Кислый Виноград / Sour Grapes

Драко всё ещё не чувствовал себя готовым. Когда они с Блейзом, встряхнувшись от напряжения, вошли в поместье Делакур через парадные ворота, его желудок скрутило. Дорога под ними освещалась, не без помощи магии, а яркий сине-белый свет следовал за ними, оставляя во тьме пространство позади них. Драко никогда раньше не видел подобного заклинания, однако оно напомнило ему о Руке славы, которую он купил однажды, и том, как он её использовал. Он погрузился в размышления о ночи смерти Дамблдора, сделав логичный вывод о том, что Дамблдор всё подстроил и добровольно позволил этому случиться. Драко был пешкой в их многочисленных схемах тем вечером, а не виновником. И всё же тот факт, что Драко не знал о договоре Дамблдора и Северуса, заставлял его не принимать это во внимание как весомый аргумент в пользу его невиновности. Он привёл Пожирателей Смерти в школу, где жили его друзья. Он был одержим тьмой. Он покачал головой. Негоже размышлять о подобном, когда идёшь на столь светлое мероприятие. Блейз посмотрел на друга и понял, что мысленно тот находится в другом месте. Он наклонился, чтобы поймать взгляд Драко и ухмыльнулся. — Разве это не чудесно, милый? — спросил он. Драко откинул свои тревожные мысли и посмотрел на Блейза. — Ты собираешься называть меня милым всю ночь? Собираешься превратить это в вечеринку по случаю твоего каминг-аута? Он всегда быстро приходил в себя, и это было одно из преимуществ изучения окклюменции. Откинуть одну мысль и в моменте запереть в самых дальних уголках своего сознания, а затем поймать следующую и выкручиваться с помощью ловкости и дерзости, заставляющей собеседника поверить, что ты был полностью погружён исключительно в настоящее, здесь и сейчас. — Эта ночь станет нашей, любимый! — провозгласил он в темноту. Драко покачал головой и тихо рассмеялся. — Я просто пытаюсь снять напряжение, видя, как сильно ты взвинчен. И в конце концов, какой из меня парень, если я не способен унять твоё раздражение и успокоить? — Я не взвинчен, но буду, если ты решишь обжиматься со мной на глазах у всех, так что давай сведём эти шуточки к абсолютному минимуму, хорошо? — Значит ли это, что мы можем пообжиматься наедине? — сухо спросил он. — Чёртов болван. — Ладно-ладно, с гомоэротическим дерьмом покончено, — он поднял голову и выпятил грудь с ироничной надменностью. — Если честно, ты мне всё равно не нравишься. Я просто пытаюсь отвлечься. — Спасибо за отчёт, но мои мысли и моя личность в целом вот-вот окажутся в самом центре событий — в буквальном смысле — с твоей подачи и благодаря твоему неустанному желанию помучить меня, так что давай, пожалуйста, покончим с этим, и я вернусь домой, чтобы напиться до беспамятства. Они уже подошли к парадным дверям поместья и стояли в живой очереди, чтобы войти. Вот чёрт, слишком много людей для тайного входа, подумал он про себя. Он резко выдохнул, и Блейз обеспокоенно посмотрел на него. — Приятель, с тобой всё будет в порядке? — спросил он с некоторым беспокойством. — Ты спрашиваешь меня об этом сейчас? Серьёзно? Ты же сам сказал, что со мной всё будет в порядке! Несколько волшебниц вокруг них переглянулись, услышав его повышенный голос, но не узнали его, так как были из других школ. — Спокойно, Драко, не обязательно устраивать сцену только для того, чтобы оправдать свои опасения по поводу того, что твоё присутствие здесь приведёт к ней. Я просто хотел проверить, как ты себя чувствуешь, но теперь не стану лезть и буду верить, что ты справишься и без моей поддержки. — Я очень ценю твоё доверие, — сухо ответил Драко. Он повернул голову, чтобы заглянуть внутрь, и с облегчением отметил, что очередь образовалась не потому, что хозяева собирались поприветствовать каждого гостя лично, а лишь потому, что в фойе было очень много людей и новым людям было нелегко пройти в здание. Теперь ему стало немного легче дышать. Первое препятствие пройдено. Когда они переступили порог, приглашение, полученное Блейзом, неожиданно вылетело из его рук и зависло перед ними. Оно светилось ярким сине-белым светом, как и тропинка к поместью, а затем растворилось прямо на их глазах, превратившись в двух полупрозрачных сверкающих голубей. Они выглядели как патронусы, но были гораздо более... блестящими. Затем голуби закружились вокруг каждого из них, оставляя за собой магический след из искрящейся пыли и