Брошен

Холод. Пронзающий насквозь и пронизывающий до костей своей отвратительной манерой кусать обнаженную кожу под одеждой. Метель кружит в причудливом вальсе своих детей, разбивающихся на сотни и тысячи маленьких духов зимы, снежинок. Эти мотыльки в хаотичном танце кружат по воздуху и кажется совершают какой-то свой, только им понятный, ритуальный танец. Духи зимы настроены очень серьезно, нельзя их тревожить в столь важный час. Сейчас они отдают почести своей старшей матери, хозяйке ледяных замков и фарфоровых статуэток, когда-то бывшими людьми. Зима жестокая и эгоистичная богиня, красива до ослепляющей глаза отвратительности. Свои творения она коллекционирует в собственных склепах, где навсегда сохраняет память об ушедших в мир иной душах. Верно, все те приведения, снующие в ночное время по полям, заглядывающие в окна домов, были живыми. Они воют от горя и жалости к самим себе, оставляют своим мертвым дыханием узоры на стеклах, а под утро, с плачем возвращаются в долину смерти. Дети, завороженно глазеют на необычные письмена, что на непонятном языке, написаны невидимыми чернилами. Эти руны не в силах прочитать никто. Никто кроме самой зимы. Это мольбы о пощаде и помощи. Жаждущие еды и тепла, ушедшие слишком рано, создания, пытаются уже сотни лет донести смысл своих слов до людей. Но все тщетно. Живые, еще не лишенные горячей крови, и звонкого биения сердца, существа, лишь улыбаются завидев узоры мороза на стекле. Взрослые говорят свои детям, что это Ледяной Джек оставляет эти узоры, а Санта в это время готовит свои сани. Чтобы под Рождество отправиться в путь по всему земному шару, дабы нести свет и надежду на спасение для всех живущих на Земле. Оленья упряжка совсем скоро зазвенит своими колокольчиками, а добрый дух будет дарить подарки послушным детям. Непослушных же, заберет Крампус, и утащит в саму преисподню, где нечестивые души грешников навеки обречены мучиться и страдать. В общем-то холод и снег всегда вызывали у людей разные эмоции. Опасение и страх, радость и счастье. Зависит от человека и места его обитания. Порой кажется, что люди, словно ожившие ледяные духи гор, несут в этот мир лишь холод и такой же жестокий, совершенно лишенный чего-то светлого, мрак. Кто дотронулся до их некогда горячего сердца, так, что вместо него в груди оказался лишь кусок льда? Наверно самое коварное божество не способно причинить такую боль и страдания другим людям как человек, чья душа очерствела. Кто они, эти живые мертвецы? Они выглядят как обычные люди, говорят на понятном наречии, дышат и смотрят как все, кого еще не коснулась костлявая рука. Но эти люди лишены одной важной детали. Они не умеют любить. Не могут понять какого это испытывать радость и наслаждение при виде того, кто приносит тепло и свет в твою жизнь. Они хладнокровны и бесчувственны, словно и не были никогда людьми. Души их изранены стрелами жизни, что беспощадно отравляет мертвецов каждый день. То, что должно вызывать улыбку, выражает лишь отвращение и брезгливость, слово счастье такое непонятное и незнакомое им. Эти души не умеют прощать, их нельзя разжалобить или вызвать хоть каплю сочувствия, они поломаны изнутри, словно разбитая хрустальная фигурка. То, что поважнее костей, нещадно ломается при каждом ударе в область груди. Колкое слово, взгляд родных глаз, наполненных презрением и скорбью, удары по хрупкому, незащищенному телу. Все это раз за разом гасит огонек в душе человека. Подобно угольку, догорающему в остывшей зале, некогда пылающего страстью костра, люди гаснут и превращаются в пепел. Черные и холодные глаза их не выражают ничего. Они словно опустошены до краев. Выжаты и убиты чьими-то невидимыми руками, что душили их на протяжении долгого времени. Никто и никогда