Овсянка, сэр!

Можно купить огромный дом и назвать его Малфой-мэнором, можно распускать слухи, что твой пращур сватался к английской королеве – но все это не могло изменить того, что Малфои были семьей богатой, но незнатной, и даже домового эльфа у них никогда не было. Домового эльфа купить было нельзя, домовых эльфов осталось мало, и ни один из хиреющих аристократических родов не продал бы своего верного слугу – хотя бы потому, что нового достать было негде. Канули в лету те времена, когда в зените была слава Блэков, Лестранжей и Розье, когда их огромные лакейские напоминали фермы домовых эльфов – да в те времена Малфоев, пожалуй, и в лакейские эти не пустили бы. Последним местом, где домовые эльфы размножались, был Хогвартс – еще отец Люциуса, Абраксас, пробился в попечительский совет Хогвартса с целью как-нибудь умыкнуть из Хогвартса домового эльфа, сам Люциус расстался с мечтой о домашнем обучении, чтобы помочь отцу в этой затее, но все было напрасно, эльфы так и не шли Малфоям в руки. Даже в начавшуюся гражданскую войну, во время которой прервалось несколько старинных родов, Малфоям не удалось разжиться домовым эльфом – эльфов из опустевших домов забирали дальние родственники погибших, а Малфоям доставался шиш. И вот наконец, когда война, казалось, была уже закончена, Люциусу повезло, и у него появился домовой эльф! Абраксас Малфой, чьи дела постоянно расстраивала война, к тому времени совсем извелся и безвременно почил, и Люциус остался главой дома – с молодой женой и даже с домовым эльфом. Так что Люциус гордился собой и в душе называл себя лордом, пока ему не пришло в голову, что, прежде чем начинать наслаждаться жизнью, ему еще нужно не сесть в Азкабан за свои делишки на службе у павшего Темного Лорда. Разумеется, Люциус был уверен, что выкрутится – он же Малфой, он же богач! – и эти его горделивые размышления были прерваны комком какой-то слизи, упавшей за завтраком в его пустую тарелку. - Что это, каша, что ли? – спросил Люциус, брезгливо поджав губы. - Овсянка, сэр! – возгласил новый домовой эльф Малфоев таким торжественным голосом, словно он объявлял о прибытии королевы. - Послушайте… - ошарашенно пробормотал Люциус, у которого от зычного голоса домового эльфа зазвенело в ухе, иначе он никогда не стал бы обращаться к домовому эльфу на вы. – Послушайте, как вас там… - Добби, сэр! - Добби, а нет ли чего-нибудь другого? Ну не знаю, котлеты, мясо? - Мясо будет к обеду, милорд! – с достоинством ответил Добби и попал в слабое место Люциуса: как и каждый, не имеющий титула лорда и его не достойный (как, например, лорд Вольдеморт), Люциус очень хотел, чтобы его именовали лордом. Лорд Малфой! Лорд Малфой… Люциус замечтался и съел всю овсянку. Повторять этот подвиг Люциусу с тех пор пришлось ежедневно, и он утешал себя только тем, что Нарцисса теперь счастлива: конечно, в отсутствие домового эльфа Нарциссе не приходилось стряпать, у Люциуса всегда была кухарка и пара слуг, но всех их Люциус подбирал где-нибудь в Лютном переулке – волшебный мир был невелик, о приглашении в Малфой-мэнор магглов, даже на роль слуги, не могло быть и речи, и выбирать Люциусу было не из кого. Подобранные в Лютном переулке люмпены были неловки, вороваты и порой нахальны – Нарциссе приходилось самой составлять меню, постоянно производить инвентаризацию кладовых, а мать Люциуса была вынуждена уличать воров, бранить нерадивых и постоянно кого-то выставлять прочь. Зато теперь! Теперь у Люциуса был по-настоящему верный, хорошо вышколенный слуга, который останется в доме на десятилетия… Люциус проглотил еще одну ложку овсянки, которую Добби готовил на воде и почти без сахара… и Люциусу захотелось хлюпнуть носом. Нарцисса тем временем с достоинством ела свою овсянку, и Люциус мог только заключить, что любовь к овсянке аристократам