Это хороший день, чтобы начать все сначала.
—Билли Айдол, “Белая свадьба”
***
Драко уныло ждал, когда Нарцисса перестанет возиться с его галстуком. Унижение от этого испытания было несколько компенсировано тем фактом, что по всей платформе бесчисленное множество одиннадцатилетних детей постигла та же участь с одинаково суровым выражением лица. У багажных тележек мать Гойла осыпала его щеки поцелуями, и мысль о том, что Нарцисса сделает это с ним на публике, так сильно скрутила его желудок, что он почувствовал прилив признательности к своей матери, которая, в конце концов, была женщиной с большим достоинством и уравновешенностью и знала, что лучше не позорить их обоих таким волнением. Это было первое сентября. Ему было одиннадцать лет. Он нес с собой чемодан из драконьей кожи с серебряной отделкой и клетку для Улисса, которую он накрыл своим плащом, чтобы успокоить сову и дать ей поспать в поезде. Он был одет в свою мантию и парадные брюки, его униформа была безупречно отглажена, без единой морщинки. В кармане у него была его волшебная палочка, пока еще неиспользованная: десять дюймов, древесина боярышника и волос единорога. Алая паровая машина взвыла и изрыгнула дым, что дало ему повод убраться восвояси. — Мама, пожалуйста. Я не хочу опоздать на поезд. — Ты не пропустишь его, любовь моя. Вряд ли они уедут, пока все эти люди все еще на платформе. — Это второй звонок, и двигатель выпускает столько пара, что я действительно не хочу рисковать... Она рассмеялась и вытерла (полностью воображаемое! Он проверил зеркало, трижды) пятно на его щеке. Нарцисса театральным шепотом произнесла: — Увы, я думаю, ты прав. Смотри! Он начинает двигаться! Поторопись! Он развернулся, хотя какая-то часть его знала, что над ним смеются, потому что... ну, человек не любит рисковать. Его отражение в сверкающем и неподвижном боку вагона уставилось на него в ответ: раздраженное и смущенное. Смех Нарциссы прозвучал позади него, как звон серебряных колокольчиков. Она протянула руку, чтобы снова поправить его мантию, и он отступил за пределы ее досягаемости. — Неприлично с моей стороны, — призналась она. — Но тебе действительно не стоит беспокоиться. Если ты все-таки пропустишь поезд, мы всегда можем провести тебя через кабинет Снейпа. — Но я не хочу входить через кабинет Снейпа. Я хочу приплыть на лодках, как и все остальные. — Тогда ты получишь свои лодки, дорогой. — И я не хочу опаздывать. — Очень мудро с твоей стороны. Предусмотрительный и пунктуальный волшебник. — Она наклонилась и поцеловала воздух над его правой щекой, а затем подставила свою щеку для такой же чести, которую он послушно оказал. С коротким резким вздохом она выпрямилась. — Хорошо. Я больше не заставлю тебя стоять здесь и корчиться. Охваченный внезапной волной нежности, смешанной со страхом, Драко схватил ее за руку. Она завернула его в обе свои, поднесла ко рту и поцеловала каждую костяшку его пальца, включая ту, где было кольцо с печаткой, хотя оно было слишком большим для его мизинца. Затем она опустила их и сказала голосом, полным стали и достоинства: — До свидания, Драко, — что было его способом понять, что он свободен и другие люди слышали ее. Он потащил свой чемодан по узкому проходу между купе, не обращая внимания на суету и шум вокруг. Драко прошел мимо круглолицего мальчика, который стонал из-за своей жабы, и, взглянув на адресата этих стонов, понял, что это Августа Лонгботтом. Он кивнул ей и продолжил движение, надеясь, что она не узнает его. Лонгботтомы были хорошей породы, но ходили слухи, что мальчик был сквибом. Сообщество чистокровных было в целом удивлено, узнав, что он вообще получил письмо из Хогвартса, но ходили слухи, что Августа запугала Альбуса Дамблдора письмом с резкими формулировками. Пара мальчиков с ярко-рыжими волосами томились у двери в другое купе, помогая первокурсникам с багажом. — Поднимайтесь! По одному! Вот так, приятель, запрыгивай. Я держу, вперед. Все в порядке. Это будет стоить двенадцать галеонов. Что, ты никогда не слышал о чаевых? Скупые, неужели? О, не бери в голову, я всего лишь шучу. Ты в порядке. Добро пожаловать в Хогвартс, я Фред. Когда Драко приблизился, другой мальчик преградил ему дорогу. — Привет, малыш-первач, — прощебетал он. — Помочь тебе с твоим сундуком? — Нет, спасибо. — Ты уверен? Ты не слишком большой, мой друг, а эта тележка тяжелее тебя. — Рыжеволосый сделал паузу и внимательно посмотрел на него. — Эй. Я тебя знаю? — Я так не думаю. — Ты уверен? О тебе никогда не писали в газетах или что-нибудь подобное? Клянусь, я видел это лицо раньше. — Мальчик покосился на него, и выражение его лица прояснилось. — О! Я знаю тебя! Фред, иди сюда, смотри! Это отродье Малфоя. — Ни за что, — сказал Фред, вытягивая шею. Близнецы прислонились к стене в одинаковых и несколько жутковатых позах. — Выглядит точь-в-точь как его отец, не так ли? — Я так и думал. Лицо, которое я видел в газетах. — Не знал, что он буде на одном курсе с Роном. — Маловат для своего возраста, раз уж ты упомянул об этом. — Разве его домашние эльфы недостаточно его кормят? — Кажется, нет. — Он мало говорит, не так ли? — Нет. Сильный и молчаливый тип. — Зная его отца, может быть, это и к лучшему. Драко прочистил горло. — Извините меня, — сказал он так спокойно, как только мог. — Если вы не возражаете, я бы хотел присесть. Он почти ожидал, что они откажутся, но, к его облегчению, они позволили ему пройти. — Эй, — позвал Фред почти извиняющимся тоном. — Тебе помочь с этим сундуком? Серьезно, это бесплатно. — Нет, спасибо. — Я Фред, — сказал он. — Это Джордж. Если тебе что-нибудь понадобится, то можешь позвать нас, или нашего брата Перси. Он староста Гриффиндора, не могу пропустить его, просто обрати внимание на большого веснушчатого мерзавца с буквой «С» на груди. — Я сказал нет, спасибо, Уизли, у вас что-то не так с ушами? — он огрызнулся. Фред и Джордж обменялись непонимающими взглядами. Через мгновение, услышав ворчливый голос матери в своем ухе, он сглотнул и холодно сказал: — Пожалуйста, примите мои извинения. Затем он протащил свой чемодан мимо них и, наконец приземлившись в пустом купе, втащил его внутрь, захлопнул дверь и задернул жалюзи. Поезд издал громкий рев и тронулся с места. Драко сидел у окна и смотрел, как мимо мелькают дома, сначала ползком, затем спринтом и, наконец, пролетая так быстро, что они слились воедино и превратились в красноватое пятно кирпича, камня и тумана - цвета Лондона в его грубой индустриальной красе. Наблюдая за улетающим пейзажем, он почувствовал, как холодная волна одиночества захлестнула его с головой. Паника и паранойя первого одинокого путешествия вдали от дома охватили его, как это всегда бывает, в тот самый момент, когда повернуть назад становится невозможно, и Драко пришло в голову, что впервые в жизни он отправляется туда, где его ни один человек не любит, потому что он оставляет позади единственного человека в мире, который уже любил. Раздался стук в дверь купе. Он проигнорировал его. Он был не в том настроении, чтобы его беспокоили. Снова раздался стук. Затем, к его тревоге, дверь скользнула в сторону, открывая взору девушку с кривыми зубами и совершенно