружности смотрел на неё снизу вверх, натягивая лёгкую туфельку на побитую о камни ступню. При том боли не чувствовала, хотя уж чего, а Гордон учил её бережно относиться к ногам. «Кто знает, может, танцы станут единственной вещью, которая прокормит тебя! Береги ноги, Пэнс!» — часто твердил учитель балета. Серые глаза продолжали буравить её. Взгляд заколдованный, полумёртвый, завьюженный. Пэнси смаковала тот короткий миг, в котором он отдавал всё своё внимание ей. Странно: даже не знала имени этого человека, а уже всё понимала про него. Билась об заклад: взрослому, на вид солидному мужчине, кошмар как неловко стоять на коленях перед ней. Но ведь продолжает смотреть в глаза, сжимая огромной ладонью маленькую ступню. Возможно, даже не осознаёт, что хочет её. Все они такие. Одинаковые. Этому страшно признать свою слабость. Потому и застыл изваянием. Вдруг он поднялся на ноги; встал, возвышаясь над ней. Пэнси вздрогнула. Лишь сейчас смогла разглядеть лицо: паутину морщин под глазами, бронзовую от загара кожу, резкие, притягательные черты лица. Пазл сложился: взрослый, властный, отдыхает в Марокко, с деньгами, значит. И безымянный палец без кольца. Она сама взяла его руку, хитро улыбнулась. Сегодня Пэнси Руби точно не будет ютиться на мокрой улице. Она пробьёт себе дорогу. Но начнёт с малого: уснёт в тёплой постели. Если повезёт, с этим красавчиком. Он невозмутимо выдержал её искрящийся взгляд ровно секунду и, не меняясь в лице ни на йоту, отвернулся.***
Тучи рассеялись. На потемневшем небе замерцали первые звёзды. Они вошли в двухэтажное помещение с узенькими окошками под потолком. Охрану миновали без трудностей. Тёмный непроглядный коридор с приглушёнными басами. Хоть глаз выколи. Массивные двери отворились. Музыка, которая секунду назад была приглушённой, стала рвать барабанные перепонки. Её начали грызть сомнения. Что-то пойдёт не так. Не в том смысле, что благосклонность незнакомца может оказаться обманкой. Скорее… Всё пойдёт не по тому сценарию, который она так тщательно расписала на улице. Десятки полуголых тел, толпясь, бесновались на танцполе. Группа на сцене — порядка десяти человек — играла красивую восточную музыку. Похоже на жгучую латину с восточным колоритом. Мужчина уверенно шёл вперёд, будто вся фривольность, творящаяся кругом, не касалась его. Здесь душно, но Пэнси колотило: платок, в который она куталась, впитал всю дождевую влагу. И как ей втихую наложить высушивающее? Он, казалось, чувствовал каждое её неловкое движение, хотя не оборачивался назад. Стопроцентно магл. Это, конечно, не мешает ему быть внимательным. Она бы тут же поняла, будь он волшебником. К сожалению, Пэнси знает всю сраную Магбританию, а вся сраная Магбритания знает её. Спасибо Ордену и «Пророку»! Он повёл её на лестницу. С трудом волоча ноги, Пэнси взялась за перила. Наконец поняв, что дальше она прекрасно справится, отпустил руку. Оглянулась кругом. Видно, здесь какой-то подпольный клуб: куча полуобнажённых туристов тусовщиков, обшарпанные кирпичные стены, блуждающий зелёный лазер. Мужчина уселся в дальний уголок и тут же закурил. Пэнси, трясясь от холода, опустилась напротив. Он даже не удостоил её взглядом, смотрел куда-то вдаль. Поёжилась. Драккл дери, могла же незаметно наложить на себя согревающее. Но тогда у магла возникнет вопрос, как она быстро согрелась. Не хватало потом ещё проблем на работе. Придётся прозябать. Мерлин, хоть бы он догадался заказать чаю! Вдруг на Пэнси накатила такая тоска. Они с Гарри никогда не будут вместе. Расшибись хоть в лепёшку, не бросит Джинни. Получается, все эти годы он лгал? Чтобы та шпионила на благо Ордена? Предавала своих близких? Защищала старую задницу Дамблдора, заложив при этом Люциуса, Нарциссу и Драко? Нестерпимо грустно. Пэнси сжала кулак, поднесла ко рту. Завыла, горько заплакала. Рыдала с минуту, когда вдруг услышала его голос: — У тебя кто-то умер? Смешно. Настолько выпала из реальности, что забыла о нём. — Вы смеётесь?! — Руки её рухнули на стол. — Нет, абсолютно, нет, — громко выдохнул он. Пэнси подняла взгляд и пригляделась к собеседнику. Было что-то чертовски притягательно-эстетичное в том, как он курил: корпус слегка наклонён, локоть на