Астра в белых волосах

      Соната грациозно скользила по саду, который взрастила сама. Подёрнутые морщинами руки машинально поднимали завалившиеся цветы, расправляли ветви кустов и оглаживали листки; шаги бесшумно отмеряли территорию. Буйное, пёстрое, неугомонное сочетание красок и переизбыток ароматов в этом саду господствовали под стать хозяйке – Соната, всегда неуклонная в своих принципах, как заточенный клинок, но вовсе не холодная, а буйная. Не безумие, но неугасающий ключ энергии, строгой, разумной и эмоциональной.       Соната нахмурилась и приостановилась. Всё приближался центр сада; туда и манило, и оттуда хотелось сбежать, как хотелось одновременно и скрыть незаживающие душевные раны, и надавить на них с нездоровым интересом, погрузившись в анализ ощущений. Пальцы привычно обхватили рукоять верного меча, сопровождавшего Сонату бо́льшую часть её жизни. Вдох, выдох, пара неизменных мантр, и сталь вернулась во взгляд, будто никогда и не сменялась отчаянным смирением.       Меч слегка побрякивал от того, как категорично-нервно Соната то привынимала его из ножен, то тут же вставляла обратно. Душистые травы, луговые, но всё такие же прелестные, кандалами оплетали ноги, будто уговаривая остаться здесь, в нескольких шагах от сокровенного, уговаривая не сыпать соль на рану, не давить на незажившие переломы. Соната, однако, горько усмехнулась самой себе: не падкая до вызовов, но ответственная до любых обещаний, Соната всё же ступила ногой в огороженный цветник.       Три аккуратных надгробия высились в море астр.       Соната привычно, рутинно опустилась перед ними на колени. Любые маски спали, отошли на задний план суровость и жизненная страсть, выставленные напоказ, как награда и броня; обнажилась старость. Мечники жили гораздо дольше, это был общеизвестный и доказанный факт, но Сонате шёл уже седьмой десяток, и ощущение надвигающейся смерти в каждом шаге преследовало уж вот как несколько лет. Несмотря на относительно молодой вид, старение наложило на неё неизгладимый отпечаток: даже не столько морщины под глазами, ломота суставов и скачки давления, сколько взгляд.       Жажда справедливости отступила, любое желание угасло. Здесь, рядом с тремя могилами, не было места движению вперёд, лишь ошибки прошлого здесь казались значимыми.       На надгробьях почти издевательски значились имена её мужа, сына и невестки. Авария – ну что за дело. Глупость, случайность, обыкновенное невезение, но в этом случае скорее необратимое, основополагающее звено цепи её жизни.       Из идеалистки Соната стала деятелем, взяв в руки меч и познав реальность: суровость просочилась в кровь, побежала по артериям, венам и капиллярам наряду с упрямством и несгибаемой волей. Женщина железной крови – её характер увековечили в одном лишь этом титуле. Строгие моральные принципы переплелись с реализмом и каким-то образом лишь упрочились вместо того, чтобы разрушаться. Именно тогда Соната и заставила всех её уважать, именно тогда жизнь и была наиболее приятной.       Чудесный муж, внезапно родившийся прелестный сын – жизнь шла как нельзя лучше. Пролетели мимо годы; сын вырос и уже сам женился. Родился милейший ребёнок, Антонио – дорогой внук Сонаты.       А затем случилась авария. Только эта потеря всех дорогих людей разом, кроме внука, научила Сонату, уже старую, но всё такую же влиятельную, смирению и несправедливости. Упрямство её, однако, не знало границ, поэтому на этом жизнь Сонаты хоть и развернулась, но не закончилась. Управление территорией перешло в её руки, как и забота об Антонио. Скучать было некогда.       Это теперь, когда Антонио вырос, Соната позволила себе разбить сад вокруг могил родственников. Они заслужили лучшего вида вокруг себя, чем заросли дикой травы, некрасивые и неукрощённые. Астры распустились нежными цветками в саду и на душе Сонаты: пальцы нежно, символически оглаживали холодный гранит надгробий, очерчивали родные имена, что больше не слетали с губ. Взгляд старухи в теле относительно молодой девушки скользил по саду.       Астры ласково преклонялись ветру, покачиваясь от даже самого незначительного дуновения. Любовь и нежность расцвели в суровом, категорично-прагматичном сердце Сонаты, – совершенно не чуткой или мелодичной, в отличие от своего имени, – лишь спустя годы, потраченные на обдумывания. Женщина стальной крови всё так же не была в состоянии легко дарить любовь или даже признавать её существование, однако же, спустя сожаления о том, чего не было, сентиментальность и чувства пробились на поверхность сквозь толщи недоверия ко всему.       Консерватизм погубил любой шанс на счастье Сонаты, но потеря подтолкнула её не стоять на одном месте. «Женщина стальной крови» никуда не исчезла, но миру явилась так же и «Несчастная женщина».       У этих трёх могил и пустой четвёртой рядом, в конце всего, Соната неожиданно обрела начало. Антонио нежно вплёл в белые волосы бутон астры, и в этот момент Соната поняла, наконец, одно из важнейших слов мира.       Любовь.       Было, конечно, слишком поздно для мужа и сына, но уж внука она точно не подведёт своей суровостью и эмоциями, но не чувствами. Меняться – страшно и часто бессмысленно. Куда хуже – не пытаться.