Ice orange

      Из радиорубки раздался писк, она мысленно отсчитала пять секунд, делая глубокий вдох на третьей и через ещё две устремила взгляд в сценарий.              —… с вами была Ким Хёнджон, встретимся завтра в полночь, — бархатный голос перешёл в приятную мелодию заставки. Последние строчки слились тёмной полосой на белоснежной бумаге, произнесённые по памяти, заученный от и до шаблонный текст прощания.              Хёнджон устало зажмурилась, откинувшись на диджейское кресло, и попыталась снять напряжение в глазах. Почувствовала, как слизистая неприятно жгла раздражением, и немалые усилия приложила для того, чтобы не потереть глаза, делая себе только хуже. В висках нещадно пульсировало и тело, словно огромный рулон ваты, отказывалось куда-либо двигаться. На часах показывало пять минут третьего ночи, домой добираться при обычных условиях как минимум полчаса, если прямо сейчас заставить себя собраться. Она тяжело вздохнула, представляя, какой путь ждёт её от радиостанции до дома. Не то чтобы было боязно ходить по ночам одной, сейчас это для неё повседневная рутина в последние полгода, к которой хочешь-не хочешь, а привыкаешь, но мысли о тёплой постели, принимающей её в мягкие объятия, как только пересечёт порог квартиры и снимет с себя всю одежду, расслабляли, давая отсрочки к сбору. Пересилив себя и попрощавшись со второй радиоведущей, она торопливо собралась, одновременно с застёгиванием пальто перепроверила всю аппаратуру, а после вышла из здания через двадцать минут.              Ноябрьская ночь не радовала безоблачным небом с виднеющимися на нём голубовато-белыми вкраплениями звёзд. Оно затянулось тяжёлой серой завесой, откуда моросил дождь, еле заметный в свете фонарей. Теплый шарф, связанный не совсем аккуратно маленькой племянницей с парой пропущенных петелек (она надёжно закрепила их нитками, чтобы полотно не распустилось и не потерялся шарм, заложенный маленькой рукодельницей) и пальто, купленное ещё в студенческие годы на какой-то распродаже, не давали замёрзнуть в лёгкий морозец, единственное, перчатки были забыты на столике в коридоре, и ладони согреть сейчас было проблематично. Хёнджон несколько раз глубоко вдохнула морозный ноябрьский воздух, чуть притопнула массивной обувью по асфальту, слыша в ответ глухой звук, прежде чем двинулась вдоль полутемной улицы по направлению к дому. Не успев пройти пары метров, её останавливает машина, затормозившая рядом с ней.              Хёнджон знала, кто за рулём, и оттого медлила с какими-либо действиями, пытаясь что-то сообразить. Возможно, она слишком долго смотрела на фары, в свете которых виднелись мокрые точки дождя, или капот серебристой машины, кажущийся тёмно-серым из-за освещения, что не сразу заметила, как водитель вышел из транспорта, негромко хлопнув дверью, чем вывел её из транса.              — Замёрзнешь, — коротко и ёмко, голос казался куда более низким, чем был на самом деле, чуть глуховатым и оттого ужасно притягательным. Водитель галантно и изящно открыл дверь, приглашая Хёнджон сесть на пассажирское сидение, рядом с ним. Она всматривалась в его лицо, точнее, пыталась всмотреться, глупо моргая, словно перед ней мираж, который вот-вот должен раствориться в воздухе, но ничего не получалось из-за усталости – глаза жгло, но меньше, чем несколько минут назад. Его фигура, облаченная в черное длинное пальто, ощущалась массивной и утончённой. Был словно её телохранитель, хотя должен был быть куда более охраняемым. — Садись же, в машине теплее.              Словно заворожённая, и не придумав оперативно в этот раз повода отказать ему, как это бывало иногда, она села в машину.              Пак Сонхун официально ухаживал за ней год, за который мог бы уже сотни раз сдаться, но не сдавался, оказываясь всегда рядом, даже если она совершенно не просила его об этом. Ким Хёнджон была бы рада ответить ему взаимностью, видя, как льдинки спокойствия в его глазах тают от горящих искр, стоит ему её увидеть, но тот факт, что у них восемь лет разницы самую малость смущал её. Молодой олимпийский чемпион по фигурному катанию с будущими победами на чемпионатах, от и до будут посвящаться ей, обычной радиоведущей. Смешно. Но как бы высокопарно не звучало данное утверждение – оно правдиво. И это смущало ещё больше.              Пристегнувшись, она позволила себе вспомнить, как всё начиналось, пока Сонхун возвращался на водительское сидение.              Их первая встреча состоялась в более ясный ноябрьский день, и тогда её мечтой было вести радиоэфиры и быть самым узнаваемым голосом Южной Кореи. Через месяц Хёнджон должно было исполниться двадцать четыре, а Пак Сонхун только-только подходил к семнадцати годам, но в его руках уже была победа на олимпийских играх по фигурному катанию. Это радиоинтервью с молодым чемпионом стало значимым в её жизни. Сонхун был щуплым подростком, измученным усердными и сложными тренировками, однако в его глазах виднелся огонь и страсть к своему делу. Посмотрев все его доступные в сети прокаты, она знала, с каким человеком ей предстояло вести диалог.              Будучи первым гостем в её новой должности, она блестяще справилась с поставленной задачей интервьюирования восходящей звезды спорта несмотря на жуткое волнение, выражающееся в едва заметном треморе рук; сам Сонхун волновался не меньше неё, неловко заикаясь и заламывая пальцы в смущении каждый раз, стоило ему пересечься с ней взглядом. В ясный ноябрьский день Ким Хёнджон что-то перевернула с ног на голову не только в жизни Пак Сонхуна, но и в своей, что на протяжении почти пяти лет он не переставал сдаваться.              Сонхун не был навязчивым, но очень настойчиво ухаживал за Хёнджон, ухаживал так красиво, что для других они состояли в отношениях довольно давно. Она солгала бы самой себе, если бы сказала, что не чувствовала трепет в душе, замечая его в толпе людей, пришедших поддержать её после дневных эфиров, когда он стоял позади всех, натянув капюшон так низко, чтобы никто не узнал. Пак не подходил, просто одаривал её самой милой смущённой улыбкой с ямочками, которая провоцировала множество противоречивых мыслей, точно ветер разметал ворох осенних листьев, и почти сразу уходил, вероятно, на тренировки.              Хёнджон солгала бы, если бы сказала, что переставала глупо улыбаться, держа в руках маленькие горшочки с суккулентами, доставленные курьером прямиком в её квартиру, когда Сонхун не мог присутствовать на сходке фанатов после дневных эфиров, потому показывал своё внимание таким образом. И эти суккуленты в разноцветных горшочках и разных форм стояли у неё на подоконнике по сей день, каждый раз вызывая улыбку, когда она занималась уходом за ними или просто смотрела.              Иногда он осмеливался ей писать в какаоток, спрашивая о работе и самочувствии, не переходя на что-то личное, и тогда Хёнджон таяла, забываясь, и рассказывала всё, что могла в пределах разумного, соблюдая рамки. А потом непонимающе отнекивалась от вопросов коллег про отношения, когда те спрашивали, почему она ведёт себя влюблённо. Ничего они не понимали.              Не отталкивала его ухаживания, но и не допускала более близких отношений, хотя некоторые моменты поначалу пугали – она списывала всё на подростковый период. Каждые крупные соревнования было крайне неловко слышать в интервью Пака «я выиграл это золото для Ким Хёнджон», потому что она не делала ничего для того, чтобы так сильно вдохновить его на все эти победы. Ким Хёнджон просто вела свои будничные радиоэфиры, помогая скоротать всей Южной Корее время в пробках, на работе, дома или где-либо ещё.              — Нуна, ты замечательно провела сегодня эфир, — Сонхун смотрел на дорогу, выкрутив печь с её стороны на максимум. Стало теплее, — как и всегда, — добавил он, и внутри Хёнджон разлилось смущение.              