звездочка

      Он привык приходить в пустую квартиру, где его встречали скребущиеся звуки лапок его собаки. Он привык не видеть с улицы света в окне. Именно поэтому, когда дома было пусто, прохладно, одиноко, он привык видеть через оконные стекла свет Луны, который осязаемо заползал в комнату.       Йечан привык скидывать с себя вещи у входа, босиком проходя в квартиру, беря на руки Соль. Ему было не страшно идти темным коридором в спальню. Он только замято улыбался сам себе, утыкаясь носом в пушистую белую шерстку. Опускал собачку на кровать, а сам садился за стол, включая настольную лампу с тусклым теплым светом.       Да, он снова и снова уставал на работе, не видя солнечного света. Этот теплый электрический поток, освещающий своим светом маленькую душноватую комнату — всё, что мог позволить себе Йечан. Он повернулся на стуле в сторону двери, ловя взглядом гитару, одиноко прислонённую к стене в углу комнаты. Да, давно он не брал её в руки. Только скрипка занимала всё его время, все его мысли. Кажется, он устал прятаться в ней, прятать в ней себя, свои чувства. Когда он смотрел на гитару в тот утомленный поздний вечер, казалось, что что-то должно измениться, если сыграть на ней пару уже забывающихся аккордов.       Парень медленно встал, погладил Соль и все-таки взял гитару, садясь вместе с ней на кровать. Пальцы автоматически коснулись грифа в нужных местах. Кажется, Йечан вспомнил, как был счастлив когда-то. Он улыбнулся сам себе, залезая на кровать с ногами, устраивая поудобнее гитару на своих коленях. В его глазах появились искорки. Даже Соль устроился рядом. Настроив на слух слегка расстроенные струны, Йечан вдохнул в предвкушении.       Он неловко наиграл первые аккорды какой-то забытой песенки из его юности, которую он постоянно играл в школе на переменах. Факт того, что песенка эта звучала последний раз очень-очень давно, немного огорчил. Йечан поджал губы, вспоминая аккорд за аккордом и напевая мелодию.       Кажется, в тот вечер он сыграл эту песню очень много раз. И каждый раз она вызывала в нем мурашки. Было ощущение, что он пытался призвать что-то забытое, далекое, грустное, но по-родному теплое, ценное.       Да, он пытался возродить в своей памяти _её_ образ.       Он называл её звездочкой. Именно поэтому эта песня про падающую звезду переворачивала всё в сознании парня.       Его звездочка наверняка выросла. Выросла, стала сверкать ещё ярче. Он хотел быть в этом уверенным. Только он вряд ли узнает наверняка, вряд ли увидит её яркое сияние.       Йечан откинулся на кровать, обнимая одной рукой гитару, другой рукой поглаживая шерстку Соль. — Я думал, я забыл. — то ли про слова песни, то ли про мелодию, то ли про _неё_ сказал сам себе парень, прожигая взглядом потолок. — Но разве можно забыть.       «Нет» — ответил он сам себе. Ведь звезды есть всегда, они светят всегда. Йечан уверен, что его звездочка всегда светит где-то в его сердце. Пусть и неярко, забыто, угасая. Да, такой он помнил её. Угасающей, со слабенькой улыбкой, с жиденькими прядками волос на щеках. Она была хрупкой, нежной, красивой. Ей очень шел бантик на школьной форме. Йечан помнил это. Помнил и то, почему назвал её звездочкой.       Было это в августе, поздним вечером. Тогда по всему городу пробежала, загораясь, полоса фонарей. Они забрались огоньками в _её_ темные зрачки, подсветили в них грусть. У Йечана тогда сердце сжалось, забилось сильнее. Она тогда посмотрела на него этими глазами и попросила остаться рядом чуть подольше. А Йечан и не хотел уходить. Они сидели на обочине дороги, на высоком бордюре. Она — в школьной форме, он — в расстегнутой школьной рубашке, открывающей черную футболку под ней, в школьных темных брюках. Не было ни машин, ни людей. Только он и _она_. Она посмотрела тогда на небо, он тогда незаметно накрыл её прохладную полупрозрачную ладошку, опирающуюся о бордюр, своей теплой ладонью и заглянул в её глаза, устремленные в небо. Небо звездное, тихое, сонное. Он тогда улыбнулся, увидев, что огоньки в её глазах переливаются и будто бы выгоняют собой грусть. — Звездочка… — вдруг прошептал он и сам себе удивился, поджимая губы в неловкой улыбке. Ему понравилось это имя. Понравилось настолько, что он заменил им её собственное имя. — Ты же знаешь, что я люблю тебя. И я готов быть рядом. Всегда. Для тебя. Вот здесь. — он погладил её ладонь, ловя на себе её взгляд. Она тогда слабо улыбнулась, одними губами прошептав «спасибо».       