поразительным количеством волос. — Здравствуйте, — сказала она, затаив дыхание. — Я Гермиона Грейнджер. Здесь кто-нибудь сидит? Он уставился на нее. Драко не знал ее, что означало, что она была не из высшего общества. Она была одета в свою хогвартскую мантию без галстука, что означало, что она была первокурсницей, как и он. Фамилия Грейнджер была британской, хотя могла быть французской, что не исключало какой-либо из благородных кровей. Честно говоря, она могла бы быть кем угодно, за исключением того, что у нее был тон человека, который очень привык добиваться своего, всеми правдами и неправдами. Драко хорошо знал этот тон, потому что так случилось, что он также принадлежал и ему. Она ждала, что он заговорит, и когда он не ответил, прикусила губу. — Извините за беспокойство, — сказала она, — но везде полно народу, а я уже целую вечность хожу пешком и не хочу сидеть в машине, полной незнакомцев. Я думала, что она пуста, когда я ее нашла. Если ты предпочитаешь, чтобы тебя не беспокоили, это прекрасно, я даже почти не хочу разговаривать, я просто хочу где-нибудь посидеть и почитать свою книгу. Она подняла потрепанный экземпляр «Хогвартс: история». Книга была настолько ветхой, что Драко с трудом смог прочитать название, и, казалось, что-то отпало от корешка. Не в состоянии придумать причину, чтобы отказать ей, он пожал плечами. — Хорошо. — Он грубо махнул на сиденье напротив и снова отвернулся к окну. — Спасибо, — горячо сказала она и запрыгнула на сиденье. Он услышал, как она заерзала, приводя себя в порядок, а затем последовал шелест страниц. Она прочистила горло и по-настоящему удовлетворенно вздохнула, как будто сам факт открытия книги доставлял ей столько радости, что она не могла сдержаться. Он украдкой взглянул на нее и обнаружил, что она уже погрузилась в чтение. Она сидела, скрестив ноги, с раскрытой книгой на коленях и одним пальцем просматривала каждую строчку, ее глаза пробегали по страницам с поразительной скоростью. Прядь волос упала ей на лицо (с таким количеством волос, конечно, было невозможно, чтобы часть их не оказалась там) и рассеянно она провела ею между губ. Драко счел это грубым, невоспитанным и превосходным доказательством того, почему ему следует воздержаться от благотворительного порыва разделить с ней купе в будущем. Тем не менее, она уже была здесь, так что не было похоже, что он вполне мог ее выгнать. Он прислонился головой к окну и закрыл глаза, в надежде, что сможет немного вздремнуть, избавившись от различных раздражений девушки. Однако этому не суждено было сбыться. Не прошло и двух минут, как девушка подняла голову и сказала: — Прости? Он глубоко вздохнул, притворяясь спящим. — Прости? — Она не поняла (или предпочла не понимать) намек. — Извини. Эм... ты? Не открывая глаз, он пробормотал: — Да? — Ты ли это?… Я имею в виду, не ты ли, а твоя семья... — Она постучала пальцем по губам, нахмурившись. — Твои родители волшебники? Он поднял голову и уставился на нее. — Извини, если это грубый вопрос, — поспешно сказала она. — Я не знаю. Я вроде как новичок во всем этом. Я просто... — Да, — медленно произнес он, задаваясь вопросом, была ли она воспитана эти одиннадцать лет под поверхностью настоящей скалы или, возможно, была просто ненормальной. — Я происхожу из... большой… волшебной семьи. — О, хорошо! — Она просияла. — Тогда могу я задать тебе вопрос? — До сих пор тебе, похоже, не требовалось мое разрешение. — Не мог бы ты сказать мне, что означает это слово? — Она перевернула книгу и протянула ее ему, указывая на строку на побуревшей и изъеденной молью странице. — У меня в багаже есть экземпляр «Чудесного магического словаря Метаксии», но он спрятан под моей мантией. Это забавно, читать это вроде как читать латынь. Мне нужен словарный запас, чтобы разобраться со всем. — Большая часть этого - латынь, — сказал он и, сам того не желая, опустил взгляд на слово, на которое указывал ее палец. — Ты могла бы также взять словарь, это поможет. Убери палец, я не могу прочитать слово. — О, извини. — Она переместила палец, показывая, что указала на слово «квиддич». — Квиддич? — он повторил. — Ты не знаешь, что такое квиддич? Она ощетинилась. — Не нужно говорить таким тоном, — парировала она. — Я никогда раньше не была в Хогвартсе, и в книге не объясняется, что это такое. — Я тоже там никогда не был, но - ты никогда не слышала о квиддиче? Правда? Самый большой вид спорта в мире? — Под ее непонимающим взглядом он продолжил: — Это на метлах? С мячами? И обручами? Скажи честно, твои родители никогда не водили тебя на игру? — Сомневаюсь, что мне понравилось бы, если бы они это сделали, — надменно сказала она. — Я ненавижу спорт. Он проигнорировал этот беззубый выпад, чтобы отвлечь внимание. — Моя мама тоже. Но она знает, что такое квиддич. — И теперь я тоже. — Она прочистила горло, чтобы скрыть свое очевидное смущение. — Спасибо. Я ценю, что просветили меня, мистер... — Она многозначительно замолчала. — Малфой, — вздохнул он. — Драко Малфой. — Спасибо тебе, Драко, — сказала она тоном, настолько полным превосходства и холодной, непостижимой чопорности, что Нарцисса одобрительно захлопала бы в ладоши. Он закатил глаза и снова отвернулся к окну. Она коротко фыркнула и вернулась к своей книге. Пять минут спустя она снова откашлялась. Он подавил вздох. — Да? Теперь она указывала на другое слово, хотя он заметил, что она перелистала значительное количество страниц со времени их последнего обмена. — Мне действительно жаль тебя беспокоить, — начала она, хотя в ее голосе звучало меньше сожаления, чем в первый раз. — Но знаешь ли ты, что такое ‘напоминалка’? Я заглянула в приложение, и оно ничего не объясняет. По крайней мере, в этом был смысл. Напоминалка была относительно продвинутой магией, и Драко тоже не узнал бы, что это такое, если бы его бабушка не носила его в мешочке на шее. — Это волшебный предмет, — объяснил он. — Такой маленький стеклянный шарик, наполненный туманом. Ты трешь его, и он становится красным, когда ты что-то забыл. Она нахмурила брови. — О, — сказала она. — Но это не очень полезно, так ведь? — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду, говорит ли она тебе о том, что именно ты забыл? — Я… ну… нет, — ответил он слегка обиженно. — Я полагаю, как только ты поймешь, что забыл, у тебя будет больше шансов вспомнить. — Да, но, если вспоминалка... — Напоминалка. — если вспоминалка все... — Напоминалка. — Если предмет, — настойчиво продолжила девочка, — уже может сказать, что ты что-то забыл, то, по-видимому, он знает, что именно ты забыли, верно? Так почему же он не может просто показать картинку того, что ты забыл? Он озадаченно потер подбородок. — Я не знаю, — сказал он. — Я мало что читал о них. — Оу. Понятно. Ну, в любом случае, спасибо. На этот раз он не стал утруждать себя попытками уснуть. Он прислонил голову к окну и задумчиво ждал, чувствуя (скорее, чем видя), как растет ее любопытство. Это проявилось в физических признаках: ее колено дернулось. Пальцы теребили уголок страницы. Она испустила ряд долгих вздохов, которые, вероятно, были предназначены для того, чтобы заставить его спросить, чего она хочет. Но Драко