Дочь папиного друга

Как просто и легко было его не замечать, не думать, не помнить, выкинуть из головы. А теперь Итан был повсюду. Сколько лет, в конце концов, прошло. Он был старше неё, она была... Моника была малявкой, заучкой в очках, знающей три языка уже к десяти годам. И, казалось, что только она одна и видела его до всей этой известности. Их отцы были знакомы. Несколько раз она видела его в детстве. Она видела эту четвёрку, когда гуляла по Риму, ещё до ТОГО САМОГО ЕВРОВИДЕНИЯ. И по отдельности, и всех вместе. И они были охренительны. Это весь мир узнал про них только в 2021 году. А Италия сходила с ума со времён X-фактора. Те, кто хотел сходить с ума. Частные школы – частными школами, а развлекаться ей никто не мешал. Ему было шестнадцать, а ей тринадцать. Моника себя ненавидела, как и почти любая девочка в том возрасте. Глазища на пол лица, руки-ноги как палки и ни одного изгиба. И та нелепость… Как можно было попасть в мужской туалет в тринадцать? Просто потому, что пошла за «девушкой» в клубе, а девушка оказалась вовсе не девушкой, а улыбчивым парнем. Хотелось провалиться со стыда. За тупость – особенно. Три иностранных языка в десять лет? Нет, это никак не прибавляло мозгов. Итан повёл себя нормально, вежливо, но со стыда всё равно всё горело и, она думала, уши вообще отвалятся, обуглившись от такого позорища. Моника потом просто присматривала за группой. Радовалась успехам как своим. Чувствовала какую-то дурную причастность. И как можно реже старалась вспоминать, как видела почти голого взрослого парня в сортире какого-то римского клуба. И точно уже неясно, то ли придумала себе, то ли там и правда было на что посмотреть и не только. Моника потом размышляла над тем, что её первый парень уступал в этом смысле Итану. А потом… потом был две тысячи двадцать первый год. И скрыться от голого Итана стало практически невозможно. Стало невозможно не фантазировать. Гифки, фан-видео, рассказы. Это валилось на Монику отовсюду. А ей не надо было представлять, она видела. Почти трогала. Правда, за плечо, когда робко дотронулась, чтобы спросить где нормальные туалеты. (До сих пор хочется зарыть лицо под подушку, сгореть в огне какого-нибудь мимо пролетающего феникса, что ли). А Монике уже не тринадцать, Монике двадцать, Моника может попасть куда угодно и никого не спрашивать. Моника смотрит эти бесконечные видео Итана и Дамиано. Или ревнует, или хочет быть Дамиано. Или Итаном. Моника почти чувствует эти касания на своей коже. Все. Их миллионы, этих женщин, которые хотят этих двоих. Ей хочется сжимать задницу Итана, хочется облизывать его. Хочется так же бесстыдно целовать с языком на виду у толпы. Хочется с силой проводить ладонью у него между ног и чувствовать под пальцами крепкую эрекцию. Папа как-то сказал, чтоб она не вела себя как тупая группи из семидесятых. Она погуглила. Монике нельзя, у неё папа дипломат. И вся жизнь тоже под прицелом камер. Всё должно быть прилично. А тело Моники горит неприлично, когда она видит его с Дамиано. Они никогда не должны были пересечься. Никогда. Монике двадцать. Моника стоит в туалете хорошего бара, в который пошла с друзьями. Моника видит крашеные белобрысые волосы, забранные в небрежный пучок и чёрные глаза, на скуластом лице. С каким-то блядским макияжем и в непонятной одежде. А Моника – в светлом облегающем платье до колен с открытыми плечами и кудрями, рассыпанными по спине. И понимает, что он её узнал. Непонятно как. Не должен был. У Моники появилась грудь и прибавилось ещё десять сантиметров в росте, но даже на каблуках она ниже него. - Я тебя помню,– жар залил её