Русское поле экспериментов

Летов сидел на заднем сидении семёрки и разглядывал листок со своим портретом. Это Кеша нарисовал «дядю Егора» за завтраком. «Талантливый парниша», — думал он. Выглянул в окно, а как раз проезжали Русское поле экспериментов. Летов тут же отвёл взгляд, стараясь не думать о вчерашнем дне. — Он учитель в ПТУ, — рассказывала Майя. — Конечно, мы встречались всего один-два раза в жизни, но я точно помню, что он высокого роста и блондин. А ещё, если не ошибаюсь, у него патлы. — Ага, понял, — Егор представил в голове панка, схожего с ним самим. — Слышала ещё, что он в газету районную отправляет сказки свои. Сам сочиняет и отправляет. Образ панка в голове Летова сменился на образ барда, живущего в лесу и евшего на завтрак, обед и ужин одни мухоморы — помогает в сочинительстве сказок. Ехали недолго. Уже в посёлке Егор заметил разницу между Зубовой Поляной и Умётом: в первом были здания больше одного этажа, всякие магазины, административные строения. Но Летов особо не обращал внимания на архитектуру посёлка — ему нужно было ПТУ. Подъехали к трехэтажному аграрному техникуму. Вот и цель Егора. — Похоже, дороги наши здесь расходятся, — сказала Майя, выходя с Летовым из машины. — Да. Они стояли, молчали. — Тогда я пойду. — Идите. Удачи Вам по жизни, — Майя протянула руку. Егор пожал её, поднял глаза и увидел лицо Майи. Он был поражён: её улыбка отображала всю душевную доброту и гостеприимство; а вот глаза её были печальны, и блестели они, как бриллианты. «Мы знакомы всего день, а она уже плакать хочет?» — подумал Летов. — Только не плачьте, а то…это…не надо, в общем. Майя протерла глаза. — Все, долго прощаться не могу, — Майя помахала рукой и села в машину. Когда она отъехала, Егор решил ещё раз посмотреть на рисунок Кеши. Такой же простой, такой же детский. Но лишь на свету Летов заметил на обратной стороне какие-то цифры. Перевернул — а там почтовый адрес Муравьевых. — «Для писем. Кеша». Черт, да я же всего ночь у них пробыл! — воскликнул Егор. — И почему этот, — Летов очень некультурно обозначил возрастную категорию Кеши, — подумал, что я им письма писать буду? Егор убрал рисунок и направился к двору ПТУ. Тут он заметил компашку, сидевшую на скамейках. Было очевидно, что то сидели студенты и играли в дурака. — Бито! — воскликнул один из них. — Ты чего козырной ходишь?! — возмутился второй. — Захотел — сделал. Не тебе меня осуждать, ты вообще все козырные посеял вначале! — воскликнул первый. Он уже собирался взять дополнительные карты, как тут раздался щелчок — это на студента наставили…пистолет. Добрый советский ВАГ-73, хорошенький такой, мило блестел на солнце, угрожая жизни, казалось бы, невиновного человека. Но не все было не так однозначно. — А ты, я смотрю, жульничать любишь, — сказал стрелок. — Ну-ка достал карту из рукава. — Чего? Какая карта? — задались вопросом другие студенты. — Позорная карта, позорно спрятанная в рукаве. Доставай. Покрывшийся холодным потом жулик дрожащими руками достал шестёрку червей. — Мухлёжник! — воскликнули все. Стрелок лишь ухмыльнулся. — Приговариваю к высшей мере наказания, — с хладнокровием сотрудника КГБ сказал стрелок и нажал на курок. Щелчок. Вскинутая бровь стрелка говорила об удивлении. Снова нажал на курок. Щелчок. Стрелок решил осмотреть пистолет. — Чёрт, патроны забыл вставить. Раздался нервный смех. У чуть не расстрелянного студента он был ещё и дрожащим. — Зато будешь мозгом работать, а не только руками, — сказал стрелок. — Ладно, пора уже на занятия, — тут он встал, повернулся и…увидел Летова. А Летов увидел его. Реакция обоих была очевидна. — *****, панк! — *****, маньяк! — причем высказывание Егора было оправданным. Вставший человек был со светлыми патлами, на левом глазу — чёрная повязка, на щеках — три шрама на каждой. Плечи его были широкими, но сам он был худ. — Это ты Натаниэль Игоревич? — спросил Летов. — Это по паспорту. Так я Натан Гарикович. А ты кто, панк патлатый? — Это я панк патлатый? Это да. Но ты на себя посмотри — наверняка моешься пару раз в год. — Ты не гони, — сказал Натан Гарикович, а затем прошептал: «Раз в неделю». — Ладно. Ты мне нужен, короче. — Зачем? — Ты что-то знаешь про Русское поле экспериментов? — Нет. — Врешь и не краснеешь. По лицу видно, что знаешь. — Даже если и не знаю, зачем мне это незнакомцу рассказывать? — Натан Гарикович ушел со студентами. Егор постоял, подумал, и как крикнул: — Ай, плевать! — и пошёл за ними. В ПТУ ничего особенного не было. Те же стены, тот же пол, те же балбесы, уже не пытавшиеся даже надкусить гранит науки. Возможно, там и было что-то интересное, в этих коридорах, но Летов уж точно не обратил внимания. — Ты знаешь, где патлатый препод? — спросил Егор у одного из студентов. — Натан Гарикович? Он в кабинете ***, на втором этаже, — сказал студент. Сибирский панк помчался к кабинету, задавая себе вопрос: «Интересно, а что этот бандит преподавать может?» Когда он подошёл к кабинету и заглянул в него, то тут же получил ответ: Натан разбирал АК-74. Причём делал это так быстро, что глаза не успевали за руками учителя. — Последняя деталь! — воскликнул один из наблюдавших студентов. — Теперь сборка, — сказал Натан и стал так же быстро собирать автомат. Потратив на то секунд пятнадцать, он переключил переводчик на одиночный режим, схватил автомат, повернулся на девяносто градусов, лицом к окну и выстрелил. Пустая жестяная банка вылетела из окна. Студенты одобрительно захохотали, а Натан Гарикович, переключив предохранитель, сунул автомат под стол. — Эй, стрелок! — воскликнул стоявший в дверях Летов. Он подошёл к учителю. — Пока я не узнаю про поле, я не уйду! — После пар и обратись. Сегодня всего лишь три пары, ухожу довольно рано. — Мне сейчас надо! Чем быстрее решу вопрос, тем быстрее отстану. — И как же я оставлю своих драгоценных учеников? — Да черт, задай им задачку посложнее и пусть решают все время! — А у меня таких задач нет. — Придумай! — А у меня мозги не работают, — Натан Гарикович в открытую издевался над Егором. Тот, стиснув зубы, прожигал взглядом учителя. Летов уже хотел сказать: «Да пошло оно всё куда больше — слишком много уделяю этому полю времени!» Но что-то мешало ему бросить эту тайну. Что-то, глубоко засевшее в душе. Что-то, хранившееся в рисунке Кеши. Прозвенел звонок — все стали рассаживаться. Не решившись плюнуть на разгадку секрета Русского поля экспериментов, Летов