тренировался в пассивной агрессии у ног Нарциссы Малфой, и никто не превзошел бы его меньше, чем сама мастерица. — Хорошо, еще один вопрос, и это все, я обещаю… — Грейнджер. — Я обещаю! Мне так жаль беспокоить тебя, но, честно говоря, я уже прочитала эту книгу дважды и мне было интересно, о таких вещах на века, только там уже никто не спросит… — И так случилось, что ты едешь на поезде в лучшую волшебную школу в мире, так почему бы тебе, я не знаю, не спросить учителя? — Ты очень недоволен для того, кто даже ничего не делал. Я имею в виду, одно дело, если бы ты читал, или разговаривал с друзьями, или что там у тебя, — сказала она как ни в чем не бывало, — но ты просто сидишь здесь один. — Я пытался заснуть, — пробормотал Драко. Она шмыгнула носом и отодвинулась подальше в свой угол купе, прижимая книгу к груди, как раненое домашнее животное. — Ты спишь с открытыми глазами? — пробормотала она. — Это замечательно. Хотела бы я уметь это делать, тогда я могла бы читать и спать одновременно. Драко сложил руки на груди и скрестил ноги, изображая безразличие, хотя его раздражение нарастало, и требовалось все больше усилий, чтобы не наброситься на нее. Его мать говорила ему быть вежливым со всеми, но ему казалось, что Нарцисса не приняла во внимание, насколько раздражающими могут быть "все". Со стороны купе, где сидела Грейнджер, донесся тихий, прерывистый вздох. Это прозвучало немного обиженно. Он ущипнул себя за переносицу и помассировал ее глубокими, быстрыми движениями. — Послушай, — сказал он. — Ты, очевидно, не из здешних мест... — Я из Хэмпстед-Гарден. — Да, у черта на куличках, как я и сказал. В любом случае, даже несмотря на то, что твои родители решили не воспитывать тебя в Обществе, по какой-то идиотской причине, ты явно пытаешься наверстать упущенное, и я уважаю твои попытки. Как бы это ни раздражало. Это не очень легко - прорубать себе путь извне. — Он пожалел об этом, как только слова слетели с его губ. Он сожалел об этом не в последнюю очередь потому, что ее переполняли гордость, удовольствие и всевозможные ужасные слащавые эмоции, которые, вероятно, заставили ее подумать, что она должна продолжать разговаривать с ним. — Спасибо тебе, Драко, — сказала она. Затем, возможно, в награду за то, что тот сделал ей комплимент, она замолчала и вернулась к своей книге. Пока они разговаривали, поезд унес их из Лондона. Теперь они мчались мимо густых зарослей травы и пасущихся овец, разделенных тут и там низкими каменными стенами и ветхими заборами. На некоторое время воцарилась тишина, Грейнджер была поглощена великолепным произведением Бэгшот, а Драко рассматривал пейзаж за окном. Если не считать случайного шелеста переворачиваемой страницы, она сдержала свое обещание быть ненавязчивой, и через некоторое время это перестало его раздражать. На самом деле (хотя он скорее поцеловал бы гриндилоу, чем признался в этом), было в какой-то степени приятно иметь еще одного человека в купе, еще одно дыхание, случайные движения, напоминающие ему, что он не единственный первокурсник в поезде. В половине первого в коридоре послышался грохот, и полная почтенная женщина приоткрыла дверь. — Что-нибудь есть с собой, дорогуши? — спросила она. Драко, у которого в сумке лежал упакованный ланч от Добби, покачал головой. Но Грейнджер вскинула голову и с детским восторгом спросила: — У вас есть шоколадные конфеты? — Много, сладкая, — жизнерадостно отвеила женщина с тележкой. — Что будешь? Шоколадные лягушки? Пирожные в котелке? Помадные мушки? — О, э-э... у вас есть ”Кэдбери"? Драко нахмурился. Ему стало интересно, была ли это одна из тех иностранных сладостей, которые импортировала его мать. Это многое объяснило бы, если бы девочка выросла за границей. Насколько он помнил, в Швейцарии была школа-интернат для младших классов с хорошей репутацией; Гринграссы отправляли туда своих девочек. Женщина с тележкой покачала головой. — Боюсь, таких нет. — Все в порядке. Тогда я попробую, э-э... шоколадных лягушек. — Хороший выбор, милая, они нравятся публике. Ты также можешь попробовать пирожные в котелке, если ты в них новичок. Немного легче начинать с них. — Она подмигнула. — Я возьму два. — Грейнджер вытащила расшитый бисером кошелек для монет и порылась в нем в поисках мелочи. — Тебе что-нибудь нужно? — спросила она Драко. Его губы скривились. — Я вполне способен сам купить себе конфеты. — Я не говорила, что это не так, — воскликнула она. — Я просто подумала, что могу предложить. Моя мама всегда говорила мне делиться конфетами с друзьями. Он внезапно почувствовал себя глупо из-за того, что сорвался. Надувшись, он скрестил руки на груди и еще больше наклонился к окну. — У меня есть обед с собой, спасибо. — Поступай как знаешь, — сказала она через мгновение и повернулась обратно к тележке. — Тогда это все. — Очень хорошо, дорогуша. Четыре сикля и семь кнатов. Последовала долгая пауза. — Сикли? — Да, четыре сикля, семь кнатов, пожалуйста, и спасибо вам. Послышался звон монет. Грейнджер с сомнением спросила: — И... и сколько конкретно это фунтов? — Фунт, дорогуша? — Фунт? То есть в фунтах стерлингов? — Последовала пауза. — Национальная валюта Британии? Не в силах больше терпеть мучения, Драко встал. — Боже милостивый, — рявкнул он. — Вот. — Оттолкнув Грейнджер плечом с дороги, он порылся в кармане и вытащил пригоршню сиклей, которые высыпал в ладонь продавщицы, не пересчитывая их. — Возьмите это и оставьте нас, — сказал он. — Небеса, — мягко сказала женщина с тележкой. — Будь по-вашему. Не хотела вас обидеть. — Она заковыляла прочь, бормоча что-то о нахальных детях себе под нос. Грейнджер пробормотала: — Драко... Он накинулся на нее. — Ты действительно такая дурочка, или никогда раньше не слышала о деньгах? Вина и благодарность исчезли из ее глаз с поразительной скоростью. — Я знаю, что такое деньги, спасибо, — отрезала она. — Мои родители дали мне пять фунтов на обед в поезде, и я пыталась заплатить ей. — Фунтов чего? — ‘Фунтов чего’? Ты меня разыгрываешь? — Я собирался задать тебе тот же вопрос. Она вытащила кошелек с монетами, ее рука слегка дрожала от негодования. — Смотри, — горячо сказала она. — Я знаю, что я пока не очень хороша во всем этом, и мне многому нужно научиться, и что ты только что сделал для меня кое-что приятное, хотя я была здесь, беспокоя и докучая тебе весь день, и ты, вероятно, хотел бы, чтобы я села где-нибудь в другом месте. Но я действительно хочу научиться, и хочу отплатить тебе тем же, и я не хочу, чтобы тебе приходилось платить только потому, что я чего-то не знала и случайно села с тобой рядом, это нечестно и неправильно. Так почему бы тебе просто не взять из моего кошелька столько пенсов, сколько стоят конфеты, и мы будем квиты. Драко сморщил нос при виде предложенного кошелька. — Это были четыре сикля, — сказал он так же, как мог бы сказать: "Это были четыре нитки ворса". — Ты не обязана возвращать их. — Мне все равно, сколько там было. Просто возьми это. — Она встряхнула кошелек и добавила: — Пожалуйста. Он вздохнул и в надежде, что это заставит ее сменить тему, полез в кошелек с монетами. То, что он вытащил, были монеты, каких он никогда в жизни не видел: