Лучшая подруга

      Дженгиз заговорил, когда они отъехали от кладбища. Перед этим он бросал тревожные взгляды на бездумно пялящуюся в окно бледную Баде и Атеша, который в этот раз сел рядом с ней, и не мог отвести от неё глаз.       — Госпожа Баде, — начал Дженгиз серьёзно и девушка вздрогнула, поворачиваясь к нему. Атеш тоже вопросительно посмотрел на друга.– Если вы не против, я бы хотел отвести вас в ещё одно место.       — Куда, господин Дженгиз? — спросила она со слабой улыбкой.       — Няня вашей матери… Она всё ещё жива. Госпожа Нур в Балате, на попечении у племянницы. Я встречался с ней. И она очень хотела бы вас увидеть. Если вы…       — Я согласна! — поспешно воскликнула Баде. На щёки девушки стремительно возвращался румянец, а глаза загорелись. — Конечно, я согласна. Пожалуйста, отвези меня к ней.       — С удовольствием. Она ждёт. — Дженгиз улыбнулся воодушевлённой девушке, радуясь, что ему удалось вывести Баде из горестного оцепенения, в котором она пребывала.       Он взглянул в зеркало заднего вида, чтобы увидеть, как Атеш говорит ему «спасибо» одними губами.       Госпожа Нур оказалась невысокой худенькой старушкой с натруженными руками и добрыми голубыми глазами. Она приняла их так радушно, будто они были членами её семьи. В маленьком домике, в котором она жила вместе с племянницей, которую тут же отправила в соседнюю булочную за семитами, было чисто и уютно. Атешу сразу понравилась атмосфера этого дома, а больше всего понравилось то, как успокоилась и начала улыбаться Баде, сидя рядом с няней своей матери. Их руки были переплетены и пожилая женщина с восхищение смотрела на девушку. Хотя Баде совсем не знала эту женщину, было видно, что прониклась к ней с первого взгляда, и начала немного оттаивать после того, что произошло на кладбище.       — Как же ты выросла, моя девочка! И стала настоящей красавицей! — Нур аккуратно дотронулась до щеки Баде. — В последний раз я видела тебя совсем крошкой. Ты и не помнишь меня, наверное.       — Нет, к сожалению не помню. У меня не осталось ранних воспоминаний о детстве, — печально сказала Баде, на миг прижимаясь руке старушки. — Все мои воспоминания касаются только семьи Бакырджи.       Нур огорчённо вздохнула и с беспокойством посмотрела на девушку.       — Господин Вурал знает, что ты здесь?       — Не совсем. Он считает, что я уехала в командировку вместе со своим шефом, — Баде кивает на Атеша, устроившегося в кресле напротив.       — Так это твой начальник, дочка? — удивлённо спросила Нур. — Я думала, что он — твой жених! Даже успела порадоваться.       Баде мгновенно залилась румянцем и со стыдом взглянула на Атеша. Тот ободряюще ей улыбнулся.       — Хотел сказать то же самое, моя госпожа, — тут же встрял Дженгиз, который сидел рядом с Атешем. — Но эти двое — просто коллеги.       — И друзья. Мы очень хорошие друзья, — подала голос Баде, которая наконец справилась со своим смущением. — И он приехал поддержать меня, как друг. Чтобы я не была одна, когда увижу могилы родителей.       — Так ты уже была на кладбище, Баде?       — Да, — голос Баде прервался и Атеш пожалел, что не сел рядом с ней, чтобы иметь возможность дотронуться до её руки в знак поддержки. — Это тяжело — видеть их могилы, но несмотря на это, я рада, что наконец нашла их. Тяжелее всего было жить во лжи. Жаль только, что у меня совсем нет их фотографий.       — О, дочка!.. — с рыданием в голосе произнесла Нур и обняла Баде. Та крепче прижала её к себе. — Хоть чем-то, но я могу помочь тебе. Подожди.       Старушка разорвала объятия и с проворством, достойным молодой девушки, направилась к одному из шкафов. Пару минут спустя она опустила на колени Баде большой альбом в потёртой кожаной обложке.       — Вот, держи, он теперь твой! — ласково сказала она, садясь рядом с Баде.       — Что это, няня? — Баде удивлённо взглянула на Нур, трепетно гладя альбом.       — История твоей семьи в фотографиях девочка. Открывай, смотри и слушай. А я расскажу тебе, кем они были.       — Спасибо! — прошептала Баде и последовала совету старой женщины.       Нур начала повествование, но Атеш слушал её через раз. Всё его внимание было приковано к Баде. Она казалась такой воодушевлённой, внимательной и счастливой, что у Атеша стало тепло на сердце. Он был рад, что после всех волнений этого длинного дня Баде хоть на какое-то время удалось забыть о горе. И хоть в её глазах всё ещё блестели слёзы — это были слёзы радости. Она выглядела удивительно красивой и хрупкой, но, в то же время, удивительно сильной, сидя там, на старом продавленном диване и внимая старой нянюшке её матери.       — Брат, ты так дыру протрёшь в своей «коллеге», — Дженгиз наклонился к Атешу и зашептал ему на ухо, отвлекая его от разглядывания Баде.       — Не говори глупостей, Дженгиз, — сразу же подобрался Атеш, смерив друга недовольным взглядом.       — Ну-ну, — усмехнулся Дженгиз. — Не хочешь выйти на воздух? Семейные истории жутко интересные, но здесь так жарко, что я сейчас расправлюсь.       — Можно, — кивнул Атеш, а затем извинился и прервал монолог госпожи Нур, озвучивая женщинам, что они с другом немного посидят на улице.       — Всё хорошо? — Тут же встревоженно спросила Баде.       — Да, не переживай, — успокоил её Атеш. — Просто Дженгиз-бею захотелось покурить, а я решил составить ему компанию.       — Идите, сынок, идете, — отпустила их Нур. — А ты, парень, не злоупотребляй сигаретами. Твои лёгкие не скажут тебе за это спасибо.       — Спасибо, что переживаете за моё здоровье, тётушка, — очаровательно улыбнулся Дженгиз, вставая. — Мне это очень приятно.       — Иди уже, негодник, — махнула на него рукой Нур. — Я попрошу племянницу вынести вам чай.       Мужчины поблагодарили и покинули комнату. Они устроились в крошечном садочке, что бы на заднем дворе дома. Впрочем, дом госпожи Нур находился на возвышении и из сада открывался прекрасный вид на Босфор в вечерней дымке, которым Атеш и Дженгиз сели любоваться.       — Ну, ты ничего не хочешь мне рассказать? — с хитрым прищуром спросил Дженгиз, когда молчаливая родственница госпожи Нур ушла, оставив им чай и угощение. Они сидели в небольшой беседке, увитой виноградом, спиной к зданию.       — Не понимаю, о чём ты, — спокойно ответил Атеш, делая глоток из своего стакана.       — О вас с Баде, конечно же, — в голосе Дженгиза слышалось нетерпение. — Как так оказалось, что вы — просто друзья?       — Дженгиз, я не хочу говорить на эту тему, — отрезал Атеш, сурово взглянув на друга. — Друзья и точка.       — По твоим взглядам на неё этого не скажешь. — усмехнулся Дженгиз.       — Баде — хорошая девушка. Умная, добрая и красивая. Но она — просто моя лучшая подруга. У меня нет к ней иных чувств. — Холодно обронил Атеш, стараясь, чтобы его голос звучал твёрдо. Тем не менее, в первый раз в жизни, говоря это, он не чувствовал той уверенности, что обычно. И это беспокоило Атеша. — На этом закрыли тему.       Дженгиз окинул его внимательным взглядом. Искры веселья всё ещё сияли в его глазах, хоть лицо и сделалось серьёзным.       — Тогда ты не будешь против, если я приглашу её куда-нибудь пообедать?       Атеш едва заметно сжал челюсти, а затем расслабленно выдохнул и рассмеялся:       — Попробуй, конечно, но что-то мне подсказывает, что она даст тебе от ворот поворот.       — Почему? Разве я не самый харизматичный и красивый из всех твоих друзей? — подмигнул ему Дженгиз.       — Всё может быть, брат, — в тон ему ответил Атеш. — Но я уверен, что Баде сразу распознает в тебе бабника, а от таких она держится подальше. И потом, как ты собираешься осуществить свой план, если мы с ней завтра улетаем обратно в Каппадокию?       — А вот тут мне нужна твоя помощь, брат. — Из голоса Дженгиза пропадал любой намёк на веселье. — Мне нужно уехать из Стамбула подальше.       — Что случилось?       — Неприятная ситуация с одним серьёзным человеком. Точнее, с его сыном. Мелкий засранец совершил правонарушение. Я его арестовал, и вместо того, чтобы отпустить сразу после звонка его богатенького папаши, продержал за решёткой до утра, как и положено. Итогом стало моё отстранение. И похоже, на работу мне теперь вход заказан. Шеф не сказал это прямым текстом, но, кажется, я буду уволен. Начальник посоветовал мне уехать в бессрочный отпуск и проветрить голову, пока здесь всё утихнет. Могу я провести этот отпуск в Каппадокии?       — Конечно! — Атеш ободряюще похдопал его поруке. — Пусть всё пройдёт. А я то думал, откуда у тебя появилось столько времени для дела Баде. Она ещё переживала, что мы отвлекаем тебя от работы. Если хочешь, я могу замолвить за тебя словечко. У меня есть нужные знакомые…       — Она очень заботливая девушка, а ты — полный придурок, — уведомил друга Дженгиз. — И нет, Атеш, я действительно хочу проветрить голову подальше от стамбульской полиции.       — Как скажешь, Дженгиз, но ещё немного и моё приглашение в гости аннулируется, — пригрозил ему Атеш.       — Всё-всё, замолкаю, — Дженгиз сделал вид, будто закрывает рот на замок, но тут же продолжил разговор. — А к этому предложению чисто технически не прилагается новое место работы? Нужно будет на что-то существовать, а цены в Каппадокии во время сезона пробивают потолок.       — Я мог бы… — Начал было Атеш.       — Нет, Атеш, не мог бы. — Жестко прервал его Дженгиз. — Я привык сам зарабатывать себе на жизнь.       — Хорошо, хорошо, только не кипятись. Будет тебе работа. Мне нужен начальник охраны на фирме. Это устроит Твоё Высочество?       — Более чем, — улыбнулся блондин. — Спасибо, брат.       — Пожалуйста, — Атеш отсалютовал своим стаканом с чаем. — За новые начинания?       — За них, — повторил его жест Дженгиз.       Атеш удовлетворённо вздохнул и прикрыл глаза, наслаждаясь ветерком, овевающим его лицо. Он был рад, что теперь в Каппадокии у него будет ещё один друг. И они смогут все втроём проводить вечера, наслаждаясь дружеской беседой и вкусной едой — Дженгиз был настоящим шеф-поваром, если это требовалось. Конечно, намёки Дженгиза в сторону Баде настораживали Атеша, но с другой стороны, он был уверен, что друг просто шутит, да и Баде не взглянет на него никак иначе, кроме как на друга. Ему почему-то казалось, что весёлые светловолосые рубаха-парни не в её вкусе. Отвергает же она постоянно Умута.?       «Предпочтения Баде — не твоё дело!» — сказал его внутренний голос и Атеш согласился с ним.       Впрочем, вскоре ему предстояло узнать, что эти самые предпочтения изменились.