столе, кисть расслабленно вытянута. Он монотонно подносил пальцы с зажатой сигаретой к губам, затягивался, не разрывая зрительного контакта. Пэнси вдруг прекратила рыдать, а принялась наблюдать, молча вытирая слёзы. Стало интересно: а у него всегда такие загадочные глаза, занесённые поволокой? То ли всё безразлично ему, то ли, наоборот, так глубоко размышляет над чем-то. Или отражение гуляющего клубящегося дыма создает такой эффект? Тогда он спросил приторно-сладко, будто разговаривал с ребёнком: — Что же ты тогда убиваешься? — Мой парень мне изменяет, — выпалила она, снова заплакав. Гарри всегда изменял ей. Ничего не оставалось, как смириться и слепо верить, что когда-нибудь он отважится бросить Джинни. Наивная дура. Если не убиться, то разрыдаться! — Всего-то, — ответил незнакомец, приподнимая брови. — Обидно, что такой красивой девушке, как ты, изменили. Но у тебя куча шансов начать всё заново. Уж больше, — он загадочно понизил голос — почти зашептал, — чем у других. «Других?» Пэнси показалось, что она плохо расслышала вторую часть предложения. — Что? — переспросила, шмыгая носом. Незнакомец вкрадчиво улыбнулся, сминая окурок. В серых глазах продолжала гулять дымная поволока. Словно он смотрел на неё сквозь толщу воды. — Зачем рвать волосы на голове, если лицо твоё так молодо и прекрасно? — Чего? — Пэнси всё ещё искренне не понимала, что он имеет в виду. — Сколько тебе лет? Если бы Паркинсон в данном моменте своей жизни была бы мудрее или ей задали этот вопрос где-то через год… непременно пожурила: какого чёрта он спрашивает у женщины такое? Сейчас же у неё нет и единой мысли, чтобы парировать ему. По его тону явно чувствуется: он вообще не воспринимает её серьёзно. Ребячится, словно разговаривает с девчонкой-подростком. — Девятнадцать. И что? — Моя дочь старше тебя. — Он снова опёрся щекой о руку. — И что с того? — Перепалка с незнакомцем слегка раззадорила бунтующую натуру. — Она бы не плакала, если б ей изменили? — Хороший вопрос. — Уголок его губ потянулся вверх. — Надеюсь, что научил Анастейшу достаточно хорошо любить себя, чтобы та не истерила от выходок кавалера. — Я — сирота, — плюнула Пэнси, нагло потянувшись к пачке сигарет, лежащей среди стола. — Никто меня не научил… «Любить себя», — хотелось ей закончить, но она лишь вложила сигарету между губ. Не особо задумываясь о последствиях, зажгла кончик невербальным. — Соболезную. — Лицо незнакомца потускнело. Казалось, будто он не сочувствует, а задумался: почему кончик сигареты загорелся сам. Может, он… маг? Никаких Анастейш в Хогвартсе не помнит. — Незнание не освобождает от ответственности, — усмехнулся он печально, — слышала, так говорят? Нет, магл, однозначно. Потому не знает она таких выражений. — Ты уж не обижайся, — слышалось по тону: хочет обидеть, — только ты сможешь взять себя в руки и не распускать сопли по парням, которых у тебя будут ещё десятки. Шокированная его наглостью, Пэнси курила и курила, не чувствуя насыщения. — Ты куришь не взатяг. Так нечестно! — с лёгкостью отметил мужчина. — Я сейчас встану и уйду! Вы — нахал! — Право, не стоит такой красивой девушке плакать, курить и… обижаться. — Тон его явно смягчился. Сейчас вот он не паясничал, а был предельно серьёзен. Он становится всё интереснее и интереснее. При том, что даже не представился. Казалось, даже щёки Пэнси запылали, выдавая жгучий интерес. Любыми манипуляциями следовало бы это спрятать. — Вы подкатываете ко мне? — Хмуря брови, Пэнси наконец-то откинулась на спинку стула. Он отзеркалил её движения, располагаясь на своём. Слегка развёл колени, усевшись удобнее. Лицо оставалось невозмутимым. И тут до Пэнси дошло: это не Гарри, не какой-нибудь сверстник типа Тедди… этот игрок ей не по зубам. — Как я уже говорил, ты младше моей дочери. Да и посмотри на меня, — усмехнулся он, — уже пора внуков нянчить. — По вам не скажешь, — вырвалось у Пэнси, но одёргивать себя не стала. Она снова отметила его красоту: острые выразительные скулы, притягательные глаза. Русые отросшие волосы в стрижке, весьма сбавлявшей возраст. В то же время не выглядел молодящимся; на бакенбардах едва ли проглядывалась седина, которая не выдавала, — подчёркивала зрелость. И если у него