серебряные, семиугольные, с выгравированным профилем какой-то случайной старой дамы в короне. Надпись сверху гласила ‘ЕЛИЗАВЕТА II / D.G. REG F.D. / 1987", что с таким же успехом могло быть древними рунами, учитывая всю ту пользу, которую это ему принесло. — Кто такая Елизавета Вторая? — спросил он. У нее отвисла челюсть. — Елизавета Виндзор? — переспросила она так же, как он сказал ‘квиддич’. — Королева Елизавета? Он сделал паузу. — Верно, королева магглов, — медленно произнес он. — Но я предполагаю, что это кто-то другой. — С чего бы это? Это магловские деньги. Он чуть не выронил кошелек с монетами, теребя его так, словно он обжегся. — Почему ты носишь с собой маггловские деньги? — он сплюнул, пихая его обратно ей. — Я не думала, что это будет проблемой! Все магазины в Косой аллее принимали их! — Это потому, что они могут обменять их в ”Гринготтсе“, — сказал он, — и потому, что Косой переулок пошел коту под хвост, единственные классные магазины остались на Ноктюрн-аллее. Где ты вообще взяла маггловские деньги? — Я же сказала тебе, мне их дали мои родители. Он сузил глаза. — Твои родители. — Да. — Которые являются… волшебниками. — Нет, обычные люди, — автоматически ответила она. — Ты грязнокровка! — Его голос дрогнул от смятения. Она склонила голову набок, совершенно не тронутая его оскорблением. Конечно, она нет, она не знала, что это значит. И ему не следовало так громко кричать. Его мать была бы расстроена из-за него. — Не на публике, — отругала бы она. — Не давай им повода подозревать тебя. Будь вежлив; подыгрывай любым вероисповеданиям, каким только сможешь, чтобы получить доступ к кладовым власти. — Что это? — спросила Грейнджер. Он подбирал каждое слово так, как будто ему, возможно, когда-нибудь придется повторить его под запись. — Это значит, что твои родители - магглы, — ответил он. — Так некоторые люди говорят. — О. Да. Тогда я грязнокровка. Он поморщился. — Нет, н… не совсем. — Что ты имеешь в виду? Все так, как ты и сказал. Грязнокровка - это человек, чьи родители - магглы, и мои родители - магглы. Следовательно... — Да, но это не то слово. — Почему? — Ее голова еще больше склонилась набок, как у любознательной птицы. Ее язык исследовал внутреннюю сторону ее щеки, и внезапно понимание вспыхнуло в ее глазах. — Это плохое слово? — Да. — Но ты использовал для меня. — Да. Оно вырвалось. Мне очень жаль. — Почему? Ты часто употребляешь это слово? — Я стараюсь этого не делать. — Потому что это подло? — Да, потому что это подло, — солгал он. — О, ну, если ты пытаешься, — сказала она, как ни в чем не бывало, — тогда я не собираюсь сердиться на тебя за то, что ты оступился. И ты купил мне конфет, так что. — Она обдумала это уравновешивание моральных ценностей и решила в его пользу. — Я не буду кричать на тебя за это, я полагаю. Но учти, если ты сделаешь это еще раз, я накричу на тебя. А мама говорит, что я просто ужасна, когда кричу. — Принято к сведению. Она посмотрела на кошелек с монетами в его руке. — Тогда, я полагаю, тебе эти деньги ни к чему, — сказала она. — Нет, ни к чему. — Какой позор. Я действительно хотела вернуть тебе деньги. Может быть, ты возьмешь немного конфет? Таким образом, я бы не чувствовала, что ты ничего от этого не получаешь. Он вернул ей кошелек с монетами, с отвращением зажатый между двумя пальцами. — На самом деле мне все равно. Это четыре сикля. Ты едва ли разорила меня. — Но для меня это важно, — сказала она, и, к его удивлению, ее слова прозвучали так, как будто она имела в виду именно это. — Справедливость есть справедливость. Ему пришло в голову, что он и эта девушка не понимают друг друга ни на каком из уровней, один из которых финансовый, большинство моральных и, по крайней мере, три из них духовные. — Хорошо. Как тебе такое? Ты отдаешь мне один из этих Котелков, а два других оставляешь себе в качестве компенсации за эмоциональную травму. — Ты имеешь в виду, за то, что назвал меня грязнокровкой. — Да. За это. Поэтому мы будем квиты. И… — Он поколебался. — И ты пообещаешь не рассказывать об этом никому из учителей. Она обдумала это и сочла приемлемым. — Очень хорошо, — решительно сказала она и передала свою часть соглашения. — Договорились. Он поставил кекс "Котелок" на сиденье рядом с собой и, решив, что ему следует съесть что-нибудь существенное перед сладостями, достал свой обед. Добби превзошел самого себя: в одном из отделений контейнера для ланча лежал ромбик сэндвичей на решетке со слоями поджаренной ветчины, гауды, рукколы и карамелизованного лука, уложенных между щедрыми ломтиками деревенского хлеба. Рядом с этим в другом отделении лежали картофельные дольки, запеченные до золотисто-коричневой корочки и посыпанные солью, и запеченная морковь, политая бальзамическим соусом, а на десерт - вазочка со свежей ежевикой, увенчанная ложкой густых взбитых сливок. В центре коробки лежала карточка. В нем говорилось: желаю господину Драко очень хорошего первого дня и, надэюс элфы в хогвартсе, будет правильно его кормить. но не слишком, чтобы он не забывает раз в жизни возвращаться домой. люблю Добби. Его глаза опалил жар. Он яростно заморгал и попытался не думать о доме, или о теплых, отделанных медью кухнях Малфой-Мэнора, или о том единственном месте, которое Добби накроет сегодня вечером для ужина своей матери. Грейнджер вырвала его из хандры могучим визгом. Она разорвала Шоколадную лягушку, и существо — к ее несчастью, необычайно подвижный представитель своего вида — предприняло отчаянную попытку вырваться на свободу, приземлившись ей на волосы. — Оно живое! — взвизгнула она. — Убери это! Убери это! Убери это! Драко издал хриплый смешок, прежде чем смог остановить себя. — Мерлин, — сказал он, — это шоколадная Лягушка, чего ты ожидала? — Очевидно, ничего! Я пришла из мира магглов! Наш шоколад неживой! Он не двигается! Большинство продуктов, которые мы едим, не продолжают двигаться, когда мы их едим! О, о, о, она у меня в волосах... — Успокойся, пожалуйста, это всего лишь кусочек шоколада. — Я чувствую, как она извивается! — Она отчаянно вцепилась в свои волосы, пытаясь вырвать их. Лягушка, устав от изменчивой среды вокруг нее, сделала прыжок к окну. Драко быстро переместился и поймал ее. Оказавшись в его хватке, она замерла и стала инертной, как и всегда. — Это было ужасно, — захныкала она. Он вернул ей лягушку, и она яростно покачала головой. — Нет. Я больше никогда ни к одной из них не притронусь. Это отвратительный трюк - играть с кем-то, кто просто хотел немного шоколада. — Это конфета. Она тебе не повредит. — Я не выношу ползучих тварей, — страстно заявила она. — Жуков, крыс, тритонов и жаб. Они мне не нравятся. Ему пришло в голову, что она возненавидит Уход за Волшебными Существами. С другой стороны, она была в этом не одинока. Драко никогда не интересовало обращение с животными. Если он когда-нибудь окажется в ситуации, когда его жизнь будет зависеть от того, понравится ли зверю, то он уже совершил слишком много ошибок, чтобы его стоило спасать. Грейнджер обнаружила карточку с шоколадной лягушкой. Она держала ее подальше от лица, как будто подозревая, что она тоже может попытаться на нее наброситься. — О, я