***
В Балаганчике было тепло и уютно. Тихо потрескивал в камине огонь, с аппетитом облизывая то одну пачку исписанной бумаги, то другую. Роялька под сурдинку наигрывал что-то явно классическое в джазовой аранжировке. На большом столе горели свечи, а вокруг сидела честная компания, увлеченно попивая что-то явно вкусное и располагающее к миру и благоволению. — Суп удался! — утирая усы, признала Сурок. — Надо же, Таша, не подозревала я в тебе еще и кулинарных способностей. Синяя кошка фыркнула, но ругаться было лень. — Хорош! Хорош! Хорош-хорош! — затараторили Белки, протягивая сразу пять кружек. — Добавки! Добавки давай! Рыжий Пелагей, он же Палладий, все еще сидел над первой порцией супа. После каждого глотка он вдумчиво прислушивался к воздействию, оказанному супом на киберорганизм, и добавлял в бокальчик еще одну ложечку варенья. На углу стола шуршали карандашами по бумаге Рысь и Морская Свинка — принципиальные противники зимнего супа в любом его проявлении. — Жаль, Фея сегодня к нам не выбралась, — вздохнула Сурок. — Да она и не собиралась, — сказала Рысь. — У нее именинная уборка. — Но позвонить-то могла? — резонно возразила Синяя Кошка. Рысь потянулась к телефону: — Ой! Семь пропущенных звонков! — И у меня, — удивилась Сурок. — А у меня восемь, — подхватили Белки. — А сообщений-то, сообщений! «Наелись елочных иголок, что делать?». «От каши запор. Может, дать просто молока?». «От молока понос, памперсы кончились. Кто помнит, как складывать подгузник из наволочки?». «Глаша ушел в подпол в эмиграцию.» «Уронили елку… Сурок, все твои бусы рассыпались. Катают их по полу и пугаются звука. Один испугался особенно сильно. Наволочек больше нет!». «Забрались в кухонный шкаф. Все носы в занозах из вермишели»… Что там у нее происходит? Балаганчик молчал потрясенно. Синяя Кошка уже набирала вызов видеосвязи.***
Усталая, измученная, растрепанная сидела Фея на полу возле дивана. В углу, проблескивая уцелевшей гирляндой, лежала на боку опрокинутая ёлка, и веселые огоньки празднично подсвечивали летающий по комнате пух из погибшей подушки. На диване рядком теснились пять мохнатых спинок: рыженькая, беленькая, снова рыженькая и еще одна беленькая и опять рыженькая, последняя. Фея пела колыбельную, и спинки дружно вздымались в такт нехитрой песенке: — Баю-баюшки-баю, не ложися на краю, придет серенький волчок… — тут песенка прервалась, и Фея, словно в полусне, спросила сама у себя: — А откуда еще и серенький? Это не мой… А? Что? Еще один?! Она протерла покрасневшие глаза и обиженно уставилась на телефон. Сколько она ни набирала номера, один за другим, пробиться в Балаганчик не смогла. Пришлось обходиться самой! Понятное дело! Забыли про Фею! У них все хорошо, тихо, спокойно, и в оливье никто не ссыт… Фея совсем было захлюпала носом, но тут зазвонил телефон. Мохнатые спинки разом вздрогнули, и десять ушек встали торчком, но поняв, что опасности нет, а вкусным не пахнет, решили поспать еще немножко. — Да! Где вы были? У меня тут такое… — Фея говорила и говорила, чуть не плача от радости: никто про нее не забыл! Просто со связью неполадки — чего вы хотите? Канун! В кануны всегда так, сеть-то перегружена. — Эти два охламона, Сергей и Денис… Ну, помните, они тем летом в Карелию ездили, по делу о хищении чего-то там? Ну вот. И у них там было это самое… Что-что, гон! А потом, само собой, щенки! Два белых, три рыжих! И еще один, пятнистый. Непонятно чей. Но не бросать же! А их в командировку послали, срочную. У какого-то японца украли фамильную шашку. Ну, не шашку, не знаю, как она называется! Вот они мне и прислали. Букет. Так в написали в письме — письмо у пятнистого в одеялке было — «букет нашей бабушке». Шутят, изверги! Они мне тут все разнесли! Глашу покусали! Правда, Глаша их первый покусал… Елку уронили, все игрушки вдребезги, а один наелся дождика. А еще они… — тут Фея не выдержала, и крупные слезы одна за другой покатились из глаз, — они в мою мисюрку!.. — Что, что? — загалдел сразу весь Балаганчик, прильнув к экрану. — Они в нее напиииисали… — заревела Фея, всхлипывая и подвывая, — в мою мисю-ю-юрочку! Фамильную! Наследственную! И… накакали! — Ну будет тебе, Феечка, — забормотала потрясенная