появилась когда-то дочь, вероятно в те годы он выпускался из школы. Или хорошо сохранился. «Блестящая генетика», — как любили говорить Малфои. Строен, не хуже авроров из спецотрядов: может, тренируется каждый день? Большинство его сверстников с обрюзгшим пузом в одном ряду с ним не стоят. Чертовски высокий, чертовски красивый, чертовски притягательный. В довесок, говорит, что она неинтересна ему. Почти прямым текстом: мы из разных миров, родная. — Я сказал, что хотел сказать. Ты смотришь на жизнь с одной плоскости. Я говорю, что вижу прекрасную молодую девушку, которая зря тратит время на слёзы. Ты опять-таки воспринимаешь это с парадигмы, как вы выражаетесь, подката. Не поверишь, среди всех них, — он поднял руку и указал в сторону нижнего танцпола с разгорячёнными туристами, — которые только и думают о том, чтобы потенциально друг друга трахнуть, я хочу… просто утешить. Вот это времечко, конечно, — печально усмехнулся, возвращая руку на колено, — во всем видят корысть. Ей бы хотелось парировать. Нечем. Сказать, приукрасить, как друг детства, которому верила всецело, ради которого рисковала жизнью… попрал её любовь. Правда в том, что она прекрасно понимала свою жертву. Возможно, в глубине души отдавала отчёт: в конечном счёте, Гарри останется с Уизли. Но продолжала упорно строить замки из воздуха: что, возможно, когда-нибудь Поттер осознает широту её любви и жертвы. Раз она помогла ему выиграть войну, что ей стоит построить с ним семью, создать уют? Был бы незнакомец волшебником, выдала бы ему всё как на духу. Наверняка он иностранец: говорит по-английски хорошо, но со странным акцентом. — Даже сказать нечего, — пожала плечами Пэнси, — наверно, пора идти мне… — Куда, милочка? — Он опёрся о подлокотник и задумчиво коснулся пальцами виска. — Чтобы тебя снаружи сожрали за короткое просвечивающееся платье? — Нет, конечно, — буркнула она. И принялась пошло и откровенно шутить. В своём стиле: — Когда шла за вами, думала: мы переспим в номере, и я хоть где-то переночую. Он рассмеялся. — Стало быть, ты разочарована, что не интересуешь меня. Что молодость в данном случае — не твое преимущество, а недостаток… — Господи, Боже, милостивый Аллах, — Пэнси шутливо сложила ладони, комично вперив взор в потолок, — как бы мне хотелось родиться на пару десятилетий раньше, чтобы переспать с… кстати, ваше имя? Но он филигранно съехал с ответа, опасливо осмотревшись кругом. Её сарказм здесь не оценят. Убедившись, что никто, кроме него, не услышал шутку Пэнси, спокойно продолжил: — Я ценю твою искренность. И она располагает к тому, чтобы быть честным. Я неплохо обеспечен и в состоянии оплатить ночь в хорошем отеле для тебя. И не только. Ешь, пей, веселись, сколько душе угодно. А утром… полетишь в… — В Лондон? — Скрывая удивление, она натянула улыбку. Он кивнул. — Что же за добрый волшебник мне попался? — Один из самых амбициозных. Да, я оплачу твой билет в Лондон. А сам со спокойной совестью, что не оставил девушку прозябать на улицах Касабланки, понежусь пару дней на зимнем солнышке и улечу в Париж. С высокой долей вероятности мы никогда не пересечёмся в этой жизни, да и смысла тосковать друг по дружке нет. Этим вечером между нами ничего не случится. Пэнси была ошеломлена. Настолько, что забыла об истлевшей между пальцев сигарете. Она вдруг ощутила, как по телу прокатился холод. И вспомнила — платье её насквозь мокрое. Оставив окурок в пепельнице, встала, одёргивая и без того короткую юбку. Уловила, как мужчина замер, пристально следя за ней. — И всё же, могу ли я узнать имя своего спасителя? — Пусть твой спаситель останется инкогнито, — незамедлительно выдал он. Уверенно, пусть на дрожащих ногах, она подошла к нему, наклонилась и крепко-крепко обняла. — Моё имя Пэнси Руби, — прошептала она, — надеюсь, monsieur инкогнито, когда-нибудь я смогу хорошенько отблагодарить вас за доброту.***