издавая слабый, едва уловимый звук щебетания. Голуби уменьшились до маленьких белых значков и приземлились на груди каждого, прикрепившись к их парадным мантиям. — Хорошо, что мы не использовали Оборотное зелье сегодня. Без этого приглашения мы бы не вошли. И правда умная охрана, — сказал Блейз, любуясь своим значком. Малфой помрачнел. Ему не нравилось, как официально всё это выглядит, но он всё же прошёл в вестибюль сквозь толпу новоприбывших гостей. — Что теперь? — спросил Драко, повернувшись к лучшему другу с суровым видом. — Что? — воскликнул Блейз с удивлением, тут же передразнивая. — Драко Малфой, наследник поместья Малфоев и принц из состоятельной семьи, родившийся с серебряной ложкой во рту, так давно не появлялся в магическом обществе, что напрочь забыл этикет вечеринок? Драко закатил глаза. Он прекрасно знал, что теперь полагается найти хозяев и поблагодарить их за приглашение, сделать комплименты по поводу убранства, преподнести подарки и обменяться прочими необходимыми любезностями. Ему просто не хотелось этого делать, поскольку сами Делакуры его официально не приглашали, и он был уверен, что они не обрадуются его присутствию. — Я не собираюсь сообщать мадемуазель или месье Делакур о своём присутствии, так что если для тебя это первостепенно, то лучше займись этим, а потом ищи меня у бара, где бы он ни находился, — он с угрюмой решимостью огляделся по сторонам. — Вас понял! — весело сказал Блейз, в шутку отсалютовав, а затем добавил шёпотом: — Не скучай, любимый! Драко отпихнул его. — Вали уже, гомик. Блейз ушёл прогуляться в поисках хозяев. Драко начал пробираться сквозь толпу к комнате справа, в которой, похоже, образовалась очередь, что могло означать только то, что где-то там он найдёт огневиски. Точнее, двойной шот. Однако едва он переступил порог комнаты, как услышал знакомый напряжённый голос, раздавшийся у него за спиной. – Малфой. Он обернулся и столкнулся лицом к лицу с Невиллом Лонгботтомом. Конкретно к этой встрече он мысленно готовился: перед отъездом из коттеджа он прочёл вырезку из французской газеты, в которой рассказывалось обо всех приготовлениях к сегодняшнему мероприятию, включая особое цветущее растение, которое профессор гербологии должен был доставить с земель Хогвартса. Драко собрался с духом, вспомнив о вежливости. — Профессор Лонгботтом, я полагаю? — и он протянул руку, на которую Невилл уставился с благоговением и замешательством, но всё же протянул свою в ответ. — Да, да, это я, — сказал Невилл, пожимая руку Драко, явно застигнутый врасплох его непривычной учтивостью. — Как... как поживаете, Малфой? Драко засунул руки в карманы и позволил самодовольству проступить на лице. — Всё в порядке, Лонгботтом, тебе не обязательно вести со мной светскую беседу. Уверен, у тебя нет причин быть вежливым со мной, учитывая нашу историю. Невилл выглядел крайне обескураженным такой прямолинейностью. Он оглядел комнату, словно собирался вызвать подкрепление в коридорах Хогвартса, а затем снова повернулся к Драко, глубоко вздохнул, похоже, что-то решая, и сказал: — Верно. Что ж, я ценю твои слова, Малфой, но думаю, ты понимаешь, что многие из нас, в том числе и я, больше заинтересованы в том, чтобы занять позицию, способствующую миру и процветанию в будущем и меньшей враждебности между сторонами. Невилл сделал паузу, видимо, желая оценить реакцию Драко, которая практически отсутствовала, пока он обдумывал свой ответ на это. Невилл продолжил: — Прошлое остаётся в прошлом, сейчас совершенно другое время. Думаю, все мы должны смириться с мыслью о прощении в пользу нашего общего будущего. Драко поднял брови, обдумывая эту мысль. — Прости мне мой цинизм, профессор, но, боюсь, здесь слишком много тех, кто не согласится с твоим мнением. Драко сделал паузу, наблюдая за тем, как лицо Невилла слегка потускнело. Что за выражение в его глазах? Жалость? Он попросту не выносил мысли о том, что кто-то его жалеет, а особенно человек, стоящий перед ним. Однако ему стоило признать, что с момента их последней встречи лицом к лицу Невилл очень похорошел. В его ауре появились спокойствие и стойкость, которых Драко никогда раньше не замечал. И всё же Драко всегда чувствовал себя хозяином положения после их... красочной истории. — Несмотря ни на что, я ценю это, Лонгботтом. Ты всегда был порядочным парнем, и я надеюсь, что ты действительно веришь в