прививают с детства. Постоянная овсянка на завтрак была одной из самых назойливых, но и самых небольших проблем Люциуса: волшебный мир все никак не мог успокоиться после войны, и стоило Люциусу открутиться от последствий своего членства в Упивающихся Смертью, свалив все на Империо, как начинался процесс над Сириусом, кузеном Нарциссы. Сириусу приписывали членство в Упивающихся Смертью, Люциуса подозревали теперь в покрывательстве родственника, и все проблемы Люциуса начинались сначала. Стоило закончиться процессу над Сириусом, как Беллатрикс, свояченица Люциуса, попадалась прямо в процессе пыток авроров, и Люциуса опять таскали в аврорат, допрашивали, грозили ему, потом Люциус на ватных ногах снова брел к деловым знакомым отца за заступничеством… - Силы небесные, - пробормотал Люциус, вернувшись домой вечером одного из подобных дней. – Я за эти месяцы от страха выпил больше, чем за всю предыдущую жизнь! Люциус потянулся к своему тайному шкафчику, чтобы снять напряжение уже привычным способом, но шкафчик неожиданно оказался заперт. Люциус погремел ключами, попробовал один и другой, потом попробовал Аллохомору, потом пару заклинаний позаковыристее. Шкафчик так и оставался закрытым, и Люциус в отчаянии уперся в стену головой. - Это я запер, милорд! – раздался у Люциуса за спиной зычный голос Добби, от которого Люциус уронил ключи. - Ну так откройте, Добби! – приказал Люциус, а Добби только скептически наклонил голову. – Откройте же, черт возьми! Возможно, следующим утром Люциусу и стоило бы раскаяться в своей вчерашней настойчивости, но, по своему обыкновению, Люциус винил в своем плачевном утреннем состоянии судьбу-злодейку, дурацкое Министерство, чертова Лорда, но никак не свою невоздержанность в выпивке. - Ваш завтрак, милорд! – возгласил Добби, и Люциусу показалось, что у него в самом прямом смысле раскалывается голова, на две равные половинки. - Что вы все кричите, Добби, кричите? – простонал похмельный небритый Люциус. – Что здесь, глухие, что ли, собрались? А потом Люциус глянул на свою тарелку и с огромным трудом преодолел тошноту. - Овсянка, сэр! – всё в том же регистре провозгласил Добби. Нелегко жить в доме со слугой, который постоянно противоречит хозяйской воле, но еще горше – когда твоя собственная семья ополчается против тебя. Мало было того, что Нарцисса ничуть не возражала против вечной овсянки на завтрак – когда в следующий раз Люциус почувствовал, что нуждается в помощи из своего шкафчика со спиртным, он вновь нашел его запертым. - Послушайте, Добби, перестаньте запирать все время этот шкаф, - потребовал Люциус, когда дозвался Добби. – Вы же ставите меня в неловкое положение. - Хозяйка Нарцисса не велела открывать этот шкаф, - твердо сказал Добби. - А я велю этот шкаф открыть! Но Добби не двинулся с места. - Прелесть какая! – не удержался Люциус. – Нет, мне, право, интересно, что вы, домовики, делаете, когда хозяева дают вам противоположные приказы. - Чтобы разрешить противоречие, Добби обращался к хозяйке Урсуле, матери хозяина Люциуса, - сообщил Добби. – И хозяйка Урсула тоже находит, что хозяину Люциусу не следует много пить. Так жестокая судьба заставила Люциуса терпеть на трезвую голову жизнь со своевольным домовым эльфом и двумя не менее своевольными дамами. Нарцисса прекрасно уживалась со своей свекровью, и за спиной у Люциуса они приходили к общему мнению, не ставя его об этом в известность. - Добби! – требовал эльфа среди ночи Люциус, и Добби тут же возникал перед ним. – В доме кто-то плачет? - Это плачет наследник Драко, милорд, - докладывал Добби. – Хозяйка Нарцисса уже навещала его. - Так почему же он по-прежнему плачет? - Потому что еще не понял, что это бесполезно, милорд. Люциус не разделял строгих аристократических методов воспитания и вообще был сентиментален, компенсируя этим