схватил мел, напряг весь свой ум и стал торопливо спрашивать у Натана Гариковича: — Что проходите по физике? Она у вас точно есть! — Ну, импульс повторяем… — медленно ответил Натан Гарикович. — Вот! Девушка, жена, любовь всей жизни есть? Или все сразу? — Не-не-не…кто же она мне…пусть будет любовь всей жизни. — Где? Учится? — Так точно! — Натан Гарикович решил подыграть. — Учится на водопроводчика в Подмосковье! — Отлично! — тут Егор стал строчить на доске. — «Натаниэль Игоревич получил письмо от…» А как зовут любовь всей жизни? — Гамарова Тамара Андреевна! — Принято! «…Тамары Андреевны. Пишет, что возвращается. Потому Натан Гарикович решил спиться». От счастья или горя — решайте сами, — обратился Летов к тихонько смеявшимся студентам, после чего продолжил. — «Решил он купить 100 банок по 0,5 литров каждая. Придя домой в 16:30, он начал пить. Пьёт Натан Гарикович со скоростью 0,1 л/мин. Найдите время, к которому он закончит пить». Сам герой задачки сидел и удивлённым, но при этом безумно довольным взглядом смотрел на Егора. — Это первое. Теперь импульс, — Летов опять начал строчить. — «Выпив последнюю банку, Натан Гарикович решает, что пора завязывать с алкоголем. Решил он покончить символично — расстрелять банки пива». Какая скорость пули у АК-74? — спросил Летов. — Девятьсот десять метров в секунду, товарищ учитель! — по-армейски ответил Натан Гарикович. — Сколько весит пуля? — Чтобы жизнь мёдом не казалась при решении, пусть будет семь целых и две десятых грамма, товарищ учитель! — «Поставив все банки в ряд, начался расстрел. В каждую банку прилетает пуля массой 7,2 грамм и со скоростью 910 м/с, причём каждый удар — абсолютно неупругий. Вдруг во время расстрела было обнаружено, что банки весят неодинаково: самая первая весила 0,1 кг, а массу последующих банок можно изобразить формулой (0,1 + n*0,005) кг, где n — порядковый номер банки. Определить скорости, приобретаемые подстреленными банками. Нарисовать график зависимости скорости от массы банок на миллиметровке». — А можно третий вопрос? — послышалось с задних парт. Видимо, студентам очень понравилась задача от Егора Летова. — Хм…третий вопрос, философский: «В какой момент своей жизни ошибся Натан Гарикович? Напишите краткое сочинение-рассуждение». Всё, выполнять! — скомандовал Егор и направился к двери. — Вот сразу видно — хороший получился бы составитель задач! — воскликнул вставший Натан и последовал за панком. — Только я пиво не пью, — говорил Натан, запрыгивая на велосипед. — Я это, спортом занимаюсь. — Ты не похож на спортсмена, мужик. — Так я ж недавно начал! Ладно, запрыгивай, что стоишь, как неродной? Помешкав, Летов все же сел на багажник. Велосипед подозрительно заскрипел. — Он вообще выдержит? Да и цепь ржавая… — Да не парься! Он ещё отцу моему принадлежал и ни разу не ломался. Так что выдержит, — заверил Егора Натан. Наконец-то тронулись. Но не проехали они и сотни метров, как цепь вдруг порвалась, сорвалась, а дуэт патлатых грохнулся на землю. А вся прелесть дорог в Зубовой Поляне и Умете в их способности к массажу: надо лишь просто упасть на одну из них, а мелкие камешки и неровности вмиг вылечат спину. Подобный сеанс дорожного массажа оставил разные впечатления от него: Летов крыл все на свете благим матом, Натан же заливался смехом. — Сорок лет не ломался! И тут на тебе! — иногда сквозь хохот проскакивало у Натана. — Да пошёл ты с твоим чёртовым велосипедом! — прокричал Летов и прописал кулаком по лицу учителя. Тот вмиг перестал смеяться и даже помрачнел. — Ой…и-извини, пожалуйста. Просто сначала задача, потом велосипед. Нервы что-то сдали и… — не успел Егор договорить, как Натан влетел в него с двух ног. Летов кубарем покатился назад, но сразу же вскочил и помчался на внезапного противника. Началась страшная потасовка. То Егор вмажет Натану, то Натан пнёт Летова. Иногда драка переходила на землю: кто-то из противников хватал второго, валил, напрыгивал на несчастного и мутузил, набивая синяки на лице. Находившийся снизу, осыпаемый градом ударов, хватал лежащий рядом камень и со всех сил бил по виску противника. Тот падал, лежащий поднимался и со всей дури пинал в лицо. Затем драка пошла по другому пути. Натан схватил Егора и толкнул в забор. Затем одноглазый психопат, чья фляга свистит похлеще Соловья-разбойника, стал вбивать сибирского панка в металлический лист. Вбитый Летов собрал силы и ударил Натана в живот. Скрючившийся учитель прекратил атаку, чем воспользовался Егор, ударив по затылку противника. Упавший Натан не успел даже понять, что происходит, как по его голове заехали ногой. Отпрыгнув в сторону, Натан на короткое время обезопасил себя, и этого хватило для подъёма на ноги. Кульминация! Егор замахнулся — Натан замахнулся. Егор рванул — Натан рванул. Оба ударили!.. …И оба упали…и что-то долго не вставали. На их лица было страшно смотреть — ни одного живого места, сплошные синяки и ссадины. У обоих был выбит хотя бы один зуб, у обоих был разбит нос. Но они оба…смеялись. Сначала тихонько, затем погромче, а после так вообще заливались хохотом. — Вот это был номер! — воскликнул Натан. — Это ж как я смог так тебя выбесить, чтобы ты мне рожу начистил! — Это я-то начистил? Да ты меня вообще всего разукрасил, маньяк чертов! Они ещё немного посидели на земле, посмеялись, после наступила пауза. — Ладно, надо подлечиться. Тут рядом знакомая моя живёт — подлечит. — Да, а то шрамы совсем не украшают. Два новоиспеченных товарища встали. Натан поднял велосипед и покатил его, предлагая Летову на выбор анекдот: про Вовочку, про англо-франко-русское трио, про Брежнева или на любую другую тему. Егор выбрал все. И началась своеобразная «Тысяча и одна ночь» — только «Тысяча и один анекдот». Перевязанные, облепленные пластырями Натан и Летов шли по дороге из Зубовой Поляны в сторону поля. Все анекдоты закончились во время лечения, потому они сменились обычной беседой. — А вы с Тамарой также друг друга любите? — спросил Егор. — Как? — Ну, бьёте до потери пульса. — Нет. Я подкалываю, а она пытается побить. Ключевое слово «пытается». — О как… — Летов задумался. — А ты как любишь? — Да никак. Вообще плевать. Любви не существует. — Согласен. — В смысле ты согласен? Ты сам только что сказал о своей паре. — Понимаешь, Егор, все, что мы знаем, придумано нашими предшественниками: физика, химия — наука, в общем; законы, этикет, мода. Они всего