эту свою теорию, — закончил он, уступая Невиллу и одновременно давая ему понять, что он в порядке и не нуждается в благотворительном внимании. Невилл прослезился от такого заявления и на мгновение замолчал. Драко посмотрел на свои ноги, в то время как руки по-прежнему были в карманах, и, покачиваясь вперёд-назад, сказал: — И, видимо, мне придётся всю ночь наблюдать за тем, как люди делают такое лицо. Невилл встряхнулся и сказал: — Извини, Малфой, просто... я немного шокирован, увидев тебя после такого большого количества времени, не говоря уже о том, чтобы цивилизованно вести разговор. Драко поднял брови и ответил: — Лонгботтом, ты не один в этой сюрреалистической реальности. Невилл рассеянно оглядывался по сторонам, погрузившись в размышления. Он вздохнул и пробормотал едва слышно: — Вау... Гермиона говорила, что ты изменился, но я просто... Драко ощутил, как желудок снова мгновенно скрутило. — Грейнджер говорила с тобой... обо мне? Потрясённый Невилл поднял голову. — Вот чёрт, я не должен был говорить... Драко шагнул к нему, отчего Невилл инстинктивно отшатнулся и сделал три шага назад, а Драко серьёзно спросил: — Грейнджер считает, что я изменился? Невилл забормотал: — Прости, Малфой, кажется той бабушке нужно помочь донести напитки, — он проскользнул мимо Драко, не удостоив его и взглядом. — Я уже иду, бабуля! И он исчез. Обернувшись, Драко увидел, как Невилл продирается сквозь толпу, и едва успел осмыслить услышанное, как заметил Грейнджер. Ей определённо удалось смыть с себя грязь после прогулки по виноградникам, потому что выглядела она потрясающе. На ней было длинное чёрное платье с кружевной накидкой и небольшим разрезом на спине, обнажавшим слегка покрасневшие плечи, на которые он обратил внимание ещё днём. Он с ужасом понял, что она двигается в его сторону, хотя голова её повёрнута в сторону и она явно увлечена беседой с... Уизли. В панике он крутанулся на месте и схватился за ручку двери справа. К счастью, она оказалась незапертой, и он проскользнул внутрь. Прислонившись ухом к двери, он услышал, как снаружи громко шепчутся о чём-то. Он сделал шаг назад, резко выдохнув, и обернулся, чтобы увидеть, что стоит в огромной библиотеке. По своим размерам и роскоши она не уступала библиотеке в поместье Малфоев. Он так давно не был в своей библиотеке и скучал по этому месту. Ряды бесконечных знаний, редчайшие издания и книги, которых не было даже в запретной секции Хогвартса. В детстве он проводил здесь многие часы, часто во время семейных праздников, подобных тому, на котором он был сейчас, и впитывал новую информацию. Ему очень нравилось учиться, и, кроме того, прячась в библиотеке, он мог избежать фальшивого обмена любезностями с людьми, которых интересовало лишь состояние его семьи. Что ж, этот вечер сложился гораздо лучше, чем можно было ожидать. Он мог устроиться здесь в кресле, читая какой-нибудь древний фолиант, и его совершенно не заботил мир, "идущий в будущее" по ту сторону двери. Потом он мог бы просто выскользнуть и найти Блейза, чтобы сделать вид, что он весь вечер общался с ним, и этот кошмар наконец закончился бы. Взяв несколько французских книг о зельях, он уселся на ближайший диван, удивляясь тому, что он столкнулся лишь с одним из своих бывших школьных товарищей. Должно быть, это была его счастливая ночь. Затем он вспомнил слова Невилла о Грейнджер, и тело вновь сковало напряжение. Почему Грейнджер говорила с кем-то о нём? Неужели она была так напугана, что ей пришлось бежать в объятия другого мужчины в поисках защиты? Однако он тут же усмехнулся от мысли о том, что Невилл — "тот самый мужчина, который сможет защитить любую женщину". Но, возможно, всё меняется. Возможно, люди меняются. Возможно, она вовсе не была напугана, а лишь сказала своему другу, что он, Малфой, стал другим человеком. Почувствовав, как в сердце вновь закрадывается надежда, он вдруг взял себя в руки и громко сказал: — Нет. Он глубоко вздохнул и вновь прибегнул к своей любимой окклюменции. Он откинул надежду в самый дальний, самый пыльный угол своего сознания. Пусть она останется там, хорошо сохранившись, но неиспользованная. Он всё ещё не знал, для чего её использовать. Открыв глаза, он вернулся к первой странице своего новоприобретённого интеллектуального отвлечения. И лишь когда спор по ту сторону двери перерос в крик, он снова отвлёкся от своего занятия.