жестокость и прагматичность своей деловой жизни. Он бежал к маленькому сыну, думая по дороге, что Добби за его равнодушие к наследнику Малфоев следовало бы убить – но намерение это никогда не претворялось ни в какое действие. Это Блэкам в старину вольно было отрубать домовым эльфам головы и прибивать их над лестницей, у них эльфов было много и в те годы становилось только больше, а у Малфоя домовой эльф был единственный, доставшийся ему с огромным трудом. Именно эта единственность и неповторимость и спасла Добби на следующий раз, когда Люциус застал его в ночи показывающим в окно знаки зажженной свечой. - Добби, что ты делаешь, мерзавец?! – вскричал Люциус. - Не спрашивайте меня, хозяин Люциус, не спрашивайте, это не моя тайна, - ответил Добби, а Люциус увидал, как из леса рядом с его усадьбой подают ответный сигнал. - Какой негодяй! – возмутился Люциус. – Ты замышляешь что-то против меня – против меня, твоего хозяина! Ну подожди же, сейчас ты узнаешь, за что меня ценил Темный Лорд! Вероятно, перепуганный и злой Люциус был действительно страшен, потому что Добби все же частично сознался в содеянном. - Это просто оборотень, милорд, - признался Добби. - «Просто оборотень»? – переспросил Люциус, ему одновременно хотелось плакать и смеяться, как сумасшедшему. – Ты подманиваешь «просто оборотня» к дому с маленьким ребенком? К дому, рядом с которым ежедневно гуляет старая женщина, моя мать? «Просто оборотень»! Матерь Божья! – и Люциус закрыл руками лицо. - Это очень хороший оборотень, он никому не причинит вреда, - объяснил Добби. – Когда Темный Лорд собирал под свое начало оборотней, этот оборотень отказался воевать вместе со всеми. Так что теперь ему совершенно некуда пойти – ни люди, ни оборотни его не принимают. Я по ночам выношу ему еду, когда он находится рядом, и после этого он уходит на несколько дней. Неизвестно, что ответил бы на это Люциус, если бы успел вернуть себе способность связно мыслить и говорить – но ему это не дала сделать неизвестно откуда взявшаяся домовичка, кинувшаяся к его ногам. - Сэр Люциус, милорд, я вам лгать не буду. Впрочем, если в этом и есть что-то дурное, то накажите лучше меня, а не его. Его избаловали с детских лет, ему потакали во всём. И, конечно, он вообразил, что ему всё дозволено. Что весь мир существует только для его удовольствия… - Я ничего не понимаю, - признал Люциус и сел на пол. - Он разбил материнское сердце и смешал семейное имя с грязью. Чем дальше, тем хуже и хуже. Что его спасло от поцелуя дементора? Только милость Божья! - Я ничего не понимаю, - в отчаянии сказал Люциус с пола и посмотрел на Добби. – Добби, я ничего не понимаю. - Сэр Люциус, милорд, если б вы только знали, какой это был чудный ребенок. Я могу показать вам его портрет в детстве… - Не надо мне ничего показывать. Я не хочу... - Настоящий ангел. Он просто попал в дурную компанию… - Это Бини, милорд, - наконец вставил свое слово Добби. – Домовой эльф семейства Блэков. - Ну очень хорошо, - сдался Люциус. – Ну и что? - Она очень хочет, чтобы Сириус Блэк выбрался из Азкабана, - пояснил Добби. – И тогда Сириус встретится с нашим оборотнем, и им обоим не будет так одиноко. Тогда они отсюда уйдут – скорее всего, навсегда. - Нет, это замечательно, - пробормотал Люциус. – Уйдите с глаз моих долой, оба. Иначе дальше вы расскажете мне, что вы собираетесь организовывать побег из Азкабана, потом прятать в моем поместье беглеца… Я запрещаю вам, слышите! После такой ночи Люциус наутро почувствовал, что больше он не может оставаться в этом сумасшедшем доме, в который Малфой-мэнор превратился после появления в нем Добби. С утра Люциус принял ванну и выпил чашечку кофе, весь день после этого он прятался в своем кабинете, а вечером проскользнул к оранжерее, намереваясь срезать там цветов и закатиться к певичкам и