Сонхун крепко удерживал руль, ведя машину мягко, зная, что Хёнджон может укачать, особенно когда она уставшая.              Кинув взгляд на руки Сонхуна, на его сосредоточенное лицо, внимательный взгляд, устремлённый на дорогу, поняла, что он ужасно привлекательный, и это осознание сделало её сердцу ужасно больно по двум причинам: Пак Сонхун уже не тот подросток, которого она увидела много лет назад, и с каждым разом ей все сложнее изворачиваться от его мягких и уверенных ухаживаний. Её не озвученный аргумент – внимание Сонхуна к ней исключительно подростковая затянувшаяся влюбленность, ему скоро будет двадцать один, вся молодость впереди, внимание молодых фанаток, сверстниц и коллег. Скоро увлеченность почти тридцатилетней Ким Хёнджон сойдёт на нет, и выбор падёт на кого-то его возраста. Она и сама немножко виновата в том, что не умела твердо отказывать, позволяя за собой ухаживать, боясь обидеть. Возможно, откажи влюблённому подростку ещё много лет назад, добиралась бы домой в одиночку.              Но, если быть чуточку честнее с собой, то ей приятно внимание со стороны Сонхуна, ибо никто из тех, кто когда-либо за ней ухаживал и пытался добиться её внимания, не делал и сотой части того, что делал для неё молодой фигурист. Даже её бывший парень, с которым они встречались в университетские годы и ещё пару лет после. Хёнджон никогда не просила ждать её после работы в ночную смену, даже мысли не было, и каково было её удивление, когда однажды она увидела машину Сонхуна. Нормальные бы люди испугались такого внимания, приняли бы его за преследователя и давно обратились в полицию, но ей он не внушал чувство опасности; для неё Пак Сонхун запомнился не до конца оформившемся подростком, робеющим и заикающимся после каждого её слова. С ним было комфортно на том расстоянии, которое он создал для неё, чтобы не быть навязчивым, некоторые мужчины в окружении Ким были куда более наглыми.              Хёнджон отказывала ему в поездках, видя, как он поджимал губы и тупил взгляд от лёгкого негодования, но следом чуть улыбался, желая удачной дороги, и шла домой сама, слыша, как машина ухажёра медленно следовала за ней на расстоянии, и это забавляло её, пока сердце нещадно билось в грудной клетке, пытаясь ей что-то сказать. Сонхун не доезжал до двора, останавливался раньше, дожидаясь, когда она скрывалась за аркой, и в эти моменты Хёнджон чувствовала себя ещё более неловко, прижимаясь к холодной панельной стене в попытке успокоить сердечный ритм и воззвать к своей логике, а не чувствам. Она каждый раз еле-еле вырывала разумом победу над чувствами, боясь однажды дать слабину...              И дала своим согласием, надеясь, что это будет первый и последний раз, когда он подвёз её до дома. Когда в его глазах, обычно заранее знающих, что и этот раз будет неудачным, вспыхнула плохо скрываемая радость, граничащая с неверием в происходящее, когда из всегда сдержанного последний год парня он превратился на мгновение в того самого семнадцатилетнего Пак Сонхуна, краснеющего перед ней от каждого её взгляда. Эта надежда тогда сделала Хёнджон больно, она обещала запомнить и бережно сохранить этот момент в своём сердце. Сонхун в тот день довёз её чуть ли не до подъезда, открыл ей двери своей машины, проводил до подъезда и, осмелев от такого счастья, дал себе вольность: аккуратно взял её маленькую ладонь, чуть сжимая в своей большой, словно это единственный шанс в его жизни. Хёнджон не помнила, сколько они тогда простояли возле её подъезда так: он, держа в своих ладонях её руки, согревая их, и она, наслаждаясь в тайне своим поражением перед ним, не имея сил его оттолкнуть.              После одного случая проявления слабости, она не позволяла себе других до этой ночи. После ощущения его ладоней, она не могла больше жить спокойно – ей до одури хотелось почувствовать их ещё раз.              Вынырнув из воспоминаний, Хёнджон тяжело вздохнула, чем на секунду привлекла внимание Сонхуна, он бросил короткий взгляд на неё, беспокоясь, что ей стало некомфортно, но она слегка покачала головой, будто говоря «всё нормально». Нормально ничего не было. Серебристая машина въехала во двор, остановившись чуть поодаль подъезда, Сонхун заглушил двигатель, погружая салон в тишину. Хёнджон, казалось, слышала, как беспокойно билось её сердце рядом с ним. Пак Сонхун заставлял её нервничать и думать о многих вещах. В машине тепло, пахло морозом и елью, его одеколоном, и её духами, смешение запахов гармонировало, будто так и должно было быть.              — Могу ли я попросить кое-что? — спросил он, аккуратно накрывая своей ладонью её ладонь, задерживаясь на три секунды и давая ей право согласиться или нет, прежде чем полностью взять её руку в свою. Слабо поддаваясь теплу его кожи, забылась на минуту. Хёнджон кивнула, избегая его взгляда: если встретится с его карими глазами, то у неё не будет шанса отказаться. — Я хочу, чтобы ты присутствовала на отборочном туре.              Его просьба не была лучшей идеей для них двоих, учитывая факт слухов про их отношения. Да и она не думала, что имела право находиться там после всех тех отказов, когда он приезжал к ней, чтобы уехать ни с чем. Так подумать, их общение – чистой воды безумие, характеризующееся на протяжении пяти лет действиями и совсем немного словами. Они никогда не говорили наедине дольше пяти минут, три из которых молчание и ещё две обмен любезностями. До сегодняшней ночи.              Ким Хёнджон делала Пак Сонхуну больно будь она рядом или нет, и кому из них больнее ещё можно поспорить.              — Сонхун-щи, — словесная стена, выстроенная годами, невидимый щит от настоящих чувств. Хёнджон всегда подчеркивала своей вежливостью то, что им нельзя переступать черту (которой следовала только она), всегда напоминала о том, что Сонхун для неё не больше, чем тот измученный и застенчивый подросток, которого она увидела впервые (даже если это уже давно не так). — Я...              Она не сразу поняла, почему он оказался так близко к ней. У Сонхуна черты лица в полумраке точно острие, коснешься – поранишься, и глаза особенно темные. Хёнджон смотрела в них, ощущая, как внутри все переворачивается от близости. Сонхун перевёл взгляд на её губы, чуть приоткрыл свои, выдыхая теплый воздух, ему поцеловать ничего не стоило, но медлил и дразнил, вынуждал поддаться интуитивно, и Хёнджон поддалась, однако, вовремя остановилась, ожидая непонятно чего. Внутри что-то взорвалось, окрашивая щёки смущением, и тело словно парализовало              — Не сможешь, верно? — Воздух в салоне стал плотнее, Хёнджон почувствовала, как физически ей стало тяжело дышать, взгляд блуждал по лицу Сонхуна, останавливаясь то на губах, то на скулах, каким-то чудом успев запомнить расположение пяти родинок, после чего внезапно в душе появилась мечта коснуться в поцелуе каждой из них.              Она силилась что-то сказать, но его близость тормозила все мыслительные процессы, снижая всё только до едва слышного дыхания, о котором Ким еле вспомнила.              — Прости, — отчаянно тихое вырвалось из его груди, и лбом он коснулся её плеча, спрятав манящее притяжение тёмных глаз. Она сделала короткий вдох, задыхаясь ароматом одеколона, на секунду пугаясь своего желания пахнуть им, чтобы после того, как она вернётся домой, вдыхать остатки, распадаясь на что-то субатомное. — Я не должен был надеяться на то, что ты согласишься.              Сонхун никогда прежде не был так близко. Хёнджон слабо сжала его ладонь, надеясь, что ответа её сердца не слышно, не чувствовалось, как бешено оно билось, разгоняя адреналин по венам. Она не знала, почему он делал это с ней: рвал сердце на части своей преданностью и ожиданием, а потом бережно склеивал по кусочкам, раня себя мелкой крошкой её прохладного отношения, впивающейся глубоко в его кожу и зудя каждый раз, когда он касался её хотя бы взглядом.              