***

— Я сказала, оставь меня в покое, Рональд, я серьёзно, — Гермиона наклонилась к нему и шептала так громко, как только могла. — Миона, — ныл Рон, — мои родители до сих пор не знают, что происходит, я им пока не рассказал. И я был бы благодарен, если бы ты просто... ну, знаешь... постояла рядом со мной или сделала вид, что тебе не противна земля, по которой я хожу, чтобы у них не возникло вопросов! — Пока? — огрызнулась она, невольно вспоминая, как несколько часов назад Невилл задал ей тот же вопрос, но при совершенно других обстоятельствах. — Что? — ответил он с неопределённым выражением лица. — Ты ПОКА не рассказал им, верно, Рональд? И когда ты собираешься это сделать? И насколько честным собираешься быть? Потому что я уверена, что когда твоя мать услышит о том, что ты сделал, она будет стараться не возненавидеть землю, по которой ты ходишь, тоже! Он придвинулся к ней ближе, жестом руки прося не шуметь, и продолжил шёпотом кричать. — Гермиона, это была одна ночь! Одна глупость по пьяни... — Пятьдесят глупостей, и мы начнём приближаться к точному описанию твоих действий, Рональд Уизли! — проворчала она в ответ. — Гермиона, что мне нужно сделать, чтобы загладить свою вину?! — Рональд, твою вину буквально ничего не может загладить. Даже ты не можешь быть настолько тупым! Он вновь вернулся к нормальному шёпоту с вынужденным спокойствием: — О, я вижу, мы вернулись к оскорблению моего интеллекта. Замечательный старый приём. Тем временем я здесь и готов просить твоего прощения, потому что, может, я и дурак, потому что сделал то, что сделал, но я не настолько глуп, чтобы отказаться от нас. — Ты уже делал это однажды! — крикнула она, оставив всякую притворную вежливость. Рон изумлённо посмотрел на неё и спросил: — Неужели ты всё ещё держишь на меня обиду за то, что я оставил вас с Гарри в той палатке? Она подошла к нему вплотную, скрестив руки на груди, и вызывающе наклонилась: — Похоже на то, правда? — её глаза опасно сверкнули, в то время как их паре стали уделять всё больше внимания люди, которые до этого делали вид, будто не замечают их конфликта. Она сделала шаг назад и обратилась к залу: — А знаете, как говорится, обмани меня однажды... — Да-да, "ты негодяй, обмани меня дважды — я дурак", бла-бла-бла. Гермиона, я думал, мы поклялись, что пока смерть не разлучит нас! — А ещё мы поклялись отречься от всего остального, Рональд! — Может, хватить называть меня полным именем? Напоминаешь мою маму. Её глаза выпучились, она была вне себя от ярости. — Кажется, я не совсем ясно выразилась. Это было намеренно. Видишь ли, я оказала тебе большую услугу, малыш Ронни, дав понять, что тебя может ожидать, когда твоя дорогая матушка узнает, что ты натворил! — Ты можешь говорить потише?! Я не хочу, чтобы весь мир узнал об этом раньше мамы. — Как и всегда важно, чтобы всё шло так, как ТЫ того хочешь, да? Твой план должен быть САМЫМ важным, потому что иначе все остальные оскорбляют твой интеллект и значимость, верно? — Какое умное заключение со стороны самой большой всезнайки своего возраста! Она не выносит, когда ошибаются, поэтому поглощает книги, словно они — её энергия для жизни, удерживающая её в непреступной крепости, где она знает, что лучше для всех остальных! — Это так ты стараешься помириться со мной? Потому что судя по результатам твоих стараний, у тебя просто отстойно получается! — Я СТАРАЮСЬ, Гермиона, но ты упрямее, чем землеройка, и я не знаю, что делать! — Это твоя проблема, чёрт возьми, а не моя! Что это за отношения, если каждый раз, когда ты лажаешь, я должна подсказывать тебе, как это исправить?! Потому что в данном случае даже я не знаю ответа, и из этого могу логически заключить, что ответа нет. Что ты испортил наши отношения до неузнаваемости, и всё кончено! — Я не думаю, что неузнаваемость — подходящая... — ТЫ ОБРЮХАТИЛ АСТОРИЮ ГРИНГРАСС! — провозгласила она достаточно