Кроваво-красные бутоны и шипы

                  — Спокойной ночи, мамочка.                   — Спи сладко, малышка.       Она улыбается и тихо закрывает дверь спальни дочери. Шагает аккуратно, практически бесшумно. В доме кроме них двоих никого нет: все трое их сыновей сейчас в Хогвартсе, а он ещё не вернулся. Она и не ждала его — даже надеялась, что никогда больше не придёт. Единственное, что говорит о том, что он не ушёл окончательно — чёртов букет красных роз в гостиной и записка с извинениями.             Как она сможет его простить?       Она поверила ему, полюбила, наверное, впервые в своей жизни. Она, конечно, влюблялась, и не раз, но не так, как с ним. У неё и тогда, много лет назад, было ощущение, что она может ошибаться, выбирая ему поверить — Драко Малфой не тот человек, которому веришь с первого раза. Но он обещал, что никогда её не разочарует, обещал, что кроме неё ему совсем никто не нужен.             И не сдержал ни единого слова.       Сыновья, наверное, поймут, они уже достаточно взрослые. Дочери объяснить будет сложнее: она совсем крошечная, а ещё боготворит своего отца. Она разобьёт ей сердце, если расскажет правду. Как она может так с ней поступить?             Но он вот легко смог.       Какой же она была дурой, когда считала, что может ему доверять. Зачем он вообще на ней женился? Зачем завел с ней четверых детей, зачем создал всю эту иллюзию красивой семьи, если собирался разбить её вдребезги?             Зачем, зачем, зачем?       Она разрывает розы в клочья и кидает, — нет, швыряет, — лепестки в огонь. Ей противно даже смотреть на них, хоть она и понимает, что цветы ни в чём не виноваты. Проблема в нём, всегда была только в нём, как бы отчаянно она не пыталась закрывать глаза на всё, что видела раньше. Она знала, что их брак обречён. Знала всегда, даже если не осознавала.       Она, конечно, была счастлива в самом начале их отношений и брака. Ей нравилось называть себя миссис Малфой, она была на седьмом небе от счастья, когда трижды узнавала, что беременна. Джинни верила в то, что они смогут быть такой же прекрасной семьёй, как её родители, верила, что они будут вместе до конца своих дней.             А потом узнала об измене.       Откупаться цветами от собственных грехов — его почерк. Какой же она была дурой, когда считала, что у них хоть что-то может получиться. Любил ли он её хоть когда-то, как клялся? Волнует ли она его хоть немного, волнуют ли его вообще их дети? Может она и вовсе была для него способом восстановить собственную репутацию после войны? Его семья — предатели, её — герои. Что если всё это было всего лишь игрой, что, если он просто ей воспользовался для собственной выгоды?       Ей хочется кричать, — нет, визжать, — но она не издаёт ни единого звука. Она обхватывает колени руками и прижимает их к себе, сидя на полу и наблюдая, как оторванные лепестки исчезают в красно-оранжевых языках пламени. Она чувствует себя ничтожной, беспомощной, жалкой.       Звуки шагов не вызывают в ней абсолютно никакой реакции. Она смотрит на огонь, не моргая и не двигаясь, смотрит, и картинка перед её глазами расплывается, превращаясь в красно-коричневое пятно.                   — Джинни…                   — Молчи. Ничего не говори. Вообще ничего.       У неё нет сил даже повернуться в его сторону. Она смотрит на то, как в камине догорает последний лепесток красной розы. Ещё несколько секунд, и от этого ебаного букета не останется ничего, кроме горстки пепла. Ровно, как и от их брака. Как и от её любви к нему.