***
Спустя час Вульпус ворвался в кабинет Кризи так бесцеремонно, как и учат арбитров, отвлекая нас от сбора писем в пластековый мешок. — В чём дело, судья? — Господин инквизитор… — Неуверенно начал вериспекс, украдкой заглядывая в инфопланшет. — Господин, я только что получил сообщение из столицы… говорят, что там началась страшная буря. Мы с Афелией переглянулись, открыто демонстрируя непонимание. — Сообщают о падении всего лётного транспорта и сильных помехах. Даже трансляции Арбитрес нестабильны. — Это частое явление на Валон-Урре? — Спросил я, не обращаясь к кому-то конкретному, но в ответ получил лишь пару неоднозначных взглядов. Если нет, то это могло означать лишь одно — наш незримый убийца не просто культист, бездумно поклоняющийся чудовищу, а демонопоклонник, готовящий отвратительный ритуал. И похоже, что он уже перешёл к основному этапу своего плана… — Здесь есть наземный транспорт? Нам нужно как можно быстрее оказаться в столице.***
К счастью, примадонна не отказывала себе в дорогих игрушках. Уже через двадцать минут мы с Афелией мчались по заснеженному шоссе на модном кабриолете вишнёвого цвета. Свист ветра снаружи заглушал разве что рёв мощного двигателя, занимавшего большую часть вытянутого как стрела кузова. Время от времени из раструбов на капоте вырывались языки пламени, и автомобиль рвался вперёд ещё быстрее. Порой мне хотелось предостеречь воительницу, чтобы она хоть немного сбавила скорость, но глядя на её решительное лицо и думая о подступающей угрозе, я прогонял эти мысли прочь. Времени на осторожность не оставалось. Все письма Кризи мы собрали в мешок и теперь он покоился у меня под ногами, а шкатулка, запертая в вакуумный контейнер, — на заднем сиденье. Но даже в таком положении её содержимое вызывало у меня некоторый страх. Как же эти камни могли попасть к примадонне? Было ли это чьим-то неосторожным подарком, или же целенаправленным коллекционированием ксеноартефактов? Знать обожает такие вещи, совершенно не страшась тех ужасов, что могут скрываться в на первый взгляд безобидной безделушке. Но могла ли она знать об истинной природе камней? Знать что-то о ксеносах, что использовали их для хранения душ своих умерших? Или о том, почему они вынуждены делать это? Вряд ли… Подобные детали, в основном, интересуют Вольных торговцев, а не богемных актрис, беспокоящихся лишь о внешнем виде. А учитывая, сколько разных имен было в любовных письмах, которые мы успели просмотреть, конкуренция за руку и сердце Дарданеллы Кризи была нешуточная. Вполне вероятно, что среди поклонников мог оказаться авантюрный владелец Хартии вольности, дарующей право перемещаться и торговать за пределами Империума. И так же возможно, что именно такой человек, в надежде заполучить особое расположение сладкоголосой красавицы, преподнёс камни душ в качестве подарка. Но вряд ли этот влюблённый идиот понимал, что делает. Моё тело поражала дрожь, когда я вспоминал первые ощущения при взгляде на проклятые сосуды. Их содержимое явно было отравлено и несло в себе уже не просто души умерших Эльдар. Но, что страшнее всего, один из этих ужасных камней уже несколько десятков лет находился в руках кардинала! А теперь ещё и в столице происходит что-то неладное… Воистину, сейчас бы мне как никогда не помешала помощь Императора. Сокрушённый лавиной мыслей, я тяжело вздохнул и прикрыл глаза, привлекая внимание Афелии. Казалось, будто бы она вовсе позабыла о моём существовании, сконцентрировавшись на ночной дороге. — Так что с вами случилось на самом деле, Хальвинд? — вдруг спросила воительница, не отрывая взгляда от лобового стекла. — Почему вы сбежали на улицу? Сначала мне хотелось сыграть дурака, отшутиться или просто промолчать. Но что-то внутри будто бы натянулось, не давая возможности увильнуть от честного ответа. Таящаяся в душе тяжесть внезапно оказалась настолько непосильной, что скрывать её было уже невозможно… Тогда мне не осталось ничего, кроме как нервно улыбнуться и набрать побольше воздуха в лёгкие. — Воспоминания. О… о последнем задании. — Расскажите о нём, — шум двигателя будто бы услужливо притих, давая возможность лучше расслышать проникновенный тон женщины, подкупающий своей чувственностью и добротой. Казалось, что я перенёсся в исповедальню, и от этого чувства вдруг стало неожиданно тяжело молчать… — Я преследовал еретика. Опасного демагога, когда-то бывшего служителем Министорума. Разочаровавшись в Императоре, он попал под влияние Губительных Сил и стал их глашатаем. Афелия недовольно сморщилась, крепче сжав штурвал. — Приняв имя Архивус Гнилоуст, он странствовал по отдалённым системам Империума, заражая сознания людей ересью. Словно чума, его идеи расползались по сёлам, городам и целым планетам. Где-то нам удавалось пресечь влияние в зародыше, но мы не могли поспеть повсюду. Целые миры охватывали восстания, подпитываемые религиозной ненавистью и лживыми идеями обособиться от Империума… — Маловерные глупцы… — прошипела палатина. — Меня тоже посещали эти мысли, сестра, — горько покачал я головой. — Но чем дольше я гонялся за еретиком, тем больше видел и слышал. Увы, но Империум — далёк от совершенства. Некоторые владения Императора возглавляют полоумные идиоты, получившие власть лишь по праву наследства, где-то могущественные тираны перемалывают в пыль миллиардное население для увеличения своих богатств, пока нижние уровни городов терроризируют банды… — Вы сочувствуете еретикам? — теперь в голосе воительницы звучало презрение. — Нет, — сразу же ответил я. — Всё это — лишь трещины в броне владений Повелителя Человечества. Язвы, которые сочатся отравой Губительных Сил. Во время погони за Гнилоустом мне довелось убивать не только явных еретиков, но и тех, кто мнил себя верным слугой Императора, но чьи действия привели к чудовищным последствиям. Афелия немного помолчала, прежде чем продолжить: — Как долго вы его преследовали? — Ему удавалось скрываться от меня и моих агентов в течение пяти лет, — с некоторым стыдом ответил я, отводя взгляд в темнеющее боковое окно. — Благодаря феноменальной удаче и таланту оратора, еретик всегда оказывался на шаг впереди, имел сторонников или создавал обстоятельства, которые нельзя было быстро преодолеть. — Но в конечном счете вы его настигли? — палатина произнесла слова так, будто требовала от меня утвердительного ответа. — Да. Уверовав в свою неуязвимость, Гнилоуст прибыл на Биатус, крупный храмовый мир с многомиллиардным населением. Там он попытался завладеть личиной местного главы Экклезиархии, — воспоминания о кардинале Глотерке отразились на моём лице маской ненависти. — Но я помешал и убил Архивуса. Его дряхлое тело сгорело в прометиевом огне флаера, который мы преследовали… Перед глазами на мгновение предстало обгоревшее тело еретика, которое вывалили арбитры из разбившегося флаера. Настолько обгоревшее, что распознать удалось лишь закоптившиеся аугменты, выступающие из почерневшей плоти. — Что было дальше? — осторожно спросила сестра, позволяя себе на мгновение отвести взгляд от прямой дороги, чтобы заглянуть мне в лицо. — Я чувствую, что вы не до