громко, чтобы услышали все присутствующие в этом зале. Она тут же закрыла рот рукой, широко распахнув глаза от шока, вызванного собственной смелостью. Все вокруг замерли и уставились на них. Рон стоял неподвижно, широко раскрыв глаза, и не сводил глаз с Гермионы, угрожающе шагая к ней. — Ну вот, ты сделала это, — медленно прорычал Рон. Её глаза расширились настолько, насколько это вообще анатомически возможно, и она с силой толкнула его, крикнув: — Да, я сделала это! Да что ты говоришь, Рональд Уизли! Ты ходил за мной по пятам и умолял, чтобы это случилось, с самого начала вечера. Я же тебе говорила! Я говорила тебе оставить меня в покое! Ты меня бесишь! Я говорила тебе, что не стану попадаться на глаза твоей семье этим вечером, но тебе было жизненно необходимо пойти и надавить на меня, как ты всегда это делаешь! — Ты не... я думал мы... это не... — пробормотал он, оглядываясь на толпу, что их окружила. Она разрыдалась: — Пожалуйста, оставь меня в покое, Рональд. Я думала, что смогу находиться с тобой в одной комнате, правда, что смогу хотя бы быть вежливой, но я просто... я не могу, — и она пронеслась мимо него, вбежав в первую попавшуюся дверь и захлопнув её за собой. Прижавшись спиной к двери, она достала палочку и наложила запирающее заклинание, как раз когда Рон попытался последовать за ней. Он колотил в дверь и кричал: — Гермиона, пожалуйста! Но одним взмахом палочки она наложила невербальные глушащие чары и добавила к ним чуть более мощные запечатывающие, для наложения которых ей пришлось повернуться лицом к двери, обводя косяк светящимся красным кончиком палочки. Затем она бросила её на пол, закрыла руками лицо и начала всхлипывать. Она не могла поверить, что это её жизнь. Теперь все узнают, и все будут смеяться над ней. Ей уже пришлось вытерпеть годы насмешек, когда люди шептались о её выборе быть с Роном, хотя она могла выбрать самого Избранного или любого другого волшебника, но она любила Рона. И Рон разбил её сердце ровно на тысячу мелких осколков, каждый из которых теперь лежал на полу, словно конфетти на вечеринке, на которую она никогда не хотела быть приглашённой. Она сползла по стене и обхватила руками колени, зарыдав ещё сильнее. Казалось, все ужасные мысли, которые она держала в себе последнюю неделю, набросились на неё разом. Она уже начала думать, что скоро ей станет плохо, как изнутри комнаты вдруг раздался мягкий, нежный голос. — Полагаю, я последний человек, которого ты бы хотела видеть в этот момент, Грейнджер, но я подумал, что ты, по крайней мере, хотела бы узнать, что я на твоей стороне, прежде чем вернуться туда. Она вскинула голову и едва не потеряла дар речи, снова схватив свою палочку с того места, куда она её бросила. Малфой. Всё это время он был всего в нескольких метрах от неё, а она и не заметила. Он непринуждённо сидел на небольшом диване в мантии тёмно-синего цвета в окружении старинных книг. Что он делал в этой библиотеке? И что он вообще здесь делал? Она начала яростно тереть нос и глаза руками. Он подошёл к ней и, щёлкнув пальцами, наколдовал платок, а затем присел на корточки рядом с ней и протянул его. Она с благодарностью взяла его и вытерла лицо, но продолжала плакать. Именно поэтому она обычно оттягивала момент со слезами до последнего: стоило начать, и потом ей трудно было остановиться. Когда она особенно сильно всхлипнула, её лицо скривилось в рыдании. Казалось, что боль от всего этого сломает её физически. Она думала не только о Роне. Вся эта ситуация вытягивала из неё все невысказанные горести, хранившиеся глубоко в сердце. Она оплакивала свой неудачный брак. Она оплакивала каждого человека, погибшего на войне. Больше всего она плакала из-за потери своих родителей. Пришло время всем этим эмоциям вырваться наружу, но они делали это дико и без оглядки на нынешние обстоятельства. Эти чувства хотели, чтобы она носилась, крушила