Йечан помнил всё. Именно поэтому в тот вечер, держа гитару, он плакал. Беззвучно, как-то больно. Он вытирал глаза черным рукавом кофты, но это мало помогало. Он чувствовал, как его глаза болят, словно в них лезет непроходящая грусть. Лезет грубо, царапаясь, заставляя глаза слезиться ещё больше.       Йечан помнил, как _она_ оставила его, уехала. Он знал, что сделала она это лишь потому, что любила. Не хотела, чтобы он видел её такой. Такой болезненной, слабой, уставшей. Но он любил её любой. Он же готов был быть рядом… Но эти слова остались там, в школьных временах, где осталась и его _звездочка_.       Он больше всего на свете желал, чтобы она засияла так ярко, как только могла. И в тот вечер, когда он взял в руки гитару, он вспомнил, как _она_ с тихой радостью наблюдала за ним, сидящим на школьной крыше, играющим на гитаре, пока осенний ветер играл в его волосах. Он чувствовал, что она рядом. И он хотел показать ей, что он тоже рядом. Поэтому всегда играл, играл на гитаре, забивая на скрипку, которую тогда любила только его мать, но не он сам. Он готов был сыграть все песни мира, которые нравятся _ей_, лишь бы она улыбалась вот так — красиво, непринужденно, счастливо, ловя в своих глазах солнечный свет.       Йечан вспомнил всё. Всё, что связано с ней. — Я скучаю… Я так скучаю…       Как он мог забыть, что всё ещё _любил_ её. Да, он любил её. Любит. Будет любить. Всегда. Всегда, пока светят звезды. Пока эти звезды заглядывают ему в окно по ночам, пока они падают одна за другой. Пока существует этот мир, он любит её. Он пытался заглушить это, забыть это, выбросить это в небытье, туда, куда падают звезды, думая, что так её будет легче, если он отпустит её. Но в тот вечер он был уверен, что она тоже любила, любит и будет его любить, где бы она ни была.       Йечан бросил затуманенный взгляд на тусклый свет лампы и на выключенный ноутбук. Да, он был обязан напомнить о своих чувствах. Рассказать о них снова. Ещё раз убедиться в том, что всё, что он чувствует, — сущая правда, и всегда будет ею.       Он взял гитару, телефон, штатив, лампу со стола, пошел в коридор, уселся на пол перед штативом и… Играл. Играл, вытерев слезы. Спустя столько лет играл ту самую песню, которую _она_ любила больше всего, играл для неё. Ту самую песню, которую он напевал там, в тот поздний вечер, сидя на бордюре рядом с ней, пока она смотрела на звезды. Ту самую песню, которую он считал своим признанием в любви.       Свет лампы нежно касался сонных стен, обрисовывал спокойное выражение лица Йечана, заползал в его зрачки, убирая оттуда грусть. Ведь _он_ пел для _неё_. И ничто другое не имело значение. Каждое слово, каждая нота — всё говорило о том, что Йечан чувствовал на самом деле. О том, что он чувствовал уже много лет.       Он загрузил это видео в интернет, на свой давно забытый канал. Да, он надеялся, что она увидит это, ведь он верил, что она оставила его лишь для того, чтобы стать сильнее, чтобы засиять и вернуться к нему. Подобно тому, как звезды перестают быть видимыми в тот или иной период лишь для того, чтобы вновь появиться на небе в назначенное время.       «Люблю тебя, звездочка» — единственное, о чем он думал, когда играл. И он верил, что этой мыслью пропиталось всё: и музыка, и слова. …       После того вечера Йечан снова не брал в руки гитару. Он снова взялся за скрипку, но при этом каждый день надеялся, что вот-вот снова встретит _её_. Встретит, расскажет всё, что хотел рассказать. Что он снова обнимет её, прижмет к себе, согреет, заглянет ей в глаза. Скажет, что благодарен ей, скажет, что любит её.       В один из усталых вечеров Йечан сидел и слушал тишину после насыщенного дня. Тогда слезы сами навернулись на глаза, мурашки пробежали по всему телу, когда он увидел среди других уведомлений на экране телефона:       «Я тоже все ещё люблю тебя»