таким неуважением к историческому наследию Сурок. — Не такая уж она и фамильная… — Отмоем! — решительно заявили Белки. — Туалетный утенок на что? Сурок, вызывай такси! Фея, держись. Мы едем! — Надолго они у тебя? — деловито спросила Синяя Кошка, уже между делом набросавшая на листочке список первоочередных покупок. — И сколько их всего? Пять или шесть? Нужно понять, сколько чего заказывать. — Их шесть, — Фея успокоилась и говорила уже вполне внятно. — Пять бандитов. А пятнистый, просто удивительно, золотой ребенок! Полакал молока и ушел куда-то в уголок. Не шумит, не хулиганит. Не то, что эта шпана! Ой… Вот он… Фея отвела в сторону руку. В центре экранчика появилась страшно довольная пятнистая мордочка. В зубах золотой ребенок держал золотой топорик. Обгрызенный до неузнаваемости. Через дырочки в прокушенной лопасти задорно подмигивали огоньки гирлянды. — Чисто дуршлаг, — заявили Белки. — Фея, через него теперь хорошо макароны откидывать! — Надо же, — удивилась Морская Свинка. — Сгрыз топор. Таша, добавь в заказ поливитамины! Возможно, у него дефицит железа?***
— Тпрру! — скомандовал Пелагей. — Приехали, — и спрыгнул с полированной крышки Рояльки прямо на крыльцо Феиной избушки. Роялька норовисто брякнул бемольками — стоял поздний вечер, а он не любил темноты, и сиявшие в небе развесистые крупные звезды дело не спасали. Дверца избушки распахнулась во всю ширь. — Наконец-то, — шепотом завопила одна из Белок, Самая Ворчливая, — заходи давай, береги тепло! Заждались вас. Колыбельную играть пора! Одну за другой играл Роялька колыбельные, вдохновенно, но тихо. Убаюкивание шло полным ходом. Балаганчик снова сидел вокруг стола, в этот раз — в полном составе. Каждой досталось по щенку — на личное убаюкивание. Морская Свинка и Синяя Кошка тетешкали беленьких, Фея, Рысь и Белки разобрали рыженьких — (поначалу Белки и норовили разодиннадцатериться и заграбастать в свои цепкие лапки всех шестерых, но не вышло). Сурку попался непонятный пятнистый. Щенки сонно посапывали. На шкафу, крепко обнимая колечко полукопченой колбасы, чутко спал вернувшийся из эмиграции кот Глаша. Он твердо решил сегодня не спускаться. Да, пока все хорошо и мирно. Но береженого бог бережет! А Глаша сбережет от щенков колбасу! Это они сейчас такие тихие… А чуть глаза откроют… Нет уж! Глашу не проведешь. Ну вот, пожалуйста! С дальнего угла стола раздался тоненький, но определенно волчий вой. — У-у у-у у-у-у! — выл тихонько пятнистый щенок на мотив песенки про серого волчка. — У-у-у у-у у-у… И вторя ему, вдумчиво похрапывала, уронив голову на лапы, незадачливая нянька-Сурок. Будить ее не стали. Пятнистый щенок тоже угомонился и засопел так же громко, как и остальные. — Послушайте! У какого-то японца пропала фамильная шашка. И в то же время у Сакаи*** украли катану, — сказала вдруг Синяя Кошка. — Ой! — воскликнула шепотом Рысь. — Надо же, какое совпадение… — Так это что, эта шашка и есть катана? — удивилась Свинка. — А японец и есть Сакаи, — подвел черту Пелагей, который все это время снова и снова перечитывал полученное Феей письмо. — И еще мне кажется, что Ожаров с Ивановым не там ищут! — Как это не там, что значит — не там? — забормотала Фея. — Баю-баюшки-баю… Баю-баюшки, говорю! Где надо, там и ищут! Пелагей оглядел освещенную цветными гирляндами комнату. Остальные не заметили, но он-то точно видел, что за плинтусом в ответ на мерцание разноцветных огоньков то и дело что-то поблескивает. Что-то узкое, длинное, изогнутое и совершенно определенно металлическое. Но… Наверное, с этим можно подождать. До завтра. Или до послезавтра. __________________ *Мисюрка (от араб. مصر — «Миср» — Египет), мисюрская шапка, мисюра — воинская шапка, с железною маковкою или теменем (навершие) и сеткою (кольчуга), тип шлема (Википедия). Мы как раз намедни такую увидели в Оружейной палате, и очень она нам понравилась! ** Денис Ожаров и Сергей Иванов - герои повести "Дело N-ского Потрошителя", которую написала наша Фея! *** Роджер Сакаи - персонаж цикла "Космоолухи" О.Громыко; так как весь Балаганчик вышел, точнее - выкатился, из фандома Олухов (как разночинцы - из гоголевской "Шинели"), то мы невольно то и дело обращаемся к фандомным реалиям.