Романтики с большой дороги

      — И-и… нет. Нет-нет-нет. Не то. Нет, — Фурина мощным, как ей казалось на момент толчка от земли, прыжком взлетела на сцену, немедленно об этом пожалела, страдальчески похлопала себя по занывшему колену и доковыляла до сочувственно схватившей её под локоть Нилу на чистой силе недовольства. — У тебя ханьфу сливается с драпировкой сзади, это видно с двух разных рядов — на два ряда больше, чем нужно. Может, всё-таки поменять её на зелёную?       — Чтобы в Лиюэ было зелёное небо? — саркастично поинтересовался снизу Курош.       — Чтобы Курош вместо сарказма отрабатывал жонглирование огнём, — степенно ответил ему оттуда же Зубаир.       Парня как ветром сдуло. У фонтанчика хихикнула Инайя, рядом с которой свернулась так и не вернувшаяся после обеда к работе Кошка.       В этой степенности Фурина, наученная горьким опытом следить за людьми, всё же различила первые нотки усталости. Погода выдалась бессердечно жаркая и душная, они все обливались потом, а она сама требовала поменять декорации местами уже пятый раз за последние полчаса.       — Ладно, давайте я ещё вечерком подумаю, — пошла на попятную Фурина под всеобщие вздохи облегчения и благодарно улыбнулась Нилу. — Спасибо, что протанцевала всю партию три раза подряд. Я обещаю, завтра с первого раза сцену прогоним и пойдём дальше.       — Да мне не трудно, — пожала плечами девушка и решительно повернула их к лестнице, чтобы Фурина с её не привыкшими так много ходить коленями больше ниоткуда не прыгала. — К тому же, мне нравится смотреть, как ты работаешь. Я у тебя многому учусь.       Перейти на «ты» Фурина её уговорила на третий день знакомства. Повод подвернулся хороший: Нилу дурачилась, танцуя на одной ноге, налетела бедром на столик и от неожиданности выронила сценарий. Выяснилось, что никто в театре Зубаира не знал, что это плохая примета. А вот Фурина, как и большая часть её знакомых актёров, натура была суеверная. Вообще традиция садиться на уроненные бумажки принадлежала кому-то из снежневских мэтров, то ли Захаренко, то ли Дымкову. Оба жили двести-триста лет назад, и Фурина этот период уже плохо помнила, но спасение от потенциальной неудачи запомнила на отлично.       После того, как человек раз десять тебе повторил «да, вот просто возьми и сядь на эти дурацкие бумажки, да, прям на пол!», а потом ещё и усадил, в конце концов, на твой же сценарий, выкать ему уже точно не захочется.       — Чему? — растерянно захлопала ресницами Фурина, откинув со лба свежепокрашенную для собственного спокойствия чёлку.       — Как чувствовать сцену! — беззаботно отозвалась Нилу. И немедленно, пока Фурина не успела начать возмущаться, что ничего она не чувствует, ничему у неё учиться не надо, нашла себе наставника, Зубаира бы лучше слушала, продолжила: — Дойдём с тобой до Академии? Попробуем пристроить туда терминал.       Разумеется, бюро находок в Сумеру не оказалось. Наджия, в лучших традициях маленьких коллективов отвечавшая за декорации и безопасность одновременно, в ответ на Фуринино возмущение только пожала плечами: Акашу отключили сравнительно недавно, а до этого в таком кратковременном хранилище просто не было нужды. Вещь можно было легко идентифицировать, найти владельца в той же самой системе и договориться с ним о встрече.       И это она ещё Фонтейн всю жизнь считала слишком зависимой от своих технологий страной!       Нилу очень удачно ввернула своё предложение, подумала Фурина, одновременно впечатлённая и недовольная. Отказываться от компании ради того, чтобы поспорить о своей бесполезности, она точно не станет. Идея сунуться в Академию ей всё равно не нравилась, даже с хорошей знакомой из местных жителей, ещё и с хорошей репутацией.       Вдруг ей все наврали, терминалы прекрасно работают, о её личности давно всем известно, Астет нарочно оставил ей свою серёжку как жучок-следилку, а в первом же зале её встретят не учёные, а присланные из Фонтейна жандармы. А? И что вот тогда делать?       …Наверное, делать нужно было только что-то со своей паранойей.       — Пойдём.       — Ты потом к Зубаиру? — Нилу вслед за Кошкой элегантно запрыгнула на невысокий осыпающийся бордюрчик, взмахнув руками, словно пресловутый танцующий журавль. Фурина не сомневалась, что они обе с такой же изящной ловкостью могли бы вскочить и на канатную дорогу, чтобы протанцевать по ней над пропастью.       — У него сегодня то ли приём, то ли встреча, то ли совещание. Я решила не навязываться, — Зубаир, конечно, приглашал, но Фурина исчерпала свой лимит новых знакомств на ближайшие три месяца и сказалась усталой. Жара, понимаете ли, на неё плохо влияет. — Время пока есть.       