не видел как эти люди плачут. И умеют ли мертвецы плакать, или это привилегия только живых? Показушная злоба и жестокость, словно щит закрывает беспомощное тело, что не в силах постоять за себя. Громкие речи и разговоры на повышенных тонах, голос срывающийся за секунду на крик. Как же все это выглядит нелепо и смешно. До безобразия глупо, особенно учитывая факт, что все это лишь иллюзия, созданная самим человеком, чтобы защитить себя от враждебности мира. Колкие слова, что ядом просачиваются в кровь, ядовитыми змеями выползают из рта и стремятся задеть за живое. За то, что еще умеет чувствовать, что болит и кровоточит. Сердце залечивают прикосновения и еле заметная улыбка, которая дороже всех сокровищ на свете. Небрежно брошенный взгляд любимых черных глаз. Даже когда тот снова срывается на него, Грубл неприветливо воротит нос и бурчит ругательства. Он знает, что учитель всегда не долюбливал его. Скорее терпеть не мог, на дух не переносил. Сбрасывал на него всю самую тяжелую работу, оскорблял и унижал, намеренно показывая свое превосходство над мальчишкой. До чего смешно и нелепо выглядел он в такие моменты. Недолюбленный в детстве, униженный ребенок, что всячески пытается храбриться и скалит клыки, в знак своей опасности и ненависти к врагу. Эти его самодовольные громкие речи, жажда власти и ненасытная жадность до чего-то, что ему совсем не нужно. Но нет, этот старый дурак никогда не признается, даже самому себе. Он слишком эгоистичен и упрям, чтобы сказать чего тот боится на самом деле. Наверно никогда еще за свою недолгую жизнь рыжий мальчуган так не удивлялся поведению, казалось бы взрослого человека. Учитель никогда не был для того авторитетом, откровенно говоря эти двое стоили друг друга. Подколы со стороны, и вечная незаметная вражда, все таки не являлась существенным. Все это был лишь спектакль, иллюзия войны, по факту которой никогда не было. У этого придурковатого мага было удивительное умение наживать проблем на свою больную голову из ниоткуда. Словно тот жить не мог без драматургии и вечных страданий, что создавал себе сам. Наигранная злоба, постепенно переходящая в отчаяние и жалость к самому себе. Подмастерье прекрасно выучил все странности своего "мучителя". Порой ему казалось, что взрослый в этом доме именно он, а вовсе не Гарги. Этот истеричный болван будто не смог смириться с неизбежность взросления, и одержимый идеей юных лет, в поимке смурфов продолжал бессмысленную гонку за пустотой. Ему совершенно ни к чему ни власть, ни богатства, ни синие человечки. Он вообще был не из тех, кто действительно был столь циничен и сребролюбив. Какая наивная мечта, свойственная скорее людям возраста рыжего мальчишки, чем мага. Но эта суета, эта недосягаемая цель, видимо единственное что приносило смысл в бесцельное существование волшебника. Осознание своей никчемности и одиночества, просто свело бы того с ума. Пусть тот и впрямь эксцентричен в некоторые моменты, но даже ему не чужды человеческие чувства, которые тот так старательно прячет за маской злодея. Моментами, делая повседневные, рутинные дела, Грубл задумывался каким был его учитель в свои юные годы. Он слышал пару раз мельком историю о встрече смурфов и юного мага. О его неудачном обучении в школе магов и про затаившуюся на всю жизнь ненависть к безобидным существам. Забавно, что тот похоже и сам поверил в реальность своей идеи. Стараясь убежать от себя самого, тот спрятался в кокон этого мерзкого, злобного волшебника. "И как нельзя было раньше понять таких простых вещей?": Подумывал про себя Грубл. Азраэль пожалуй единственное живое существо, что переносило старика, а тот хоть и не показывал это, всем своим холодным сердцем любил пушистый комок шерсти. Именно любил, а не