конца откровенны… — Да… — мрачно кивнул я, испытывая внутреннюю борьбу. — Спустя неделю после смерти Гнилоуста, в столице взорвались первые вирусные бомбы, а в других крупных городах вспыхнул мятеж. Перед глазами начали вспыхивать цветки ядовитого зелёного тумана, раскрывающиеся в стенах белоснежных шпилей и базиликах. Волны дыма и огня, поглощающие целые кварталы за считанные минуты… — Их отравляющие пары обращали людей в гниющие трупы, бросающиеся на живых. Буквально за сутки мы потеряли город с населением в сорок миллионов человек. Стараясь не смотреть в сторону сестры, я услышал, как та затаила дыхание. — По воле Императора, не иначе, на планете нашлось ещё несколько инквизиторов, которые вместе со мной взяли под командование разрозненные полки СПО. Впрочем… этого хватило не надолго. Не в силах остановиться, я рассказывал воительнице о ключевых событиях, произошедших на Биатусе, пока в мыслях всплывали мрачные воспоминания. Будто бы пикт-снимки, застрявшие в голове, они сменяли друг друга, демонстрируя ужасы, захлестнувшие города мира-храма. Превратившие существование их населения в ад. Я рассказал Афелии о блокаде столицы и нападении предателей Астартес на штаб, о гибели «Длани гнева» и последовавшем появлении Бульгора. О тяжёлом отступлении до древней крепости Хольбург и осаде со стороны еретиков. Не забыл я и про преподобного кардинала Юсто, отозвавшегося на наши сигналы о помощи, и который отговорил Совет от Экстерминатуса, стремясь сохранить «бесценные реликвии» епархии Биатуса. Ещё я вспомнил об отряде Микорда, сопровождавшем меня на протяжении всей войны. О том, как отчаянные парни с Бронта медленно гибли один за другим, помогая мне исполнить волю Императора, прокладывая путь Его войскам. О том, как в конечном счёте остался один капитан и… — …я убил его, Афелия… — имя палатины против воли сорвалось с губ, когда перед глазами возникло искажённое безумием лицо гвардейца. — Он слишком долго ходил по грани и перестал отличать друзей от врагов… К сожалению, я не смог вовремя ему помочь. Её рука вдруг коснулась моего плеча, прогоняя мрачные образы. — Я понимаю, что вы чувствуете, Хальвинд. Микорд был верным слугой Бога-Императора и даже в безумии оказался готов служить Ему. Мне жаль, что путь капитана завершился таким бесславным образом, однако теперь он у подножия Золотого Трона, где заслужил место среди других героев. Вы ни в чём не виноваты. — Может быть вы и правы, сестра, — прошептал я, возвращая самообладание. — Но все эти жертвы оказались тщетны, когда мы наконец добрались до Бульгора. Перед глазами выросли руины Солнечного собора, превращённые в смердящую выгребную яму… — Десять долгих лет мы сражались с ордами демонопоклонников и их прихвостнями из варпа. Несколько раз наше превосходство было столь велико, что победа вот-вот должна была упасть в руки… но каждый раз врагу удавалось нанести болезненный хитрый удар, вынуждавший нас отступить, откатиться, ослабить хватку. И всё начиналось снова… — Но вы всё-таки одолели еретиков, — назидательно произнесла Афелия, откровенно недовольная моим унынием. — Вы и ваши братья-инквизиторы настигли чудовище и убили его. — К сожалению, Бульгор был не главным чудовищем, сестра… — мой голос дрогнул от воспоминаний о последней битве в осквернённой святыне Биатуса. — Когда архиеретик был мёртв, в храм лично явился кардинал Юсто во главе крупного отряда гвардейцев. — Его преосвященство решил поучаствовать лично? — тон сестры изменился, будто бы она уже догадалась, к чему я клоню, но не хотела произносить этого вслух. — Юсто приказал бойцам открыть огонь по нам, и те его беспрекословно послушались. Когда первый из нас упал замертво, предатель открыл истинную личину… Я замолчал, вспоминая, как отслаивалась морщинистая кожа, оголяя уродливые ожоги, лишённые губ рот и век глаза. Глаза, сверкающие невероятной злобой и жаждой отмщения. — Гнилоуст выжил… Афелия, — вновь её имя само собой вырвалось из моих лёгких. — Страшно изувеченный, он всё-таки сумел избежать анафемы и продолжил свои чудовищные козни. По моей вине… Последняя фраза отдалась в сердце нестерпимой тянущей болью. То, от чего я старался бежать эти четыре месяца, вновь нагнало меня и обрушилось, словно громовой молот. Тяжелейшая ноша ответственности за миллиарды душ простых людей и несколько миллионов преданных гвардейцев. За жизни моих братьев-инквизиторов. За жизнь наставника. Всё это сгорело в пламени экстерминатуса, который позже объявили уцелевшие, как только осознали, что никаких артефактов на Биатусе уже нет. Все святыни оказались разграблены и осквернены тлетворным прикосновением их уродливого бога… Ночь Валон-Урра сменилась бесконечными сумерками космоса. Оказавшись на обзорной галерее «Вечерней звезды», я смиренно наблюдал, как белые лучи всепоглощающего света пронзают мутно-зелёную атмосферу Биатуса, сокрушая умирающие леса и поля. Сжигая оставшихся на планете людей. Верных Императору и ничтожных предателей вместе с их демоническими отродьями. Всего за несколько часов некогда процветающий храмовый мир обратился в бесплотный обугленный шар, лишённый атмосферы. — Именно в тот самый момент я понял, что в конечном счёте Архивус одержал победу. Несмотря на свою окончательную смерть и смерть его ублюдочных слуг… — охваченный воспоминаниями, я перестал контролировать себя. — Десять лет мы на блюдечке подносили ему жертвы, чтобы позволить вознестись… — А был ли у вас иной выбор? — неожиданно спокойно спросила Афелия. Такой простой вопрос, оправдывающий столько смертей. И он имел всего лишь один простой ответ. Простой и краткий. Но по какой-то причине я едва мог его произнести: — Нет… Не было… И в этом крылась истина, обрушившаяся на меня откуда-то из самых глубин сознания. Из тех воспоминаний, что значительно предшествовали войне на Биатусе. Из самой схолы… Воительница же продолжала вести автомобиль. Вероятно, она осознавала, какую рану вспорола, и теперь наблюдала за тем, как я справлюсь с этим. Но в какой-то момент её тихий голос всё-таки вырвал меня из размышлений: — Если вы считаете себя грешником, Хальвинд, то сегодня… сегодня у вас есть шанс искупить вину. Помогите мне спасти Валон-Урр. Последнее предложение прозвучало более чем обычной просьбой. Это была мольба о помощи. Тем временем в лобовом стекле внезапно возникла громада Санктинуса, охваченная призрачным светом люминесценции, отражающейся от бушующей метели. Но даже в этом искрящемся танце над городом возвышался храмовый холм, резко покрытый тенями, будто пронзающий тело клинок. Как и сказал Вульпус, в небе не было видно ни одного летательного аппарата. Понимая, что мы почти добрались, я осторожно коснулся плеча Афелии: — Я постараюсь, сестра. Но прежде всего, мне нужен астропат.***