шампанскому хотя бы на пару дней. Дверь в оранжерею тоже была заперта, и, так же как в случае со шкафчиком с выпивкой, Люциус никак не мог ее открыть. - Добби! – позвал Люциус отчаявшимся голосом. - Хозяйка Нарцисса велела не открывать оранжерею, - доложил явившийся на зов Добби. – Она сказала, что орхидеи еще не зацвели. - Орхидеи еще не зацвели, - повторил Люциус, ему опять хотелось одновременно плакать и смеяться. – Что бы это значило? - Не зацвели – и всё, - отрезал Добби, но потом, видя потерянное выражение лица своего хозяина, все-таки смягчился. – Время ужина уже прошло, хозяин Люциус. Но Добби может провести хозяина Люциуса на кухню и накормить. - И что же у тебя там есть? – спросил Люциус, мысленно прощаясь с красотками и шампанским. - Овсянка, сэр! Немудрено, что запутавшийся и растерявшийся Люциус отправился за советом туда, куда он без этого и носа бы не показал – в мрачный особняк на площади Гриммо, фамильную твердыню Блэков, где хозяйством правила Вальбурга Блэк. - А, Люциус! Хорошо, что пришел, - сказала еще энергичная Вальбурга, выходя Люциусу навстречу – она всегда считала, что люди появляются перед нею только затем, чтобы ей услужить. – Расскажи-ка мне, как мой старший сын, Сириус, верно служил Темному Лорду. Ведь не просто так он загремел в Азкабан? Должно быть, он был у вас на хорошем счету. - Я расскажу, - пообещал Люциус, известие о том, что Сириус принадлежал к Упивающимся Смертью, его ошарашило, оно казалось ему совершенно невероятным, но ошарашивало его в последнее время много что, и Люциус решил всеми силами держаться того, за чем он пришел. – Тетушка Вальбурга, я хотел вас спросить… - Какая я тебе тетушка? – обрезала его Вальбурга, Люциуса она по происхождению, да и по силе характера, ставила ниже любого Блэка. – Я свояченица тебе, и то не по своему выбору. А раз хотел спросить, то спрашивай. И Люциус спросил, вернее, рассказал – сначала кое-что, потом еще немного, а потом почти все, благо что Вальбурга его не перебивала, только любовалась на него как на редкий экземпляр бестолочи. - Бини! – крикнула Вальбурга, когда Люциус выдохся, и перед Вальбургой появилась та самая домовичка, которая недавно ночью кидалась Люциусу в ноги со своим путаным рассказом. – Это верно, что ты собралась выручать Сириуса из Азкабана? - Да, добрая госпожа! – расцвела неуместной для столь опасного предприятия улыбкой Бини. - Я сниму с тебя голову и прибью ее над лестницей! - Спасибо, добрая госпожа! - Видел, как надо? – спросила шокированного Люциуса Вальбурга, Люциус-то не знал, что Блэки водружали над лестницей головы самых заслуженных домовых эльфов, умерших в глубокой старости и окруженных при жизни почетом за долгую службу и за безупречную верность. Люциус мог бы и догадаться до чего-то подобного, заметив, например, что лица всех эльфов над лестницей уже дряхлые, но Люциус настолько плохо разбирался в эльфах, что даже не мог определить их возраст по их вечно морщинистым физиономиям. - Я выслушала тебя, Люциус, - строго сказала Вальбурга. – Теперь ответь на мой вопрос, - и вслед за этим Люциусу был учинен форменный допрос, в ходе которого Вальбурга лучше любого аврората выяснила, что Сириус не был Упивающимся Смертью и не предавал Джеймса и Лили. - А что мне делать с моим эльфом? – пробормотал Люциус, которого, как всегда после допросов, прошиб холодный пот и почти не держали ноги. - Как твоего эльфа зовут? - Добби. - Уши такие длинные, у одного кончик вниз загнут? – уточнила Вальбурга. – Это не твой эльф, это Поттеров эльф. Отпусти его. Отпусти! Конечно, Люциусу не хотелось снова нанимать в услужение отребье из Лютного переулка и уже тем более объясняться по этому поводу с женой, но слова Вальбурги о том, что Добби – эльф Поттеров, предоставляли Люциусу огромный простор для того чтобы выкрутиться – и