Живность из потолка Корпуса

°°°

Анна Лефевр волновалась, ожидая начальника в кафетерии: приминала одежду, листала папку, перекладывала (с место на место) планшеты. Доносились голоса из курилки. Пахло, плавящимся от жары пластиком. Летал одинокий комар. И упал где-то от газеты дежурного. — Ой, эти несяники, кто из разберёт... — Анна невольно сжалась, теребя край накинутой на плечи кофты, тянуло сквозняком. — Непонятно кто. — Зря ты так, Ромен. — Знаю, — глаза секретарши расширились, она отвернулась к окну, прикрываясь платком якобы от ветра, — мне ехать ещё. Дорога длинная. Ты скажи, Ники... Дальше вслушиваться не стала. Брат покойного первого мужа. Чего бередить. Кто-то окликнул. — Доброго дня! Месье Стоун, — эмпатик подходил скорее всего к ней, — как здоровье? — Отлично, — он улыбнулся, кивая и приветствуя знакомых, — а Нарсис... Тот уже шёл. Со сладостями. И ещё чем-то вкусным. Завидев подчинённого, закатил глаза и вздохнул: Анна лишь заворожённо ловила момент, прекрасно чувствуя истинную природу...никакого негатива. Не зря же аудиовизуал имеет общую природу с эмпатией. — Стоун, — притворный жест до чужого лба, — я надеялся, что вы не испортите мне... — Зря, капеллан, надеялись, — кажется, Кей, развеселился, — тут подлокотников нет! Ха-ха!.. Ой...не надо газеткой, она краской воняет! Отдав папку и несколько планшетов, под добрые пересмешки коллег, удалился, явно копируя кого-то персонажа из доштормового мультика. Анна уплетала уже третью сладость, запивая минералкой. Ромен её заметил, но обращаться постеснялся. Да, и вид напряжённый. «Непросто так приехал, значит? Жаль, что не свидимся, — про прошлое их столкновение, закончившееся горизонтально она предпочла не думать, — песочное...» — Эх, Стоун-Стоун, светлая голова! — Нарсис повернулся и по-театральному воскликнул. — Анн!.. Ой, ха-ха. Ну, что так сразу-то? Она подразнила его, помахав шоколадным кусочком перед носом. — Очень вкусно, — капелька застряла на подбородке, — не удержалась... Его правая ладонь с клеймом. Её обе: без. Но по сути — они одинаковы. Почти. Похожи. Одна черта, или природа, или база-бездна-стимул-посыл. Электричество. Искра. Капеллан расслабил воротничок. Прокашлялся. Будто форма, серебристо-серая, с тремя планками: стала вмиг тесной и жаркой. Положил пальцы на пальцы. — Никогда, — голос его сел, чуть охрип и дыхание участилось, — ещё не было...не сидел, — поправился быстро, — так. Близко. С неясником...ну... Сообразила и улыбнулась. Сжала пальцы в ответ, позволяя будто сканировать. — Моего...«типа»? Кивок. Мурлыкала голографическая кошка, издавая порой странные звуки. Купили испорченный кофе, походивший больше на кашу. —...с утра. — Чего «с утра», Анна? Она поморгала. Сбился ритм вздохов, делая голос неким серебряным и песочным. Смотрела на руки, которые так нравились. Гоняла паучков из своих белых струящихся волос. — Каша. Нарсис тепло улыбнулся, взглянув долго и участливо, дёрнул плечом, будто сгоняя что-то. Кого-то. — Вы меня пугаете, Анна, — кофе уже остыл, — проклятье! Откуда их столько?! Сказано слишком громко. — Да по всему Корпусу, Уэйн, живут. Не знал? Такого педантичного и дотошного чистюлю перекосило. — Догадывался. Кто-то у меня получит...в этом месяце. На орехи. Анне стало вдру жаль кого-то. Пусть и не знает кого. Смахнула нескольких с чужих волос. Формы, бормоча, мол золотые лучше подойдут. — Точно? — Уверена. Поднялись. Нарсис вздохнул, собирая папку и технику. — А-а-а! Вот-вот-вот...месье Уэйн. Простите, — Анна спохватилась, вручая планшеты и потупившись. Так и вышли, подставляя лицо свежему весеннему ветру. День близился к вечеру. Солнце к горизонту. Они к остановке. — Накосячили? Щеки её заалели. Волосы развевались. Каблучки стучали. — Ну, я же... Лишь беззлобный смех в ответ. И шипение шин да пых пневматических дверей. Переклички экскурсантов. Хоровой песни каких-то не то скаутов, не то пионеров или вообще косплееров-пиратов. — Шучу! Бить меня не надо, Анна! Вернула ему шутку, стряхивая последнего паучка. — Вы, всё ещё мой начальник...хи-хи. — Да. На автобусе? Мадмуазель Лефевр уехала, незаметно рисуя бабочку в воздухе длинным ногтем.

°°°

Ошибка обнаружилась спустя лишь время. Дома. Мысли уплыли далеко. Сердце витало где-то посередине. Душе легко, свободно, не муторно и не тесно. Карандаш лёг в руку сам. Бумага. Слёзы. И кровавые: будто бы эмпатия вытащила чужие воспоминания. Эмпатия, соединившася с аудиовизуалом. С ней было восхитительно, но опасно ходить по краю. «Как не навязать свою волю? И власть? Идеи? Вину? — душил страх, панический ужас, протягивала щупальца зелёная, как говорят Старки, тоска, хотелось рыдать и бить мелко фарфоровые предметы. — Чтобы что?» Делать мозаику. Получилось красиво. На службу наденет очки. У него имеются: стильные, чёрные с подпалинами под стать цвету клейма. Такого же как и суть многих. Любование чужим восхищением стало ритуалом. Привычкой. — Главное не стойти с ума... — Нарсис улыбался. — Не сойдёшь тут!

°°°

Нарсис Уэйн писал танго, танцуя по квартире сам с собой. — Ра-а-а-з, два-а, три, чтырь...раз...и платье со вкусом банана, тьфу! Расхохотался, хлопая себя по лбу и тут же падая от боли. — Мало того, что фигня, так ещё и плагиат, — он простонал, кладя руку на поясницу, — так ещё и жопу отбил!.. На языке до сих пор играл привкус кофе. Испорченного кофе. — Кошечки, как иногда...говорила она! О! Смартфон заговорил сначала голосом Гюлера, а затем Жонсьера с Ришаром. — Эврика, да? Только ты...ритмом наврал, — Ганс ехиден и, видимо, пьян, — как всегда. Утомлённое солнцем...нежно с морем еба-а... Его вовремя «выключили».

°°°

Паучки оставались. Прописались в его квартире. — Нет, убивать жалко, — Нарсис согнал непрошенных «гостей» поближе к нежилому. Зевнулось. От небольшого, выторгованного у Приора, отпуска оставалось немного. В тенях чудились длинные белые волосы. И его портреты. Стихи. Нежность. В звуках: скрип ножек в кафетерии и ритм танго.

°°°