лишь трактуют явления и придумывают правила жизни, причём мы, может быть, вообще ошибаемся — и природа, возможно, работает по-другому, и ведём мы себя совсем не так, как было задумано. — Откуда такие мысли вообще? — От безделья. — …и что ты предлагаешь делать с осознанием того, что кругом обман? — Да ничего. Просто мысли. Прошли ещё немного. — Кстати. Насчёт поля. — Наконец-то! — Хочу рассказать тебе одну сказку. — Да как ты задолбал, расскажи уже про поле! — Так я и собираюсь! Сказка-то о поле… Было это ещё до принятия христианства на Руси. Тогда мордва жила себе отдельно в этих лесах, на этих полях. А на месте, где сейчас стоит Умёт, было поселение не абы кого, а колдунов. Самых настоящих и всех видов: шаманы, знахари, лесные праалхимики, самые яркие представители язычества, без преувеличения философы от мира грибных приходов. Жили себе и колдовали: кто огонь из воздуха создаст, кто дикого кота с несчастным человеком скрестит, кто вихрем дунет, кто из воды меч создаст. Даже баловались тем, что с помощью камней шаманских создавали жидкое золото — пиво, то бишь. И так бы жили мужики-колдуны в своей идиллии язычества и гриботрипов, как вдруг появилась… Нет, не православная церковь. Колдунья. Рыжая, с чёрной шкурой, с черепом, если не ошибаюсь, мамонтенка на голове. Глаза с бледными зрачками, лицо — кругловатое. — Внешность сам придумал? — Не перебивай. Позже поймёшь прикол. И сам все увидишь. Все, рассказываю… Пришла, значит, эта женщина из Сибири. Ну, колдуны мордовские её в общину приняли. И все бы ничего: вполне мирно существуют, продолжают совершенствоваться в магии и оккультных ритуалах. И тут эта самая ведьма говорит: «Кто очарует меня, тот и будет моим суженным». И понеслось! Все с катушек съехали! Стали они ещё больше творить дел тёмных: дошли до того, что стали разорять поселения мордовские, лишь бы силушкой потусторонней помериться. А чем дальше дело шло, тем более были ужасающи последствия колдовства: стало доходить до стычек с участием существ сказочных да несчастных. А ведь долго беснования продолжаться не могут — всегда наступает конец. Вот и история этого поселения колдунов закончилось закончилась. И было то пиршество невообразимой жестокости. Рубили, ломали, проклинали, сжигали — все вытворяли. Никто не выжил. Все там полегли. А что же поле? Каким бы ты человеком не был, Мать-земля всегда тебя примет обратно. Вот и со временем тела колдунов погрузились вглубь, поле пропиталось ими, а потому и стало таким. — То есть, оно колуднское? — спросил Летов. — А эти, магнитные поля?.. — Ну так ведь и магию можно попробовать наукой объяснить. Сложно, но можно, однако вообще не нужно! — Понял тебя… Значит, по-твоему, магия существует? — Возможно. Хотя я думаю, что вымерли все колдуны. Их дело ж перестало быть нужным уже как пятьсот лет назад, примерно когда Колумб Америку открыл? — Почему же? Прогресс стартовал, что ли? — Да, именно так. — Хах! Прогресс уничтожил магию… Наконец-то дошли до поля. Егор уж подумал, что опять его торкнет, но Натан его успокоил: — Ты думай о чем-нибудь хорошем. Но только о таком, чтоб все мысли были поглощены этим. Летов и стал думать. Вспомнил брата, друзей, топ десять своих лучших песен, представил Родину в будущем. И Янку тоже представил, только немного другую: улыбающуюся. И вот дошли Натан с Егором до того места, где Летов бился с воздухом. Одноглазый стал щупать землю, а после начал копать рукой. — А вот и оно! — Что? — спросил Летов. Натан обернулся. — Прежде чем весь пазл сложится, я тебя спрошу: ты понял, почему поле странное? — Да черт, я это узнал спустя день, как должен был! — Ничего, хорошо, что только день прошёл. Так вот. Ты понял, почему поле странное — узнал его историю. Ты сам это почувствовал. А теперь ты узнаешь, почему оно называется именно Русским полем экспериментов. Егор сглотнул. Натан ещё покопал земли, огалив железный люк. Взяв его за ручку, Натан поднял его. — Давай, прыгай. — Ага, так тебе и прыгнул. Я ж ни хрена не вижу, да и не знаю, куда ведёт! — Эх, нет в тебе духа авантюризма, Егор. Натан прыгнул внутрь. Летов, почесав голову, нащупал перила и аккуратно полез за Натаном. Темно. Темно и сыро. Вот что чувствовал Егор, вставший на каменный пол. Вроде и неглубоко было, но все равно казалось, что свет где-то далеко. Когда же глаза привыкли к тьме, Летов увидел стены, тоже каменные. «Как-то скучно. Беспонтовая комната», — думал он. Тут же он увидел Натан, копошившегося в одном из углов. — Без фонаря не обойдёшься. Электричества практически нет. — А чего так? — Позже расскажу. О, вот и дверь. Подошли к железной двери, на которой красовался, внезапно, американский флаг. — Что за на?.. — Это примитивная обманка. Если вдруг америкосы вторгнуться в Богом забытый Умёт, то увидят это и решат, что это их. Егор нахмурился. — Черт…ты думаешь, зачем мы немецкий учили? Чтоб во время Третьей мировой немцы к нам пришли бы, а мы им, — тут Натан улыбнулся, приставил два пальца к носу и заговорил по-немецки: — Willkommen in Deutschland! Willst du ein Bier? (Добро пожаловать в Германию! Хотите пива?) Летов усмехнулся. — Они как речь услышат родную, сразу на Запад попрут. Так же и с дверью. Американцы увидят, подумают, что их владения, и уйдут. Ладно, что болтать-то. Натан, не церемонясь, пнул дверь и упал. — Черт, на себя же. Вечно забываю. И вот они внутри. Это было еле освещаемое помещение с белыми стенами и несколькими комнатами, скрытыми за стенами. Стояла парочка деревянных стульев, был заброшенный буфет. — Это комната отдыха. Вон там маленький спортзал — качаться там стал с недавних пор, кстати, — здесь сам видишь — буфет. Заброшенный, но буфет. — И все? Буфет, качалка и…а там что? — Курительная. Чтобы по всей вентиляции не проходило, она на самом верху располагается. А вообще это не все. Видишь, лифт? — Натан указал на дверцы лифта. — Им лучше не пользоваться, идёт он куда подальше. А вот рядом видишь, белая дверца? Это лестница. — Лестница? Сколько тут этажей? — Не знаю, но можно предположить, что как минимум два километра. — Пф, вздор, — сказал подошедший к двери Егор. Но как только он коснулся ручки, как его будто током шандарахнуло. До Летова донёсся глухой крик Натана, но разобрать его было невозможно — сознание Егора полностью затуманилось. Летов оказался в темноте. Абсолютной темноте. А ещё на нем были только меховые штаны, причем из медведя. «Ну