Шпиль гильдии Астра Телепатика находился почти на самых окраинах золочёного квартала, будто бы специально скрытый от глаз обывателей. Вполне вероятно, что таким образом демонстрировалась давняя неприязнь Экклезиархии к «проклятым мутантам», в чьих услугах так нуждается Империум. Снежная метель усиливалась, но высокие здания и улицы-каньоны позволили Афелии разогнаться ещё сильнее. Сегодня ночью Санктинус пребывал в трауре, из-за чего транспорта на дорогах почти не встречалось. Даже местные Блюстители ни разу не обратили внимания на дорогущий кабриолет, стрелой проносящийся по широким эстакадам на запредельной скорости… Когда же я наконец покинул автомобиль, потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к твёрдой земле. Всё это время над головой завывал ветер, доносивший до городских окраин заунывное пение. — Траурные песнопения о Друзе, — пояснила воительница, встретив мой вопросительный взгляд. — В ночь перед «возрождением» Святого, жители столицы и гости мира собираются в храмовом квартале и поют гимны скорби. Возможно там, за много километров отсюда, это обрывочное мычание действительно звучало как нечто прекрасное и тоскливое. Однако сейчас я очень жалел, что медики с «Вечерней звезды» сумели избавить меня от звона в ушах. Ничего не говоря, я начал подниматься по массивной лестнице из чёрного камня. Стоило только пересечь порог, как моё сознание тут же ощутило странный зуд. Казалось, будто бы внутри меня поселился тропический бриз, время от времени доносящий крупные капли дождя. Капли чужих разумов, что обладали невероятной мощью. — Добрый вечер, господин… — сразу за обитыми бархатом дверьми возник распорядитель, чью лысую голову украшал изолирующий обруч, искусно оформленный в виде диадемы. — Мне жаль, но сегодня гильдия отдыхает. Рекомендую вам вер… — Это не может ждать, — отрезал я, доставая свободной рукой инсигнию. — Мне нужно отправить сообщение и воспользоваться вашим хранилищем. — Как вам будет угодно, господин инквизитор, — распорядитель покорно поклонился и повёл меня по одному из коридоров, пронизанному редкими дверьми. Пока мы шли, я всё сильнее ощущал бурление энергии, сдерживаемое стенами здания. Несмотря на то что, психическая активность — естественное состояние для псайкеров, меня не покидало чувство беспокойства, будто бы внушаемого из вне. — Почему вы сказали, что гильдия отдыхает? — Видите ли… мои повелители жалуются, что сегодня… тяжёлый день, — ответил мой проводник, тщательно подбирая слова. — Тяжёлый день? — переспросил я, настораживаясь. — Именно так мне и сказали, господин, — совершенно спокойно кивнул мужчина с диадемой, после чего остановился у одной из дверей. — Мастер Сантос самый способный из всех здешних астропатов. Уверен, что он сможет помочь вашему делу. Так же он поможет вам запечатать вещи. — Благодарю, — стоило только кивнуть, как распорядитель растворился в здешнем приглушённом свете, оставляя меня один на один с дверью, украшенной символами гильдии и Астрономикона. Медленно провернув ручку, я вошёл внутрь, тут же сталкиваясь с тяжёлым ароматом лхо, очевидно смешанным с чем-то куда менее легальным. В отличие от коридора, где властвовали тусклые лампады, здешнее обиталище практически полностью скрывалось во мраке. — Это действительно не может подождать? — послышался хриплый недовольный голос, обошедшийся без приветствий. Я не стал отвечать вслух, лишь позволив ответу оказаться на поверхности своих мыслей. Тогда темнеющая груда одежды в дальней части комнаты недовольно поёжилась. Послышались щелчки открывающейся шкатулки, после чего в темноте возник тлеющий огонёк раскуриваемой сигареты. — Что происходит? — спросил я, чётко формулируя мысль и атакуя ей псайкера. Тот вновь вздрогнул, будто против воли впитывая всё, что творится вокруг него. — Что-то, — злобно бросил голос, оставаясь при этом недовольным и надменным. — Думаю, раз даже ты это ощущаешь, то я мало чего смогу добавить. Столица ежегодно содрогается от хора паломников, но сейчас это не к добру… — Объясни. Тлеющий огонёк замерцал особенно ярко, когда астропат затянулся. Немного погоняв дым внутри себя, он выпустил его сиреневым облачком, тут же смешавшимся с окружающей дымкой. — До меня доносятся миллионы голосов, инквизитор. Даже сквозь эти стены я слышу, как они звучат в едином порыве. Но среди этих праведников и грешников я чувствую чужую волю… Волю, что направляет их молитвы совсем не к Императору… — Почему тогда ты сидишь здесь? — Потому что я готов умереть с того самого дня, как осознал свой дар, инквизитор. Но ты пришёл не для того, чтобы читать мне проповеди, верно? Темнеющая рука указала на нечто массивное у самой стены. — Хранилище. Погрузи туда необходимые вещи и ложись на кушетку, — астропат вдруг разразился каркающим кашлем. — В этот раз процедура может оказаться болезненной, так что лучше собери минимум инфо… — Я знаю. — Хорошо… Тогда будь шустрее… Казалось, будто эта груда мяса специально провоцирует меня на конфликт. Едва сдерживаясь, я подошёл к стене и принялся рассматривать громадное хранилище, освещаемое лишь мерцающими лампочками индикаторов. Здесь имелись как миниатюрные ячейки, так и контейнеры размером с человека. Проверив герметичность вакуумного контейнера со шкатулкой, я осторожно погрузил его в одно из хранилищ вместе с мешком писем и инфопланшетом, где хранился отчёт по делу. Как только захлопнулась тяжёлая дверца, воздух наполнился свистом и щелчками запирающихся замков. Однако индикатор всё ещё горел красным, ожидая получения ментального отпечатка. Тогда я вернулся к асторпату. — Ложись и сформулируй мысль… К сожалению, даже упругие подушки кушетки не могли избавить тело от сковывающего напряжения, которое пронизывало всё вокруг. Убедившись, что я следую его указаниям, псайкер довольно хмыкнул и, отложив сигарету, облокотился на спинку своего трона. Каждое его движение сопровождалось болезненным вздохом, отражавшемся в моём сознании проклятьями. Наконец усевшись как следует, он защёлкнул замки кабелей, тянущихся от незримого кодифера к его голове. Казалось, будто бы мой собственный мозг пронзила игла, и я даже не смог сдержать стона. Астропат злобно усмехнулся: — Теперь начнем. Закрой глаза… Вместе с этими словами комната наполнилась морозным воздухом, прогоняющим табачную духоту. Повинуясь воле псайкера, я погрузился во мрак собственного сознания, ощущая неприятное покалывание на затылке. Внезапно у меня возникло ощущение, что я оказался на корабле, сотрясаемом ужасным штормом, а в руках у меня скользкий сверток, содержащий драгоценную информацию. Именно та самая мысль… Покалывание усилилось, превращаясь в полноценную острую боль. Вместе с ней к сердцу начал подступать сильный холод. — Столичный мир Сцинтилла. Крепость Инквизиции. Лорд Кайден… — откуда-то издалека до меня доносились собственные слова. — Столичный мир Сцинтилла. Крепость Инквизиции. Лорд Кайден… В следующий миг рядом со мной закричал псайкер. Его сознание вспыхнуло огнём, отразившемся и в моей голове. Жар был таким невыносимым, что я боялся просто сгореть изнутри. — Сцинтилла! Крепость! Кайден! — наши голоса слились в один вопль, который потонул во внезапно возникшем гуле. Мощное сознание Сантоса активировало сложные механизмы ретранслятора, скрывающегося в стенах громадного шпиля, а древние источники энергии принялись заполнять устройство жизнью. Несмотря на боль, я ощутил вибрацию, которую вызвала отправка