и пинала вещи до тех пор, пока у неё не возникнет физическая боль от этого. Они требовали гораздо более драматического всплеска, чем она могла дать в сложившихся обстоятельствах, чтобы она почувствовала себя действительно отпустившей. Она резко вдохнула и поперхнулась собственной слюной, а затем начала кашлять, пытаясь отдышаться. Спрятав лицо рукой, сжимающей носовой платок, она повернула голову и опёрлась ею о стену, чтобы ощутить хоть какую-то опору. Она глубоко вдохнула, ощутив на спине крепкую руку, дающую ощущение стабильности и комфорта, которого она отчаянно жаждала всю неделю. По мере того, как она продолжала глубоко дышать, её мысли упорядочились, и с каждым вдохом дрожь в теле становилась всё меньше, и она возвращалась к реальности. Только через мгновение она поняла, что рука Малфоя лежит на её оголённой спине. Она вздрогнула, осознав это, и он поспешно отдёрнул руку. Она тут же пожалела о своём поступке и посмотрела на него расширенными, полными слёз глазами. — Прости, я... — сказали они в унисон. — Нет, я прошу прощения, это было... — начал он. — Не стоит, это я прошу прощения, просто ты меня удивил. Я... я немного не в себе, как видишь, — она уставилась в угол. Дыхание. И снова она почувствовала себя покинутой. Она безнадёжно хотела, чтобы он снова прикоснулся к ней, но он не протянул руки. Вместо этого он встал и сказал: — Будет лучше дать тебе побыть одной. Она поспешно вытерла лицо платком, не зная, что будет грубее — оставить его себе или вернуть. Малфой смотрел на дверь. — Я бы попытался уйти отсюда, но я не уверен в последних двух заклинаниях, которые ты произнесла. Кажется, глушащее и...? Гермиона фыркнула и посмотрела на него с озадаченным выражением лица, не желая делиться тем, что сделала. Однако недостаток энергии взял верх над желанием проявить тактичность. — Я наложила чары, чтобы никто из Уизли не мог войти. Он медленно, со знанием дела кивнул и глубоко вздохнул. Она добавила: — Да, я взяла эту идею у... — Меня, — мрачно сказал он. Кивнув ещё раз, он опустил взгляд на свои ботинки, возможно, смущаясь? — Астрономическая башня. Туда могли войти только те, у кого были чёрные метки, — пробормотал он. — Да, — сказала она, испытывая странное чувство вины за то, что даже окольным путём затронула тему ночи смерти Дамблдора. Последовавшее за этим молчание растекалось между ними, словно лёд. Она была потрясена тем, что он не расспрашивал её о ссоре с Роном. Неужели не слышал? Да уж, Гермиона, вряд ли. Вся Франция наверняка слышала. Она судорожно думала, как сменить тему, но он её опередил. — Полагаю, теперь мы квиты? Она подняла на него недоумённый взгляд. — Что ты им... о! — она указала на него, насмешливо обвиняя. — Зачарованные монеты. Ну конечно! — То была поистине гениальная идея, Грейнджер, эти фальшивые галлеоны. Я знал, что ты умна, или что ты, по крайней мере, книжный червь, способный запомнить всё дословно, но только тогда я по-настоящему осознал твоё врождённое мастерство волшебницы. Она полузасмеялась, недоверчиво глядя на него. Только что всё вышло за рамки сюрреализма. — Меня это бесило, как и большинство твоих поступков, когда ты обгоняла меня в оценках. Я очень внимательно следил за твоими проделками. Держу пари, ты даже не подозревала, насколько внимательно, — признался он. — Не подозревала. Только когда Розмерта... — она замолчала, не желая больше упоминать о его проступках. — Всё в порядке, Грейнджер. Смею предположить, что если мы будем избегать темы моих школьных лет, нам будет не о чем вспоминать. Она подняла голову и была потрясена, увидев, что он улыбается. Той же тёплой, нежной улыбкой, что и днём. Серая сталь его глаз пронзала её, согревая сердце, словно крепкий алкоголь, приятно обжигающий горло. — Спасибо, Малфой, — тихо сказала она, поглаживая пальцем мокрую белую ткань. — Я знаю, что ты не вызывался поджидать меня в этой