перед женой, и перед собой. Добби мог шпионить для Дамблдора! Добби мог специально травить Люциуса овсянкой! И этот странный оборотень, которого Добби привечает… На этом месте Люциус понял, что по крайней мере самого себя он напугал достаточно, и отпустить Добби стало казаться ему единственным выходом. Но ведь… - Я уже пытался пригрозить Добби тем, что подарю ему грязный носок, - поделился своими опасениями Люциус. – А Добби ответил: «Добби будет тогда свободный эльф!» – и глянул на меня так, словно он тогда меня не убьет, но покалечит или серьезно поранит. - Ну отдай его юному Поттеру, - порекомендовала Вальбурга, коротко вздохнув. – А я, так уж и быть, возьму у тебя Добби на передержку, пока ты Поттера ищешь. Я этому Добби быстро привью правильные понятия! - Но ведь род Поттеров прервался, - растерянно пробормотал Люциус. – То есть никого, кроме мальчика, в волшебном мире не осталось, да и мальчика тоже нет… Как же его разыскать? - Ты у нас такой дурак по субботам или как? – потеряла терпение Вальбурга. – Наверняка у той грязнокровки, на которой женился Джеймс, были родственники. Вот их и ищи! Приступить к поискам Гарри Люциус долго не мог, потому что был сильно занят: сначала, отправив Добби к Вальбурге, он искал новую кухарку и нового дворецкого, потом прятался от жены, которая в первый же день сломала зонтик об лысую голову дворецкого Флетчера, потом долго бился с чарами, наложенными Добби на шкафчик с выпивкой и так и не снятыми… Наконец Люциус одолел необычные эльфийские чары и решил немного отдохнуть, и после этого наутро вместо зеленых чертей перед ним появилась Вальбурга Блэк. - Мне нужны от тебя деньги, - потребовала Вальбурга. – Выполни свою часть брачного союза, Люциус – помоги семье добиться справедливости. - Много? – спросил Люциус то ли про деньги, то ли про справедливость. - Пятьдесят тысяч галеонов. - Пять… пять… десят! – икнул Люциус. – А вот не дам! Эльфа отняли, теперь последние гроши отнимают! Я что, этот… монетный двор? - Так ты отказываешься помочь семье? – угрожающе произнесла Вальбурга. - Отказываюсь! – храбро сказал Люциус, он в этот момент даже не боялся того, что Вальбурга вернет ему Добби – деньги Люциусу всегда были дороже, и для их защиты он мог проявить и храбрость, и изворотливость. К тому же его семья – это жена и сын, а не бесконечные свояки, сидящие в Азкабане… - В таком случае род Блэков справится и без тебя! – провозгласила Вальбурга и воздела правую руку. – А на твой род я призываю проклятие: огромная черная собака, похожая на Грима, будет преследовать тебя и твоих потомков. - Беспалочковая магия, тьфу, ересь какая! – ответил Люциус, но уже после того, как Вальбурга ушла – и немедленно выпил. Ночью Люциусу, правда, приснился странный сон о большой черной собаке, в котором он расклеивал на стенах домов в Хогсмиде объявления с собачьей мордой и надписью «Разыскивается», но Люциус ото сна отмахнулся. А неделю спустя Люциуса, сидящего в кабинете, настиг замогильный, с переливами, собачий вой. Люциус кинулся к окну и увидел исчезающую в саду огромную черную собаку. Потусторонний вой изводил Малфой-мэнор битый час, и наконец Нарцисса не выдержала и распахнула окно. - Замолчи! Заткнись! – бесстрашно закричала Нарцисса исчадию ада. – Ребенка уже разбудил, охламон! В ответ на это собака залаяла, и ее лай был до жути похож на человеческий смех. Самой важной наградой для домового эльфа является любовь его хозяина – каждому эльфу хочется чувствовать себя нужным, и нужным не для хозяйственной необходимости или для престижа: верные маленькие слуги претендуют на место в хозяйском сердце. Но зато магии домового эльфа, который добился хозяйской любви, нет почти никаких преград – удивительно, как у этих маленьких созданий хватает сил на сложнейшие иллюзии, поистине алхимические превращения