п****ц, — подумал музыкант, — и что мне делать?» Он шагнул вперёд и оказался…на поле. На чертовом поле, где и был пару минут назад. Тут в руках Егора появился архаичный топор и палка с черепом на конце. А как только Летов обернулся, как вновь увидел черных, красных, голых людей! И как замахал своими орудиями Егор, как завыл зверем диким. Топор впивался в черепа врагов, кромсая их и превращая в кровавую кашу, а череп сжигал всех на своем пути. Кто-то воткнул в бок Летова костяной нож по рукоять, но панк лишь охнул и отрубил атаковавшему лысому колдуну голову. Тонкое, но крепкое безголовое тело, полностью покрытое болотной тиной, упало к ногам Егора. Тут Летов увидел, как из-под земли вырвалась змея и проглотила кучку замешкавшихся шаманов. Егор смог увидеть старика в капюшоне, очень похожим на кобровый, который и управлял змеёй. Но тут же кожа старика стала стягивать его самого, он стал весь сужаться, а затем — бабах! — лопнул. Остался лишь голый скелет, тут же упавший наземь. Летов вновь перевёл взгляд и открылась ему жуткая картина: получеловек-полукот царапал молодого шамана; этот молодой шаман выкалывал глаза какому-то взрослому колдуну с зеленой бородой и шляпкой мухомора на голове. Но более не мог глазеть по сторонам Егор: на него продолжали налетать всевозможные представители древнерусского сословия колдунов, шаманов, ведунов и прочих. Летов закрыл глаза и окунулся в море крови и плоти, прорубая себе путь и освещая его черепом на палке. Долго шла битва — счёт времени Егором был давно утерян. Проломив ногой грудь очередному противнику, панк обернулся. — …я что…последний? — пробормотал он. И действительно, никто больше не стоял. Земля покрылась новым слоем из тел, костей, органов и прочего человеческого и нечеловеческого. Вдруг тела стали всасываться, трава — зеленеть, кровь — в землю впитываться. Остался Летов один. Тут в руках Егора оказались меч и щит! Как поднял глаза, так увидел витязей в доспехах и непонятных. «Опять?!» — Летов даже не успел новую мысль принять, как тут же ворвался в гущу событий. Богатырь Егор вновь кромсал врагов, разбивая их кольчуги и мечи. Прилетавшие в него стрелы изредка впивались в тело, ослабляя панка. Но тот все равно продолжал сражаться, бить железной рукой в лица витязей, давить стальной ногой неверных. И опять Летов остался один. Но и тут доспехи его обратились в красные одежды, а заместо меча и щита появилось ружье. После жесточайшей перестрелки Егор пережил ещё несколько метаморфоз, пока голова его не заболела, а сам он повалился наземь. Из последних сил поднял он глаза и увидел ту самую ведьму, которую описывал Натан. На бледном и пышном теле была лишь одна черная шуба, а на рыжей голове действительно был череп мамонтенка. — Какой молодец, — сказала она, — но пора просыпаться. Она растворилась, а голову Летова снёс прикладом солдат, держа автомат как дубинку. — Егор, проснись! — кричал Натан, влепив оплеуху Летову. — Ну наконец-то очнулся! Я уже и нашатырь откопал, но ты все равно не просыпался, черт тебя дери… — …я где? — панк осмотрелся. Сидел он на стуле, как и Натан, посреди той же комнаты. — Под полем. — Да что за черт? Я и на поле трипы вижу, и под полем! Почему сейчас-то меня накрыло? — возмутился Летов. — …опять из-за тараканов в голове, что ли? — А ты точно в психушке не сидел? — …ну было дело. Это к чему? — Да к тому, что люди, подвергшиеся большому шоку или стрессу, на поле постоянно будут видеть трипы всякие. Ну и видения…ты вот что видел? — Видел? — Егор проматерился. — Я сражался, [великорусское идиоматическое выражение], с колдунами [великорусское обозначение мужеложца], [великорусское идиоматическое выражение], с рыцарями или витязями, [великорусское идиоматическое выражение], потом я увидел эту [очень нехорошую женщину], ну, ведьму ту [прекрасную], про которую ты мне рассказывал. Затем мне красноармеец [очень сильно] в голову зарядил, и вот я проснулся. — Понятно. Ты увидел историю поля. А видел ли ты в этом калейдоскопе ужасов каких-нибудь ученых? — Чего? — Ну, ученых. Летов задумался. — …видел. Только одного. — Ну-ка. — Кажется, Ломоносова. Он нос кому-то ломал. — Браво! — А к чему вдруг Ломоносов? — задался вопросом Егор. — В этом и дело. Здесь, под землёй… — Натан выдержал драматичную паузу. — Лаборатория. Драматичная пауза ещё какое-то время повисела в воздухе. — Лаборатория? Серьёзно? — задался вопросом Летов. — Да. Именно она. — Раз это лаборатория, то чего она заброшена? Наука ж развиваться должна. — Должна. Но никому не выгодно было. А после того, как одна из питающих лабораторию АЭС рванула — Чернобыльская как раз, — так вообще проект свернули. Эх, а ведь такие экземпляры здесь были, у-у-у… Егор никак не комментировал. Он хоть и готов уже был поверить во что угодно, но вот представить, как в таком кошмарном месте, где желание убивать возрастает многократно, можно работать, ему в голову не приходило. «Когда я сидел в психушке, меня пичкали хренью какой-то, — вспоминал Летов, — творчество лишь меня спасало. Но тексты получались довольно жуткими. Хорошими, но жуткими. Так я боюсь представить, что или, ещё того хуже, кого здесь могли создавать». — …так покажешь мне лабораторию? — …не уверен, что смогу, — ответил честно Натан. — Поле тебя не пустило. — Ну и пошло оно [далеко и надолго]! — Зато меня при моей то головной боли пустило, — Натан прервал начинающуюся тераду с игрой слов великорусскими идиоматическими выражениями. — Принёс пару штук, чтоб убедился, что правда лаборатория. Натан потянулся и достал что-то завернутое в тряпку. Оказалось, под тканью был скрыт футуристичного вида автомат. Корпус его напоминал латинскую букву Y и блестел серебром и сталью. На его конце, где должно было быть дуло, было по две «лампочки» на каждой ветви Y, а в центре — «лампочка» побольше. Между передней частью корпуса и рукоятью был барабан с железными толстыми спицами. — Это лазерный автомат. Есть два режима стрельбы: от крайних до центральной, а также одновременно из всех. Просто пучок света, который прожигает все на пути. А также есть то, чего не ожидает ни одна космическая нация, — Натан что-то щёлкнул, нажал на курок — барабан перевернулся, — железные болты. Их гладкая форма в несколько раз уменьшает трение об корпус автомата. А в космосе так вообще можно чисто луком первобытным сражаться, что уж говорить о таком типа арбалете? Егор