комнате с носовым платком наготове, но всё же... Я благодарна, что не осталась одна. Он кивнул. — Не за что. Было трудно понять выражение его лица. Казалось, он что-то сдерживает, но она не могла понять, что именно он подавляет — гнев или радость. Он явно прекрасно умел контролировать свои эмоции на виду у людей, какими бы они ни были. Когда-нибудь она попросит у него уроков в этом деле. Он, казалось, почувствовал, что она пытается его прочесть, и отвёл взгляд. Её сердце ухнуло. Прежде чем снова заговорить, он обвёл взглядом комнату. — Ты уже поняла, какую комнату выбрала своим убежищем, Грейнджер? Она огляделась по сторонам и ахнула, в основном от того, что до сих пор её местонахождение ускользало от её внимания, как и от того, что она сидела в самой роскошной библиотеке, которую когда-либо видела. — Ух ты... — прошептала она, стоя и оглядываясь по сторонам. Стеллажи от пола до самого потолка, казалось, тянулись на многие километры, их разделяли только стеклянные стены, сквозь которые проникал лунный свет. Однако полная луна была большой и яркой и освещала пространство в значительной степени. Диваны и кресла были разбросаны по центру комнаты рядом с тяжёлыми дубовыми столами, на каждом из которых стояла персональная лампа для чтения. Малфой как раз рассматривал несколько книг на выбранном им диване, когда она прервала его. — Это захватывает дух. — Я знаю, — сказал он. — Я никогда не видел дивана, который мог бы сравниться с нашим в поместье Малфоев. — Даже в Хогвартсе? — спросила она слегка упрекающим тоном. — Конечно нет. Полки с сотни раз облапанными учебниками, над которыми ежедневно издеваются неблагодарные дети с липкими пальцами? — Эй! Чьи пальцы ты называешь липкими: мои, твои или наши? — рассмеялась она. — Грейнджер, не будь такой глупой. Будто я причислю тебя или себя к тем бескультурным дворнягам, которые замарали такую коллекцию книг. Должно быть, ей послышалось. Неужели Малфой только что сделал ей комплимент? Ей хотелось перестать удивляться тому, как изменился его тон и характер, но, к сожалению, это было слишком большой неожиданностью. Она покачала головой и моргнула. — Это... это очень мило с твоей стороны, Малфой. Я имею в виду, что это, конечно, мило для меня, но обидно для... — Дворняжек? — усмехнулся он. Она начала смеяться так же сильно, как плакала совсем недавно, и он подхватил. Его смех был удивительно весёлым, и он согревал её даже сильнее, чем его пронзительные глаза. Она перевела дыхание, чтобы сказать: — Кажется, я никогда не слышала, чтобы ты смеялся, Малфой. — О чём ты? Я постоянно смеялся над тобой. — Верно, и хотя твой злобный гогот школьника был просто пропитан очарованием, я, к сожалению, имела в виду не это. Ты только что смеялся со мной, — их взгляды встретились, оба всё еще подавляли смех. Она поняла, что теперь они находятся всего в нескольких сантиметрах друг от друга. Прошло много времени, в течение которого они оба молчали. Они просто смотрели друг на друга. На его губах заиграла непримечательная ухмылка. Затем она исчезла, когда он недоумённо наклонил голову в сторону и сделал неуверенный шаг к ней. Она медленно глубоко вдохнула, но сохранила зрительный контакт, и по всему её телу пробежали мурашки, а в животе запорхали бабочки от одного только намёка на его движение в её сторону. Она бросила взгляд на его губы, которые в лунном свете, проникающем сквозь высокие окна, казались ещё мягче. В этот момент дверь внезапно распахнулась с другой стороны, и она, больно ударившись затылком, оказалась в объятиях Малфоя. Он поймал её, когда она схватилась за голову от боли, удивляясь, как Рон сумел войти. В комнату тут же ворвался шум вечеринки, когда глушащее заклинание, наложенное Гермионой, разрушилось, как и заклинание, наложенное на саму комнату. Крепко обхватив Гермиону руками, Малфой сделал глубокий вдох и сказал: — Добрый вечер, Поттер.