В продумывании любого долгосрочного обмана очень важно было не выкладывать очередной слой лжи там, где можно было обойтись мудрёно истолкованной правдой, потому что даже отпетые мошенники, к которым Фурина себя безо всякой гордости причисляла, чаще всего погорали именно на мелочах, запутавшись, где какую заплатку придумали. Крупные мазки-ассоциации уже застыли и на воображаемом холсте, и в сознаниях её знакомых — Каролина, Кошка, Мондштадт, путешественница, театрал, мёртвый друг из Лиюэ. Вокруг них можно было оставить и старую краску — обещание двум знакомым девочкам, тоже всей душой влюблённым в театр. Поэтому про своё обещание Фурина рассказала без утайки, не найдя в нём ничего инкриминирующего, просто поменяла географические данные.       Надежда просто сдать терминал по нужному адресу обернулась прахом. Началось всё неплохо: с ними приветливо поздоровались двое молодых людей в традиционных учёных одеждах, проводили их к другому учёному, в немножко другой традиционной учёной одежде, тот нахмурился, и с этого момента всё потихоньку начало идти не так, потому что потом этот учёный перерыл приблизительно пять стопок разных бумажек, постучал по какому-то другому терминалу, вполголоса посовещался с третьим учёным в третьей вариации традиционной учёной одежды, и слово учёный и его вариации потихоньку начали терять всякий смысл…       — Боюсь, мы ничем не можем вам помочь. У Астета командировка в Аару, я боюсь загадывать, когда он теперь из неё вернётся.       — Аару? Так далеко? — Фурина порадовалась, что оставила рейнджерский плащ, а вместе с ним и ожидаемый от неё статус знатока сумерской географии, в гостинице, потому что не представляла, где это «Аару» находится. — Что-то срочное?       — Личные дела Академии, Нилу, простите.       — Неужели, вы его не можете просто у себя подержать? — вмешалась в разговор Фурина. — Сами посудите, так же надёжнее, с вами-то он точно рано или поздно пересечётся.       Учёный номер три отрицательно покачал головой:       — Простите, мисс, терминал проходит как частная собственность, у нас нет прав её хранить. Можем разве что под расписку принять, но для этого нужны какие-нибудь ваши документы.       Стараясь не показывать, что ледяной страх сковал каждый её мускул, Фурина якобы растерянно похлопала себя по карманам. Изобразила всплеск надежды — в левом кармане брюк что-то прощупывается! — нетерпеливо вытащила оттуда билет и старый чек из кофейни, где вчера обедала, и развела руками:       — С собой нет, бросила в гостинице, — а это минимум двадцать-двадцать пять минут ходьбы в одну сторону. Нилу, добрая её душа, на работе сегодня всё-таки умаялась и не станет настаивать на такой обстоятельной прогулке. — Ладно, я поняла. Если что, зайду ещё.       — Хорошо, — отозвался учёный номер два.       И вдруг что-то неуловимо изменилось. Кошка с небольшого разгона взлетела Фурине на плечо — та неловко шагнула вперёд и схватилась за столешницу, чтобы не упасть.       — Может, у вас есть ещё какие-то вопросы? — спросил тот же учёный.       …Они всё знают. Они знают, что она думала спросить у них про пьесу. Они знают, кто она такая, знают, что она сбежала, знают, что она их обманывала, значит, все эти пятьсот лет они ей просто подыгрывали, господи, она же даже себе представить не может, что от неё могут потребовать за эту непрошенную, но необходимую помощь, она даже убежать не сможет, все вещи в гостинице, дура, дура, надо было везде ходить с рюкзаком, и кто им рассказал?!       — Никаких, — ответила рядом Нилу. Фурина зацепилась взглядом за её глаз бога, который она сегодня пристегнула к платью на талии. Глубокая синева на мгновение блеснула розоватым перламутром Первородной воды, и эта неприятная, но родная ассоциация неожиданно… помогла, а не сделала хуже. Фурина наконец проглотила ком в горле и шумно вздохнула. — Никаких же, да? Каролина?       — Да, — и сразу выдохнула. — Простите, я никак не привыкну, как у вас бывает жарко. Голова закружилась.       — Обязательно выпейте воды, сделайте холодный компресс, если нужно, — посоветовал самый старший учёный. — Лето правда жаркое выдалось.       — Это точно! — мигом подхватила ниочёмный разговор Нилу, с чего-то посмеявшись и одновременно с этим незаметно взяв Фурину под локоть. — Мне вот даже гидро не помогает. Ещё как будто влажность странная в воздухе, обычно такого не бывает, вы заметили?       Если бы вы все только знали, мрачно подумала Фурина под беззаботную трескотню одного из учёных номер один, какой циклон прислал вам ваш геополитический сосед и какое количество воды из глубинных измерений планеты он выбросил в атмосферу в последнее время, вы бы с ума сошли. Хорошо, если всё ограничится одним неудачным летним сезоном, а не глобальным изменением температуры в любую из крайностей.       И это Фонтейн ещё лежал на возвышенности! Так от пустыни могли бы остаться только дивные новые оазисы.       Хотя вряд ли это кого-нибудь бы расстроило.       — Всё хорошо? — принялась хлопотать Нилу, стоило им отойти от Академии. — Ты как без лица!       