узнаю это. Они похожи на карточки, которые можно получить для бейсболистов. Давай посмотрим, кто у меня. ‘Бартемиус Крауч’? Ну, черт возьми. Он не очень дружелюбно выглядит. Драко с трудом проглотил кусок сэндвича, и тот неприятно засосало в желудок. — Не уверена, кто это, хотя уверен, что ты знаешь. О, там есть надпись. ‘Бывший глава Департамента обеспечения магического правопорядка, Крауч хорошо известен и широко уважаем за его усилия по поимке и судебному преследованию Пожирателей Смерти после окончания Войны Волшебников’. Я читала об этом! Это всплыло в Современной магической истории и Расцвете и падении Темных Искусств. Ты должен быть довольно впечатляющим, чтобы появиться в двух разных книгах, если хочешь знать мое мнение. ‘Неортодоксальный стиль допроса Крауча и неустанная приверженность делу принесли ему репутацию одного из лучших и самых безжалостных авроров своего поколения. Герой Войны волшебников, он был награжден орденом Мерлина Второй степени. Наряду с Альбусом Дамблдором и Корнелиусом Фаджем, он может считаться одним из самых политически значимых волшебников из ныне живущих’. Ты согласен с этим? Драко почувствовал смутную тошноту. Он кивнул. — Драко? — Она подняла глаза. — Я спросила, ты думаешь, он... — Я слышал тебя. Так и есть. — Правда? Потому что я прочитала много книг о Войне волшебников, о Гарри Поттере и обо всем остальном, и его имя ни разу не всплыло там. — Так и есть, — ответил Драко. Он отодвинул в сторону контейнер с ланчем, аппетит пропал. — Его карьера рухнула после скандала. По крайней мере, я так слышал. — Ого, ничего себе. Они вообще не упоминают об этом здесь. Чего, я думаю, они и не сделали бы. Это торговая карточка, а не таблоид. О, но здесь, внизу, есть записка. ‘Идущий чуть ниже Аластора ‘Грозного Глаза’ Грюма’ — у всех волшебников такие смешные имена? Честно говоря, я раньше думала, что "Гермиона" — это плохо: ‘Бартемиус Крауч занимает второе место по количеству пожирателей Смерти, убитых в военное время или после него’. Хм. Я не уверен, что это та аппетитная информация, которую им следует указывать на торговой карточке. — Это правда, — пробормотал Драко. — Даже так. Пожиратели Смерти были ужасными кровожадными людьми, и, полагаю, я очень рада, что когда-то давным-давно этот человек убивал их как сумасшедший, но это точно не делает его тем человеком, с которым я хотела бы поужинать. Драко пожал плечами. Ему хотелось, чтобы Грейнджер сменила тему. Она перевернула карточку. — Он ушел! — Конечно. Вряд ли он собирается сидеть там весь день. — Твои картинки двигаются? — А твои нет? — Нет. Ну, за исключением фильмов. Но на самом деле это не картинки, это особые движущиеся картинки. Это мы, мы называем их фильмами. Потому что... — Я понял идею. Она перевернула карточку еще раз или два, для эксперимента, чтобы посмотреть, вернулся ли Крауч. Затем она засунула ее между страницами "Хогвартс: История",чтобы использовать в качестве закладки. Сельская местность за оконным стеклом исказилась и потемнела, как и небо, потому что наступил и ушел поздний полдень, оставив после себя сумрачный и пасмурный вечер. Поросшие с овцами холмы уступили место грубым зарослям и изумрудным болотам, рекам, которые змеились взад и вперед по ущельям, где поезд с грохотом проезжал по огромным мостам, сделанным из замшелого камня. Грейнджер (у которой Котелки имели больший успех, чем Шоколадная Лягушка) подвинулась, чтобы сесть напротив Драко, чтобы она могла смотреть в окно. — Красиво, — сказала она. — Хотя, я полагаю, ты к этому привык. Он проигнорировал ее. Потерпев неудачу уловкой начать разговор, она попробовала более прямой подход. — Твои родители учились в Хогвартсе? — Да. Все британские волшебники так делают. — Значит, ты все об этом знаешь. Он пожал плечами. — На каком факультете они были? Твои родители. — Слизерин, — сказал он ровно. Ее глаза расширились. — О, — протянула она. Ему не понравилось, как изменился ее голос. Как если бы она что-нибудь знала об этом. Как будто грязнокровка вообще могла понять что к чему. Она сказала: — Это тот самый дом... — Но не закончила. — Дом, который что? — холодно спросил он, наслаждаясь тем, как она вздрогнула. — Что ты читала об этом? Это упоминалось в твоих маленьких книжках? — Там говорилось, что большинство Пожирателей Смерти вышли из Слизерина, — тихо сказала она. — Это правда. — И Волдеморт, — сказала она. — О, да. И Гриндевальд, не забывай о нем. — Хорошо, — сказала она, замолкая. Затем: — Тогда, я полагаю, ты хочешь оказаться там из-за своих родителей. Он пожал плечами. — Я имею в виду, я бы так и сделала. Если бы мои родители учились в Хогвартсе, я бы хотел пойти туда же, где учились они. И я уверена, что не все слизеринцы плохие. Вы слышите о плохих людях, потому что они совершают плохие поступки, а людям нравится писать о плохих вещах. Но я думаю, что большинство слизеринцев, вероятно, вполне нормальные, ты согласен? Я имею в виду, что тебя вырастили слизеринцы, и ты не кажешься, — она сглотнула, — злым человеком. — Твое здоровье. Она фыркнула. — Все равно, я не думаю, что хотела бы быть в Слизерине. Я надеюсь, что я в Гриффиндоре, это звучит намного лучше; я слышала, что сам Дамблдор там учился. Но я полагаю, что Когтевран был бы не так уж и плох. — Ты будешь в Когтевране, — сказал он, даже не подумав об этом. — Правда? Ты так думаешь? Я тоже так думала, но потом забеспокоилась, потому что это звучало как для многих любителей книг, что было бы очень забавно, но, похоже, из этого факультета выходит много ученых и учителей, мыслителей, а не исполнителей. Я намерена быть мыслителем и деятелем, знаешь. Я хотела бы внести какие-то позитивные изменения в мир. — Это прекрасно. Они напишут это на твоей торговой карточке. — Ты что, издеваешься? Так и есть. — Что тебя насторожило? — Ну, во-первых, твой рот двигался, — чопорно сказала она, и он издал короткий смешок, который скрыл, перейдя в кашель. Дверь купе скользнула в сторону, и двое коренастых парней протиснулись внутрь. У того, что был повыше, была короткая стрижка и довольно пушистая родинка на кончике подбородка, в то время как тот, что пониже, был намного шире, и на его одежде было пятно от чего-то желтого. У обоих был привычный хмурый вид вспыльчивых людей, но Драко случайно узнал, что они просто пребывали в состоянии постоянного несварения желудка. — Вот ты где, Малфой, — сказал Гойл. — Искал тебя весь день. Почему ты не сидишь с нами? — Не сижу, — сказал Драко. — Я знаю, что это не так, поэтому я и спрашиваю. Грейнджер хихикнула. Это привлекло к ней внимание мальчиков, которые, казалось, не подозревали о ее существовании. Драко, честно говоря, не думал, что они способны удерживать внимание более чем на одном существительном собственном одновременно. — Кто ты? — Грубо спросил Крэбб. Она встала, ободряюще улыбнулась и протянула руку. — Я Гермиона Грейнджер. Приятно познакомиться. — Винс Крэбб. — Он сжал ее крошечные пальчики в кулачке и потряс им. Драко на мгновение испугался, что тот может оторвать ей руку. — Грег Гойл, — представился Гойл, делая то же самое. — Приятно познакомиться. Вы друзья Драко? — Да, можно и так сказать, — сказал