сообщения. Незримый луч вырвался из навершия здания и устремился за пределы планеты в сторону астропатической станции, дрейфующей где-то на границах системы. А уже оттуда хор перешлёт послание в столичный мир. Когда гул наконец прекратился, в помещении воцарилась могильная тишина, прерываемая только нашим сбивчивым дыханием. Передача действительно оказалась тяжёлой и сплела наши сознания вместе даже больше, чем хотелось. Теперь я буквально на себе ощущал дерьмовое состояние астропата. Его боль и немощность. С трудом поднявшись с кушетки, я похромал к хранилищу, где цвет огонька сменился на зелёный. Теперь его никто не сможет открыть, кроме владельца моего психического отпечатка, преодолевающего сейчас целые световые года. Всё это время псайкер молча валялся в своем кресле, едва подавая признаки жизни. Кажется, от скрытого за троном кодифера и силовых кабелей курился дымок. Очевидно, что после сегодняшнего сеанса мастеру Сантосу потребуется время на восстановление. Мне же требовалось побыстрее прийти в себя. Запустив руку во внутренний карман пальто, я извлёк небольшой пластековый контейнер с аккуратно уложенными пилюлями разных цветов и размеров. Набор первой помощи, необходимый для любого оперативника. Проглотив таблетку адмиладокса, я направился к выходу, с нетерпением ожидая, когда отступит боль. Времени на промедление больше нет. Теперь, когда лорд Кайден и Конклав предупреждены, мне оставалось лишь до конца выполнить свой долг и предотвратить творящиеся злодеяния. Или хотя бы попытаться предотвратить…***
— Какого черта их так много посреди ночи?! — гневно бросил я, когда Афелия вывела автомобиль на один из главных проспектов. Проезжая часть и улицы были заполнены людьми в чёрных плащах, продрогших от холода, но медленно, едва заметно проталкивающихся в сторону радиальной площади. Ветер над головами обильно рассыпал снежное крошево и уносил вырывающиеся из хриплых глоток слова к темнеющим громадам шпилей. С самого момента нашего появления в городе мне так и не удалось наладить связь с арбитрами или Августом. Казалось, будто все общественные сети сдались под натиском стихии, разрождаясь лишь шумным треском помех. Несмотря на оглушительные гудки клаксона и мои крики о полномочиях, мало кто из паломников обращал внимание на тусклый блеск инсигнии. Немногие из них, осознав, что происходит, опасливо оборачивались и пытались оттащить знакомых, пребывающих в абсолютном трансе траурного действа, литургия которого разносилась над городом вместе со звоном колокола. Сейчас эти люди не испытывали страха, потому что свято верили в праведность происходящего. Верили, что находятся под защитой самого Императора, а значит никакой агент Трона не может ни в чём их обвинить. Зубы заскрипели от злобы и бессилия, отчего правая рука сама потянулась к ножнам. — Трон, я сейчас начну рубить этих несчастных! — задыхался я от гнева, выглядывая из-за открытой двери автомобиля. — Хальвинд, прошу вас! — силясь перекричать вой ветра, воительница схватила меня за рукав, обращая внимание к своим карим глазам. — Лучше бросить машину и проталкиваться так! Захлопнув за собой дверь, я вернулся в кресло и пронзил её гневным взором. — Это займет куда больше времени, сестра. — О Бог-Император, взгляните вокруг. Эти люди не сдвинутся с места, даже если их начнут давить. Вы видите сколько их, думаете, машина справится? Неожиданно циничный вопрос заставил меня взять себя в руки. Афелия права. Нет никакого иного способа, кроме как просто влиться в течение и двигаться дальше. Тяжело вздохнув, я прикрыл уставшие глаза. — Надеюсь, нам не придётся подниматься по южной лестнице? — Боюсь, что там и вовсе не протолкнуться, — задумавшись, женщина повернулась к лобовому стеклу, где сквозь нарастающую белизну снега проглядывалась громада соборного города. — Но я знаю обходной путь. Главное только добраться до площади. — Тогда ведите. Чёрные фигуры. Бесконечные ряды чёрных фигур… …облачённых в погребальные робы братьев Мортус, совершавших прощальные ритуалы над тысячами наших бойцов. Из-за специфики войны и угрозы расползающихся инфекций мы не могли хоронить тела под землёй. Их приходилось сжигать. Сжигать в таких масштабах, что погребальные костры превращались в целые горы, методично расположенные на достаточно открытых пространствах. Полях или площадях. Зачастую вместе с телами лояльных солдат СПО и гвардейцев оказывались изуродованные тела еретиков. Просто потому, что не хватало горючего для отдельных костров. В первые годы войны целые поля становились местом упокоения сотен пепельных курганов, которые медленно и лениво развеивал протухший ветер. Не раз я стоял среди своих братьев или вместе с бойцами Микорда, молча наблюдая за тем, как гигантские столбы пламени жадно пожирают сваленные в кучи тела, как столбы чёрного едкого дыма поднимаются в пасмурное зеленоватое небо, собираясь в непроглядные тучи. И каждый раз среди рядов солдат мелькали чёрные фигуры, звенящие в колокольчики и размахивающие курильницами с ладаном… …распевая глубоким голосом поминальную песнь о Друзе. Казалось, что священники специально бродят в толпе, внимательно следя за соблюдением ритуала, помогая пилигримам подпевать, ведь даже с радиальной площади тоскливый траурный гимн было невозможно расслышать целиком из-за ветра и громогласного звона. И чем ближе мы становились, тем сильнее дрожало моё сердце, охваченное неприятным холодком… Как и предполагала Афелия, южная лестница оказалась забита людьми ещё больше, чем подступы к ней, где уже образовались характерные течения стремящихся к Собору прихожан. Именно здесь стояли святые братья, выдавая всем длинные восковые свечи, которые надлежало донести до самых верхних ступеней. Для того, чтобы свечей хватило на всех, Министорум пригнал к подножью лестницы десяток огромных телег, ежеминутно разгружаемых группами младших послушников. Здесь траурные литании терялись в воздухе вместе с зычными выкриками старших священников. — Нам сюда… — воительница коснулась моего плеча и указала на проулок, загороженный одной из телег. Едва вырвавшись из плотного потока чёрных фигур, мы нырнули в него, оставляя позади вой ветра и унылое пение. Но лишь для того, чтобы столкнуться с толпой уже здесь и услышать проносящееся сквозь узкие стены многих уровней колокольное эхо. Бедняки, как и жители всего остального Санктинуса, натянув на себя чёрные тряпки, сбивались в смердящие группки и направлялись к ближайшей кафедре на относительно широкой улице. И там их уже ждали подготовленные экклезиархи, поющие ту же самую песнь, что разливалась сейчас наверху. С трудом пробившись сквозь человеческий поток, Афелия потянула меня к неприметной двери, укрывающейся в тени каменной ниши. На низких ставнях переливалась серебром маленькая геральдическая лилия. Откуда-то в руках воительницы возник самый неприметный ключ, и спустя несколько щелчков замка мы оказались отрезаны от шума улицы благословенной тишиной, заполняющей пыльный коридор. Даже пресловутый колокольный звон будто бы не мог преодолеть сопротивление каменных стен. — Давно же им не