Галчонок с подбитым крылом...

Часть двадцать вторая. Подпольная деятельность – 2. Стоять в очереди ради того, чтобы пройти через турникеты в зал районного суда и прозвенеться перед прибытием, было и утомительно, и волнительно. Но вот сзади раздались голоса: - Дорогу! Дорогу! - И нужно было срочно посторониться, пропуская непонятную процессию. Впереди шел полицейский, обмундированный по всей форме. И вооруженный. За полицейским поспевала женщина средних лет. А замыкал торжественную процессию еще один полицейский, тоже в официальный бронежилет упакованный. Полицейский прошел через турникеты и проверку быстро, А женщина звенела. Противно пищали датчики. Тогда - то и выяснилось, что мадам путешествует в наручниках. Но вот эти трое вошли. Совсем незаметно, следом за ними, просочился представительный мужчина и даже ни разу не зазвенел. Мужчина устало снял шапку, вытер со лба и головы пот и прислонился к судебному заборчику и к бордюрчику - разделителю с другой стороны барьера, со стороны суда, предназначенной для людей, то есть, лиц, участвующих в судебных заседаниях и процессах. И, как это и раньше с нею часто бывало, женщина подняла голову, встретилась взглядом с усталым от первоначальных судебных трений мужчиной. И завязался разговор. Начиналась история, которую так часто любили рассказывать ей, настоящей «уличной женщине», самые разные и тоже «уличные люди», когда она только еще начинала работать в местной городской газете, не то на правах корреспондента - внештатника, не то стажера, которого со временем, может быть, возьмут в газетный штат. И надо было стараться. И надо было отыскивать новости из обыкновенной, то есть, социальной жизни города или его пригородов. И пригородной, почти уже сельской жизни... И выяснилось, случайно для женщины, тогда, что люди любят рассказывать истории, умеют ли они или не умеют ли они делать этого. И быть увлекательными рассказчиками своих историй. Но слушая этих людей и все их немудрёные истории, женщина начинала ощущать себя камертоном в руках дирижёра, который звучит отраженным звуком, настраиваясь и подстраиваясь под человеческие несчастья, удачу или боль. Женщина всего лишь слушала, потом записывала историю, обычным своим разборчивым, но не совсем каллиграфическим почерком на обычном листочке бумаги. И приносила свой листочек, отдавала его заместителю Главного Редактора Газеты. А потом вдруг, в новом выпуске еженедельного газетного тиража видела, встречала, свою небольшую статью или заметку. С чужой историей, но облеченной её собственными словами и мыслями. И это была такая радость и боль! И деньги. Небольшой гонорар, который выплачивали корреспондентам, увеличивая его на несколько десятков рублей, если принесенный «с улицы» материал нравился владельцу газеты, который был, по совместительству, и Основным, и Главным Редактором. ...И вот, пожилой мужчина, приваливаясь к служебному, судебному, барьерчику со своей стороны так, что барьерчик похрустывал и покряхтывал, рассказывал женщине свою историю, о том, как разводил он в пойме реки Олги свой абрикосовый сад. В северных краях сады разводятся плохо. Идет постоянное соревнование садоводов - любителей, с их умениями, теплицами, воспитанием плодовых деревьев и постепенным закаливанием южных плодовых пород: Алычи, абрикоса, персика. И самими морозами, которые тоже постоянно соревнуются с садоводами, то их жалеют и оставляют зиму теплой и безморозной, то вдруг закручиваются в такой ледяной и морозный кулак, что за половину зимы бесконечных трескучих морозов вымерзают не только «невоспитанные», но и «воспитанные» деревья. Тогда упрямые садоводы приходят по весне на свою небольшую дачку, засучивают рукава и начинают вычища́ть пространства своего участка от мёртвой поросли и мерзлых, высохших деревьев и ветвей. И цикл посадки - ухода повторяется снова. Но только лишь потому, что ничем невозможно переупрямить героического Обыкновенного Российского Садовода, шагнул виноград с Юга и из - под Крыма на пространства и дачи обыкновенной средней полосы. И не ценят уже садоводы - дачники виноградные лозы сорта «Изабелла» за кислоту его и терпкость мелких тёмных ягод. А все стараются укоренить новые плодовые и виноградные сорта для десертов, компотов или сладких вин. А собеседник женщины увлекся разведением абрикосового сада. Женщина частенько встречала увлеченных розами, черешней, персиками или сливами людей! Достаточно было пробежаться весной или осенью по Центральному рынку. Кто - то из продавцов продавал лимонник, кто розы, кто саженцы под названием Грецкий Орех. - И все было хорошо! - Рассказывал пожилой мужчина. Пока мои саженцы абрикоса росли, они никому не были нужными. Ко мне в сад заглядывали редко, потому что был мой сад молодой. И как же я возился со своими саженцами, укутывал их на зиму, зеленым лапником, ветвями от сосен и елей закрывал. Все изменилось, как только мой абрикосовый сад вошел в возраст плодоношения. Как только абрикосы стали цвести вокруг моего дачного участка стали появляться посторонние наблюдатели. Женщина покивала головой. Она знала, что как ни соблюдай конспирацию, как ни старайся замаскироваться, но все равно все твои дела, и хорошие, и не очень, немедленно становятся достоянием соседей. - Как будто бы под колпаком у спецслужб живешь! - Невесело хмыкнула женщина. - Под постоянным колпаком чужого и нежелательного соседского мнения, которое наполнено анали́тикой побо́льше, чем у аналитических служб МОССАДа и ЦРУ. И нет спасения от любопытства соседей ни в деревне, ни в таком малюсеньком районном городке, как Ново - Овск! - Моим абрикосам не дали даже созреть, - грустно пожаловался мужчина. - Подъехали ночью на машине. Прошли на территорию садового участка с ящиками. И все кусты и деревца быстренько от урожая обтрясли. Но мы сторожили наш сад! - Гордо добавлял садовод - мужчина. - Машину с вора́ми остановить не успели. Но задержали в нашем саду наводчицу и воровку! Вместе с её сожителем! Пожилой садовод кивком головы указал на молодую или, скорее, молодящуюся женщину в наручниках. Женщина сидела на деревянной скамье в общем зале для ожидания начала судебных процессов. Наручники ей. подозреваемой в совершени преступления, не мешали, а ножку она коке́тливо заложила за ножку. И рассказывала что - то своим конвойным, смеялась, чуть закидывая голову. А на руках ее, в такт движениям тела, негромко потренькивали наручники… - И задержали мы их, наших ворюг, в августе - продолжал свой грустный расссказ пожилой мужчина. Сначала уголовное дело никак не хотели заводить. Потом вот в суд все ездим и ездим. Никак не может ничем разрешиться судебный процесс. Всё переносятся судебные заседания или откладываются. И даже если выиграем мы эти судебные тяжбы, - горько вздохнул садовод, -то как же я смогу с нее взыскать хоть какую - нибудь копейку! Она пьёт постоянно вместе со своим сожителем! За бутылку самогонки или технического спирта из дома все вещи повытаскивали да по местным, подпольным, шинкам( место, где можно купить вечером и ночью спиртное, не магазин!), потаскали. И что я с них за свои убытки взять смогу, если они нигде не работают.И копейки лишней у них за душой никогда не водится. Пожилой садовод вновь тяжело вздохнул, сожалея, видимо, в своей душе, что оказался он втянут в бесконечные судебные разборки и тя́жбы оттого, что попытался защитить свое увлечение садом, свое потраченное на дачу время, свою бесполезно ушедшую в бесконечных хлопотах и уходом за садом, жизнь!...