Гойл, украдкой поглядывая на Драко, как бы говоря: Нравится ли нам это? — Наши отцы работали вместе. — Часть того же общественного движения, — сказал Крэбб и хихикнул. Грейнджер нахмурилась, не понимая. — Извините, я не понимаю. Ваши семьи знают друг друга? — Довольно давно, — коротко ответил Драко. — Давно, — обиженно сказал Гойл. — Это было четыре года назад, приятель. Ты приходил на Новый год, когда нам было по семь. — Были. Гойл проигнорировал его. — Я не знаю, чо произошло. Мы были друзьями. Потом твоя мама встает и исчезает с лица земли ... — Эй, отстань от него, — проворчал Крэбб. — Он не виноват, что его мама сошла с ума, когда умер его отец. Грейнджер резко вдохнула. Драко встал и сунул правую руку в карман. — Скажи это еще раз, — попросил он. Ему стало очень холодно. В какой-то части своего сознания он знал, что это плохая идея, и что ему следует вежливо отстраниться, не обижая их. Он также знал каждой частичкой своего разума, что ему на это наплевать. — Эй, остынь, — сказал Гойл. — Он не имел в виду это в грубом смысле, Малфой. Он только имеет в виду, что ты не виноват, что у твоей мамы было не в порядке с головой — я имею в виду, все так говорят, даже Министерство... — Ну, не будьте такими грубыми, — воскликнула Грейнджер. Крэбб и Гойл одновременно вытаращили на нее глаза. — Что? — Я сказала, не будьте грубыми. — Она встала, что поставило ее плечом к плечу с Драко, поскольку они были примерно одного роста. — Это ужасно — говорить о чьей-то матери, даже если ты действительно думаешь, что это правда, и следует говорить более деликатно, когда в семье кто-то умер. — Слушай, указываешь мне, что делать, — ухмыльнулся Крэбб. — Маленькая кривозубая соплячка, не так ли? Держу пари, мы могли бы выкинуть тебя из этого окна. — Тоже мог бы, — сказал Гойл, — если бы не было ничего плохого в том, чтобы ударить девчонку. — Не могли бы, — сказала Грейнджер, на удивление не испугавшись этой вполне правдоподобной угрозой физической расправы. — И не смешите меня. Я знаю таких типов, как в. Вы только лаете и не кусаете. Вы будете бушевать, ругаться и плеваться в людей, но на самом деле, я думаю, у вас никогда в жизни не было настоящей драки. Драко мог бы исправить ее — Крэбб, в частности, был выслан из трех подготовительных училищ за насилие в отношении ученика, — но он был слишком занят, пытаясь вспомнить, что он чувствовал бы, зная, что есть не только красный цвет. — Поставила бы на это, а? — усмехнулся Крэбб. — Я могла бы. Я тебя не боюсь. — Крэбб, — натянуто сказал Драко. — Гойл. Вам следует уйти. — Может быть, нам не хочется уходить, — сказал Крэбб, щелкая замком на двери позади себя. — Может быть, мы хотим посидеть с нашим другом. Может быть, мы скучали по тебе, Малфой. Гойл закатал рукав. Крэбб двинулся вперед, заставляя Драко отступить, и его плечи столкнулись с окном. Он почувствовал дребезжащее стекло поезда у себя за спиной. — Может быть, ты тот, кто хочет уйти, — сказал Крэбб и потянулся к подолу мантии Драко. И в мгновение ока он обнаружил, что отшатывается назад, когда кончик палочки Драко вонзился в мягкую плоть его шеи. Гойл с криком отскочил назад, и Грейнджер, которая наблюдала за происходящим со смешанным чувством ужаса и замешательства, закричала: — Нет, Драко, не делай этого, у тебя будут неприятности! — Отвали, Грейнджер, тебя это не касается. — Ты должен! Тебе нельзя заниматься магией вне территории школы, и это небезопасно... — Ты блефуешь, — выпалил Гойл, хотя он отступил назад к двери купе. — Ты не знаешь никаких заклинаний. Мы еще даже не ходили в школу. Ты не знаешь, как пользоваться этой штукой. Драко еще сильнее ткнул кончиком своей палочки в шею Крэбба и почувствовал прилив удовлетворения от того, как Крэбб заскулил. — Разве нет? Скажи еще хоть слово о моей матери, и ты узнаешь. — Не смей! Я расскажу! — взвизгнула Грейнджер. — Я позову старосту! Я пойду найду Перси Уизли, и он разберется со всеми вами троими. Обращение к старосте оказало охлаждающее воздействие на напряженность в купе. Хватка Драко на его палочке немного ослабла, и это дало Крэббу достаточно свободы, чтобы вывернуться. Гойл последовал за ним, и хотя они убегали, они на мгновение остановились в коридоре, как будто ожидая, когда Драко сделает последний шаг. Он взмахнул палочкой между ними. — Держи имя моей матери подальше от своего рта, — холодно сказал он. — Или в следующий раз я позволю Грейнджер и Уизли разобраться с тем, что от тебя осталось. Мальчики убежали, и дверь купе с последним щелчком закрылась. Грейнджер глубоко вздохнула, приглаживая волосы. — Это было очень драматично, — сказала она наконец. — Они, безусловно, пара неприятных персонажей. Кстати, это было серьезно? Ты действительно знаешь, как использовать какие-нибудь заклинания? Он фыркнул, засовывая палочку обратно в карман. — Нет. Конечно, нет. — Ты блефовал? — Очевидно. Ты? — Я? Блефовала в чем? — О сообщении старосте. Она сделала паузу, чтобы подумать об этом. — Нет, — сказала она. — Я бы пошел за Перси, если бы была драка. — Ябеда, да? — Если возникнут проблемы, конечно. Но я могла бы не... рассказать ему все факты. Он поднял брови. — Ты бы солгала ему? — Я бы не стала лгать. Я бы сказал что-нибудь вроде: ‘Приходите немедленно, эти два больших хулигана ссорятся с Драко’. Что было бы правдой. — Даже если я это начал. — Не ты это начал, — сказала она, презрительно вздернув нос. — Они вошли в наше купе и попытались устроить переполох. И они говорили очень грубые вещи о твоих матери и отце, и они также были не слишком добры ко мне. Так что я бы не стала лезть из кожи вон, чтобы втянуть тебя в неприятности из-за этого, нет. — Она сделала паузу. — Я терпеть не могу хулиганов. Он сказал: — Похоже на то. Металлический голос эхом разнесся по поезду. — Мы прибудем в Хогвартс через пять минут. Пожалуйста, оставьте свой багаж в поезде, его доставят в школу отдельно. Драко сделал успокаивающий вдох. Он выглянул в окно и увидел, что уже почти ночь, и лес, мелькающий за пределами поезда, был окутан темнотой. Он поправил мантию и последовал за Грейнджер в толпу, заполнившую коридор. Поезд замедлил ход и остановился. На платформе Драко оказался зажатым рядом с Грейнджер, положение, которое оставляло желать лучшего, поскольку это означало, что его часто прихлопывало облако густых волос. Грейнджер, казалось, ничего не замечала и продолжала вставать на цыпочки, чтобы попытаться и что-нибудь разглядеть поверх толпы. — Что впереди? — спросила она с тревогой. — Куда мы идем? Что происходит? Драко, ты видишь? — Я ничего не вижу сквозь твои ужасные волосы. — Грубиян! О, где староста, когда он так нужен? Они могли бы сказать нам, что делать. — Господь. Мы выходим из поезда. Тебе не нужна инструкция по эксплуатации. — В волшебном мире, — решительно сказала она — ко всему должна прилагаться инструкция. Лампа закачалась над головами студентов, свисая с головокружительной высоты, и низкий голос прогремел над толпой. — Первогодки! Первогодки сюда! — Кто это? — спросила Грейнджер, дергая Драко за рукав. Он вырвал его у нее. — Я не знаю! Я тоже немогу его увидеть! Почему ты спрашиваешь меня? — Он гигант! Я имею в виду, ты когда-нибудь