промолчал. — Правда, заряжать его надо. На солнечной энергии работает. Вот здесь, — Натан поднял автомат «дулом» кверху и показал на рукоятку, — отверстие для провода есть. Если в космосе звезда относительно рядом, можно просто присоединить к автомату батарею, встать к звезде так, чтобы энергия поступала постоянно, и получается бесконечный автомат! Ещё я думал, можно было бы добавить винтовые выступы, чтобы болт как пуля закрутился и ещё бы уменьшил трение, сохранив при этом чуть больше энергии. Каждый джоуль на счету, ведь это может стоить жизни — твоей или противника. — Это для сражения в космосе? — спросил Летов. — Да. Все же руководство считало, что в какой-то момент мы будем воевать в космосе. Ну, в чем-то они правы, само собой, — Натан завернул автомат и отложил в сторону. — Сейчас я тебе покажу то, отчего ты точно придешь в восторг, — он встал и отошел. А затем вернулся со стеклянным куполом, в котором был горшок с черным грибом. Внушительная ножка, широкополая шляпка — все грибам был этот гриб. Но странны были зелёные жилки гриба. — Гриб? Предлагаешь в третий раз упороться? Чтоб за здравие и упокой сразу? — Не, третий трип потом. Да и не уверен, что его есть можно. — Почему это? — Это ядерный гриб. Да-да, ядерный гриб. Маленький-премаленький контейнер с мощностью в пару гигатонн в тротиловом эквиваленте. — Он не бомбанет сейчас? — Не-е-ет. В инструкции к применению сказано, что его надо высадить где-нибудь в центре города, желательно, в парке, уйти на расстояние примерно в десять километров, затем пустить из устройства…некого устройства, которое я не знаю, радиоволну частотой пятьсот гигагерц, что активирует «Армагриб»… — Чего, [блин]?! «Армогриб»? — В примечаниях сказано, что название рабочее. Так вот, радиоволна активирует гриб и он взрывается, уничтожая город и, если город маленький, его окрестности. Удобен для проведения масштабнейшей диверсии. Во время мирного времени ведет себя, как самый обычный гриб: растет, образует микоризу — в скобочках, сибмиоз гриба и дерева — с деревьями. Излучение радиации в окружающей среде слабо повышено, показатели несильно отличаются от нормы. Короче, хорошая штука, бомбануть может знатно. — …может, как раз и закрыли лабораторию? Из-за грибов этих? — Чего? — Ну ты сам говорил, что после Чернобыля лабораторию закрыли. Эти грибы можно как-то ещё уничтожить? — Кстати да…никак не сказано, что их можно уничтожить без активации. Да и рисковать лучше не стоит. — То-то же. — …такой красивый гриб, а из-за него страдали все. Ну ладно, — Натан отложил гриб в сторону. — Тут у меня ещё кое-что. Фоточки, а на ней…не знаю, кто это, но фотографии была подписаны как «Клон Ярославы №1» и «Клон Ярославы №2». Егор взял фотографии и стал рассматривать. На них была изображена огромная капсула с прозрачной жидкостью, в которой в позе эмбриона находилось странное существо. А странным оно было из-за белого цвета кожи, красных волос и высокой схожестью с человеком. «Гуманоид? И кто такая Ярослава? — размышлял Летов. — Блин, где этот клон там смог раскачаться?» — Работай, шайтан-машина! О, наконец-то! — Натан поставил на свой стул радиоприёмник, из которого потусторонний монотонный голос сразу же начал вещать одно и то же слово — «убить». — А это не совсем изобретение, а модификация уже существующего радиоприёмника. Он дешифрует послания поля. Очевидно, какие послания. А Летову плевать было на послания поля. Он внимательно рассматривал две фотографии: на одной из было изображено лицо клона с красными волосами, на втором этот клон наблюдал за другой капсулой, в которой плавал идентичный клон, только с синими волосами. «Такое безмятежное лицо, неведующее ничего, — думал панк, — абсолютное, детское равнодушие. И довольно статное, умное — сразу видно, клон не тупо гора мышц. А как он смотрит на другого клона…уже другое лицо. Видел некоторое [аналог навоза], сразу видно». Единственное, что смущало Егора, так это пальцы на руках и ногах. Очень уж они цепкими казались. А ещё…хвосты? Зачем хвосты? Радио все продолжало транслировать призыв убить. — О, кстати, Егорка, смотри! — Натан сунул под нос панку кость с вырезанными на ней рунами дохристианскими. — Кости шамана. Даже расшифровали, что написано: «Благословленный Сварогом огонь». Огненные шары, видимо, создавал этой рукой. Из-за костей Летов отвлекся от фотографий. — И как эти руны на костях появились? — Хороший вопрос. Или при жизни шаманы проводили жесткие операции по гравировке рун, или после смерти хозяина кто-то ручкой воспользовался. — Ну, такие экземпляры могли воспользоваться не только ручкой мертвеца, — предположил Егор. — У таких имя даже есть — некроманты. И тут радиоприёмник неожиданно выдал: «Дружба». Пара патлатых перевели взгляд на говорящую коробку с болтами. Натан аж подскочил. — Ничего себе, что балаболит! — воскликнул он. — А он разве только «убить» и говорил? — По бумагам — только «убить». Проскакивало пару раз что-то другое, но чтобы «дружба»… А радиоприемник продолжил транслировать «убить», потому его скоро выключили. — …скучно, — сказал Натан, лёжа на холодном полу комнаты. — Согласен, — ответил сидевший на стуле Егор. Он все ещё не отпустил фотографии клонов. — …так что насчет психушки? — спросил учитель. — А? — Ну, ты сказал, что в психушке сидел. Как так-то? — …не особо хочу распространяться. — Ну, могу понять, — Натан достал трубку и стал набивать её табаком, — все же личное. Просто я вот в психушке не сидел, но поле на меня тоже влияет по-особенному, — Натан закурил. — Вот потому мне интересно, что с тобой происходило в лечебнице, как тебя там лечили. Тут что-то в голове Летова щёлкнуло. — Ага, лечили, — Егор отложил фотографии. — Нихрена это не лечение было. Вколят повышенную дозу нейролептиков, а после связывают, и ещё колят. Человек ломается, психует, теряет рассудок, а после окончательно теряет волю к жизни. И так до смерти: «мягкий, пушистый, покладистый»…Да нахер оно пошло! Не лечение, а лоботомия. Только бескровная, потому ещё более жестокая. — Тебя послушаешь — жить не хочется, — Натан выдохнул дым. — А сбежать мысль не приходила? — Приходила. Даже маршрут был. Когда выносили мусор, дверь оставляли открытой. Этим и пользовались, в основном пациентки из женского отделения. Выбегали, добирались до девятиэтажки, поднимались на вверх…а потом падали. Натан сделал затяжку, немного подержал в легких дым и выдохнул. — А как