Ким Хёнджон добра по отношению ко всем, но так жестока к Пак Сонхуну.              — Я, должно быть, надоел тебе, — Пак произнёс это вслух, и Хёнджон не понимала, какую эмоциональную окраску придать словам. Он явно не стал бы манипулировать ей, заставляя чувствовать вину за все те годы, что впустую ухаживал за ней, нет, она верила, что он не пойдёт на такую низость как манипуляция; скорее всего, он просто начинал осознавать что-то, например, что Хёнджон ужасно холодна и быстрее выйдет замуж за кого-то другого, чем за него, всё ещё неяркого подростка с бесконтрольным заиканием. Ким сама не понимала, почему думала такие варианты; Сонхун слабо потёрся лбом о её плечо, точно ища хоть каплю тепла в неприступном сердце. — Ничего не могу поделать с тем, что ты вызываешь во мне желание искать твоего внимания, словить хотя бы мимолётный взгляд или улыбку. Я такой дурак, прости, но я правда слишком влюблён в тебя, чтобы так просто перестать это всё делать.              Хёнджон впилась короткими овальными ногтями в колено, лишь бы желание поцеловать Сонхуна прямо сейчас исчезло.              Сонхун нехотя поднял голову, намеренно не смотря в глаза Хёнджон. Приятная тяжесть на плече пропала, и Ким очнулась от оцепенения, хватая его за предплечье и притягивая к себе. Он вопросительно посмотрел на неё, явно не ожидая. В его глазах она не могла прочитать ничего и одновременно с этим как будто бы всё понимала на уровне чувств, которые погребла глубоко в своей душе.              — Я… — она не узнала свой голос, настолько чуждо он звучал сейчас, — Я согласна.              Карий взгляд напротив приобрёл тёмно-золотистый оттенок, и это был самый красивый цвет, который ей довелось видеть в жизни. Сонхун слабо улыбнулся, мягко стараясь освободиться от её хватки, произнося горько-отчаянное:              — Ты не хочешь этого, нуна, прости, что заставил тебя…              — Нет, я правда хочу, Сонхун-а, — уверенно, громче сказала она, притянув его ещё ближе, так, что его лицо вновь было непозволительно близко для того, чтобы она захотела поцеловать. Он дышал через раз, поражённый тем, как, оказывается, красиво звучит его имя без уважительного суффикса, без этой словесной границы между ними. — Я правда этого хочу, — произнесла вновь, надеясь, что «хочу тебя поцеловать» не вырвется на очередном выдохе.              У неё безбожно пылали щёки, она чувствовала этот жар, чувствовала, как Сонхун в очередной раз сделал ход шахматной фигурой так, что у неё стало на одну выигрышную комбинацию меньше. Он, сам того не осознавая, дал толчок к осознанию, что его близость куда приятнее, чем она когда-либо думала. Пак не сделал ничего против её воли, потому что её воля полностью на стороне фигуриста, только разум Хёнджон всё противился очевидному.              Они всё ещё держались за руки, хотя давно не смотрели друг на друга, Сонхун мягко поглаживал большим пальцем костяшки Хёнджон, распуская в её груди цветы умиротворения. Впервые не испытывая ничего противоречивого в том, чтобы быть с ним рядом, наслаждалась этим мимолётным покоем, зная, что как только наступит завтра, всё вернётся на круги своя, оборона восстановится. За окном морось превратилась в небольшой дождик. Чувство времени растворилось.              — Мне пора, — разорвала тишину Хёнджон, пускай это далось ей с трудом. Сонхун ничего не ответил, отпустил ладонь и быстро вышел из машины, чтобы открыть ей дверь, пока она не успела расстроиться внезапному холоду, коснувшемуся её кожи.              Выйдя из машины. Хёнджон не торопясь прошла до подъезда, молясь, чтобы Пак не пошёл за ней, потому что иначе ей будет тяжелее отпустить. Но он пошёл, ибо не могло быть иначе.              Ким зачем-то обернулась, тут же пожалев об этом. Капельки дождя на его тёмных волосах смотрелись сказочно, он был похож на принца, такой высокий, статный, несколько недоступный, неважно, что самый недоступный человек из них двоих – она. Пак Сонхун был бесподобен. Всё, что она когда-либо слышала о нём, правда.              — Я сообщу позже о деталях, — Хёнджон уже и забыла, что согласилась. Он слишком очаровал её. — Можно?              Хёнджон кивнула. А следом поняла, что он не уточнил. Сонхун приглушённо рассмеялся с реакции, чем ввёл её в ступор. Ему смешно? Она быстро подошла к нему почти вплотную, смотря снизу-вверх, со стороны это выглядело очень комично, учитывая разницу в росте.              — Мама не говорила вам, что если не носить шапку, то можно простудиться? — Бурчит Хёнджон, пытаясь придать своему голосу нотки строгости и возвращая рамки. Жестом просит Сонхуна чуть склониться, и тот, надеющейся, что его наградят долгожданным поцелуем хотя бы в щёку, склонился на уровень её лица. Не дав себе ни секунды на смущение от очередной близости, она стянула с себя шапку и надела её с большим усердием, закрыв глаза, чтобы не видеть в темноте его радужки обожание.              Сонхун улыбался, ямочки на его щеках ввели Хёнджон в смущение от желания их потрогать. Она развернулась на сто восемьдесят градусов и отошла на безопасное расстояние.              — Встретимся, — кинула она, скрываясь за подъездной дверью.              — Встретимся, — повторил он, совершенно счастливый.              Её накрыло в момент, когда она закрывала дверь квартиры, тут же прислонившись к ней спиной. Сколько ещё этот парень будет волновать её сердце?              Она согласилась. Дала надежду. И себе, и Сонхуну. Поддалась и проиграла эту битву. Как же она будет дальше смотреть ему в глаза? А будет ли вообще? Паника накрыла с головой, Хёнджон не знала куда себя деть, стрелки часов показывали четыре утра и, по-хорошему, она должна была уже быть в кровати. Вместо этого она паниковала, словно через пару минут конец света. Решив, что нужно себя успокоить, Ким взяла небольшую леечку, начав поливать суккуленты.              Поливая каждый суккулент, она вспоминала, при каких обстоятельствах они были подарены Сонхуном. Самый первый, стоявший на прикроватной тумбочке, он подарил ей, когда ему было около восемнадцати и он, если ей не изменяет память, вернулся с международного турнира в Италии, тогда был март и Хёнджон удивилась, что к ней кто-то пришёл. Курьер долго играл с ней в игру «это какая-то ошибка», в конце концов вручив ей коробочку, в которой находился суккулент с запиской «нуна, я помню, у тебя аллергия на пыльцу, поэтому я нашёл альтернативу». С чего он взял, что у неё аллергия на пыльцу? Она ругалась больше на себя, чем на него, ведь именно она сдалась и приняла посылку. Второй суккулент был подарен через пару месяцев, наверное, тогда было какое-то другое соревнование, название которого она уже не вспомнит, и к нему шла записка «нуна, смейся чаще, твой смех сегодня на эфире исцелил меня!». Всего около десяти суккулентов, Хёнджон сбилась со счёта уже на восьмом.              Эта рутина немного успокоила её. Впервые за время работы на ночных сменах она заснула крепко.              — Пак Сонхун? — голос Соджон в жизни низкий по звучанию, но с плохой связи на другом конце провода был громким, отчего Хёнджон пришлось снизить звук динамика, чтобы не оглохнуть. — Это же тот самый мальчик?              Мальчик… он едва ли сейчас походит на мальчика, скорее, юноша… Парень?              Слово «мужчина» она не осмелилась произнести даже в мыслях. Соджон вновь привлекла к себе внимание.              — Он пригласил тебя на отборочный тур?              — Мгм, — на другом конце прозвучал неопределённый звук.              — Странные у него места для свиданий, буду честна, — Хёнджон почти подавилась воздухом. — Спортсмены все такие странные или только тебе такой достался?              