видел такого высокого мужчину в своей жизни! — Сейчас я ничего не вижу, — раздраженно сказал он. — Обрати внимание, еще раз, волосы. Она проигнорировала это и повернулась к нему, ее глаза светились, как маленькие коричневые фонарики. — Разве это не захватывающе? — прошептала она. — Мы идем в школу магии! Он закатил глаза. Ничуть не смущенная отсутствием у него энтузиазма, она поспешила за Хагридом, практически вприпрыжку на каждом шагу. Первокурсники спускались по крутой, узкой тропинке между стенами деревьев. Толпа поредела, превратившись в шеренгу, поскольку тропинка позволяла безопасно спускаться только двоим или троим одновременно, не сбиваясь с тропы. Обогнув поворот, они вышли к широкому озеру, а на вершине горы по другую сторону возвышался замок, его окна сверкали золотом на фоне ночи, а шпили пробивались сквозь облака. Гора под ним казалась карликовой, с таким количеством башенок, что это должно было бросать вызов законам физики и пространства. Флотилия лодок ждала на берегу. Драко потерял след Грейнджер из-за шума, когда студенты забирались в шлюпки, которые, как с ужасом узнал Драко, были тесными, мокрыми и имели тонкий слой озерной воды на дне. Пенистая вода забрызгала его ботинки и манжеты, когда он забрался в первую попавшуюся лодку и сел, сгорбленный и несчастный, как можно дальше от других пассажиров, насколько это было возможно. Пересекая пляж, он снова заметил Грейнджер — было легко различить копну волос — и увидел, что она нашла дорогу в лодку. Она сидела рядом с тощим черноволосым мальчиком и высоким рыжеволосым парнем, чьи нескладные конечности и веснушки свидетельствовали о его принадлежности к тому же клану, что и староста Гриффиндора. Поймав его взгляд, она улыбнулась и помахала рукой. Он неохотно кивнул ей в ответ. Флотилия лодок одновременно отчалила от берега, скользя по озеру такими же плавным движением, словно по воздуху. Другие дети в лодке Драко сразу начали перешептываться, хватаясь друг за друга и указывая на замок, который маячил перед ними. —...старейшее рукотворное сооружение в Волшебном мире, старше Дурмстранга, вдвое старше Илверморни... —...построенный как крепость, люди говорят, что он неприступен, его никогда не брали, ни разу… Более безопасный, чем Гринготтс ... —... слышал о Гринготтсе? Об этом писали по всему ”Ежедневному пророку", кто-то пытался ограбить хранилище с высоким уровнем безопасности . Драко повернул голову. — Что ты сказал? Студент, который заговорил, мальчик с волосами мышиного цвета, квадратным лицом и акцентом, который нельзя было перерезать тесаком, удовлетворенно ухмыльнулся, услышав любопытство в голосе Драко. — Кто-то вломился в Гринготтс, — сказал он. — Моему отцу позвонили из-за нарушения безопасности. Они до сих пор не знают, кто это был. — И что они забрали? — спросил Драко. Он был встревожен за себя, поскольку у Малфоев было несколько хранилищ значительной ценности, но он бы уже знал, если бы что-нибудь из них было украдено. — Ничего. Это поворот сюжета. Гоблины провели полную инвентаризацию, я имею в виду полную, карантинную инвентаризацию, которую никто не оставляет на две недели, но ничего не было украдено. Люди говорят, что это, должно быть, был могущественный Темный волшебник, но мой отец говорит, что это нагнетающая страх чушь. — И почему это? — протянул Драко. — Он говорит, что за десять лет не было Темного волшебника, достаточно сильного, чтобы взломать Гринготтс. — Десять? Мальчик ухмыльнулся. — Одиннадцать, если быть точным, — сказал он. Затем, якобы наугад, он спросил: — Ты знал, что Гарри Поттер на нашем курсе? Хотел бы я взглянуть на него. Говорят, у него все еще есть шрам. Люблю спрашивать его, чем он занимался все эти годы. Мой отец говорит, что он скрывался у Дамблдора, брал частные уроки магии. — Похоже, твой отец знает обо всем этом ужасно много. Мальчик пожал плечами. — Он любит поговорить, мой папа. Особенно, когда он немного выпьет. — Полагаю, большинство так делает. Мальчик протянул руку. — Меня зовут Теодор, — сказал он. Драко взглянул на это и смирился с тем, что должно было произойти. — Драко Малфой. Узнавание промелькнуло на лице мальчика — но не более того; не было ни инстинктивной усмешки, ни опасения, ни насмешки понимания или презрения. Это было просто признание, вот и все. — А, — сказал он. — Да. Мой отец упоминал твоего отца раз или два. Драко сжал челюсть. — Неужели, - сказал он. — Что-нибудь примечательное? — Да, — сказал Теодор. — Сказал, что он был чертовски хорош в трансфигурации и ни хрена не умел танцевать. И это потрясло всех, когда он вытащил твою маму. Уголок рта Драко приподнялся. Он сурово расправил его. — И что ему жаль слышать о его смерти, — запоздало добавил Теодор более мрачным тоном. Драко опустил голову в знак подтверждения. Тишина в лодке затянулась на некоторое время, когда они вошли в небольшую бухту под утесом, и лунный свет отступил, оставив им только маленький фонарь на носу лодки, при котором они могли видеть. — Ты Теодор Нотт, не так ли? — спросил он. Его голос эхом отразился от мокрого камня. — Да. — Я так и думал. Твоя мать... Теодор криво улыбнулся. — Да, — сказал он. — Мои соболезнования, — сказал Драко. Выражение лица Теодора стало резким и кислым и старательно вежливым, что Драко прекрасно понял. — Давай заключим сделку, ты и я, Малфой, учитывая, что мы вместе заперты в этой проклятой лодке, — сказал Теодор. — Я ничего не скажу о твоем ужасно трагичном супер-молодом умершем папочке, а ты ничего не скажешь о моей ужасно трагичной супер-молодой убитой мамочке. И таким образом, мы с тобой окажемся неразлучны, как парочка воров. Драко протянул руку. Теодор пожал ее. Остаток пути они проплыли в полной, но не неловкой тишине. Лодки вытащили на галечный пляж, и первокурсники вскарабкались по проходу из гладких влажных камней, ориентируясь по колеблющемуся свету фонаря великана. Драко и Теодор оказались в конце очереди, так как отказались принять участие в массовке переусердствовавших первокурсников, у которых потекли слюнки от шанса хоть мельком взглянуть на замок. В конце концов они вышли на травянистую лужайку и прошли через пару огромных дубовых дверей в Большой зал. Он вспомнил это описание из книг — Грейнджер, на самом деле, была не единственной первокурсницей, прочитавшей"Хогвартс: история", — но, тем не менее, у Драко перехватило дыхание при виде сверкающих складок звезд и облаков в лунном свете, поднимающихся над четырьмя длинными столами. У других первокурсников вырвался хор вздохов, и он обнаружил, что неохотно становится жертвой чувства всеобщего изумления. Преподаватели сидели за высоким столом, и Драко просмотрел его, чтобы увидеть, были ли какие-нибудь сюрпризы. С тех пор как его мать уступила место в Совете директоров его отцу, они больше не получали новостей о назначениях на преподавательский состав, и поэтому было несколько интригующе видеть худощавого мужчину в фиолетовом тюрбане, восседающего на профессорском месте преподователя по Защите от Темных Исскуств. Рядом с ним сидел Снейп, царственно ухмыляясь галдящей толпе. Когда его взгляд скользнул по собравшимся, он остановился на Драко. Выражение его лица