еще? — задался риторическим вопросом Летов. — Сибирь, Омск, морозы страшные, бежать некуда. — М-да, действительно безнадёжно. Не верится, что ты выжил. — Творчество спасло. Конечно, что двигаться, что думать, требовало всех сил, но оно того стоило. Каждый раз, когда меня посещал Манагер — друг мой по группе, — я ему давал тексты новых песен и прозу. Много чего придумал. Много что после воплотил в жизнь: «Лед под ногами майора», «Тоталитаризм», «Некрофилия». — «То, что меня не убивает, делает меня сильнее». Так Ницше говорил? — спросил Натан. — Да. Также своё пребывание в психушке могу охарактеризовать именно этой фразой. Раз не умер, раз не прыгнул с того дома — значит, сильнее стал. Натан не ответил. Он продолжил курить. — А ты? — спросил Егор. — Что я? Летов еле-еле сдержался и не ответил в рифму. Но мысль свою выразил: — Ты же не в ладах с полем. У тебя какая проблема? — А, проблема… Было это два года назад. Я как раз вернулся из Москвы, — Натан сделал затяжку, — бездельничал. И вот ночью, летом, на меня напали. — Пауза. — Прямо на этой дороге. Шёл я тогда один — без фонаря и, о чем жалею до сих пор, без ножа. Луна мне только освещала путь. И такой мягкий свет она излучала, что мне на душе спокойно было. Я словно шел навстречу какому-нибудь философу, который расскажет мне про любовь, про добрых людей. Да-а-а, именно про такое… Но тут из леса кто-то выскочил. Сначала тени очутились передо мной, а затем — сзади. Тени за спиной моей схватили меня, а одна из передних мне в глаз левый что-то воткнуло. Думаю: «Все, помру». Не помер. Только глаза лишился. И лучше бы на этом все и закончилось бы, да вот у теней были свои планы. Потащили меня в эту лабораторию чертову. Точнее как потащили: потребовали указать мне, где она, и пинками под зад погнали в указанную мной сторону. А уже в лаборатории…я согрешил. Ну как согрешил: в смертных грехах это не расписано, но явно воле Божьей противоречит. И хоть внутренне мне было неимоверно плохо, теням было ещё хуже. Все же это касалось близкого им — да и мне, чего греха таить, — человека. Вот ведь ирония! — А кто это был? — прервал Натана Летов. — [Собака женского пола], я тут трагедию расписываю, а ты меня прерываешь! — По твоему непринужденному тону не скажешь. — Ладно, ладно. Кто был? — Натан затянулся и долго не выдыхал. Все же испустив табачный дым, словно он паровоз, Натан продолжил: — Ученики моего друга. — А-а-а, хотели помочь учителю, а в итоге — крах надежд? — Хуже. Я исполнил требование. Но «заказчики», как оказалось, сами недовольны произошедшим. Каждый из них плакал, смотря на результат. Даже помню, та, что мне глаз выколола, в ноги бросилась мне, просила простить. — Простил? — …ну куда я денусь? Простил, конечно. Но что мне прощенье стоит? Но оставаться я там не мог. Вышел в поле, и тут меня скрутило. Голова не заболела — она буквально стала раскалываться, звенело все в ней, грохотало. Живот наружу просился, выворачивался наизнанку, а после скручивался сильнее. Ноги отнялись, пришлось мне доползать. А потом мне стало ещё тяжелее, будто оседлал меня кто-то. Еле поднимаю единственный глаз вверх: сидит на мне эта [целомудренная] ведьма из сказки! Сидит, смеётся прямо мне в рожу, и такая: «Ну что, сокол одноглазый, полетаем?» И как за патлы схватила, и как дернула! И полетели мы над полем, а оно, [собака женского пола], будто растянулось на миллионы и миллиарды квадратных километров! Ветер [бьёт] мне в лицо, эта ведьма скачет на мне, будто я конь какой-то! И так летали, и чувствовал я, что кожа с меня сдирается. А затем знаешь, что она сказала? «Летают только дураки. Умные ищут вглуби себя и земли». И опять дернула за волосы, и опять я полетел, точнее падать стал! И впечатался в землю, а потом под неё провалился, и стал уже земля мне в лицо бить. Черви в рот попадали, даже крот один раз зателел. А когда она вдоволь налеталась, мы вырвались из-под земли, и сказала: «Надоел ты мне. Пошел на…» Не услышал я, куда это меня посылали, но пнула она меня своей бледной босой ножкой нехило. И полетел я, а затем врезался в асфальт. И проснулся. Тело болит: руки-ноги ломит, нос, оказывается, течет рекой кровавой. Пришлось поначалу ползти, затем уж доковылял до дома. И пролежал на постели, внимание, буквально два дня. Два чертовых дня! Не евши, не пивши, не ср…не важно. Тупо спал. Егор никак не комментировал рассказ Натана. Он внимательно слушал, держа фотографии клонов. — Вот так я лишился глаза, немного свихнулся, но выжил. — Да…жестоко. — О, кстати, могу ещё рассказать, как я впервые здесь оказался. — Валяй. — Хо-хо, я тогда дебилом был шестнадцати лет от роду… И начался длинный рассказ о жизни. Натан расскажет три истории — Летов поначалу неохотно, а затем с жаром расскажет свою. Весело время проводили за историями. После обсуждали темы разные — и всемирную историю, и политику, и культуру, и литературу — Натан рассказвать стал сказки свои. Дошли до музыки — Егор завел шарманку про свою группу, про сочиненную им лирику. — Ничего себе! И как ты такое выдумываешь? — Ну, думаю, думаю, ищу вглуби себя, прокручиваю всякое в голове. Вот и получается текст. К тому же есть у меня мнение и мысли, вот и хочу их высказывать. — Неплохо, — Натан опять сделал затяжку. — То есть, все же думаешь при создании песен? — Да. Хотя иногда бывает, что под конец песни просто ору в микрофон и все. Натан хмыкнул. — Слушай. Может, сочиним что-нибудь? — Чего? Сочинить? — Да. Вот просто что в голову придет, то и запишем. — Зачем? Чтобы оставить об этой встрече память? — Ага! И случилось чудо. Обычно хмурый и неразговорчивый Летов развеселился. — Бумагу и ручку! Слова пока накидывай! Что знаешь говори! Только мозг ещё отключи, чтоб смешнее было, — Егор получил листок с карандашом и тут же стал записывать. — Э-э-э… Онгудай! — воскликнул Натан. — Что это? — Посёлок в Алтае. — Понял. Давай, накидывай. — Капибара! — А это что? — Животное такое. Не пёс и не хомяк, но какой-то грызун. — Так, ладно. Ещё! — Синхофазатрон! — Сразу мимо. — Ладно, Варькирия. — Может, валькирия? — Нет. Варькирия. Я рассказ такой читал. — Понял. Так, теперь я… Так патлатые написали песню. Или не песню, а чепуху какую-то. Но не суть важна, важно то, что было весело. А чтобы об этом веселье никто не узнал, подписались наспех придуманными псевдонимами. И лишь спустя долгое время эта песня была найдена одним из жителей Умёта. Вот она:

Идеи на вентилятор

Слова и музыка: Егор Репрессированный и Наган Угарный-Газович

(сначала я, Егор, затем Натан)

Мухоморы съедаю на завтрак,

Запиваю отраву бензином.

Человек из меня непутевый,

Сошлите меня на Курилы!

Хоть потух, как Советский союз,

Но надежды трепещет огонь.

Из меня человек — дикий конь,

Я за панк, за метал и за блюз!

Сумасшедшие и адекваты

Вечно бьются сами с собой.

Нацисты и социал-демократы

Торгуют душами меж собой.

Я приеду зимой в Ленинград

Там белокурового ангела встречу.

Я спокоен, ведь душою я вечен

Жаль, ангел сошлет меня в ад.

Стреляю вверх, попадаю в сталь,

Живут под куполом венцы творенья.

«Красное небо», — сказал Левитан,

И начались социал-потрясения

Жила да была удалая тигрица

Ловчее её был только орёл!

Шаман с гор Алтая в президы пошёл

Ну почему Онгудай не столица?

Ленин жил, сейчас же он спит.

От слов Марго сегодня вращался.

Когда же проснётся великий наш гриб?

Пролетариат его сильно заждался.

Кто такой Иван-капибара?

Не хомяк и не пёс, но поэт.

Принял он строжайший обет -

Не есть мандарины у баров

Национал-христианин загорелый

Пошёл познавать мировое кино.

Во всех лагерях не отрёкся от веры,

Испивая кровавое Божье вино.

Клыками сверкая направо-налево,

Вампир вдруг решает сказки писать.

Выбрав героя, он стал развивать

Комедий искусство — не плевое дело!

Две девы Марии из града ворон

Встретились как-то на море Чёрном

Для старых времен настал час похорон,

Родился Иисус — герой он ликёрный.

Жила какая-то кошка в доме,

Мышей ловила, воином была.

Из Оренбурга сбежала она.