жалел или держал для каких-то садистских развлечений. Пусть и не был скуп на пинки и неприятные речи, но никогда бы не оставил своего единственного друга в одиночестве. Никогда бы не придушил и не отдал на съедение диким зверям, хотя угрозы сыпались от того чаще чем ласковые слова. И все же, когда тот был в уверенности, что никто не видит его, маг нежно гладил Азраэля по голове, получая в ответ одобрительные мурлыканья и нежности, на которые способны лишь кошки. Они словно старая супружеская пара, могли целый день собачиться до взаимного желания прибить объект ненависти, но никогда ни у одного из них не было желания покинуть друг друга. Неумело, изредко показывающий свою добрую сторону маг, вызвал на лице Грубла лишь еле заметную улыбку. Да, отнюдь мальчик был привязан эмоционально к старику, он и сам не знает что, но притягивало его к этому чудаку. Желания помочь, или жалость, может что-то похожее на сыновьи чувства к отцу, которого у мальчика никогда не было? Возможно парень лишь пытался найти в своем учителе кого-то родного, кто смог бы заменить ему семью. Да, он бы очень этого хотел, назвать их втроем, семьей. Ни маг ни его подмастерье ни за что бы не показали свои чувства посторонним людям. Они то и при двоих старались выглядеть холодно и отчужденно, играя в эту молчанку, когда не в силах сказать о том, что происходит у них на душе. Грубл знал, что на самом деле ранимый и ужасно трусливый маг, лишь с виду такой угрюмый и нелюдимый. Больше всего тот боялся остаться один. На едине со своими мыслями и кошмарами. Когда тишина проглатывает словно кит, а пустота комнаты кажется задушит подобно гигантской волне. Стены в такие моменты будто сжимались и хотели раздавить обитателя дома, а сердце почему-то начинало биться сильнее. Но лишь ворчливое мяуканье рыжего комка, что сновал под ногами хозяина отводило того от жутких мыслей. Страх быть покинутым, страх неудачи, остаться одному и быть изгоем общества. То, что кровавой нитью тянулось из самого детства с годами превратилось в целый клубок чувств. Болезненных воспоминаний о юных школьных годах, о словах брошенных матерью на прощание, все те кто отверг неудачника, эхом проносились в голове раз за разом. Простой человек, без особых способностей, и лишь немного разбирающийся в магии, на уровне обычного волшебника, так хотел бы снова почувствовать что-то кроме страха, ненависти или отчаяния. Мысли эти очень мешали, сбивали с толку и путались в голове, отвлечься помогали лишь книги и бесполезные попытки прийти к своей недостижимой цели. Которая ему, в общем-то и не нужна. Грубл смотрел на заснеженный лес, жутковато уходящий освещенной луной, белою дорогой вдаль. Звезды сегодня были особенно хорошо видны. Россыпью драгоценных камней они лежали на небесной глади и блестели, маня к ним присоединиться. Из окна чердака вид был хорош, особенно сегодня. В эту Рождественскую ночь. Мальчик, словно чего-то ждал, или кого-то. Будучи лишь ребенком он хотел верить во что-то доброе, возможно в волшебство. Не то, что творил его учитель или другие маги, а то, которое могло бы растопить холод в душе одного человека. Да, пожалуй это было бы то самое чудо, о котором пишут в книжках, что хранятся на пыльных полках библиотеки мага. Грубл тайком брал несколько таких, детских, глупых, по мнению учителя книжонок и читал их, находя это постыдное увлечение волшебным. Будто в такие моменты мир становится другим, обретает краски и чувства, хочется улыбаться и радоваться жизни. Хоть в реальности это совсем не так, но тайные желания заседали в рыжей голове мальчугана. Звезды сегодня светят особенно ярко. Одна из них сорвалась со своего насиженного места и стремительно удалялась в небытие. Мальчик зажмурился и скрестив пальцы