пользовались, — откашлявшись, подытожил я, касаясь вокс-передатчика в ухе. — Храмовый город испещрён множеством путей, но не все они… одинаково полезны, — загадочно ответила женщина, поворачиваясь к древним деревянным полкам, освещённым тусклой люминосферой над нашими головами. — Но именно этот путь поможет избежать скопления людей. Пока Афелия проверяла склянки, я тщетно пытался связаться с Августом. Последняя надежда на то, что хотя бы в близи храмового города связь окажется лучше, растворились, заставив меня недовольно скрипнуть зубами. Воительница же, отыскав ещё не опустевшую масленицу, залила небольшую ручную лампаду. Проверив фитиль, она дала искру и осветила помещение уже более ярким, тёплым светом. После чего повернулась ко мне и внимательно заглянула в лицо. — Хальвинд… вы уверены в своих подозрениях? — спросила женщина таким тоном, будто бы сама боялась своих слов. — Всё-таки… к несчастью, людские грехи не обходят стороной и дом Бога-Императора. Но можем ли мы так поспешно судить? Первой моей мыслью было влепить Афелии пощёчину, надеясь привести ту в чувство. Но чем дольше на меня смотрели её каштановые глаза, переливаясь в дрожащем свете лампы, тем слабее становилась моя решительность. Похоже, что и сестры битвы могут испытывать сомнения, когда речь касается тех, кого в обычное время они привыкли считать проводниками чистоты и незапятнанной веры. Но теперь, когда истина о кардинале вышла на поверхность, по её щекам заструились серебристые ручейки… — Афелия… — моя рука медленно коснулась её плеча и тут же опустилась ниже, обхватывая предплечье. — Сомнениям не место в праведном сердце. Вы нужны мне сейчас как никогда. Ещё минуту мы стояли так, затаив дыхание и глядя в глаза друг другу, пока женщина наконец не пришла в себя, а её взгляд не принял уже привычное ожесточение. — Если всё это окажется вашей очередной больной фантазией, — стерев с лица слёзы, сестра стряхнула с себя мою руку и встала вполоборота, — я лично пристрелю вас. — Это будет более чем справедливо, — уголки моих губ дрогнули против воли. — Так куда дальше?***
Как и сказала Афелия, нам удалось избежать скопления людей. А если быть точнее, то людей вовсе. Очень скоро пыльный коридор перешёл в какие-то узкие заброшенные улочки, расположенные в расщелинах межу циклопическими структурами. Стены здесь были выполнены из громадных блоков, пронизанных толстыми прутами арматур, а редкие деревянные двери выглядели так, будто их не открывали столетиями. Однако стоило только убедиться в заброшенности здешних мест, как под ногами хрустели обглоданные кости, размером едва ли похожие на человеческие. Всё время, пока мы шли, откуда-то сверху доносилась органная музыка, а впереди слышался какой-то особенный, непривычный шум. Улица круто поднималась, пока не упёрлась в сплошную стену. В ней не было ни окон, ни ворот, ни каких-либо иных следов, которые мог оставить человек. Идеально ровная скала уходила ввысь и терялась в непроглядном мраке. Здесь Афелия свернула, ногой выбивая ветхую дверь, расположившуюся сбоку. И повела меня через новый коридор, который, впрочем, быстро сменился винтовой лестницей, обвивающей широкий колодец. Именно он оказался источником шума, направляя ревущие потоки воды, несущиеся с самых вершин соборного холма и исчезая во мраке глубин. — Осторожнее, здесь скользко, — не отрываясь от созерцания пути, воительница протянула мне руку и зашагала по влажным ступеням, левые края которых сточились настолько, что обрели гладкую округлую форму. Время от времени я замечал свисающие с обрыва цепи и верёвки, но не мог понять их предназначения, пока наконец свет лампады не выхватил из тьмы гниющий труп. Та часть тела, что ближе всего располагалась к бурному потоку, блестела отшлифованными костями будто бы мы оказались в хранилище Биологис. По мере подъёма, нам повстречались ещё несколько таких несчастных. Кем они были и как оказались здесь, мне разгадать не удалось. Вполне возможно, что этим местом пользовались банды города, пряча тела своих жертв или же пытая их… В какой-то момент лестница оборвалась, и Афелия повела меня в боковой туннель. Здесь уже не было ровно обтёсанных стен и мощёного рокритом пола. Мы буквально оказались в узкой пещере, пробитой обыкновенной киркой. А заканчивался этот ход таким же, но уже вертикальным. Единственным способом подняться являлась деревянная лестница, сбитая из толстых дубовых досок. Несмотря на внушительный вид, для надёжности её прикрепили к скале множеством стальных скоб. Настолько хаотично, что взобраться вполне можно было бы и по ним самим. На этот раз первым полез я, чтобы не смущать свою проводницу. Наверху же, не без усилий выдавив тяжёлый стальной люк, мы оказались в каких-то древних казематах. Выбравшись и поднявшись на ноги, я осветил помещение лампадой. Рыжий огонёк выхватывал из мрака замшелые мощные камни, ржавые решётки и ветхие скелеты, прикованные развалившимися цепями к стенам. Сначала мне показалось, что мы оказались в какой-то заброшенной части темниц экзекуторов, но возникшая из-под пола Афелия развеяла мои сомнения: — Мы почти добрались до обитаемых уровней, инквизитор, — её рука уверенно легла на ободок ручки лампады, как бы намекая, что она вновь возвращает себе роль проводника. — Как думаете, нас кто-нибудь ждёт? Прежде чем ответить, я коснулся вокса и попытался в последний раз вызвать Августа. Наивно было полагать, что сейчас, в такую важную ночь, церемонарий будет держать устройство связи рядом с собой. Но что-то внутри меня требовало этой тщетной попытки. Впрочем, вместо священника мне ответил только треск помех, вызванных бурей снаружи. Лишь повинуясь наитию, я на всякий случай коротко описал наш путь и прекратил вызов. — Похоже, что друзей предупредить так и не удалось, — мне оставалось только покачать головой, зачем-то касаясь стаббера в кобуре. — Так что любой, кто нас ждет, — враг. Немного помолчав, женщина согласно кивнула и проверила ножны под складками монашеской юбки. На мгновение в её взгляде мелькнуло сожаление, будто сейчас она предпочла бы оказаться в силовом доспехе. Признаться, я бы тоже предпочёл такой расклад. Выбравшись из затхлой камеры, мы прошли по узкому коридору и упёрлись в очередную дверь. Вновь отперев её своим ключом, Афелия вывела нас в новое помещение, которое на первый взгляд показалось заполнено беспроглядной тьмой. Но стоило только лучам лампады встретить стены, как те тут же заискрились золотом, вызывая неприятную рябь в глазах. Мы оказались в протяжённой галерее, выполненной из сплошного чёрного камня и украшенной гравировками на высоком готике. Каждая надпись на стене проповедовала покаяние и очищение души через боль. — Что это за место? — не удержался я от вопроса, когда по лицу скользнул неприятный холодок. — Обитель покаяния, — в голосе женщины слышалось нечто большее, чем просто название очередной церковной инспекции. — Сюда сестринство отправляет особенно строптивых послушниц, которым не хватает дисциплины. Здесь их учат вести себя скромно и сдержанно. Не знаю, осознавала ли палатина мрачный подтекст своего объяснения, но моё