И по пути оказалась в коме.

Они не знают, что такое боль.

Они не знают, что такое страх.

Они не поняли, в чем же соль.

Этих незнаек ожидает крах!

А в чем же соль? Отвечу вам я.

Шашлык в Умёте — вкуснее всего!

И Ксюши с Ростова и мира сего

Съедят все, после добавки прося.

Идеи на вентилятор бросаю,

Летят они прочь, не зная куда.

Мозг мой от мыслей вскипел и растаял

Запрут меня в craze теперь навсегда.

Татар я встречал на пути на своём,

Было их трое — пиончик и розы.

То были великие метаморфозы

Когда разрубали бандитов втроём.

Штанины маячные висят у истока,

Паспортов в них просто несчесть!

Кто ты и что ты, чувак, враг народа?

Забудь про кровавую сладкую месть.

Собака ночная, как мама родная,

Встречает меня у моря всегда,

Даёт мне надежду и счастья сполна,

Депрессию гонит любимая Чара.

Ведьмочка бледная, совушка милая,

Взлетела ввысь, к звездам стремясь

Люблю наблюдать я за ней, умилясь,

Колдунья удмуртская — чудо же дивное!

Жил да был король их Артур

На баяне играл англосакс

И имел он привычку такую одну

Говорить в глаза правду, без всяких прекрас.

Два поэта с огнем заместо волос

Один из угля, второй изо льда

Ждала приключений их тьмущая тьма

И строки их повторит тьма голос!

Знаю колдунью в черном плаще

С клычками милее вампирских!

А костюм под плащом — зашибенный, ваще!

Коровий мундир генералов тверских.

Золото коми-пермякских огромных народов

Хранилось столетия в Маме-земле.

В Крым затем отправляли в тепле

В поездах из шелков, что устроил Коровьев.

Вышел медведь погулять по Луне

И в луче золотом он увидел меня

И словно дурак, он ищет в себе

Причину, почему долбанутый лишь я.

Цыганка, Снегурка, ещё и Людмила,

Генерал, адмирал, все награды её.

И тучу нейронов сожгла, ёмоё!

Красою кудрей цвета ночи сразила

Но генерал не справлялся бы, если

Майор, проходящий по нам, как по льду,

Не оказался б добрейшей девчонкой

Любавой для древних славянов сыну

Выше гор и лесов, Святогорова дочь

Глазами сверкает, улыбкой сияет.

Знать Ярославу-крестьянку желает,

И гнать всю тоску же захочет помочь

Друг мой уж точно совсем romantic,

А я, словно мастер, сердцем спокоен

И крест золотой, хоть я еретик,

Никому не продам ни за грош, ни за coin

Гашадокуро и конь разноцветный

Именем оба зовутся одним.

Только один надуваться любил,

А второй — Юлий Гай Бесхребетный.

Азиат молодой, он же фея и соня,

Цыганенка украл и Москву затопил,

Пока страшный солдат, интегралом граненный,

Азиата того «Два плюс два?» не спросил

Полубог, и певец, и прабабка

Таким был предатель-шпион

Но черной судьбы шапминьон

Уничтожил шпионью закладку

(вместе)

Вышел из ада, словно Судьба

И вновь встретил ангела милого

Перемерие вскоре настало тогда

Между Раем, Адом и Мидгаром

Более оставаться под полем не стали — все же свет увидеть хотелось. Вот и полезли наверх — сначала Натан, затем Егор. «Ну и странная экскурсия мне выдалась», — думал Летов. Тут в его глаза ударил яркий свет. «Разве сейчас не вечер? Почему так светло, будто солнце в зените? Совсем потерял ощущение времени». Когда Егор вылез, он словно окунулся в море света. Всё поле было залито белым, даже трава была цвета салатового. Тут Летов увидел Натана, который стоял и наблюдал. — За чем смотришь? — спросил подршедший к товарищу панк. — Не за чем, а за кем. Гляди, — Натан указал вперёд. Егор посмотрел по указанному направлению и увидел боксирующего высокого человека, по пояс голого. Но человек этот был прекрасен: было видно, что он молод, но тело его, подобно древнегреческому атлету, говорило о немалом спортивном опыте. А шрамы на нем — малые, но все же шрамы, — говорили о немалом опыте в боях. С юноши сошло десять потов, а он все равно продолжал бить воздух. Его рыжие волосы содрогались от каждого резкого движения. Пару раз он подпрыгивал и рассекал ногой воздух. — Тц, рыжий… — пробубнил Натан. — Кеша… — сказал Летов. Юноша пропал в свету, а свет растворился в сумерках. Действительно, был вечер. — Говоришь, поле показывает то, что было, и передаёт ощущения из прошлого? — уточнил у товарища Егор. — Ну, да. — А предсказывать оно может? — …а возможно. — Значит, все же магия полностью не уничтожена, — тихо произнес Летов. — Ладно, пойдём. Мне пора на родину. Друзья заждались, да и по Янке соскучился. Патлатые товарищи подошли к брошенному велосипеду, причём довольно быстро — поле решило им не мешать. Но на обочине Егор вдруг развернулся и выкрикнул: — Поле! Иди лесом! Натан засмеялся, а Летов тут же сел на багажник велосипеда. Под хохот обоих они и погнали к вокзалу. — Ну так что скажешь насчёт названия? — Да плевать на него. Зовите, как хотите. Да и, видимо, не я это первый придумал, так что это я украл, — рассуждал Егор. — А вдруг не украл? А поле, через тысячи километров, в Сибирь, послало сигнал тебе, чтобы такую песню назвал именно так? Все же она у тебя и про Родину, и про историю, — в свою очередь шевелил мозгами Натан. — Ладно. Всё, бывай. — Игорь «Егор» Фёдорович Летов, отец русского панк-рока и яркий представитель андеграундного движения, пожал руку Натаниэлю Игоревичу Токареву, обычному учителю сельского ПТУ. — И ты не хворай, панк патлатый, — попрощался с Егором Натан. После этих слов Летов взошел на поезд и уже уселся на свое место, как вдруг отошедший Натан повернулся и выкрикнул: «Хой!» И «козу» показал. — Хах, вот дурак… Поезд «Белгород — Новосибирск» отъехал, а довольный Натан Гарикович отправился домой. Эх, будет что ученикам рассказать!