подумал что-то про себя. Пушистые ресницы на веснушчатом лице, красиво обрамляли карие глазки паренька. Так иногда смотрел Азраэль, в надежде выпросить у хозяина вкусняшку, а когда тот сдавался не в силах выдержать взгляд круглых полных нежности глаз, с ухмылкой убегал прочь, со своей выпрошенной добычей. Этот хитрый кот точно знал все слабые и сильные стороны своего хозяина и пользовался ими как только мог. Грубл же, не лишенный своего рыжего обаяния, выглядел порой неуверенно и смущенно, желая, но так и не решаясь попросить что-то у учителя. Белые, как снег, молодые пальцы сжимались в замок и перебирали друг друга, показывая волнение своего владельца. Парень долго стоял у двери так и не решаясь постучать. Сердце подпрыгивало до горла, что дышать становилось тяжело, а глаза старались закрыться, лишь бы не знать о последствиях своего дерзкого поступка. Мальчик стоял у дверей лаборатории, несколько раз поднося кулак к двери, но так и не сумев постучать в нее. Все это казалось сплошным безумием, но таким сильным желанием, что тот предпочел бы быть выгнанным на мороз из дома, лишь бы хоть попытаться сделать задуманное. В его детской голове мысли рисовали самые страшные картинки событий. Хотелось убежать из этого темного, холодного замка, но ноги будто не слушались. Почему такое странное чувство в животе? Нервы изрядно заставляли его плясать под дудку своих же страхов. Рука замахнулась и дверь со скрипом открылась прямо перед носом паренька. Сутулая, но все же на целую голову выше, облаченная в темную мантию фигура, предстала перед мальчиком. Снова этот брезгливый взгляд, это недовольное выражение лица, эти сложенные на груди руки. Всем своим видом маг пытался сказать чтобы мальчуган отошел и не путался под ногами, как это делает его кот. - Чего уставился, ты не видишь, что я работаю? Катись к черту, и не мешай мне!- грубо пихнув мальчика в бок выплюнул волшебник. Грубл стоял как вкопанный не в силах сказать и слова, не в силах шевельнуться, и лишь пялился снизу-вверх. - Ты что оглох? Или мне высечь тебя розгами, чтобы ты лучше понимал с полуслова?!- с еще большей язвительностью сказал маг. Странное поведение его ученика явно действовало тому на нервы. Словно выйдя из транса, парень промямлил что-то невнятное и вновь загородил дорогу разъяренному волшебнику. Терпение колдуна было на исходе, и желание влепить оплеуху этому безмозглому мальцу становилось с каждой секундой сильнее. Замахнувшись рукой для заслуженного удара над головой мальчика, тот вмиг застыл как статуя, не в силах даже дышать. Тонкие пальчики юноши сжимали поношенную ткань мантии на спине, заставшего в недоумении мага. Маленькое хрупкое тело мальчишки прижалось к мужчине и явно не хотело отпускать того из объятий. Грубл был так близко и так крепко прижимался к груди мага, что можно было почувствовать как сильно и быстро бьется его сердце. Гаргамель нервно сглотнул, судорожно пытаясь понять что этот жест значит, и чего вообще стоит ожидать от внезапно вцепившегося в него мальчишки. На миг ему показалось, что Грубл держит на его спиной острый, наточенный до блеска кинжал, которым он с огромным удовольствием проткнет его спину, впиваясь по самую рукоять. Но жуткая мысль быстро покинула его, не почувствовав острую обжигающую боль ножа, а лишь все так же прилипшего к нему мальчугана. Они простояли так не меньше двух минут. Вся абсурдность ситуации напряженно повисла тишиной в холодном помещении замка. Даже Азраэль с удивлением наблюдал эту престранную картину. Грубл впервые за все пребывание в замке своего учителя, дерзнул на такую выходку. Просто обнять кого-то казалось небывалым грехом, особенно если этот кто-то Гаргамель. Даже в своих самых дерзких фантазиях мальчик не представлял