щеки, - девочка из бара. Моника, не так ли? - Мы ведь не знакомы, - шелест вместо голоса. - Мой отец знаком с твоим. Дочь лучшего друга, почти то же самое, что и сын маминой подруги. Ты выросла. - Ты тоже. Минута молчания и просто взгляды в зеркале. Моника даже не поняла, как он приблизился к ней, только ощутила, как его руки, те самые руки, о которых мечтают миллионы, оказались на талии. Как костяшки стали гулять вверх-вниз по её рёбрам, нежно, почти невесомо. Оставалось только наблюдать, как Итан отвёл прядь волос и широко лизнул её шею от основания к уху. Только не закрывать глаза, думала Моника, только не закрывать. Магия кончится, она проснётся. Магия не заканчивалась. Моника чувствовала, как тело начинает гореть от его близости, когда напрягаются соски, как становится жарко между ног. Как тело наливается слабостью. Как девочка из хорошей семьи растворяется в зеркале. - Нам нельзя, - шевеление губ в отражении. А руки Итана уже ласкают её грудь, а пальца сжимают торчащие соски. На грани боли, но Боже, какой приятной боли, желанной. - Нам можно всё. Итан развернул её спиной к зеркалу, задрал узкое платье и стянул с неё промокшие трусики. Пошлая мечта миллионов фанаток. И в этой мечте он крепко берёт за руку и ведёт за собой к чёрному выходу. На удивление, на улице никого нет. Они садятся в машину и едут. Итан не даёт ей прийти в себя. Тут же обнимает на заднем сиденье и перетягивает на свои колени, задирая платья до талии. Монике хочется, чтоб он её поцеловал так, как целует Дамиано, но её голова откинута на итановское плечо, а его рука ласкает между ног. Там всё мокро и влажно настолько, что она не знала, что вообще способна на такое возбуждение. Нигде ни слова о том, что Итан может или хочет с девушками, но он ласкает её так, что нет никаких сомнений, что Итан знает что делает. Моника пыталась, честно пыталась заглушить рвущиеся наружу звуки, прикрывала рот руками, но он забрал у неё и это. Он просто накрыл её рот своим, а горячий язык творил что-то невозможное. Невозможно пылать ещё больше. Невозможно просто трахаться с Итаном на заднем сиденье авто, когда их везут… - А куда мы едем? - Уже приехали… Дурной сон, это должен был быть самый сладкий дурной сон. - Ущипни меня! - Зачем? Но он сделал так, как она сказала. - Ай, больно! - Сама попросила… - Не сон… Как так вышло?.. - Я просто тебя помню. А потом Итан подхватил её на руки и понёс по лестнице. Не важно: гостиница, дом, съёмное жильё. Сейчас неважно. Важно, что когда захлопнулась дверь, с Моники слетело платье. Важно, что когда захлопнулась дверь, Итан снял штаны. Важно, что Моника запрыгнула на него и обвила ногами за талию, наконец-то почувствовала его горячий член у себя между ног. И нет, она ничего не придумала, когда ей было тринадцать. Он был восхитительным. Везде. Он был восхитительным, когда она трахала его сидя на нем сверху, он только немного помогал держать ритм. Он был восхитительным, когда брал её сзади, а она чуть шире разводила бёдра и приподнимала задницу, чтобы ему было удобней, и он мог проникнуть в неё ещё глубже. Он был восхитителен, когда у неё уже всё болело, а он отлизал так, что ей казалось, что она умерла и попала в рай. Он был восхитителен, когда уже на рассвете она стояла на коленях у него между ног и не могла насытиться его вкусом. Он был прекрасен, когда после, уже днём, после завтрака и душа они просто валялись на кровати и гладили тела друг друга. Без шёпота и обещаний. Закат стерёг их. Следующее утро было началом нового тура. Он был Итаном. Она была Моникой. Дочерью лучшего друга отца Итана. Для всех. Друг для друга они были мечтой.