немного смягчилось, и он наклонил голову на долю дюйма. Драко проигнорировал речи и песни. Они были бесполезны и безвкусны, соответственно, и он был слишком занят, пытаясь совладать со своим желудком, который обнаружил новообретенную страсть к сальто-мортале. Однако, прежде чем он успел осознать, что песня закончилась, его выстроили в шеренгу возле центрального помоста, и Макгонагалл со стальными волосами и в зеленой мантии размахивала в воздухе потрепанной старой шляпой. — Эббот, Ханна! — Цифры в алфавитном порядке, — пробормотал Теодор. — И они не позволяют нам сесть, я полагаю. Мои ноги уже убивают меня. Драко проигнорировал его и попытался сосредоточиться на том, чтобы привязать каждое лицо к имени, которое зачитала Макгонагалл. Важно было начать составлять представление о том, кто есть кто на их курсе. Его семья слишком долго была изолирована от Общества, чтобы он мог инстинктивно запомнить эти имена, как мог бы в противном случае, и он не хотел упустить шанс собрать разведданные. — ПУФФЕНДУЙ! — Невероятно, — сказал Теодор. — Боунс, Сьюзен! Вышеупомянутая мисс Боунс попыталась пригладить волосы и чуть не сорвала шляпу с головы. Некоторые люди захихикали. —ПУФФЕНДУЙ! — закричала недовольная шляпа, как только ее привели в порядок. — Вдвойне невероятно, — сказал Теодор. После этого, в быстрой последовательности, Терри Бут перешел на Когтевран (— Ботаник, — провозгласил Теодор), Мэнди Броклхерст - на Когтевран (— Позор, она довольно хорошенькая), а Лаванда Браун - на Гриффиндор, что, как и ожидалось, было встречено неприятными аплодисментами с крайнего левого стола (Драко и Теодор обменялись взглядами). Миллисент Булстроуд стала первой Слизеринкой (— Ну вот, как раз вовремя), Джастин Финч-Флетчли с двойной фамилией, к сожалению, присоединился к Пуффендую, а Симус Финниган (— Ты думаешь, его родители подумывали о том, чтобы называть его «ирландский Макириш»?) подарил Гриффиндору второй за ночь оглушительный рев. Затем Макгонагалл, сверившись со своим свитком, рявкнула: — Грейнджер, Гермиона! Драко выпрямился. Девушка из поезда вскочила так поспешно, что споткнулась о свои ноги, а затем села, скрестив лодыжки и сцепив руки на коленях, сияя, в то время как Макгонагалл натянула шляпу ей на голову. Он поймал себя на том, что думает: Когтевран. Давай, ты, глупая старая шляпа, отдай ее в Когтевран. Ты знаешь, ей бы это понравилось. Позволь ей жить долго и счастливо со всеми ее маленькими приятелями-ботаниками. — ГРИФФИНДОР! Он выдохнул через нос. Грейнджер сорвала шляпу с головы, ее кошмар на голове стал невозможно шире, и она бросилась вниз по лестнице. Одетая в красное толпа мускулистых головорезов выла и улюлюкала и громко стучала по столу, приветствуя ее. Как им и следовало бы, злобно подумал Драко. Она, вероятно, повысила средний уровень интеллекта на факультете на двадцать пунктов. Тем не менее, ему было жаль ее. Она заслуживала дом, в котором лучше использовали бы ее таланты — даже когда ее главный талант, по-видимому, состоял в полной неспособности знать, когда следует оставить человека в покое. Появлялось и исчезало все больше имен. Сознавая, что они становятся все ближе к его собственному, Драко перестал обращать внимание на комментарии, которые Теодор произносил себе под нос. Гойл присоединился к Крэббу за столом Слизерина, что компенсировало энтузиазмом отсутствие поддержки со стороны остальных. — Малфой, Драко! Он вздрогнул. Теодор хлопнул его по спине. — Увидимся за ужином, — прошептал он и услужливо вытолкнул его из толпы. Драко даже не заметил, как проплыла последняя буква "Л", и теперь он обнаружил, что ковыляет вперед на онемевших ногах, ощущая любопытные взгляды со всех столов, шепот, который раздавался при звуке его имени. Он сохранял нейтральное выражение лица. Проходя мимо профессора Макгонагалл, он рискнул взглянуть на нее и обнаружил, что в выражении ее лица нет ни жалости, ни теплоты. Она рассматривала его с бесстрастным любопытством ученого, столкнувшегося с новым и красочным видом жука. Он медленно опустился на табурет, пытаясь продлить время, необходимое для опускания шляпы. Что-то мягкое и плотное опустилось ему на голову. Пытаясь сохранять спокойствие, он закрыл глаза и подумал о своей матери. Он подумал о том, как она расставляла цветы в гостиной и играла на арфе. Он думал о том, как она держала его голову у себя на коленях и читала ему, пока дождь стрелами падал на долину. — Интересно, — промурлыкал тихий, лягушачий голос у него где-то на затылке. — Теперь есть лицо, которого я давно не видел. Нарцисса Блэк, не так ли? Твоя мать? Очень интересно... Она умоляла, ты знаешь, о Слизерине. Драко открыл рот, а затем резко закрыл его. Он забыл, что больше никто не мог слышать. — Конечно, ей вряд ли нужно было умолять. Они могли бы разобраться с той ведьмой с помощью охотника на оленей, она бы оказалась в нужном месте. Любой мог это увидеть, так же как и твой отец. Но ты… что с тобой делать, Драко Малфой? Он сглотнул и попытался очистить свой разум. — Теперь у тебя остроумие твоего отца, которое есть и было опасным оружием… ты бы преуспел в Когтевране, о, да. Но какая польза в доме ученого для того, кто так отчаянно стремится подняться? Нет, у тебя слизеринские мечты, слизеринские стремления… ты хочешь вписать свое имя в историю. Я ошибаюсь? Слизерин. Отдай меня в Слизерин, ты, потертый мешок из войлока. — И ты унаследовал свое высокомерие от Люциуса, — сказала шляпа, звуча восхищенно. — Такая драма. Такая праведность. Почти совсем не слизеринец. Драко открыл глаза. Море любопытных лиц уставилось на него в ответ. Что бы ты ни думал, напряженно подумал Драко, думай быстрее. На меня бросают странные взгляды. — Гордыня, тебя зовут Малфой. Я не позволю себя торопить. Я мог бы поселить тебя там, где ты хочешь, да, но должен ли я? Некоторые сказали бы, что я проклинал твою семью на протяжении многих поколений, дав им слишком многое по-своему. Есть вещи похуже традиций. — Есть вещи и получше. Скажи мне вот что, Драко Малфой, и я отправлю тебя на ужин: о чем в глубине души ты мечтаешь? Драко тяжело сглотнул. Я хочу власти, подумал он. Деньги. Влияние. Я хочу, чтобы люди повиновались мне. — Тьфу. Скучно! Это все? Нет, я хочу... Я хочу нравиться людям ... Я хочу признания, уважения... — Уважение? Любовь? Это то, чего ты хочешь? Да… нет… я хочу быть как мой отец… сильным, как он, умным, как он… — И это все? Сумма твоих мечтаний? Вечно жить в умах людей как Драко, сын Люциуса? Нет… лучше… Я хочу быть лучше, чем был мой отец, умнее, сильнее, могущественнее… — Хорошо. И почему? Я не… я не знаю, я просто… я хочу этого. Я хочу этого, потому что я этого хочу. Другой причины нет. Шляпа молчала, излучая неодобрение. Драко открыл глаза. Почти случайно он заметил Грейнджер за столом Гриффиндора, которая смотрела на него с надеждой. Она ободряюще улыбнулась и сделала какой-то жест рукой, который включал сжатие в кулак большого пальца, указывающего на потолок. Он не знал, что это значит. Слава, подумал он. Я хочу славы. Я хочу быть величайшим Малфоем, который когда-либо существовал. В его сознании шляпа сказала: — Интересно. Затем она взревела: — ГРИФФИНДОР!