Существовал ряд причин, по которым Хёнджон не хотела ничего рассказывать Чу Соджон, своей самой близкой подруге школьных лет, именно по причине того, что Соджон в силу своей прямолинейности порой вводила Хёнджон в смущение ничуть не хуже, чем это делал сам Сонхун. Сколько бы раз она не пыталась объяснить, какие у них с фигуристом отношения (которые она сама до конца не могла понять, да и можно ли это вообще было назвать отношениями, скорее, взаимоотношения), Чу имела своё представление об этом.              — Он мне не достался, — возразила Хёнджон, читая сценарий сегодняшнего радиоэфира.              — Ах, ну да, — Соджон наигранно вздохнула, — я и забыла, что у вас деловые отношения на протяжении пяти лет.              Готовность сбросить звонок увеличилась едва ли не в геометрической прогрессии. Соджон невыносимая, когда дело касается разговоров о Сонхуне.              — Впрочем… — секундная пауза казалась едва ли не вечной, — Есть в этом что-то действительно романтичное. Даён рассказывала мне, что обычно на такие мероприятия ходят либо родственники спортсменов, либо ярые любители, ну и, конечно же, профессионалы своего дела. С учётом того, что ты профессионал своего дела только в отказах, неудивительно, что тебя пригласили…              — Тебе лучше не показываться мне на глаза, Чу Соджон.              Соджон засмеялась Хёнджон мысленно застонала.              — Ладно, ладно, — примирительно начала Чу, — если серьёзно, то подумай о том, что для него важно твоё присутствие там. Ты можешь, как обычно, делать вид, что пошла туда исключительно для того, чтобы упомянуть об этом событии вскользь в своих вечерних новостях.              — Это неловко, — тело утопало в мягкости диванчика в комнате ожидания, расслабляя. Хёнджон прикрыла глаза, уложив голову на не менее мягкий подголовник, концентрируя последние силы для удержания телефона и продолжения диалога. — Очень неловко, Соджон-и, а вдруг там будут его родители?! — плаксиво спросила Ким.              — А ты хочешь стать его девушкой, чтобы беспокоиться об этом? — хитрые нотки в голосе заставили Хёнджон подскочить на месте.              — Вовсе нет! То есть… Я не задумывалась об этом, чтоб тебя!              — То есть шанс у мальчика есть, — констатировала Чу, хихикнув в динамик. Хёнджон устало выдохнула: её подловили, и теперь до конца своих дней придётся терпеть подколки. В динамике послышался, а следом раздался голос диктора, объявляющего посадку. — Мне пора садиться на самолёт, онни.              — Ты надолго?              — Месяц, может, полтора, всяко меньше, чем обычно. Венгрия – самое то! Не скучай, и обязательно иди к своему мальчишке!              Звонок завершился. Хёнджон отчаянно хотела сгореть от смущения.              Нет ничего плохого в том, что происходит, наверное, будь у неё больше решимости и напористости, то она и Сонхун непременно были бы вместе, но Хёнджон нерешительна и совершенно не напориста, она мягка и холодна одновременно (как ей казалось). Она устала от давления мыслей, преследующих её на протяжении долгих лет, и, наверное, раздражена от того, что думает о последствиях больше, чем Сонхун. С одной стороны, она взрослая и он тоже, и откажи она ему в чувствах, то он должен понять и принять, отступить и жить дальше, ему будет тяжело, но он справится, наверное, больше времени начнёт посвящать тренировкам и шансы на блистательные победы увеличатся. С другой стороны, предательски бьющееся сердце в ускоренном ритме при нём даёт чётко понять, что оно не намерено просто так отпускать человека.              И, чёрт, это действительно сложно – быть на передовой меж холодной логикой и пылающими чувствами. Вчерашняя ночь… Вчера она позволила себе куда больше, и ей понравились ощущения, испытываемые рядом с ним. Как он смотрел на неё, держал за руку, просил просто прийти на отборочные, а не встречаться с ним… Хёнджон растаяла от «ледяного принца», вот уж феномен!              Она подумала, что один поход на отборочные не сыграют большой роли для неё, ей удастся что-то запомнить для будущего радиоэфира, как и сказала Соджон, но для Сонхуна это может значить куда большее, чем она думает.              Решено.              Сонхун не приезжал за ней полторы недели. И не появлялся в сети. На её подоконнике добавились ещё два суккулента. Один доставили без записки, со вторым было короткое «устаю после тренировок, прости, всё ради тебя» и коробка печенья. Откуда он узнал её любимый вкус кокоса – только догадывалась.              Полторы недели без него были странными. Всё будто валилось из рук или казалось не таким, каким должно было быть. На радиоэфирах она витала в облаках, размышляя о том, слушал ли Сонхун каждый из эфиров или был так сильно занят, что пропустил трансляцию. Дорога до дома казалась в разы длиннее со знанием, что её никто не сопровождает. Всё обыденное казалось непривычным, и дело было в отсутствии Пак Сонхуна.              По приходе домой сделала домашнюю рутину, хотя мытьё кружки и тарелки казалось каторжным делом, переоделась в свободную пижаму, полила суккуленты, наметила примерный план на завтрашний день и уже собиралась лечь спать, как раздался дверной звонок. В столь позднее время она никого не ждала, разве что в сердце теплилась надежда на одного единственного человека, но вряд ли бы он приехал. По коже пробежался холодок.              Она осторожно подошла к двери, посмотрев на монитор, транслирующий происходящее в подъезде.              Сонхун. Пак Сонхун.              — Что ты здесь делаешь? — недоумевала Хёнджон, открыв дверь. Сонхун застенчиво улыбнулся, переминаясь с ноги на ногу, словно нашкодивший ребёнок. От него тянуло прохладой и он едва заметно дрожал. Замерз.              — Тебя захотел увидеть, — просто так, но с самой счастливой улыбкой, спрятанной за шарфом.              — Безумен, — возмущённо констатирует Хёнджон, втягивая Сонхуна в квартиру и придавая голосу стальные нотки, но вышло плохо.              Строго скомандовав куда вешать пальто и где мыть руки, Хёнджон пошла на кухню ставить чайник. Сердце отдавало набатом в ушах, она не могла поверить, что собственноручно втащила его в свою квартиру, хотя ещё пару недель назад не говорила с ним дольше пяти минут. Она заболела? Неужели, то неожиданное пересечение личных границ переключило давно запылённый рубильник её искренних чувств?              — Нуна… — внезапно раздалось сзади приглушённой хрипотцой, и Хёнджон зажмурилась, испугано обернувшись. По инерции вытянула руки, упираясь ладонями во что-то твёрдое.              Её ладони упирались в его плечи. Он снова непозволительно и опасно близко, и сделай Сонхун ещё шаг, то её непременно расплавит.              Пак не двигался, наверное, он был также ошарашен этой случайностью. Хёнджон резко убрала руки в смущении, юркнув в сторону закипевшего чайника. Ей сталось дурно от мимолётного касания, пусть совершенно случайного, словно слабым разрядом ток прошёлся от кончиков пальцев по всему телу. Ей хотелось спрятаться от самой себя и тех чувств, что в ней вызывал Сонхун, но Ким глубоко вдохнула и выдохнула пару раз, пока наливала чай, чтобы успокоиться. В конце концов, она взрослая девушка, ей пора решать всё по-взрослому.              Не бежать, а смотреть в лицо своим трудностям. Даже если у трудности невозможно прекрасный лик.              Она поставила чайник на место прежде, чем повернулась, оказываясь в кольце его рук. Угодила в ловушку и даже не поняла этого, пока его руки мягко приобняли её, оставляя возможность вырваться. Хёнджон дышала ему прямо в грудную клетку, прижав руки к своей груди, он же дышал ей куда-то в макушку. Молчали. Время вновь потеряло смысл, когда она чувствовала его тепло физически. Он осторожно коснулся губами её волос, почти невесомо, но Хёнджон всё равно почувствовала, как колени чуть задрожали, и она приложила все усилия, чтобы не упасть.              — Я скучал, — шёпотом в макушку. Она почему-то уверена, что слышит беспорядочный стук его сердца, но не может утверждать. — Не смог удержаться. Ты права, я безумен… Так безумно в тебя влюблён…              Не сдержалась. Прижалась к его груди, положив на неё ладони. И правда беспорядочно бьётся сердце, быть может, даже более беспорядочно, чем у неё. Права был Соджон, что Сонхун ей достался странным: сначала привязывает к себе безобидной подростковой влюблённостью без прямого взаимодействия, а потом топит взрослой любовью с зависимостью к более близкому контакту. Хёнджон страшно думать, что он действительно так сильно влюблён, потому что она не уверена, что её чувства можно назвать чем-то больше симпатии.              От него пахло первым снегом, холодом, хотя сам он был горячим; от Хёнджон пахло теплом, домом и подаренным кокосовым печеньем, но, казалось, она самый тонкий лёд, который Сонхун ломает своим существованием до мелкой крошки. Ощущать себя крошечной в чужих руках было для неё не ново, но с Паком ощущение обострилось в несколько раз, это казалось таким правильным, будто само мироздание создало их друг для друга.              Хёнджон подняла голову, сталкиваясь взглядом с Сонхуном. Насыщенные чёрные глаза обычно не выражали ничего, но она видела нежность, поглощающую её с каждой секундой. Она отчаянно хотела его поцеловать, без мысли, что это неправильно и кто-то может осудить, поцеловать, не останавливая саму себя только ей нужными границами. Поцеловать, чтобы удостовериться в реальности происходящего, осознать, что Сонхун у неё дома, они обнимаются на её кухне и она сама хочет быть ближе, пока он смотрит на неё.              Он зачем-то обхватывает ладонями её лицо и касается губами её лба, замирая на пару секунд.              — Не сдержался, прости, — виноватый шёпот бьёт по сердцу. Неужели он жалеет?              Она аккуратно берёт его ладони в свои, отводя их чуть в стороны, и, привстав на носочки, касается губ, взрываясь внутри тысячей фейерверков. У Сонхуна губы чуть обветренные, совсем немного, со вкусом апельсина от гигиенички, тёплые, хочется целовать и целовать. Сонхун ответил заторможено, не веря своему счастью, притянул Хёнджон к себе крепче, тут же подхватывая и усаживая на кухонную тумбу. И не будь Ким сейчас поглощена поцелуем, то непременно бы возмутилась подобной наглости, но пока всё, что имело для неё значение – невинная попытка Сонхуна ответить ей на поцелуй.              Где-то на задворках сознания Хёнджон льстил тот факт, что это, наверное, его первый поцелуй, по крайней мере, эта мысль особенно её будоражила, когда она очевидно безмолвно руководила всем процессом, пытаясь контролировать себя и ситуацию, а ещё Сонхуна с его безмерной робостью перед ней. Сейчас она не чувствовала восьмилетнюю разницу в возрасте между ними, чувствовала только его руки на своей талии, то сильно, то слабо сжимающие её в попытке не потеряться в новом для него опыте. Хёнджон не торопилась, хотя очень хотелось отдаться тому пожарищу в душе, которое Сонхун создал, сам того не осознавая.              Он отстранился, уткнувшись лбом в её плечо, тяжело дыша, словно пробежал несколько километров. Хёнджон погладила его по затылку, чуть ощутимо ведя ногтями по горячей коже, Сонхун едва заметно вздрогнул, выставив руки по обе стороны от её бёдер. Она думала, что будет казаться слабой и уязвимой рядом с ним, потому что все вели себя именно так, Сонхун внушал авторитет своим статусом «ледяного принца», но кто из них сейчас и был слабым и уязвимым, так это сам фигурист.              Хёнджон сама себя удивляла сегодня – Сонхун позволил ей зайти дальше, чем она себе всегда позволяла.              — Сонхун-а, — вкрадчивый шёпот обжигает ушную раковину, соблазн коснуться её губами велик, но она одёргивает себя, — прости, не сдержалась.              Сонхун замер не в силах что-либо сделать. Хёнджон свела его с ума и беззастенчиво говорит об этом. Она не была той самой Ким Хёнджон, застенчивой, неловкой и тихой, Сонхун раскрыл в ней новую грань, показал ей, что её можно обожать и без каких-то пошлостей.              Она захотела вновь почувствовать остатки апельсина на его припухших губах.              Чай давно остыл.              Сонхун встал раньше неё, бесшумно, словно тень, приготовил завтрак из того, что нашёл в холодильнике и оставил короткое, чуть торопливое «спасибо тебе, нуна» на аккуратном квадратике бумаги, оставил после себя диван в идеальном порядке, будто его тут вовсе и не было, и не он разрушил вчера между ними очередную стену. Аккуратные блинчики с кленовым сиропом и кусочками фруктов ждали её на столе, а ароматный кофе нужно было только сварить в кофеварке. На часах девять утра, Хёнджон обычно так рано не вставала. На кухне слабо пахло холодом и немного апельсином. Присутствие Сонхуна было эфемерным.              В самых слезливых мелодрамах наутро люди жалеют о совершённых действиях ночью. Хёнджон думала, что тоже будет сожалеть, но проснулась с удивительной лёгкостью и апельсиновым послевкусием на губах. Её поцелуй с Сонхуном не был ошибкой или расхождением с ожиданием, она никогда не представляла себе при каких обстоятельствах бы это произошло, но вчерашний вечер был лучшим из всех гипотетических представлений.              Конечно, она так только себя успокаивала, внутренняя тревога касательно того, что теперь между ними тихо нарастала и обязательно даст о себе знать в самый неподходящий момент. Туманность в общении заставляла её противоречить самой себе на протяжении всего дня. Привычная рутина сопровождалась нависающей грозовой тучей, то и дело пускающей разряды молний сквозь её тело. Сонхун не объявлялся целый день из-за тренировки, она уверена в этом, и пока какаоток не присылал уведомления от него, она представляла их встречу после первого поцелуя.              Должна ли она поцеловать его? Или он сам поцелует её? Может быть, ей нужно сделать вид, что ничего не было? Но тогда это ранит Сонхуна, да и Хёнджон солжёт самой себе. Будет ли Сонхун смотреть на неё также или что-то всё нём изменится? От этих мыслей поплохело. Будь что будет, может, они сегодня вообще не встретятся, а она себя накручивает! Одно она знала точно – вечная зима внутри неё проходит, передавая права ранней весне.              Ночной эфир прошёл гладко. Соведущая, Ким Джиён, много шутила, поддерживая оптимистичный настрой всей команды. Темой эфира были казусные ситуации и выход из них, они зачитали истории слушателей, от души посмеялись и поделились мыслями, как бы сами вышли из такой ситуации. Одна история очень зацепила Джиён, и она поспешила её зачитать:              — Мне двадцать пять, но недавно я поняла, что мне очень нравится мой коллега, он младше меня на пять лет, я не знаю, как вести себя с ним, — Хёнджон внимательно слушала то, что зачитывала Джиён, пытаясь не показывать, как эта история ей близка, — я пыталась игнорировать его, но всё равно возвращалась к мыслям о нём. Он флиртует со мной и совсем не помогает! — Джиён шуточно стукнула по столу, передавая возмущение, — Мне кажется, я просто одна из тех девушек, с которыми он флиртует. Но недавно мы случайно поцеловались на корпоративной вечеринке, и я стала его избегать, боясь, что он может ранить мои чувства. Что делать?              Хёнджон догадывалась, чем закончилась история.              — Непростая ситуация, — констатировала Джиён. — У меня не было подобного опыта, но, думаю, я бы поговорила с этим человеком наедине, в конце концов, мы взрослые люди и должны понимать слова, какими бы горькими они не были. Если для него это несерьёзно, то лучше узнать это сразу, чем строить ложные надежды на будущее, да, Хёнджон-щи?              — Да, лучше сразу узнать намерения человека, — согласилась Хёнджон, мысленно ругая себя, что раздавала советы, которым сама не следовала. — Разница в возрасте…              — О, ты задумалась? — Джиён подловила её внезапно, заставив ойкнуть. — Я читала в интернете, что со времён твоего интервью с Пак Сонхуном считают, что вы в отношениях, то есть уже около… пяти лет?              — Ха, да… — неловко согласилась Хёнджон, — я видела это на форумах и комментариях.              — У вас же с ним восемь лет разницы, да? Давай представим, как бы ты себя повела, если бы Пак Сонхун признался тебе?              Ему и представлять не надо.              — Разве мы можем говорить о таком? — Попытка спасти ситуацию шуткой казалась лучшим вариантом. — Что если Сонхун-щи подаст на нас в суд? — И отсудит себе право звать меня своей девушкой.              — О-о, да ладно, я думаю, он поймёт, что это только шутка и не обидится, — Джиён делала самый настоящий фансервис, — Сонхун-щи, мы извинимся перед вами лично, если ваша репутация будет испорчена слухами об отношениях с Ким Хёнджон-щи.              И смешно, и грустно, что Сонхун будет не против «порчи» имиджа их отношениями. Он ждёт этого пять лет, и вчера даже частично доказал, что если во что-то верить, то это обязательно сбудется.              — Мне было бы сложно, — начала Хёнджон, стараясь придать своему голосу обыденность, — у меня есть некоторые принципы касательно возраста, но, думаю, если бы нравились друг другу так сильно, что врозь – невыносимо, то я переступила бы через собственный принцип. В конце концов, если человек совершеннолетний, то важна ли разница в возрасте? — Мысленно она усмехнулась сама себе. — Главное, чтобы вы оба любили друг друга, остальное не так важно.              Джиён пошутила, а после перешла к другой истории. Хёнджон мысленно досчитала до десяти, выдохнула и вернулась в рабочее русло. Если подумать, она фактически призналась на всю Южную Корею и подтвердила догадки их преданных фанатов, что встречалась бы с Пак Сонхуном. Если не думать, она очень надеется, что этот самый Пак Сонхун не слышал трансляцию или не воспринял всё всерьёз. Иначе ей будет очень неловко.              Сонхун пришёл к ней в эту ночь. Они не целовались и всего того, о чём она думала с утра, не было. Пак обнимал её, она обнимала в ответ, вдыхая его одеколон. Холод с елью. Это сочетание стало её любимым. Сонхун не сказал ни слова про радиоэфир – либо он не слышал, либо тактично промолчал, чтобы не смущать её. В первом случае она бы расстроилась, во втором безмолвно благодарила. Ей хотелось целоваться с ним, но за сутки слишком много поцелуев. Перекинулись парой слов во время позднего ужина, а после он вновь не хотел отпускать её, словно за ночь Хёнджон превратится в мираж и исчезнет, как только приблизишься к ней. Желание пригласить его в свою постель заставило её покраснеть, хотя под этим не подразумевалось ничего большего, чем объятия, тем не менее…              Хёнджон встала около четырёх утра. Непонятная тревога заставила её резко сесть на кровати и нервно вглядываться в полумрак, озираясь по сторонам, словно в темноте что-то есть и это «что-то» может сделать ей больно. Иногда ей снились кошмары, и в такие моменты она, переступая через тревогу и страх, выходила на кухню, чтобы успокоиться и выпить стакан воды, через час вновь проваливалась в сон, только уже на диване в гостиной.              Проделав всю рутину, она вспомнила, что не одна в квартире. Будить Сонхуна не хотелось, да и если бы разбудила, то что сказала бы: мне двадцать восемь и иногда я в ужасе просыпаюсь от кошмаров, сделай с этим что-нибудь? Хёнджон привыкла переживать эти моменты сама, к тому же не хочется обременять этим и его, потому что, уверена – без неё много забот. Сейчас лучшее решение попытаться сконцентрироваться на чем-то стороннем, например, на излюбленных суккулентах или одиноко стоящей чашке.              — Всё в порядке? — Всё же проснулся. Хёнджон мысленно поругала себя за то, что не умела бесшумно передвигаться.              Сонхун сонный и такой милый, и ей даже становится легче от его слегка растрёпанного вида. Хёнджон кусает губы прежде чем ответить:              — Кошмар приснился, наверное, — отвела взгляд, чтобы откровенно не пялиться на него, — даже и не помню, что там было. Попробую пойти уснуть.              Осторожно встав из-за стола, Ким направилась к себе в комнату, но дойдя до дивана, остановилась, дав себе секундную вольность посмотреть на него вновь. Именно этой секунды хватило, чтобы Сонхун мягко потянул её на себя, буквально заставляя упасть на него. Места было не так много, но если лежать лицом друг к другу, то можно комфортно спать. Казалось, эта привычка Сонхуна неосознанно ломать границы стала сопровождаться желанием чувствовать его губы на своих.              — Зачем… — попытка задать вопрос пресеклась коротким чмоком в щёку.              — Так я смогу быть рядом, если это повторится.              Хорошо, что вокруг было темно, иначе бы Пак Сонхун засмотрелся на смущённую улыбку, вызванную своими словами. Хёнджон пыталась увидеть его, но ничего не получалось, и это её расстроило. За последние пару недель между ними произошло куда больше, чем за прошедшие пять лет, и это несколько выводило из равновесия, особенно когда Ким пыталась найти этому какое-то объяснение. И сошлась на том, что Сонхун перестал казаться ей тем маленьким чемпионом, каким был. Её первый шаг в поцелуе дал понять, что она видит в нём всё же взрослого парня, и даже сейчас её тело реагирует на него куда более смело. Словно запретная сладость попала ей в руки и теперь она хочет наслаждаться ей куда чаще, чем это было раньше.              — Сонхун-а… — полушёпотом позвала его, тут же услышав в ответ слабое мычание. Он прижал её к себе ближе интуитивно, и воздух в одночасье стал более плотным и жарким. У Хёнджон закружилась голова от ощущения его крепкого тела, душа не находила себе места рядом с ним, пытаясь быть везде и сразу.              От невозможности противостоять своему желанию, она прижимается к его губам с надеждой, что Сонхун остановит её помешательство. И первые секунды его замешательства казались спасением: вот он сейчас скажет, что хочет спать и попросит прекратить, потому что Хёнджон явно не в себе после пережитого кошмара (неважно, что она даже не помнит его), но… Пак Сонхун не предпринимает ни единой попытки разорвать поцелуй, наоборот, он делает ещё хуже – чуть приподнимается и нависает над ней, чтобы она тянулась за ним, мысленно умоляя не отстранятся.              Опыт в прошлых отношениях давал ей преимущество направлять Сонхуна, и это отключало её здравый смысл. Ей будет стыдно, что она украла драгоценные минуты сна, возможно, как и ему будет стыдно, что он нерешительно пытается коснуться её тела. Возможно, ей будет стыдно, что она нагло села на его бёдра, расположив сонхуновы большие ладони на своих, и беззастенчиво прикусила его губу, вырывая хриплый стон. Хёнджон, всегда сдержанная, жадно целовала каждый сантиметр его шеи, чувствуя вибрации. Все те потаённые и подавленные желания бесконтрольно становились реальностью, и знай Сонхун про это, то непременно остановил бы её, ссылаясь на то, что она торопится.              Хёнджон понимала, что если кто и способен остановить всё происходящее между ними, то это она. Потому что Сонхун, вероятно, мечтал об этом моменте довольно давно.              Перед тем как остановится, она не удерживается от желания засосать кожу чуть ниже челюсти. Пака ждёт не самый приятный сюрприз с утра, но это последний поцелуй за ней, и она в праве решать, как его закончить.              Не нужно было видеть Сонхуна, чтобы понимать, в каком он был состоянии. Ким готова поклясться, у него адски горят щёки и припухшие губы немного приоткрыты, чтобы захватывать больший объём воздуха. Наверное, он выглядел чертовски красиво и будь включен свет, не смог бы посмотреть ей в глаза. Сонхун предполагал быть охотником в этой игре, завоевать её сердце, но не учёл тот факт, что, потеряв бдительность, станет добычей.              — Хотела пожелать тебе спокойной ночи, — чуть игриво произнесла Хёнджон, тут же возвращаясь на прежнее место.              Сонхун в ответ кивнул, она поняла это по движениям. До утра она спала без тревог.              Соджон наутро назвала её сумасшедшей. Не то чтобы Ким Хёнджон отрицала это, небольшая одержимость Пак Сонхуном, перерастающая в влюблённость и есть своего рода сумасшествие, которому ей позволили поддаться. Удивительно, что, листая с утра ленту новостей за чашечкой кофе со вкусом амаретто и его блинчиками, она не нашла ни одной скандальной статьи с заголовком «Подающий надежды олимпийский чемпион по фигурному катанию Пак Сонхун всё же встречается с радиоведущей Ким Хёнджон?» или «Ким Хёнджон тайно встречалась с Пак Сонхуном на протяжении пяти лет?» после радиоэфира. Это было бы смешно. Наверно.              У Сонхуна был выходной и, так совпало, у неё тоже. Он предложил пройтись по магазинам, и Хёнджон не видела причин ему отказывать.              В ближайшем торговом центре было всё, что душе угодно. Хёнджон не знала, что именно хотела посмотреть, поэтому заходила в каждый павильон, уделяя внимание товарам. Сонхун ходил за ней хвостиком, пряча улыбку в шарфе. Со стороны их времяпрепровождение походило на семейный поход в магазин, и, если бы случайная бабушка не сказала «вы такая красивая пара», Хёнджон не задумалась бы над этим. Спонтанная прогулка по торговому центру не походила на свидание, назвать это чем-то семейным тоже было очень сложно, в конце концов они даже не состояли в отношениях.              — Почему суккуленты? — Внезапность вопроса выбивает Сонхуна из колеи. Хёнджон заходит в цветочный павильон, Пак следует за ней. — Было бы у меня больше времени, скупила бы весь магазин, — вслух произносит Ким, рассматривая каждый цветочек в красивых горшочках.              — В интернете увидел от твоих поклонников, что у тебя аллергия на пыльцу, — смущённо. Хёнджон остановилась, обернувшись к нему, чтобы заглянуть в глаза. Неужели, он тоже искал о ней доступную информацию? Он переводит взгляд на нарциссы, хотя она более чем уверена, что они не могли так резко его заинтересовать. — Спросить лично стеснялся, поэтому решил, что суккуленты самый оптимальный вариант, они без пыльцы.              Сонхун мило надул губы, словно его застали с поличным, и выглядел как нашкодивший щеночек. Его хотелось потрепать по макушке, приговаривая, что он самый хороший и замечательный, но не прилюдно. Она сдержалась от того, чтобы сказать ему об этом, поэтому ограничилась простым:              — Не дуйся, — произносит, касаясь пальчиком правой щёчки, — мне нравятся твои ямочки, а так их не видно, — заговорщическим тоном, а следом уходит к другим растениям, оставляя Сонхуна в замешательстве.              — Нуна, — Хёнджон кидает быстрый взгляд на него, когда он вновь догоняет её, тут же возвращаясь к рассмотрению коланахоэ и гибискусов, — у тебя правда аллергия на пыльцу или нет? — он наклонился к ней, заглядывая в глаза и улыбаясь, показывая ямочки, которые ей так нравились. Она тихо рассмеялась, коротко пихнув его локтем в бок, отчего он наигранно простонал точно от боли. Лучше так, чем чмокнуть его в ямочку на глазах у людей, а то вдруг кто узнает.              — Нет у меня аллергии, — ответила она.              — Можно я куплю тебе тогда любой цветок? Не суккулент, а то мне неловко, что я дарил их тебе, будучи дезинформированным.              Хёнджон вышла из цветочного магазина с нежно-розовым гибискусом.              — Кстати… — начал Сонхун, ставя пакеты на стол.              — Пакеты на тумбу поставь, пожалуйста, — скомандовала она, снимая с себя пальто и шарф.              —Так вот, насчёт отборочного тура на Чемпионат четырёх континентов, — вновь привлёк внимание Пак, — он пройдёт в эти выходные.              — Так скоро? — Недоверчиво переспрашивает Хёнджон, снимая с Сонхуна шарф и помогая расстегнуть пальто. Он был похож на озябшего воробья, хотя на улице было тепло и шёл снег, таящий почти на глазах.              — Самое время, — улыбается он, — за месяц до основных соревнований идёт отбор, а в конце января уже основной этап.              Хёнджон замерла. Месяц… Сейчас декабрь. Время так быстро пролетело, но было ощущение, словно оно обтекало её, когда рядом находился Сонхун. За месяц они сблизились больше, чем за всё время, он почти жил у неё. Это даже стало привычным.              — И где будет проводиться чемпионат? — Интересуется, готовясь морально к тому, что его придётся отпустить на пару дней через месяц.              — В Шанхае, — очаровательно радостно, — нуна, хочешь со мной?              С её губ почти сорвалось заветное «да», но она быстро одёрнула себя, тут же разворачиваясь и уходя в прихожую, чтобы повесить его пальто и положить шарф.              — Сначала пройди отборочный тур, Пак Сонхун, — кричит она, стараясь звучать естественно. — Если пройдёшь, то я… подумаю.              Он страдальчески простонал, показывая своё возмущение, вызванное её словами. Ей нравилось дразнить его, он становился таким миленьким. За целый месяц Сонхун заставлял пребывать её в нескончаемой эйфории, всё было таким правильным, но за этот же месяц статус их отношений так и не перешёл на новый уровень. Хёнджон не поднимала эту тему, сомневаясь в самом начале в своих чувствах, а после она забывалась, и Сонхун не поднимал эту тему, словно боялся потерять то, что у них было сейчас. Она чувствовала себя виноватой перед ним, не давая никакой конкретики.              Как тут дать какую-то конкретику, когда при желании обозначить их отношения она сталкивалась с его нежностями (поцелуями) в свою сторону и забывала обо всём на свете, перенимая инициативу. Она в него влюбилась ещё сильнее, чем прежде, незаметно для себя, благодаря незначительным мелочам.              Сонхун однажды сказал Хёнджон, что любит осень, потому что тогда он впервые встретился с ней, и Ким Хёнджон в тот момент готова была разрыдаться от того, как долго он хранил любовь. Со сколькими безмолвными отказами он встретился прежде, чтобы наконец-то достучаться до неё.              Она очень ценила его терпение.              Соджон была крайне расстроена тем фактом, что не смогла пойти вместе с Хёнджон на отборочный тур.              — Если бы на день попозже, то я бы успела приехать из Венгрии, онни-и, — расстроенно тянула Соджон, когда ей сообщили дату мероприятия. — Надеюсь, он не забудет про свою любимую традицию посвящать тебе каждую свою победу, — подколола Чу, и Хёнджон очень жалела, что та в Венгрии и у неё нет возможности её стукнуть.              Странно было сидеть на трибуне ледового дворца в двух ролях одновременно: как репортёр, которая потом вскользь обговорит последние события страны, и как… близкий человек участника соревнований. Вокруг подтягивались люди, до начала оставалось пять минут. Волнение накатывало волнами, усиливаясь с каждой новой, словно она должна была выступать на льду, а не Сонхун.              Её будоражило предвкушение. Сонхун редко рассказывал о простых тренировках, но было видно, что они изматывали его, и Хёнджон старалась максимально расслабить и отвлечь его от профессиональной рутины. Пару раз в сердцах Пак заикался, что уйдёт из спорта и тогда ей придётся терпеть его гораздо чаще, на что сразу же получал строгий выговор за «терпеть его». Тема фигурного катания не была табу для них, но и лишний раз не поднималась, потому что Сонхуну хватало этого с головой. Рядом с ней он хотел быть просто Пак Сонхуном, который безумно в неё влюблён с семнадцати лет и добивался долгое время, а не мастером спорта по фигурному катанию и олимпийским чемпионом.              — Когда я услышу от тебя «люблю тебя», то буду считать, что выиграл все награды мира, — мечтательно говорил он каждый раз, — а когда ты станешь моей женой… — и не успевал договорить, потому что его прерывали поцелуем. Уж слишком много болтает.              Хёнджон не могла сказать, что была популярной, явно проигрывала популярности Сонхуна на международном уровне, но всё же люди иногда узнавали её, и первое время она боялась, что их с Сонхуном узнают и разразится какой-нибудь скандал.              — Моя нуна слишком много думает об этом, — говорил он на её переживания, целуя в висок, — в конце концов мне уже не семнадцать, я совершеннолетний, какая разница? Главное, что мы любим друг друга, остальное не так важно, да? — Она смутилась. Всё же слышал тот радиоэфир.              Объявление об открытии отборочного тура вернуло её из воспоминаний за прошедший месяц. Последовательность номеров была испытанием на выдержку: Сонхун выступал в самом конце. К её удивлению, мужские прокаты прошли один за другим достаточно быстро, она только записывала имена, чтобы упомянуть о выступлениях, зацепивших её (при условии, что она вспомнит кого-то, кроме Сонхуна).              Он выехал на лёд. И, чёрт, видеть его на льду вживую не сравнится ни с одним выступлением, которое она смотрела перед интервью с ним. Сосредоточенный и изящный, воплощение всего самого прекрасного в мире, вызвал овации лишь своим появлением, а что будет, начни он свою программу. Видеть его таким было в новинку: для Хёнджон он всегда был стеснительным и сдержанным, моментами смешным, но не таким сосредоточенным до предела.              Инструментальная мелодия заполнила ледовую арену, Сонхун плавно вскинул руки и заскользил по льду, и все на трибунах затихли, направляя всё внимание только на него. Хёнджон пыталась сосредоточиться на технике выполнения, но тут же забывала обо всём этом, концентрируясь только на том, как Пак Сонхун, пропуская через себя мелодию, превращал её в точные, отработанные до автоматизма элементы в комбинациях, взлетая на пару секунд в воздух. Заход спиной, толчок, молниеносный тройной аксель, переходящий в ойлер, а следом тройной сальхов вызвал бурную реакцию публики. Дорожка шагов со сменой ведущей ноги испещряла лёд змеевидными бороздами, завораживая этой оптической красотой. Кантилевер заставил поволноваться за возможное падение, но Сонхун, она готова была поклясться, хитро улыбался при исполнении данного элемента с коротким перекидным – акселем в пол-оборота –, за которым последовало вращение и каскад из тройного лутца – ойлера – тройного риттберга, ликуя, что всё пошло по его плану.              Металлический удар при каждом приземлении фигуриста с вращений в прыжках приглушался сопровождающейся мелодией. В нём чувствовалась свобода, и лёгкость в движениях доказывала уровень мастерства, скрывая за собой годы упорных тренировок, травм и слёз. Сейчас Сонхун катался словно вполсилы и прыгал так высоко, будто что-то незримое помогает ему, однако Хёнджон понимала, каких усилий ему стоило откатывать эту сложность в простоте, в видео ранних выступлений чувствовалась сложность проката и прыжков, он приземлялся грузно, словно тело в одночасье становилось тяжёлым.              В завершении Сонхун решил взбунтовать против своей установленной программы, сделав обратный каскад из трикселя и четвертного тулупа, прошёлся дорожкой шагов, подлетев невысоко флипом, и закружился в гидроспирали, вставая на одно колено, будто вот-вот сделает кому-то предложение. Музыка сменилась громкими аплодисментами и выкриками поддержки, прокат был достоин этого, идеально чистый, что немало удивляло больше судей, чем зрителей-любителей. Объективы камер плавно следовали за ним, транслируя на экраны его схождение со льда и приход в уголок ожидания, пока судьи считали баллы.              На экранах он выглядел великолепно, но великолепнее выглядел только в жизни. Девушки, с виду старшеклассницы, сидящие рядом с Хёнджон, восхищённо вздыхали, наперебой высказывая мечту о таком парне, как Сонхун и как, вероятно, круто быть любимым человеком такого неземного принца. Ким хихикнула, про себя думая, что девушки опоздали как минимум на пять лет. Ей нестерпимо хотелось остаться с ним наедине, чтобы он лежал головой на её коленях, пока она перебирала пальцами его тёмные волосы, выискивая интересный материал для радиоэфира, и ничто бы им не мешало наслаждаться тишиной и присутствием друг друга.              Лицо Сонхуна чуть покраснело и, в целом, выглядело уставшим, но глаза выражали непоколебимую серьёзность и внимательность. Редко удавалось видеть его настолько серьёзным, осознание того, как сильно он горит и дышит фигурным катанием заставило её испытать смесь из радости, восхищения и умиления.              — Пак Сонхун, двести девяносто четыре и восемь десятых балла в общей сумме, — объявили судьи, и по ледовому дворцу эхом прокатилось ликование публики.              Двести девяносто четыре и восемь десятых балла дали ему первое место и беспрецедентное прохождение одним из кандидатов на Чемпионат четырёх континентов. Он старался оставаться спокойным, но лёгкая, едва уловимая улыбка на его лице, обнажающая ямочки, выдавала радость. Хёнджон влюбилась в него ещё раз в этот момент, сама онемев от переполняющих её чувств. Вдруг Пак сорвался с места, подбежав к судейскому столу так скоро, насколько это позволяли коньки в чехлах, объективы камер едва поспели за ним, вызывая непонимание публики. Он извинился перед членами жюри и, повернув к себе микрофон, произнёс:              — Я знаю, что здесь присутствует моя девушка, — хитро посмотрел в объектив одной из камер, словно сквозь неё видел всех, довольствовался вызванной реакцией на трибунах: люди стали оглядываться по сторонам, ища эту таинственную незнакомку. Сердце Хёнджон на секунду замерло, медленно догадываясь, что он собирался делать. — Эту победу я посвящаю Ким Хёнджон. Нуна, я тебя люблю! — И, скрестив руки на груди, окончательно дал себе волю улыбнуться реальной победе.              Самой значимой победой Пак Сонхуна стало сердце Ким Хёнджон, и она не может с этим поспорить.              — Боже, — вздыхает Хёнджон, когда они вышли поздно из ледового комплекса. Снег медленно падал крупными хлопьями, ложась наземь тонким махровым ковром, приятно скрипящим под подошвой. — Ты и правда безумен.              Взгляд устремлён на носки осенних полусапожек, создавая видимость, что это куда интереснее, чем что-то другое, лишь бы не смотреть на Сонхуна и его светящееся лицо, ибо так она сразу вспомнила бы про то, что он сотворил и краска смущения вновь прилипла бы к щекам. Он и без того ввёл её в неловкое положение, но ни один из самых страшных сценариев раскрытия их интересных взаимоотношений, где люди вокруг непременно должны были осудить её, не случился, наоборот, все, кто понял о ком идёт речь, словно только этого и ждали, а кто не понял, просто подхватили общий настрой. Всё случившееся не отменяет тот факт, что будут люди, противящиеся их отношениям, но сейчас это не имело отношения.              — А что я сделал? — Непонимающе спрашивает Сонхун, подходя ближе. Хёнджон встретилась с ним взглядом, стараясь придать ему нотки шутливой укоризны.              — Сказал на весь свет, что я твоя девушка, а сам даже не спросил меня, хочу ли я ей быть, — наигранно дуется, отворачиваясь.              Сонхун тихо рассмеялся, разворачивая её к себе обратно.              — Ким Хёнджон-щи, — нарочито уважительно обратился он, — дадите ли вы мне шанс стать самым счастливым человеком на земле, согласившись быть моей девушкой?              — Да, — согласилась.              Вокруг тишина. Снежинки так красиво смотрятся в его волосах. Хёнджон чувствует апельсиновый вкус на своих губах после своего короткого «люблю тебя» и тёплые объятия.