Марика

Конечно, я была на приемах у Рейхсминистра, не могла не быть. Меня всегда приглашали на них без мужа, который был у герра Доктора в опале. Мой муж (старше меня на 31 год), к которому я испытывала только дочерние чувства, снимал разные ревю со мною в главной роли, а я должна была убедить г-на Министра, что фильму надо дать зеленый свет, даже несмотря на то, что "немецкая женщина не должна так танцевать".* Немецкая не должна, но я была венгеркой и поэтому мне многое прощалось. Как-то на очередном приеме министр спросил: - Фрау Рёкк, вы так много рассказываете нам о вашем последнем музыкальном фильме, что любопытно было бы услышать номер из него. Танцевать вас не прошу - с вашим шлейфом, а вот спеть, - он вопросительно посмотрел на меня, - Вызываюсь вам аккомпанировать. Боюсь дать петуха, - быстро проговорила я: мне совсем не хотелось петь после двенадцатичасового рабочего дня. - А мы порепетируем, - мягко сказал он и провел меня в отдельную комнату, где стоял рояль. Моя первая мысль: будет приставать?* Но он и правда сел за рояль и заиграл, предварительно раскрыв ноты. Неужели я ему совсем не нравлюсь, подумала я? Я - главная кинозвезда Третьего Рейха, а он ведет себя так, как будто я какой-то недозрелый гогошар. Когда я закончила, то бросила на него взгляд, но он на меня не смотрел. Слуги открыли двери и пригласили остальных. Я пела только для него, чтобы поразить его, вызвать восторг и восхищение, в меня словно вселился чёртик. Все зааплодировали и аплодировали долго, просили спеть на бис. Но д-р уже выходил из комнаты, не оглянувшись. Что мне были их аплодисменты, когда он не обращал на меня внимания?

***

Съемки завершились, и мы с мужем решили отпраздновать их завершение в ресторане отеля Адлон. Мне принесли корзину роз от очередного поклонника, к чему я давно привыкла.* Эти розы только раздражали меня своим запахом: ведь они были не от Геббельса! Мы уже заканчивали горячее, как муж заметил министра пропаганды, тоже ужинавшего через столик в компании служащих своего министерства. Там были Фрицще, Отто Дитрих и еще один господин, которого я не знала. За столом раздавался смех, Геббельс постоянно острил, не обращая никакого внимания на меня. - Ты думаешь, нам стоит подойти поздороваться? - спросила я мужа как бы невзначай. - Ведь фильм закончен, но его еще надо выпустить. Вдруг министр возненавидит его и положит на полку? - Зря ты волнуешься, дитя моё, - ответил Якоби. - Наши ленты всегда собирают кассу в прокате, а Рейху как никогда нужны марки. - А все-таки sicher ist sicher, - я сделала знак официанту подойти и передала ему просьбу пересесть за министерский столик. Он вернулся и с поклоном сказал, что министр не возражает. Нас пересадили. - А, это вы, - холодно, как мне послышалось, проговорил Министр ПроМи. Муж начал осторожно рассказывать о том, как удался фильм и как я хорошо в нем танцую и пою. Д-р Геббельс слушал довольно равнодушно, в руках он крутил несколько мелких монет, одна из них закатилась под стол. Я, как дама, осталась сидеть, а вот д-р и его подчиненные нырнули под скатерть и я почувствовала, как кто-то ухватил меня за лодыжку. Я с торжеством посмотрела на Доктора: может быть, я его не интересую, но хотя бы мои ноги вызывают его интерес. Выпрямившись, министр стал рассказывать очередную остроту, играя монетками, и снова выронил одну из них под стол. Тут он сделал знак своим подчинённым оставаться на местах и сам быстро наклонился, чтобы поднять её. Я торжествовала: сейчас снова схватит мою лодыжку, а я уж возмущусь: я сжала покрепче сумочку и даже замахнулась ею, но нет: Геббельс выпрямился, снова уселся за столик, а моих ног так никто не коснулся. В раздражении я высыпала из сумочки всю мелочь и пододвинула её доктору: "Это чтобы вам больше не наклоняться," - надменно сказала я. И тут он слегка улыбнулся.* Хоть что-то, но этого мне было мало!

***

Своим невниманием, равнодушием и просто оскорбительным пренебрежением министр довёл меня до белого каления. Я чувствовала, как во мне клокочет венгерская кровь, как я вхожу в азарт: я должна его завоевать: мой мадьярский темперамент давал о себе знать! Я прознала, что у него есть на озере Шваненвердер небольшая вилла, в которой он иногда уединяется от всех. Несколько раз я приезжала туда безрезультатно, но (не смейтесь) наконец я подкараулила его. Все знали его черный Хорьх. Пока он парковался, я направилась к машине, как бы прогуливаясь. - Фрау Рёкк? - удивился он, заметив меня. - Не ожидал вас тут увидеть. - Мне хвалили красоты этого озера, но я не думала, что от воды идет такой холод, я совершенно продрогла, - я поежилась. Он не мог не пригласить меня в дом! В гостиной, полной мягких кресел и кушеток, уютно потрескивал камин, свет был приглушенный, на нескольких столиках стояли розы в вазах. Мы выпили кофе и я откинулась на спинку кресла, приняв довольно соблазнительную позу. - Согрелись? - довольно холодно, осведомился доктор. - А теперь извините меня, фрау Рёкк, мне и правда нужно работать. - Вы отвергаете меня? - обиженно спросила я. - Отвергаете красивую женщину, которая сама пришла к вам?! - Да, простите, но вы не в моём вкусе. Тогда я разыграла последнюю карту. Я уткнулась лицом в спинку кресла и разрыдалась. Мне даже не нужно было притворяться, так мне было больно и обидно. Нормальный мужчина бросился бы утешать, а этот?! Снеговик, айсберг, бездушный Кай! - Вы закончили ваш спектакль? Тогда прошу вас уйти, - ровным голосом произнёс Геббельс. Я не верила своим ушам: такое унижение, а еще про него говорят, что он ни одной юбки не пропускает, какая наглая ложь! Я достала из сумки платочек, утёрла глаза, высморкалась и гордо подняв голову, направилась к двери. Чёртов доктор, я не позволю ему больше унизить меня! - Марика, вы мне нравитесь, - я вздрогнула от неожиданности. - Своенравная, капризная венгерка, с сердцем из паприки, - медленно и немного насмешливо произнёс он. Да, я была именно такой. - Мне больно видеть, как вы изводитесь от моей холодности. Это вы от меня хотели услышать? - Надеюсь, я хорошо сыграла свою роль, - сказала я, чтобы сохранить хоть какое-то достоинство. - Нет, надеюсь, это я хорошо сыграл свою роль, - тихо рассмеялся он. - Какую? - довольно глупо спросила я. - Роль Святого Антония, который не поддается искушению. Странно, что вы не узнали её рисунок. И почему вы никогда не читаете записки, которые присылают с цветами? - Так это были розы от вас?! - удивилась я, смутно припоминая записку, в которой стояло: "Марика, вы мне нравитесь." Подписи не было, но разве министр мог поставить свою подпись, ведь этого бы его скомпрометировало. И тут он не просто улыбнулся, а рассмеялся. Меня всегда поражало: как много смеха в таком маленьком человеке. - У вас изящные лодыжки, - наконец-то восхищенно сказал он. * Цитаты из воспоминаний Марики Рёкк Сердце с перцем (Herz mit Paprika)