Жизненно необходима

— Как же ты не вовремя! ‒ самым тихим, на который только был способен, шëпотом промолвил Максимов, намекая собеседнику на звонок в столь ранние часы, и взглянул на девушку, что лежала под боком. Она, свернувшись в замысловатую позу, позволяющую прижиматься к телу мужчины и соприкасаться всеми частями тела, мило посапывала, уткнувшись носом ему в плечо. Осознание словно обухом ударило по голове, заставляя неведомое тепло растекаться по телу после секундного напряжения: здесь и сейчас он, ощущая на себе это щекочущее дыхание, испытывает непреодолимое желание видеть эту девушку рядом постоянно. Постоянно иметь возможность коснуться руки, волос, услышать этот звонкий, но мягкий голос, взглянуть в голубые глаза, что так не похожи на его собственные. Он усмехнулся, вспомнив невпопад брошенные слова Гнездилова о голубых глазах и неожиданный ответ, прозвучавший со стороны входа в кабинет: — Голумбые глаза, ‒ не унимая своего желания высказать всю известную ему ересь, говорил Гнездилов, ‒ это, знаете ли, клумбы льда. Ну как эти… Как те, которые… Ну вы поняли, на экваторе которые. Они ж тёплыми никогда быть не могут, красивые, но колятся, как к ним ни бэ. Теплом не опалят, знаете ли. — Собственно говоря, как и карие: совершенно не обязательно, что польют именно шоколадом. ‒ послышался девичий голосок у двери. — А что карие, что карие?! ‒ возмущённый несогласием начал препираться капитан. ‒ Это ж я так с одной там, ну того этого, а она мне потом как бац! Ну и всё. ‒ под конец совсем разочаровавшись воспоминаниями о голубоглазой незнакомке, пробубнил Игорь Николаевич. С этого началась их история, такая странно обычная: ему приказано её защищать, она не видит в этом необходимости. Он ворчит, что следователь, а не телохранитель, и другу Громова стоит обратиться за «нянькой для взрослой девочки» в другое место, но внимательно вглядывается в темноту ночи, стараясь в целости и сохранности доставить девчонку в свою квартиру, и после аккуратно, как-то по-джентельменски, опекает. Она бунтует в его квартире, упорно пытаясь доказать, что ей не нужен охранник, но хлопочет на его кухне, стараясь накормить вкусными завтраками и ужинами, убирает квартиру, не забывая смахнуть пыль со всех книг, оставшихся ему в наследство. Каждый вечер она дожидается их с псом возвращения, обрабатывает ссадины и царапины, а после позволяет голодному, но уже обогретому мужчине притронуться к ужину, а сама гладит успевшего поесть пса, расположившего морду на её коленях и потихоньку засыпающего от приятных прикосновений. Каждый вечер она пытается делать вид, что всё в порядке: она не переживает за него, её не страшат его ранения. Каждый вечер он видит бушующие волны страха в её взгляде, неосознанно улыбается заботе и старается показать, что всё хорошо, хотя частенько ноет то где-то под ребром, то рука, то нос. Каждый вечер после ужина они обсуждают мотивы, подозреваемых, новые факты, появляющиеся в деле о покушении на неё. Каждый вечер она спорит, так, для порядка, что она бы и сама справилась, что она бы и у себя дома могла спокойно посидеть, пока он с коллегами не поймает преступника. Каждый вечер они засыпают в обнимку, потому что к концу их рассуждений ей становится до чёртиков страшно, а он не может смотреть в её полные ужаса голубые глаза и обнимает, каждый раз балансируя между крепкими мужскими объятиями, приносящими покой и ощущение защищённости, и хрустом костей этой строптивой девчонки, но ни разу не перейдя тонкую грань этого баланса, ни разу не доставив боли и дискомфорта. А она засыпает, зная, что с ним безопасно. В тот день она подскочила раньше всех, будто ей что-то приснилось. То, что забывается, но оставляет тяжёлый груз на сердце, то, что заставляет вспоминать о предчувствии, которое Макс бы назвал глупым самовнушением, и в которое верила она. Через пару часов после ухода мужчины, на лестничной клетке, у дверей квартиры, послышался несвойственный соседям Максимова шум. Насторожившись, она прислушалась к шелестящим звукам, оказавшимся шёпотом, ‒ мужской голос пытался кого-то убедить, что девушка в квартире одна. Трясущимися руками она набирала номер Максимова, но тот не спешил ответить на звонки. Отчаявшись, она