Лондон Зал Министерства сиял изумрудом, напоминая блёклую гостиную Слизерина. Все зрители этого маскарада, уверена Пэнси, сдали свою душу дракклам, расписываясь за удостоверение министерской змеи. Быть ей одной из них до скончания жизни, пожалуй. — Рональд Биллиус Уизли! Глуповатая улыбка, всклокоченные, как после удара током, волосы, засаленный пиджак. А все и рады — расступились перед храбрящимся индюком, чуть не кланяются в ноги. Пружинистой походкой он взошёл на подиум, начищенный до блеска. Лавировал, будто скользил по льду. Кусок идиота. А он и рад: улыбка до ушей, когда на грудь цепляли орден. Сиял, купался во вспышках колдокамер. Следом сестрёнка — Уизлетта. Происходящее действо для Пэнси хуже собраний Лорда, что уж там, пожалуй, лишь детство в Паркинсон мэноре сравнится по масштабам бедствия с формальным присутствием на награждении орденцев. Виляя бёдрами, во всем обтягивающе-чёрном, рыжая поднялась на пьедестал. Пэнси смотреть на неё не могла — косилась на чужие затылки. Начни разглядывать Уизлетту, не сдержится, подумает о плохом. А там, гляди, и рука дрогнет над стаканом её тыквенного сока в министерской столовой. — Почему бы и нет? Пренебрежительный тон, скрещенные на груди руки и чёрная, волочащаяся по гладкому полу, мантия. Рядом с ней возник призрак Северуса. Учитель презрительно оглядывал собравшихся, не шелохнувшись. — Сделай это, Руби! Через мгновенье Северус шептал ей на ухо; а длинные чёрные волосы, пахнущие почвой и гнилью, свисая сальными нитями, касались плеча. — Ты же знаешь, что надо смешать. Знаешь, что… это стоит того. Конечно, Снейп сделал её первоклассным знатоком по изготовлению зелий. Он научил Пэнси всему, что знал. Без труда бы у Паркинсон получился эликсир, капля которого убивала бы Джинни медленно, несколько месяцев. Чахла бы незаметно, в то время, как колдомедики Магбритании разводили руками, гадая: что же происходит с невестой легендарного Поттера? Соблазн велик. Есть ли смысл? Гарри ведь догадается сразу, чьих рук это дело. Все рукоплескали Уизлетте. Пэнси стояла ни жива, ни мертва, стремительно бледнея. Даже призрак Северуса покинул её. Прихвостни Ордена поднимались на сцену один за другим, аплодисменты долетали, как сквозь толщу воды. Чжоу Чанг все вылазки отсиживалась в штабе, но даже ей прицепили орден! Не потеряй слух от заполонившего шока — своё имя бы Пэнси точно не расслышала. Положи она жизнь за грёбаного Поттера — никто бы не внёс её имя в списки посмертно награждённых. Она была предательницей по статусу крови. Как и грязнокровки ничтожествами для Волди. В чём тогда равенство, за которое они так горячо боролись? Пэнси выбрала сторону Поттера когда-то. Но сторона Поттера не выбрала её. Знай, что всё так кончится, вышла бы в шестнадцать лет в окно. Однако сегодня не оставалось иного выхода, как снова напиться.***
Со временем жить с болью учишься. Хочешь — не хочешь, а идти дальше приходится. Но стоило признать: у Пэнси существовать с разбитым сердцем получалось… не совсем успешно. Ещё несколько дней после возвращения из Марокко, голову не покидал тот незнакомец. Чтобы добраться до аэропорта в тот день пришлось всё же надеть паранджу, хотя она устроила Гарри концерт, не соглашаясь ни за что надевать чадру. И вообще, какая к дракклу разница, что Пэнси там заявляла ему! Обещания аннулировались в тот день, когда она решила подглядеть содержимое злосчастной коробочки с ожерельем. Не то, чтобы она начала сохнуть по незнакомцу, который вытащил её с мокрой площади… Одиноко распивая Мерло в кровати со скомканными одеялами, напоминающими миниатюрные с высоты полёта горы, гадала… где бы сейчас была, если б хватило харизмы заманить его в свои сети. И вообще, кто он, драккл дери, такой? Не может он быть просто обычным маглом! Часами она пялилась в пустые белые стены, по которым бликовали тусклые лондонские фонари. Какой ей нужно стать, чтобы такие мужчины клевали на неё, как на первоклассную наживку? Она старалась думать о чём угодно, лишь бы не о предательстве Гарри. Впрочем, скоро стенания ей наскучили. Тогда-то на горизонте нарисовался… Угадайте, кто? Тедди, мать его, Нотт. После войны он не мог найти себе места. Драко — она могла лишь строить предположения — злился, что Нотти виртуозно миновал суда. Хотя она и Тедди сдала вместе с его помешанным на Лорде папашей. Нотт-младший из-за своей мягкотелости и стойкой пофигистичности во время войны обошёлся малой кровью, старший — отправился на каникулы в Азкабан. Парадокс в том, что Тедди по отцу не убивался. Тедди