Романтики с большой дороги

      — Что значит!.. А-а-а! — Нилу запустила руки в волосы, беспощадно выпутав оттуда заколку вместе с парой длинных рыжих волосин — Фурина зачем-то зацепилась за них взглядом. — Как? Каролина, ну как? Не могли мы так надолго задержаться! Господи!..       Они-то не особо задержались, просто яки мало чего могли сделать против загнанной лошади.       Торговец, который на свою голову признал, что видел подходящего под их описание молодого человека в «какой-то странной красной тунике» добрые пару часов назад, уходившим в направлении пустыни куда-то на запад с очередным однозначно торговым караваном, неловко посмотрел на Фурину. Та нескладным деревянным движением приобняла тяжело дышащую Нилу за плечи, поблагодарила несчастного сумерца за помощь и отвела их обратно к якам. К якам — и в тень.       Под палящим с утра пораньше солнцем и среди песков она просто не могла нормально соображать. Перед глазами плыло, как после бессонной ночи за уголовным кодексом перед слушанием очередного громкого убийства. Накинутая на голову шаль если и помогала, то только не упасть в обморок, переживать жару приходилось самостоятельно. Сухой колючий воздух резал горло с каждым вздохом.       Запад — на запад — на выданной им карте не было карты пустыни, но Фонтейн лежал сильно южнее — какой в Бездну Фонтейн, он тебе что, океанида, что ему там делать, в твоём грёбанном Фонтейне? Что могло быть на западе? Натлан? Ещё контрабандистам делать нечего, тащиться в Натлан. Туда дипмиссии старались лишний раз не посылать, чтобы не подвергать людей риску ужасной гибели ради соблюдения никому не сдавшихся приличий, а тут чёрный рынок! Вот им там обрадуются!       Есть ли в пустыне какие-то постоянные поселения? Конечно, есть, люди где угодно поселятся, живёт же кто-то по сей день в Иназуме… Но на карте их наверняка не будет, поэтому они и отправляли за информацией Дэхью, которая тут выросла, которую не тошнит от жары, которой…       Дэхья!       — Скажите, — резко обернулась Фурина. — А Дэхью вы тут не видели? Э-э, как её, Пламенную… Гриву?       — Вы всех пропустили, — пожал плечами тот же торговец с бессердечной честностью. — Она тоже в пустыне, давно уже. С тех пор, как у нас тут стало… так оживлённо, она старается в Аару не задерживаться.       Народу и вправду было сильно больше, чем можно было ожидать от крохотной деревеньки, куда обычно ссылали впавших в немилость учёных и религиозных фанатиков. Большая часть новоприбывших с местными не общалась, а если приходилось — например, чтобы купить еду, — то они прятали лица за непроницаемыми платками и банданами. Конечно, так их никто не опознает на допросе, а особо отличительными предметами одежды — например, ярко-красным кушаком с золотой кисточкой — можно с кем-то обменяться и тем ещё хлеще сбить жандармерию со следу.       Стоп, нет. Не жандармерию, а этих, как их…       Мысли были вязкие и неторопливые, как прокисший мёд. Фурина с силой вжала ладони в глаза, пытаясь сосредоточиться.       — Кого мы тут ещё знаем? — спросила она у Нилу, лихорадочно соображая. Проблему с чёрным рынком решал не только их театр и не одни бригадиры, была ещё… — Академия! Астет! Его отправили сюда сильно пораньше, может, у него есть на уме какой-нибудь легко подкупаемый контрабандист?       — Может быть, — оживилась Нилу, тоже отчаянно пытавшаяся схватиться хоть за какую-нибудь ниточку, лишь бы не признавать своё напрашивающееся поражение. — Но академики всегда держатся рядом с академиками. Пойдём, поищем его коллег.       Им помогла общительная молодая женщина, обитавшая в небольшой уютной палатке, со всех сторон окружённой незнакомыми Фурине цветами. Цветы, как они узнали, после заданного из вежливости вопроса, росли в пустыне медленно и неохотно. Только столетия оттачиваемых ежедневно хороших манер удержали Фурину за шкирку от едкого «Удивительно, правда? Тут же такая хорошая погода!» Но бывшая учёная не унывала: с недавних пор дела растений пошли в гору, так как они оказались крайне восприимчивы к энергии дендро. Вот, передние кадки зацвели совсем недавно, ей повезло наткнуться на одну путешественницу, которая задержалась ради её цветов по дороге в пустыню…       Тут Нилу смогла вклиниться в поток пространных рассуждений и поинтересоваться, не ушёл ли случайно Астет с этой путешественницей. Фурина, обмахивавшаяся одной из пустых тряпичных сумок, в разговоре почти не участвовала: Нилу сама сообразила не рассказывать про их истинные намерения, а ввернула историю про забытый терминал, женщина, Саббах, в ответ охнула, что Астетова рассеянность доведёт его однажды до очень обидной ошибки в практической части докторской работы, и, наконец, у них появилась первая зацепка.       — А вот та путешественница, — осторожно поинтересовалась Фурина, когда они тепло и обстоятельно попрощались с Саббах, даже предложив эксперимента ради предложить цветам ещё и гидро вдобавок к дендро и получив вежливый, но отказ. — Как думаешь, это она про Люмин говорила?       Без обид, они все делали свою работу, но встречаться с чужачкой из другого мира после незапланированного и, как оказалось, неискреннего разговора по душам Фурине не хотелось, особенно когда она пыталась почти полностью своими силами исправить свою очередную ошибку.       — Ой, ты её тоже знаешь! А, то есть, да, точно, она рассказывала, что бывала в Мондштадте. Нет, вряд ли… Люмин в пустыне тоже не то чтобы понравилось, да и потом, она очень спешила в Фонтейн, — непривычное произношение родного названия заставило Фурину невольно улыбнуться. — А жаль, правда? Втроём мы бы справились ещё быстрее.       Фурина отозвалась неразборчивым хмыканием. Итак, Астет последовал примеру Куроша и решил тоже подвергнуть свою жизнь опасности — потащился с одним из караванов на какой-то «пустынный рынок», наверное, разыскивать там украденные у Академии книги. Не как учёный, поспешила заверить их Саббах, увидев, как у них вытянулись лица, просто как якобы обычный зажиточный гражданский. Фурина не сомневалась, что его маскировка под обычного состоятельного и глуповатого горожанина продержится до первой остановки. Значит, их задача — нагнать воров до того, как те повнимательнее присмотрятся к своему потенциальному покупателю.       Если им повезёт, то и Курош не успеет уйти дальше этой самой первой стоянки — и не натворит при этом глупостей. Фурина слабо в это верила, но ей нужно было себя хоть как-то успокаивать.       — Ну что? Идём? Запасов у нас достаточно, но еды я ещё докупила, на всякий случай. Обратно привезём, скорее всего. Мы же совсем ненадолго.       Фурина набрала в грудь воздуха. Ей предстояла самая тяжёлая часть спасательной операции.       — Нилу…       — Можешь даже не начинать! Я иду с тобой.       — Я обещала Зубаиру, что не дам тебе сунуться в пустыню!       — А вот и нет! — Нилу бросила поводья и яростным светлым вихрем повернулась к ней. — Ты обещала, что мы обе не сунемся в пустыню!       Мысль о том, что она это обещание вот-вот нарушит, изжаривала сердце хуже любой пустынной жары. Фурина беспомощно огляделась, словно из-за угла вот-вот могло выскочить решение всех её проблем. Боль Зубаира была ещё свежа в её памяти — ужасная боль, чудовищная, потому что неизвестность потери иной не бывает, врагу не пожелаешь такого горя.       Равно как она никогда не простит себе, если что-то случится с Курошем, так и он не простит себе, если что-то случится с Нилу.       И с Каролиной тоже.       А она, Фурина, которой так и не хватило храбрости представиться собственным именем, вот-вот подвергнет смертельной опасности и одну, и вторую.       Собственные обещания летели из рук, словно проклятые скользкие стеклянные шарики, которые ловко перекидывали с ладони на ладонь умелые фокусники и которые напоминали огненные сферы, когда они случайно — или намеренно — попадали на свет. Вслед за одним неизменно разбивались и другие: кто расскажет Нилу про трагедию Фурины де Фонтейн, смущённо уставившись в пол, чтобы не видеть её реакции, кто расскажет двум маленьким сёстрам концовку истории одного путешественника, посетовав на академические талмуды, на которые даже положиться толком нельзя, если Фурина просто умрёт там, среди песков.       Но, с другой стороны, разве это достойные оправдания? Разве её жизнь, её планы были важнее планов, которые несомненно строил Курош? Как вообще можно было сравнивать между собой ценность человеческих жизней — по какому критерию такое суждение могло бы оказаться хоть частично справедливым?       Обещания были страшной, беспощадной вещью. Никак, никакими смертными силами Фурина не могла сдержать их все.       И люди тоже не могли. Даже у богов это иногда скверно получалось. Но все они зачем-то всё равно продолжали пытаться.       — Если, — начала Фурина и зажмурилась от страха перед тем будущим, что обрекала на превращение в реальность этими словами, — если через два часа мы никого не найдём…       — То мы молча развернёмся и поедем обратно. Да. Обещаю.       Они обе знали, что никто никуда не развернётся.       — Я пойду первой, — потребовала Фурина. — Если нас заметят, говорить тоже буду я. В бой ни в коем случае не вступаем, наоборот, разворачиваемся и бежим, никакого геройства. Гидро используй только в самом крайнем случае.       — Думаешь, у них тоже есть глаза бога?       — Вряд ли, многовато чести. Просто на противника посильнее всегда наваливаются толпой, и ты от них не отобьёшься.       — А как же ты?       — Один из важнейших навыков искателя приключений — уметь покрасивше чесать языком, — вздохнула Фурина. — Я в этом давно поднаторела. Придумаю что-нибудь.       Они вышли в пустыню ранним утром. Встававшее на востоке солнце било им в спины, покрывая лежащие впереди барханы золотистым сиянием. Песок блестел так ярко, что Фурина различала одни лишь смутные очертания каких-то холмов вдалеке, которые с равной вероятностью могли оказаться очередными барханами. Глаза у неё слезились, левую руку то и дело сводило судорогой, тонкая хлопковая рубашка вымокла насквозь спустя первые пятнадцать минут под солнцем.       Их единственным — надежнее многих — проводником была Кошка, которой они предложили Астетов терминал в качестве единственной улики. На удивление, какой-то остаточный запах на серёжке остался, и Кошка уверенно держала нос по ветру, поворачивая голову туда, куда вело её чутьё. То и дело она пыталась мягко выпутаться из Фурининой хватки, чтобы побежать по песку, но Фурина до ужаса боялась, что её укусит какой-нибудь скорпион, которых они периодически замечали в песке, и упрямо усаживала её обратно в седло.       Оставалось только надеяться, что Кошка найдёт дорогу обратно к людям, если с ними… Фурина сглотнула горький ком в горле.       Если с ними что-то случится.       — Что мы скажем? — не выдержала Нилу тяжёлой нависшей над ними тишины. — У нас есть какая-нибудь легенда?       У Фурины легенд было столько, что она в них вот-вот начнёт путаться. Ничего, придётся прибавить к ним ещё одну.       — Только если они сразу не догадаются, что мы за Курошем, — предупредила она, — только в этом случае мы говорим, что от кого-то из друзей слышали про то, что в пустыне продают всякие диковинки. А нам, двум молодым богатым дурочкам, нравятся диковинки. Посмотрим, тайком потратим родительские деньги и уедем.       Нет, жара на ней всё-таки сказывалась. Фурина так привыкла ограничивать себя собственной популярностью в Фонтейне, где про неё не знал разве что слепоглухонемой, и с такой радостью забросила эти опасения, как только пересекла границу, что начисто забыла, что саму концепцию знаменитости изобрели не в Фонтейне. Это было более… повсеместное явление.       И одно из его воплощений ехало на соседнем яке.       — Нилу, а насколько хорошо про тебя знают в Сумеру?       Нилу неожиданно выругалась. Фурина настолько хорошо сумерский не знала, но подозревала, что выражение было на редкость витиеватое, как могли ругаться, например, рыночные грузчики, уронив себе ящик с фруктами на ногу.       — Достаточно. Думаешь, меня сразу узнают?       — Скорее всего. Если замечаем, что никого наша история про редкие штуки не дурит, то я как-нибудь намёком добавлю, что мы ищем не вещь, а человека, которого планируем, опять же, забрать и, не поднимая никакого шума и не привлекая к этому бригадиров, уехать.       — А в это они поверят?       — Я так разрыдаюсь, что у них выбора не останется, — сухо ответила Фурина, хотя внутри у неё всё сжималось от тревоги.       Нужно быть совсем опьянёнными деньгами дураками, чтобы в такую ерунду поверить.       Какие оставались альтернативы? Вряд ли Курош занимал в этой… группировке какой-то значимый пост, он не знает ничего важного, что может натолкнуть бригадиров на след, поэтому его информация гроша ломаного не стоит. Потеря единственной торговой точки на, по сути, окраине целой огромной пустыни их тоже не разорит, так что даже если они с Нилу и расскажут, где они были, любой присланный по этому маршруту отряд не найдёт ничего, кроме песка, камней и скорпионов.       Но это всё равно неудобство, которого можно было бы избежать, если бы они сюда не явились. А у них при себе даже приличной суммы денег нет, чтобы откупиться.       Собственная затея казалась всё более дурацкой. Фурина, измученная жарой и паникой, никак не могла придумать нормального из неё выхода.       Деньги, зацепилась она за единственный мало-мальски привлекательный для преступников вариант. Надо пообещать им компенсацию. На шантаж после одной такой выплаты они не осмелятся — открытая атака или похищение привлечёт к ним ещё больше внимания, чем единичные кражи, в которых пока не было ни единого пострадавшего. Глядишь, оставят в покое и Куроша, и театр.       Какая тогда гарантия у этого откупа?       Ну, например, заложник.       Неожиданно всё встало на свои места. Если преступники потребуют такого обмена и согласятся на её условия, то Нилу с Курошем поедут домой живые и в безопасности, а Фурина просто… чуть-чуть потерпит наверняка унизительные условия содержания с постоянно нависающей над головой угрозой смерти, окруженная чужаками, с мечтой о потенциально, но неочевидно грядущим в ближайшем будущем спасении, которое от неё никак не зависит. Трудно, конечно. А ещё страшно и выматывающе.       Но по сути своей — ничего нового.