чувство тревоги лишь усилилось. Здесь почти не было слышно траурной музыки, которая до этого пронизывала практически все помещения соборного холма. Афелия прошла вперёд до конца галереи и остановилась у мощных деревянных дверей. Здесь располагалась конторка, окружённая длинными деревянными шкафами. На массивном столе до сих пор тлела одинокая свеча, почти достигшая бронзовых обводов подсвечника. И что-то в этой обстановке привлекло моё внимание. — Сегодня молебен, инквизитор. А на праздниках не принято наказы… — но её слова оборвались, стоило только мне поднять руку в останавливающем жесте и приглядеться к беспорядку на столе. Мерцающий огонёк выхватил из наступающего мрака раскрытый молитвенник, небрежно повёрнутый относительно края столешницы. Но куда сильнее меня беспокоило нечто тёмное и маслянистое, ещё не успевшее засохнуть. — Здесь кровь, — осторожно обмакнув пальцы в субстанцию, я поднёс их к свече. Кожа окрасилась багровым, развеивая сомнения и вселяя в нас обоих гнетущее чувство опасности. Первой мыслью было выхватить стаббер и обернуться к Афелии, чтобы потребовать ответов. На мгновение моя подозрительность обострилась настолько, что уже и палатина виделась мне тайным врагом. Она заманила меня в ловушку? Однако, встретив мой взгляд, палатина была готова принять удар, будто только подтверждая мои опасения. Рука сама собой потянулась к кобуре, но вдруг из-за массивных дверей раздался хлёсткий свист, тут же потонувший в вопле, похожем на стон наслаждения. — Похоже, кто-то пренебрёг наставлениями, сестра… — мрачно подытожил я, оголяя оружие и сокрушая ногой двери. Стоило только створам с грохотом разойтись, как в лицо ударила духота, напитанная отвратительно знакомым зловонием. Свет лампады потускнел, уступая место какому-то лиловому сиянию, проникающему в помещение извне. Теперь мы оказались в просторном зале, украшенном двумя рядами колонн, за которыми скрывались неприметные деревянные двери. Часть из них оказались открыты, демонстрируя аскетичные тесные кельи. И лежащие там тела. Неверное сияние скользило по обнажённой бледной коже, стремясь очертить выступающие формы, покрытые кровью и уродливыми рунами. Мимолетный взгляд вызвал приступ тошноты и заставил меня отвернуться. — О Трон… — услышал я голос Афелии, за которым вновь последовал свист, но на этот раз сменившийся разве что тяжёлым звуком падения. — Афелия, не смотрите! — бросил я, пытаясь обернуть женщину к себе. Она поддалась, но на лице уже отразилась скорбь от увиденного. Впереди, примерно в центре прямоугольного зала, лежали ещё тела. Все они оказались обнажены и связаны в извращённой манере, будто бы главной целью было не только удерживать жертву, но и унизить её, доставляя дискомфорт на груди, шее и между ног. Каменный пол в этом месте терял свою черноту, уступая багровому блеску, дрожащему от каждого движения фигуры, величественно стоявшей посреди всего этого ужаса. Её чёрный доспех изрядно покрывала кровь, но это не было следами ожесточённой схватки. Воительница сама нанесла её на керамит, бережно выводя проклятые руны, в неверном свете обретающие некое потустороннее свечение. Единственное, что осталось незапятнано кровью, — бордовая плащаница, сверкающая золотой вышивкой. Стоило только этой детали попасться на глаза, как из груди Афелии вырвался сдавленный вздох. — Мираэль?! — в голосе женщины смешалось обвинение и недоумение. — Что ты творишь?! Стоявшая к нам спиной девушка будто бы не сразу расслышала чужой голос, после чего бросила взгляд из-за плеча. — Ах, моя дорогая госпожа… — слова, вырвавшиеся из вокс-приёмника шлема, дрожали от возбуждения. — Какое счастье, что вы решили присоединиться к нам! Воительница обернулась полностью, демонстрируя ещё больше нечестивых знаков, аккуратно покрывающих её нагрудную пластину. — Уйди с дороги, — ствол стаббера поднялся в сторону девушки. — Иначе я убью тебя. Слегка пошатываясь, сестра битвы повернула голову в мою сторону, будто до этого не обращая внимания на моё присутствие. Несколько долгих секунд она молча пожирала меня своими багровыми линзами, прежде чем вновь содрогнулась. В царящем лиловом безумии отчетливо можно было рассмотреть, как из фильтра шлема вырывается тяжёлый выдох, сопровождаемый характерным звуком. — Старый козёл смеет что-то блеять своим нечестивым ртом… — возбуждённое воодушевление сменилось едва сдерживаемой яростью. — Как жаль, что ты не сдох тогда на параде! — Я спас тебе жизнь, — внезапно, царящее зловоние пряностей вокруг стало совсем невыносимым, вынуждая меня даже тряхнуть головой. — О да… жизнь… Выронив окровавленную плеть, Мираэль потянулась рукавицами к голове. Щёлкнули магнитные замки, и тяжёлый керамитовый шлем рухнул на пол, заставляя меня и Афелию лишиться дара речи. В странном лиловом сиянии на нас смотрело здоровое ангельское лицо, лишённое каких-либо изъянов, сочетающее в себе мужские и женские черты. Казалось, что оно никогда не страдало от ожогов… И это лицо улыбалось нам, демонстрируя острые клыки. Наполняя зал своим звонким смехом, Мираэль сделала шаг вперёд, а её доспех начал трескаться. Кусок за куском чёрный керамит падал на пол, открывая взору совсем не поддоспешник… — Кровь Императора… — в голосе Афелии чувствовалось ужасное отчаяние. Та, кто всего несколько дней назад была праведной воительницей, готовой отдать жизнь за Императора и кардинала, шла на нас, жадно облизывая губы раздвоенным языком. Я с ужасом наблюдал, как под длинными светлыми волосами на лбу девушки стала набухать кожа, как искажалась с отвратительным треском плоть левой руки, принимая знакомые формы клешни. Зловонный туман застилал глаза, а моё собственное тело вдруг задрожало. Борясь с головокружением, я сжал стаббер двумя руками и вытянул его перед собой, когда… …лицо канониссы Луринии оказалось так близко, что я мог детально рассмотреть, насколько сильно сгнила плоть на её лице. Как личинки роятся в опухшем веке, вываливаясь от каждого резкого движения. Смрад, до этого лишь терзавший ноздри, стал абсолютно невыносимым. Палец надавил на спуск болт-пистолета, но слишком поздно, чтобы выстрел оказался точным. Смешавшийся с яростным воплем выстрел раздался где-то в стороне, пока моё тело, оторванное от земли, неслось в сторону ближайшей колонны. Первый удар сломал несколько ребер, а второй перетряхнул все остальные кости. — Хальвинд! — голос Микорда странным образом обрёл женские черты, взывающие к чему-то глубинному внутри меня. В ноздри вновь ударил запах пряностей, а во рту начала собирать едкая слюна с привкусом стали. Перед глазами расцвела багровая пелена. Затылок пульсировал тупой горячей болью, а чуть ниже и правее груди тело пронзали ледяные иглы. — Пистолет… — слова медленно срывались с губ вместе с кровью. — Где… пистолет… Не способный разглядеть что-либо вокруг, я шарил пальцами, будто слепец. Каждое движение отдавалось импульсом агонии, выбивая из лёгких едва появившийся воздух. Тем временем впереди раздавались звуки боя: звон стали и женские крики вперемешку с маниакальным хохотом. Афелия осталась одни на один с чудовищем, и ей требовалась