вообще непростой человек, душа у него — потёмки. Представьте парня сухого, поджарого и высокого. Со свисающими чёрными локонами. Он загадочно сидел за барной стойкой, задумчиво склонив голову. Невинный как у щеночка взгляд блуждал где-то за горизонтом, в ожидании той единственной, пока бледное личико купалось в круге белых софитов, а где-то вдали, на фоне, маячил красно-демонический, будто бы обступая Тедди. Его длинные пальцы рисовали узоры на запотевшем ото льда стакане, он подносил его к потрескавшимся губам и проглатывал терпкое содержимое. Откидывал голову, тягуче растягивал губы в улыбке. Наверно, лишь драккл знал, о чем тогда думал Нотт. На том моменте в баре появлялась Пэнси. Она шла к нему покачивающейся походкой, чётко держа в голове — Тедди не ангелочек. На первый взгляд, он — пай-мальчик. А на самом деле, только завидев издали, воображает, как она выглядит голой, прикидывая, какими верёвками будет связывать. Пэнси даже уверена, этот дракклов извращенец уже заботливо приготовил и разложил на кровати свою хитровыдуманную утварь. Она ясно понимала: спать с Ноттом не собирается. Тедди же глупо надеялся на уединение с ней, но отдавал отчёт — вряд ли получится. Они договорились давно и на берегу. Нотт любит плётки, верёвки, все эти приблуды. Пэнси не то, чтобы неприятно, — неинтересно. Столько лет она любила Поттера. Секс между ними был чувственным и нежным. И в девяти из десяти случаев хватало риска. В любой момент их могли застать — случилась бы катастрофа и никакой Obliviate не помог. Они ходили по лезвию ножа в те ночи, когда на Гриммо все спали… Страшно было, конечно, и никаких других ухищрений не требовалось, чтобы разнообразить близость. После войны, как-то валясь в постели с Поттером, они долго вспоминали то время, как что-то глупое, наивное, детское. Сейчас же те ночи на Гриммо превратились в пустые бессмысленные воспоминания. Но всё чаще и чаще они проникали в барные разговоры после бокальчика-второго. Она выкладывала Тедди всё, как на духу. Тот делал вид, что ему интересна вся эта рефлексия, в надежде отшлёпать её. Они пили, с грохотом опрокидывая стопки на засаленную поцарапанную стойку. Зажимая дымящиеся сигареты между пальцев, окутанные табачным дымом, звонко смеялись. Настолько громко, что все оборачивались, щурились. В какой-то миг реальность превращалась в туман, а вечерние разговоры с Тедди стирались из памяти, словно под Obliviate. Утром она находила себя с размазанной тушью на мятой подушке. Благо, в своей крохотной комнатке, благо, без синяков на ногах, благо, без характерной боли в тазу. Конечно, в первую очередь Пэнси рассказала Тедди о незнакомце, который оплатил ей перелёт домой. — А шмотки как твои? — изогнул бровь Нотт. — Как Потти их тебе передал? — Прислал. На записочке только адрес написал. — Шумно выдохнула Пэнси через нос, сжимая губы трубочкой и протяжной струёй выпуская сигаретный дым. — Даже не знаю, а что можно написать в таком случае. «Извини, дело не в тебе и нам пора расстаться?» Тедди закатил глаза. Кажется, он подвёл нижние веки. — Я думаю, что с удовольствием трахнула бы того француза, — горько чмокнула Пэнси. — И почему ж он отшил меня? — Тебе секса не хватает, что ли? — Тедди подвинулся к ней, пьяно и нелепо стреляя глазами. — Ты знаешь, это легко исправить. Паркинсон пихнула его в плечо, но не отодвинулась — лишь напряжённо втянула шею. Нотт, нависший над столиком, не шелохнулся. — Ты не отшиваешь меня, малыш, наоборот — липнешь, как муха на дерьмо. Неинтересно. Нотт икнул, тоскливо опираясь на правую руку с зажатой дымящейся сигаретой. — Он даже курил изящно, эстетично, как настоящий француз, а у тебя, прости, Тедди, вид побитой собаки, уставшей от жизни. — Кто бы говорил… — фыркнул Нотт. Пэнси пропустила шпильку Тео, продолжая говорить о своём: — Ты не понимаешь, это другой тип мужчин. Такой загадочный, изящный… и наверняка, он умный. Да и деньги там не проблема. А это капец как важно, в Сохо просто так не поживёшь, Тедди. — Знаю, детка… Всё имущество Ноттов отсудили в пользу Магбритании. — Раз у меня не получилось с Поттером, я вот всё размышляю, как упростить жизнь? Как не видеть рожи Хелен и Артура каждый день… Я с Гарри была