и порой даже настоящие чудеса, которые одно любящее сердце может совершить для другого. Не приходится сомневаться в том, что маленький Гарри любил своего Добби: не так давно Гарри потерялся и не мог найти ни папу, ни маму – да и не вышло бы у него их искать, потому что какие-то люди захватили его в плен, словно в мрачной сказке, и теперь большую часть времени держали его в чулане. Любовь к Гарри они изображали, лишь когда выводили его на прогулку вместе со своим толстеньким сыном, и Гарри видел, что они врут, и только когда говорят соседям гадости о его родителях, говорят их от души. И вот однажды на прогулке к Гарри подошел странно одетый человек с длинными белыми волосами и слегка подергивающимся от нервного тика лицом. Тетя Петунья, которая обычно очень нервничала при виде странно одетых людей, на этого человека не обратила никакого внимания, и человек познакомил Гарри с добрым ушастиком ростом немного повыше малыша Гарри. С тех пор у Гарри началась совсем другая жизнь: Дурсли переселили его в гостевую комнату с большой кроватью, на которой можно было валяться, раскидывать появившиеся у Гарри игрушки и играть с добрым ушастиком Добби в лошадки и в борьбу нанайских мальчиков. Дурсли же воспринимали Добби как бородатого человека полутора метров ростом и думали, что у них теперь появился дворецкий: ведь это он принес в их дом маленького Гарри, когда родители Гарри пали смертью храбрых. Так что Дурсли теперь могли даже гордиться тем, что у них проживает такой замечательный мальчик – ну и тем, что у них есть дворецкий, Вернон любил гордиться тоже. Правда, манеры у дворецкого были странные, но Петунья объяснила мужу, что маги вообще странноватые. - Ваш завтрак, магглы! – сообщал в будний день дворецкий Добби, который немного пожил у Вальбурги, и на тарелках перед Дурслями появлялась немного клейкая каша, сваренная на воде. - Послушайте, Добби, вы не могли бы подавать к завтраку и что-нибудь мясное тоже? – спрашивал Вернон, уже на диете из овсянки немного похудевший. - Мясо будет к обеду, маггл, - отвечал Добби сравнительно почтительно. – Но, поскольку маггл опять пропустит обед, мы оставим ему несколько сосисочек. - Душевно вам признателен, - говорил на это Вернон, которому стоило только посмотреть Добби в глаза, чтобы расхотеть спорить. - Я тоже хочу сосиску! – начинал капризничать маленький Дадли. – Хочу-хочу-хочу! - Но всего одну, - предупреждал Добби и движением фокусника извлекал из своего нагрудного кармана горячую свиную сосиску. – И то только потому, что я люблю тебя, маленький мешочек жира! А потом Добби, взяв в одну руку тарелку с овсянкой, сваренной на этот раз на молоке и сдобренной хорошей ложкой сахара, и перекинув через другую руку полотенце, шел в комнату, где маленький Гарри еще видел сладкие утренние сны, и иногда, когда Петунье случалось проходить мимо, она умиленно засматривалась на то, как Добби кормит овсянкой проснувшегося Гарри. - … а потом они отправились в Годрикову Лощину, где у них родился мальчик сэр Гарри, который очень любил овсянку, - рассказывал Добби, и под его вкрадчивый рассказ Гарри проглатывал ложку за ложкой. – Однажды на Годрикову Лощину напал Темный Лорд, но даже он ничего не смог сделать сэру Гарри, потому что сэр Гарри любил овсянку и вырос сильным и здоровым. Сэр Гарри и дальше будет есть овсянку и вырастет таким сильным, что побьет Лорда еще в школе, если Лорду вздумается вернуться. А если Лорд забоится возвращаться, тогда мы с сэром Гарри поедим еще овсянки и побьем Дамблдора… - А зачем бить Дамблдора? – спросил малыш Гарри, с Дамблдором еще не знакомый. Добби, пока временно жил на Гриммо, понабрался от Вальбурги кое-чего, да и сам сделал из судьбы Сириуса Блэка правильные выводы. - Потому что Дамблдор – хитрожопый старикашка, сэр Гарри! – уверенно ответил Добби.