помощь. Тогда, скрипя зубами, я медленно потянулся за пазуху, извлекая коробочку с пилюлями. Лишь поднеся её почти в упор к лицу, удалось разглядеть содержимое. Ещё одна таблетка адмиладокса позволила мне подняться с колен, а мотовин пустил по венам огонь. Шум крови в ушах стал настолько оглушительным, что звон стали впереди затерялся где-то на границе слуха. Потратив одно мгновение на вдох, я выхватил силовой меч. Воздух вокруг лезвия заискрился голубоватыми молниями и зашипел. Стоило только ногам окрепнуть, моё тело метнулось вперёд. Тем временем Афелия отступала всё дальше под натиском бывшей подопечной. Безумно смеясь, демоница размахивала своей чудовищной рукой и стегала палатину щупальцами, растущими откуда-то из хребта. Окровавленная воительница стойко принимала удары «плетьми», направляя все силы на защиту от клешни, каждое столкновение с которой вызывало взрыв искр. Однако напор оказался слишком сильным… Очередной удар выбил гладий из рук Афелии, а последовавшая за ним пощёчина сбила палатину с ног, оставив на лице той темнеющий след. Мираэль хищно улыбнулась, нависая над женщиной во всём своем мрачном высокомерии. Но даже поверженная, сестра битвы не собиралась сдаваться, выхватывая откуда-то короткий нож. Щупальца тут же оплели атакующую руку вокруг запястья и предплечья, будто бы зная о трюке заранее. Короткое усилие, и зал наполнился отвратительным хрустом ломающейся руки, тут же утонувшем в женском крике. Обессилевшая палатина потеряла всякую возможность сопротивляться. Толда Мираэль мгновенно оказалась сверху, пронзая правое плечо наставницы заострённым концом уродливой клешни и сгибаясь к искривившемуся от боли лицу. — Надеюсь, тебе больно так же, как было мне, сестра, — человеческая рука девушки коснулась ушибленной щеки бывшей наставницы, на лице которой отразилось предельное презрение. Афелия гневно мотнула головой, но Мираэль легко схватила ту за подбородок и приблизилась ещё ближе. — Ещё немного и ты всё поймёшь… — всё так же томно прошептала девушка, проводя по окровавленной щеке воительницы раздвоенным языком. — Моя дорогая се… Охваченная бравадой, демоница не сразу услышала мои торопливые шаги. Только в последний момент она успела сбросить палатину со своей клешни и отскочить в сторону. Но лишь для того, чтобы лишиться левой руки. — Мерзкий старик! — яростно зашипела проклятая, схватившись за дымящийся обрубок предплечья. Бордовая плащаница так же утратила свой идеальный первозданный вид, оказавшись слишком близко к расщепляющему полю клинка. Не говоря ни слова, я принял атакующую стойку и начал наступать, обрушивая на демоницу один мощный удар за другим. Горящий в крови мотовин выжимал из моего тела все соки, но девушка продолжала уклоняться от каждого выпада, оставляющего на чёрном камне тлеющие борозды. За несколько минут я нанёс больше сотни ударов, но ни один из них не нашёл цели. Тогда, отступив, я содрогнулся от тяжёлого дыхания и сплюнул очередной сгусток крови, скопившейся во рту. Жизнь медленно вытекала из тела под действием ран и стимулятора. — Уже устал, инквизитор? — насмешливо поинтересовалась Мираэль, принимая надменную позу. — А твой мальчишка был более вынослив… Так же, как на бледно-лиловом лице появилась ядовитая ухмылка, в моей памяти всплыл вид израненного тела Себастьяна, следы от ударов на стальной шахте вентиляции, чудовищная рана на груди. Будто бы прочитав мои мысли, демоница раскинула свои щупальца наподобие крыльев, пародируя образы ангелов. Тогда в неверном свете на их кончиках заблестели костяные наросты. Маленькие, разных размеров. — Значит, это была ты… — прохрипел я, вытирая из-под носа кровь и сжимая меч двумя руками. Кажется, тогда из груди вырвался яростный вопль, а перед глазами вновь всё покрылось алым. Тело понеслось вперёд, а искрящееся лезвие вновь пустилось в безумный танец. Мираэль же, сменив гнев на ехидную ухмылку, в одно мгновение обратилась в мелькающую лиловую тень, что изящно уворачивалась и стегая мои бока. Мелкие костяные шипы жалили слева и справа, пока острие клинка лизало мраморный пол, оставляя на нём гладкие борозды. Лишь несколько раз мне всё-таки удалось защититься от когтей, встретив их вертикальным положением лезвия. Но проклятая лишь злобно скалилась и продолжала наступать, оттесняя меня куда-то в сторону от центра зала покаяния. В какой-то момент я окончательно утратил концентрацию и пропустил удар. Один, выбивший из рук меч, второй — рассёкший щеку и лоб глубоким порезом. В следующий миг я уже оказался отброшен к подножью очередной колонны. Тело изнемогало от боли и усталости, а из груди вырывалось обрывистое дыхание. Осознав мою беззащитность, демоница тут же уселась мне на живот, лишая возможности встать. Скользкие щупальца обвили обе руки, прижав их к телу, пока её собственная ладонь начала гладить меня по щеке, оставляя мелкие порезы острыми когтями. — Похоже, все инквизиторы одинаковые слабаки… — почти обиженным тоном произнесла Мираэль, уводя ладонь к ключице и указательным пальцем проводя по горлу. Алая дорожка потянулась следом за ним прямиком до верхней пуговицы сорочки, а сама девушка наклонилась ко мне так низко, что я мог ощущать её дыхание на своем лице. — Но ты смог забрать мою руку, в отличие от Себастьяна, — её тон стал более проникновенным и тихим, будто бы она разговаривала с любовником. — Так что заслужил приятную смерть… Слова этой несчастной просачивались в разум словно яд, затуманивая мысли, вытесняя здравые рассуждения. Постепенно мой гнев начал перетекать в нечто куда более низкое и неуместное. Кровь зашумела в ушах сильнее и начала перетекать к чреслам. Дыхание захватила новая одышка, но не от усталости, а от отвратительного чувства возбуждения. — Император… — попытался прошептать я, но на губы мне лег скользкий палец. — Нет… не произноси его имя… — её слова будто бы заклинание поразили меня ещё глубже, практически лишая воли. — Он не придёт… Дальше я почти ничего не видел. Лишь чувствовал, как под сорочкой скользят тёплые щупальца, как моё тело освобождают от одежды. Как нечто мокрое и горячее оставляет на шее влажные полосы… Всё, что мне оставалось, лишь перебирать воспоминания, в отчаянной надежде отыскать там подходящую молитву. Но даже эти остатки сознания быстро ускользали из-под моей власти, уступая место всепоглощающему чудовищу похоти, жадно пожиравшему всё моё тело. Сантиметр за сантиметром… Возможно, именно тогда Император обратил свой полный возмущения взор на Валон-Урр. На границе слуха я сначала услышал слабый голос, твердящий какую-то молитву, а позже заскрипели двери в дальней части зала. Всё это сменилось чьим-то беспокойным голосом. Таким знакомым, но имя владельца тонуло в обжигающем память воске. Дальше я расслышал лишь вскрик, тут же сменившийся кратким обращением к Трону. Но именно в тот момент хватка Мираэль внезапно ослабла. Демоница оторвалась от моего тела, переводя внимание на нарушителя спокойствия. И тогда остатки моего непокорного сознания взорвались, вытесняя из головы липкие щупальца лживого удовольствия. Закипающие гормоны придали сил, левая