готова всё делить. Что бы он ни сказал, сделала, понимаешь. Но как бы я хотела того, кто дал бы мне всё, что я хочу. А не наоборот. Давать, давать, ему столько лет, что бы он ни просил… Вдруг Нотт загоготал. Так грохочущее страшно, словно сам дьявол. Настолько сильно, что даже голову назад откинул. А она только и видела, как гуляло по шее его адамово яблоко. — Ты… — начала неуверенно, — нормальный вообще? Но смех его нарастал. И от злости этого тембра спина Пэнси покрывалась громадными мурашками. Пьяной и развязной ей стало неловко от десятка вытянувшихся вокруг лиц. Да так, что захотелось под землю провалиться. Тедди, словно заряжаясь её растерянностью, обрастал силой — продолжал гоготать. Вдруг резко опустил голову и сощурил глаза до щёлок, хитро вперившись ей в лицо. — Пэнси, дорогая, ничему тебя жизнь не учит! Тебя кинули, а ты… надеешься прилипнуть к взрослому мужику, — прыснул он, — даже если он бросит всё, чтобы ухватиться за остатки своей, — он согнул указательный и средний пальцы, пародируя кавычки, — увядающей красоты, пытаться молодиться и быть таким классным рядом с такой миленькой девятнадцатилетней особой… Ты думаешь, всё просто? Ответ Пэнси придумала быстро. Главное, слова её были честны и откровенны. — Да, Тедди, очень хочется, чтобы в кои-то веки хоть что-то в моей жизни было просто. — Мир не вертится вокруг твоих желаний, сладкая. От того, что ты хочешь видеть его героем — он им не станет. — Какой же ты зануда, Тедди. — Она чиркнула зажигалкой кончик сигареты и спешно затянулась. — Даже помечтать нельзя. — А всё начинается с того, что вы, милые дамы, мечтаете о невозможном, ищите недостижимого идеала, принца на белом коне. А сердца ваши заволочены болью. Дикой болью. Поэтому секс, Пэнси, чистый секс между мужчиной и женщиной намного честнее, — щелкнул он пальцами, — никаких обязательств, условий. — Я уже поняла, что в любовь ты не веришь… — И это ты мне говоришь! Где там твой Поттер? Нотт был жесток. Но, прежде всего, он оставался честным. — У меня должна быть хоть какая-то надежда! — Глаза её налились пьяными слезами. — Надежда на то, чего не существует! — Он приблизился к ней на опасно близкое расстояние. — Я чувствую твою боль, Пэнс! И я готов забрать её. Я не колдомедик, чтобы лечить. И не обещаю, что всё будет приятно. Боль, считаю, надо лечить только болью. Потом станет легче, обещаю. Он вдруг схватил её за запястье стальной хваткой. Она поперхнулась дымом, ощущая смертельный лёд его пальцев вокруг пульса. Словно охлаждающее заклинание пустили по венам. — Пусти меня, — немного повременив, — не понимая, почему, — отняла руку. На душе остался неприятный осадок. Но более ни слова почему-то Пэнси не могла вымолвить, чтобы приструнить или осадить его. Потирая запястье, окликнула официанта. Она продолжила пить с Тео до глубокой ночи.***
Утром голова гудела, словно её трансфигурировали в улей с тысячей пчёл. Трясущимися руками, распахивая отслаивающиеся дверцы шкафа, Пэнси кляла себя за то, что пила ночью огденское без остановки. Пальцы с облезлым красным лаком машинально потянулись к белой рубашке. В глаза бросились глубокие вмятины на рукавах, и вдруг заметила, что они слишком велики. Она провела ладонью по ткани, и в памяти снова воскресла площадь Гриммо. Он выбирался из их укрытия — шкафа — профиль его осторожно входил в круг света, который орденцы не гасили в гостиной даже по ночам. Наспех застёгивал белую, смятую рубашку. Это было в ночь нового девяносто восьмого года. Орденцы устроили бал в честь его возвращения: Гарри только вызволили из Малфой мэнора. Снейп просил её не появляться. Мол, слишком опасно, отсутствие Пэнси легко заметят в мэноре. Но не будь она Руби, чтобы слушаться. Ей было плевать, что на этом празднике жизни она — лишняя. Что сраные орденцы презрительно обступали её. Миг, когда Гарри будет смотреть лишь на неё, настанет, твёрдо была уверена она. В те минуты, когда они трогали друг друга в шкафу, ей так хотелось перенестись в безмятежное будущее, где их никто не преследовал, где не стоило пугаться за свою безопасность. Пожалуйста. Будущее, в котором она прижимает его рубашку, рыдая на полу, наступило. Все жертвы — зря.***