позвонила Леонидову, который, на счастье, сразу снял трубку и, выслушав причину нежданного звонка, сорвался в квартиру Макса, стараясь успокоить собеседницу. Послышался скрип замочной скважины, девушка, успев за полторы недели проживания в квартире полицейского узнать о его запасах оружия, вооружилась одним из них и, спрятавшись ‒ насколько это было возможно ‒ за дверной проём, взяла прицел, как умела, на входную дверь. Послышался лай собаки и протяжный крик мужчины, а через пару мгновений сирена полицейской машины. Спустя время, она убедила Леонидова, что ему не обязательно оставаться и что её вполне устроит защитник ввиде пса, который не весть как оказался не рядом с Максом, за что она была очень благодарна Вселенной. Девушка стояла у книжных полок, пытаясь найти лёгкую книгу, которая помогла бы отвлечься от нежданных гостей, до сих пор мелькающих в сознании, и страха, испытанного ею меньше часа назад. Со стороны двери послышался скрип металла замочной скважины. Девушка напряглась и уже строила план, как добраться до кухонной стойки, где она оставила телефон, думая, что одного непривычного события в этот день ей хватит, как человек, стоящий за входной дверью, наконец, справился со злосчастным замком, и дверь распахнулась. В новом нежданном госте девушка узнала взъерошенного Максимова. Мужчина замер в дверном проёме. На протяжении всего пути домой он испытывал боль в груди и катастрофическую нехватку воздуха, и только сейчас, глядя на взволнованную, напугавшуюся его безмолвного прихода, девушку, понял причину. Он до ломоты в костях хочет её обнять и больше никогда не отпускать. Эту маленькую, строптивую, вечно спорящую девчонку, которую так беспардонно Громов пристроил к нему хвостиком как внучку своего близкого друга ‒ генерала на пенсии, ‒ чтобы она была в безопасности. Не уследил. Девушка, чьё тело было натянуто словно струна, в миг почувствовала расслабление, вязкой субстанцией растекающееся по рукам и ногам, едва мужчина сделал шаг в квартиру. Вместе с осознанием безопасности, исходящей от мужчины, пришло осознание ситуации, произошедшей некоторое время назад в этой квартире. Истерика, заставшая девушку врасплох, забыла постучаться в двери также, как и мужчины, без конца посещавшие сегодня её временное место жительства. Мужчина медлил, с горечью и самобичеванием рассматривая потерянную девушку, но, увидев её трясущееся тело, решительно сорвался с места, в два шага оказавшись рядом, прижал её к груди и, зарывшись носом в её волосы и нежно поглаживая по спине, зашептал: — Тише, всё закончилось, всё хорошо. Я рядом. Пёс, пытаясь поддержать, скулил рядом с парой, стоящей по середине коридора, словно понимал, что могло случиться, не окажись он вовремя рядом. — Спасибо, мальчики. ‒ шмыгнув носом, минут через пятнадцать выдохнула со слабой полуулыбой девушка куда-то в грудь мужчине, от чего ощутила её резкий подъём от глубокого вдоха. — Как ты себя чувствуешь? – спросил мужчина, когда убедился, что девушке стало легче. — Всё хорошо, они не успели до меня добраться. ‒ проговорила, заикаясь от недавних слёз, девушка. ‒ Вам, наверное, на работу нужно, а я тут развела сырость. — Нет, ‒ уверенный ответ, ‒ я тебя не оставлю. К тому же, выездные проколы Гнездилова на сегодня уже закончились, ‒ насмешливо и облегчённо, ‒ не вижу смысла куда-то ехать. Объятия. Взгляды. Дыхание. Губы. Руки сжимаются крепче, глаза закрываются, дыхание сбивается, губы горят, ‒ казалось, всё перестало существовать, но одновременно с этим, казалось, всё ожило. Да, он, действительно, хочет видеть её рядом всегда. Он любит её так, как, кажется, никогда до этого не любил. Ему жизненно необходимо это дыхание, щекоткой отзывающееся в его теле, ворчание, иногда возникающее из-за, порой, разных взглядов на жизнь, ему жизненно необходимо видеть волны спокойствия и заботы, плещущиеся при его появлении в её прекрасных голубых глазах, что так не похожи на его собственные. Ему жизненно необходима она. Рядом. И он непременно перезвонит Лёше, который хотел поделиться соображениями по их новому делу, но уже утром, когда насладится лаской взгляда и сладостью губ лежащей сейчас под боком и сопящей ему в плечо девчонки. Его девчонки.