этого, хоть и очень желал. Мальчик все еще крепко сжимающий в удушливых объятиях мужчину, уткнулся тому в шею, закрыв глаза и не желая думать о последствиях. Пусть делает что хочет, хоть сварит живьем в котле, или превратит в жабу. Ему все равно. Единственное что сейчас хочется, чтобы его не оттолкнули. Хоть бы еще немного постоять вот так, ощущая горячие дыхания на своем затылке и тепло человеческого тела. Просто знать, что ты не один и сейчас ты рядом с кем-то, кто возможно, тебя даже убьет. Ну и пусть, только бы этот миг продлился чуть больше. Неловкое молчание казалось длится уже целую вечность. Робко осмелившись взглянуть наверх, Грубл задрал голову. Взгляд карих детских глаз столкнулся с черными как сама ночь, и отчего-то странно блестящими, глазами мага. Как необычно видеть его таким. Словно и не его это учитель вовсе, а кто-то другой, стоит и смотрит прямо в душу. Надо же, он и не догадывался, что маг может смотреть Вот Так. Скупая слеза сбежала по грубой мужской щеке. Черные, бездонные глаза, сейчас они казались еще глубже и страшнее, оттого что не было ясно, что тот сейчас чувствует. Никогда мальчик еще не видел чтобы маг показывал эмоции так открыто. Даже не стыдясь показаться униженным и жалким. Юноша провел по щетинистой щеке мужчины, убирая мокрую дорожку слез. Этот жест был полон тепла и нежности, на которую мальчик только был способен. Нельзя мужчинам так проявлять свои чувства, это не правильно. Нужно всегда это скрывать. Но почему-то именно сейчас, все равно, что там правильно, а что нет. На этот раз, была очередь удивляться юноше. Вместо болезненного удара или ожидаемых ругательств, тот оказался в объятиях старого мага. Так по-детски и наивно, неумело прижимаясь в мальчишке, тот казалось совсем растаял из холодных льдов своей души. Впервые за много лет мужчина почувствовал странную боль в груди, будто уголек, что казалось давно бесследно погас, снова загорелся и пылал. Желания быть кому-то нужным, быть любимым, и любить в ответ. Наконец-то признаваясь себе в этой глупости, он будто обрел новую способность к эмоциям. Не только жажду своих прошлых мечтаний, но и быть с тем кому ты дорог. Какая глупость, вся эта ситуация выглядела до жути странно, но наверно это было лучшее Рождество в жизни мальчишки. Грубл отстранился и взглянув в застывшие какой-то немой надеже глаза, тихо произнес: -Гарги, я тут это хотел сказать тебе... Ты мне это... Ну... Я люблю тебя. Ты мне... дорог- последнее словно тот сказал почти не слышно. Но было итак понятно, без лишних слов, что означает их странные объятия. Мужчина будто совсем потеряв себя прошлого, не своим голосом так же тихо произнес: - Ты мне тоже... Очень нужен- его слова звучали ласково и нежно. Так как никогда раньше. Этот вечер стал по-своему волшебным. Необычным и даже милым. Порой чтобы растопить лед в сердце у казалось бы безнадежно больного. Окончательно потерявшего свою человечность, нужно просто сказать такие простые, но нужные слова. Без лишней наигранности и лживых фраз. Этой ночь звезды особенно светят ярко. Будто Рождественское чудо, или просто нескрываемые чувства, обычные эмоции и ласка, могут быть сильнее любого зелья и заклинания. Как ни странно но не Гаргамеля ни его кота в деревне смурфиков больше никогда не появлялось. Жителей волшебного леса, немного напрягала эта ситуация, но радовало, что опасность миновала их дом. Да и ни к чему это старому волшебнику. Столько лет безуспешных попыток найти то, что на самом деле было совсем рядом. Больше его не волновало ни золото, ни какие-то другие возможности стать сильнее и богаче. Порой чтобы быть счастливым, хватает лишь знание, что ты не одинок. Счастье знать, что у тебя есть семья, и те люди кого ты можешь назвать родными.