— Ну, и где твою задницу носит? Да, да, Арти, и тебе привет. По лицу Артура Макмиллана можно было определить смазливого мальчишку. В прошлом. Причина воздыханий доброй женской половины Хогвартса лет двадцать назад скрылась за густой порослью бороды и отросших волос. А вот надменности ему не отбавлять. И в то же время — услужливости. Рядом с главным аврором, Фаларисом, Артур резко превращался в подстилку. — Поди снова напивалась в баре. — Презрительная усмешка и надменный взгляд через отросшую чёлку. Хелен. Поддакивающая Артуру полторашка. Состояние Пэнси можно было описать одним словом: убиться. Словно внутренности перемололи в кашицу. Поттер. Похмелье. Осознание отсутствия всяческих перспектив. Но больше всего давило присутствие этих двоих низлов. Паркинсон села за свой стол, надеясь, что стопка неразобранных бумаг скроет её помятое лицо от ненавистных коллег. Минут тридцать она пыталась наколдовать гламурные чары, стоя у зеркала, но перед глазами всё предательски плыло. Всё, чего ей сейчас хотелось больше всего — выпить. Потому что огневиски приносил разрядку, заставляя если не летать на крыльях, легко парить. Всё теряло смысл и становилось таким лёгким, безмятежным после стаканчика-второго огневиски. Даже Тедди Нотт — приятным собеседником. Скорее бы кончился этот день, настал вечер. Тогда они с Тео вновь пропустят по стакану огденского. Когда-то Гарри — замруководителя оперотдела — очень боялся, что Пэнси устроится в аврорат. Говорил, видите ли, место опасное. Ага. Она целыми днями только и делает, что перебирает бумажки! Хотя трудится в одном из самых ответственных отделов — отделе расследований. Видимо, больше опасных дел, которые попадутся ей, Гарри боялся подпускать Пэнси близко к себе. Склоняясь над очередной кипой, Паркинсон глухо усмехнулась. Текст предательски двоился в глазах. Она на автомате потянулась к ручке тумбочки. Слепо пыталась нашарить пятернёй флакончик с антипохмельным. — … как думаешь, Фалариса отставят? — Сколько можно уже перестановок, Хелен? Перемывка костей главного аврора не интересовала Пэнси. Ничто не интересовало её сильнее собственного несчастья и отчаяния. Оно было океаном, на горьких волнах которого Руби плавно качалась. Нет, не умела она жить с разбитым сердцем. Пятерня всё ещё не могла найти нужный флакончик. Пэнси лениво откинулась назад, глянув в ящик. Пусто. — Скорее его переведут в департамент невыразимцев, — предположил Артур. — Кстати, оперотдел ставит на то, что Фаларис станет главным невыразимцем. По пять галеонов каждый. Одно ясно: там ближе кресло министра. Политические интриги тоже не интересовали Пэнси. В ящике нет антипохмельного. И весь мир сузился до одной проблемы. Она беззвучно чертыхнулась. Придётся в обед бежать к Малпепперу. — Надеюсь, наш новый руководитель, кто бы он ни был, проведёт чистку рядов и уберёт самых бесполезных, — наигранно вздохнула Хелен. О, Пэнси понимает, о ком эта стерва говорит. Нет, такое нельзя пропускать мимо ушей. Паркинсон собрала остатки воли в кулак. — Если он ещё будет. — Неуверенно прочистила горло, но выглянуть из-за кипы бумаг не решилась. — О, Паркинсон! Протрезвела! — съязвил Макмиллан. И тут до Пэнси дошло. Она осеклась. Да, она чувствует себя суперхреново. Но неужели это замечают все окружающие? Неужели те косые взгляды в коридоре, что она ловила по дороге в кабинет, не случайны? Мерлин, да, у неё похмелье! Но неужели её хреновое состояние буквально написано на лице? — Надеюсь, новый главный не любит жополизов, — зло выпалила она, взявшись за ноющую голову. Прошипела: — Тогда ты, Артур, полетишь в первую очередь. Макмиллан мрачно усмехнулся, Хелен, разглядела она, шокировано оторопела, раскрыв свои и без того круглые, выпученные глаза. Корпус Арти оставался обездвиженным, двигалась лишь рука. Он взял со стола первый попавшийся лист. — Как думаешь, Паркинсон, сколько ошибок ты сделала? — Одни губы его строго шевелились. — И что скажет Фаларис, если я ему это покажу? А я покажу ему эти каракули. И что ей ответить на это? Внутри Пэнси жили смутные подозрения, что она работала в отделе не благодаря упорству и внутренней силе, а благодаря Гарри. Именно он замолвил Кингсли за неё словечко, а Кингсли — Фаларису. Хотелось ответить Артуру многое. Что она выиграла эту войну, что благодаря её усилиям, он вообще стоит здесь, а не гниёт на кладбище. Притворяясь хрупкой ученицей Снейпа и глупенькой невестой Малфоя, она под носом Лорда проворачивала такие схемы, что ни одной министерской крысе не снились. Да, она была героиней. Но героям после войны свойственно становиться слабыми от осознания, что они никому не нужны.***