Что?.. Она-то откуда… А, господи.       Какой-нибудь.       — Нилу, «на тебе лица нет».       — А! Ой. Извини. Выглядишь ты измученной, вот!       Фурина не выдержала, хихикнула. Нилу в ответ потянула её присесть на первую попавшуюся лавочку в тени.       — Нет, я серьёзно. Ты прям вся бледная, — ко лбу прижалась тёплая ладонь. Фурина послушно закрыла глаза, лихорадочно соображая. Нилу уже не повелась на отговорку про жару, настаивать на заведомо провальном варианте — только навлечь на себя ещё большее подозрение. Думай! Соображай! Что у тебя могло приключиться?       В голове как-то совершенно не к месту всплыли собственные рассуждения про нагромождение лжи… лжей? ложей? обманов! Следом, как по закону подлости, поднялись на поверхность и думы о концепции личности. Нилу хотела помочь Фурине, а не Каролине. Меньшее, что могла сделать Фурина, прятавшаяся за этой Каролиной, как за паршивой декорацией, это осмелиться быть с ней хоть чуточку искренней.       — Мне показалось… За нами никто не следил? Ты не видела?       К Фурининому испуганному удивлению Нилу напряглась и расправила плечи, как всегда делала — скорее всего, подсознательно, — когда готовилась всерьёз с кем-то спорить.       — В Академии? Нет. Но я могу ошибаться. Где? У лифта? У какого-то из стеллажей? Сверху?       — Да тебе там тоже не нравится, — выдохнула Фурина, вдруг связав между собой её неестественно громкий и долгий смех и вдруг проснувшуюся любовь к болтовне о погоде. — Что случилось? Это из-за театра? Инайя в общих чертах рассказывала, что это был её отец, а он из Академии…       — Нет, — Нилу чуть-чуть сдулась из своей боевой позы — словно кобра свернула капюшон. — Не из-за этого. Из-за Акаши и… всего остального. Наши академики неплохо так намудрили. Я совсем чуть-чуть в это влезла, но мне хватило, — Нилу криво улыбнулась и приобняла себя одной рукой, чтобы второй продолжить держать Фурину. — Это так странно. У меня там друг работает, мы вместе сделали так, чтобы Академия снова стала работать нормально, на благо Сумеру, а я… а мне всё равно там не по себе.       — Ничего в этом странного нет, — ответила Фурина (у неё тоже в суде друг работал.) Она сжала ладонь Нилу в своих. — У всех свои страхи. И все имеют на них право. Это во-первых. А во-вторых, — она слышала эту историю про замкнутый дневной цикл в сильно, как сама подозревала, сокращённом и адаптированном варианте, но ей достаточно и этого. — Через такое никто не должен проходить. Это не по-человечески. Неадекватно, неправильно, нечестно по отношению к тебе. Так просто нельзя, понимаешь? Абсолютно естественно реагировать на такой ужас страхом.       Повторяющийся сон. Каждый день одно и то же, снова и снова, как по какому-то извращенному сценарию. И ты — в его центре.       Фурине эта пытка была очень хорошо знакома.       Нилу ткнулась лбом ей в плечо:       — Почему ты такая умная?       — Ты поосторожнее со словами, вдруг богине мудрости не понравится! — отшутилась Фурина, но в груди у неё болезненно кольнуло. Она ласково уложила закрутившуюся огненную прядку на место, ощущая каждый из пятисот прожитых ею годов.       И медленно перевела взгляд на зажатый в ладони терминал. Его острые тонкие грани больно врезались ей в кожу. Фурина набрала в грудь воздуха, как перед прыжком в ревущее течение, и решилась.       — Наверное, я из-за него нервничаю, — сказала она и показала Нилу терминал. — Мне постоянно кажется, что он на самом деле работает и записывает всё, что я говорю или делаю. Глупо, правда?       — Нет.       — Возможно, — продолжила Фурина, пропустив мимо ушей это тихое упрямое слово, которое Нилу пробурчала куда-то ей в ключицу, — это потому, что мне и изначальная-то его идея не понравилась. Мы в Мондштадте, — ну, тут она хотя бы не соврёт, — ценим свободу превыше всего, а это постоянное наблюдение совсем на неё не похоже.       — Понимаю, — кивнула Нилу. И вдруг протянула ладонь: — А хочешь, он у меня побудет? Я его и Астету смогу отдать, как он вернётся.       Фурина, не привыкшая принимать помощь, хотела было сразу отказаться, но судя по голосу, Нилу это правда не затруднит, плюс она сама предложила, даже не раздумывая, и это не выглядит так, будто она идёт на страшную жертву, плюс ей правда будет удобнее…       — Точно?       — Конечно! Давай!       Терминал подозрительно осел в ладони мёртвым холодным весом, словно — странное, конечно, впечатление, это просто дохлый кусок металла — выражая решительное несогласие с её затеей.       Вот только Фурина, к сожалению, решительно устала от чужих мнений на тему себя нелюбимой.       Поэтому она послушно сгрудила серёжку Нилу в ладонь и тотчас пригласила её на вечерний кофе — поболтать о чём-то более приятном, чем терминалы, Академии, дни сурка и прочие премудрости этого мира.