Грядущий день обещал много сюрпризов. Запирая дверь своей комнаты, Пэнси услышала странный шорох в коридоре. Прищурившись, глянула на соседскую дверь. Та была полуоткрыта. Откровенно говоря, она не интересовалась другими квартиросъёмщиками. В огромной квартире она никогда не пересекалась с остальными постояльцами. Сейчас же вдруг стало интересно, кто будет делить с ней угол. Раз уж она собралась жить здесь не одна. Она заглянула в полуоткрытую дверь. И ахнула. По комнате летали коробки. Неужели кто-то из волшебников? Может, даже из своих? Пэнси шагнула в проход. Комната была ещё пустой — лишь запечатанные коробки перемещались из стороны в сторону в хаотичном порядке. Никого из людей здесь не было. Как вдруг раздался знакомый голос, который она тут же узнала: — Пэнси! — Милли? Она развернулась назад и влетела в объятия старой знакомой. Когда-то они были дружны, впрочем, как с Дафной и Асторией. Многое, конечно, изменил суд. Все друзья прошлого фактически отреклись от Пэнси, взяв выжидательную паузу во время разбирательств. Но, видимо, не все, раз Миллисента была так рада видеть её. — Ты как? — спросила Паркинсон первой, потому что меньше всего сама хотела отвечать на этот вопрос. — Всё супер! Рассталась с одним и решила начать новую жизнь, сняла комнату, а тут… такой приятный сюрприз! — Миллисента отстранилась, ласково погладила её предплечье. — У тебя как? Где ты сейчас? — В аврорате. — Милли чуть напряглась, но не выдала себя. — В отделе расследований. — Ух, ты! — Булстроуд и правда удивилась. — Мне кажется, Пэнс, ты была создана для борьбы со злом. Милашка Милли всегда выделялась среди остальных слизеринцев. Поначалу она производила впечатление весьма закрытой и даже грозной барышни. Возможно, лишний вес так сильно влиял на её образ. Однако у Милли было чему поучиться. За немногословной личностью скрывалась девушка, обладающая невероятной любовью к жизни и неиссякаемым позитивом. Она всегда эффектно красилась и стильно одевалась. — Может, помочь чем? — плюнув на то, что в очередной раз опоздает на работу, спросила Пэнси. Ей просто хотелось побыть рядом с Милли, зарядиться той положительной энергетикой, которая буквально витала вокруг неё. — Разве, что совсем чуть-чуть. А то на работу опоздаешь, — предусмотрительно подмигнула Милли, взявшись за коробку. Волшебная палочка заклинанием разорвала скотч, в воздух взлетела всякая мелочёвка. — Зря я эту коробку вскрыла! — досадливо вскрикнула Милли. — Надо было для начала стеллаж собрать. — Ничего, — Пэнси взялась за палочку, — запакуем обратно. Как вдруг среди мелких статуэток кошек, блокнотов в мягких обложках, перьевых ручек, возник свежий номер «Ежедневного пророка». Пэнси скривилась: её любимейшая газетёнка. Она уже было хотела заколдовать вещи Милли назад в коробку, как вдруг застыла. И призвала газету к себе. — Что там такое? — обернулась Милли, которая уже во всю занималась распаковкой стеллажа. Пэнси чувствовала, как от лица отхлынула кровь. В комнате Милли хозяин предусмотрительно отключил отопление на ночь. Но Руби стало дико жарко. Ровно как тогда, когда она попала под дождь в Касабланке. Первая полоса газеты во всю трубила о том, что главный аврор Фаларис возглавит департамент невыразимцев. А на его место временно исполняющий обязанности министра магии назначил нового управленца, который прибудет сегодня в Министерство прямиком из Парижа. И его лицо, Пэнси клялась Мэрлином, она бы узнала из тысячи. На первой полосе тот самый незнакомец, оплативший ей номер в отеле и билет до Лондона, загораживался от вспышек колдокамер. А прямо под этой иллюстрацией крупный шрифт: «Гастон Дюваль — новый глава аврората». — Провалиться мне сквозь землю! — Пэнси стало настолько жутко, что она прижалась спиной к стене и потихоньку сползала вниз.