рука сомкнулась на шее проклятой, а правой я нанёс тяжёлый удар прямо в ангельское лицо, на котором в то мгновение застыло тупое недоумение. Мираэль вскрикнула, опрокидываясь на спину и позволяя мне подняться. Вскочив на ноги я сразу же стал озираться вокруг в поисках меча, за что тут же поплатился. Опомнившись, демоница оплела щупальцами мою щиколотку и дёрнула на себя. Нос вспыхнул огнем, когда я столкнулся с полом, а мир вокруг на мгновение потух. — Ублюдок… — избавившись от проникновенного шёпота в голосе, проклятая рывком перевернула меня лицом к себе. Я попытался ударить наотмашь, но промахнулся и получил в ответ ещё несколько глубоких порезов. Не успела кожа на лице разойтись, как склизкие щупальца уже оплели мои руки и шею, медленно сдавливая хватку. Давясь собственными яростными криками, я оказался бессилен под натиском приближающегося удушья… …которое вдруг оборвалось оглушительным грохотом стаббера. В пятнистом сумраке перед глазами сверкнула яркая линия, в конце пути разлетевшаяся рыжими огоньками. Потребовалось несколько долгих секунд, чтобы осознать происходящее. Мираэль же, застигнутая врасплох, опасливо задрала голову к колонне, в которую и пришёлся выстрел. Пуля «инферно» разорвалась, инициировав поджёг смеси, и та дождем посыпалась вниз. Большая часть из огненных сгустков разлетелась вокруг, обжигая кожу даже на расстоянии. Но один огонек зацепился за багровую плащаницу, всё так же висевшую на левом плече девушки. Парчовая ткань занялась практически мгновенно. Не знаю, что произошло в тот миг в голове Мираэль, но стоило только огню лизнуть ткань, как демоница замерла, наблюдая за происходящим со смесью удивления и какого-то первобытного страха. Лишь когда я сбросил её тело с себя, демоница наконец поняла, что происходит, и попыталась сбить пламя правой рукой. Но прометий был безжалостен. Зацепившись за плащаницу, он уже начал медленно пожирать культю под ней, обжигая когтистые пальцы. В конечном счёте, подарок кардинала сгорел полностью, проложив путь жадному огню. Тогда Мираэль закричала. Святой Трон, давно мне не приходилось слышать столь отчаянных воплей, питаемых чудовищной агонией. Ещё несколько долгих минут демоница билась в конвульсиях, превратившись в сплошной танцующий факел, после чего замерла. Воздух начал стремительно заполняться вонью горелого мяса… С отвращением отвернувшись от сгорающей девы, я поспешил в ту часть зала, откуда стреляли. Сестра Афелия полулежала, оперевшись спиной на колонну, а её рука, поддерживаемая Августом, продолжала сжимать стаббер. — О Трон… это… это сделал я? — Отрешённо бормотал себе под нос церемонарий, не сводя глаз с разгорающегося костра. Похоже, что оставленная клешнёй рана в плече и перелом не позволили воительнице выстрелить самостоятельно. Всё, что ей оставалось — лишь управлять послушным священником, который бы нацелил оружие в её руке и нажал на спуск. Так что фактически, выстрел принадлежал именно Августу. И похоже, он был первым в жизни экклезиарха. — Всё в порядке, святой отец, — я осторожно сел рядом и извлёк пистолет из ладони Афелии, возвращая его в кобуру. — Ты нас спас. Никогда бы не подумал, что окажусь в такой ситуации… — Так было угодно Богу-Императору, — поддержала меня воительница, выпрямляясь и едва скрывая боль. — Я…ну… — от похвалы церемонарий смутился и тут же попытался сменить тему. — А что вообще здесь происходит? Сначала кардинал меня выслал и запретил подниматься людям в Собор… теперь вы тут… — Позже, — отмахнулся я, поворачиваясь к Афелии. Лицо женщины побледнело, но продолжало стоически скрывать рвущиеся на волю эмоции. Как только я забрал стаббер, её рука безвольно опустилась на пол, выгибаясь под неправильным углом, у правого же плеча темнел багровеющий след. — Август, — я осторожно взял руку воительницы и приподнял, чтобы было удобнее. — Мне нужно что-то, чтобы остановить кровь. — Но у тебя она тоже идет! — Быстро! Церемонарий подскочил на ноги и уже собирался броситься прочь из зала покаяния в сторону госпиталя, но тут же остановился, поняв глупость затеи. Тогда, оглядев себя, он издал странный вздох, собрал руками аквилу и начал рвать подол церемониальной рясы на лоскуты. Я же встретился глазами с Афелией. Набрав побольше воздуха в грудь, та молча кивнула, после чего я рывком вправил кость на место. Воительница вскрикнула, растеряв всё дыхание. — Спа… спасибо, Хальвинд… — прошептала она и попыталась подняться на ноги, но моя ладонь осторожно её остановила. — Погодите, сестра. Сначала нужно заняться раной. Мои руки с величайшей осторожностью расстегнули её монашескую рубаху. Лишь коснувшись чёрной плотной ткани, стало ясно, как сильно она пропиталась кровью. Оголив плечи женщины, и порвав правый рукав, я обернулся к Августу. — Достаточно… — увлечённый священник изорвал юбку практически до бёдер. Но лоскуты были довольно длинными и широкими, а лёгкая ткань — плотной и мягкой. Тогда я принялся перевязывать рану, стягивая каждый новый тур так, что Афелии приходилось болезненно морщиться. Когда же с этим было покончено, из-за пазухи возникла коробочка с таблетками. — Чтобы продолжить путь, сестра, вы должны взять одну. Это снимет боль и поможет телу лучше справиться с ранами. Несколько секунд она буравила меня взглядом. Видимо, у воительниц Императора не принято использовать обезболивающее. — Вы нужны мне живой, Афелия, — мой голос против воли стал вкрадчивым и глубоким. — Ради спасения Валон-Урра. Недовольно нахмурившись от моей манипуляции, женщина всё-таки сдалась и взяла пилюлю адмиладокса и проглотила её. После этого я помог палатине подняться. — Так что же происходит, Иероним? — подал голос Август, стыдливо одёргивая укороченную рясу. — Я слышал, что Сороритас остались на полях Возмездия из-за проблем с челноками, а кардинал… Новости о сестрах заставили Афелию тяжело выдохнуть. Похоже, что Мираэль погубила далеко не всех. Я же подошёл к церемонарию вплотную. — Так кардинал здесь? — Да. Он сейчас наверху. В Соборе. Но объясни же, в чем дело? — Банифаций Анку оказался тем самым убийцей, — мои слова тут же отразились на пухлом лице мертвенной бледностью. — Мы должны остановить его. В маленьких глазках проступила странная тень разочарования. Возможно, что полный священник всё-таки догадывался о куда большем ужасе, скрывающимся за словом «убийца». Однако он не стал ударяться в расспросы, хотя страх уже начал медленно расползаться по неказистому телу. Однако что-то внутри него всё-таки заставило произнести следующий вопрос: — Святой Трон… я… могу я как-то помочь? Несколько секунд в моей голове вертелись мысли о безрассудстве и глупости. Но всё решил далёкий колокольный звон, донёсшийся до нас через приоткрытые входные двери в дальней части зала. Очевидно, что церемонарий, проживший на этом мире десятки лет, хорошо знал устройство храмового комплекса. И так же очевидно, что один инквизитор не сможет справиться со всем в одиночку. А значит, мне оставалось надеяться лишь на помощь посторонних… — Да, — произнес я, будто заранее вынося Августу приговор. — Ты должен подняться в колокольни. — Хочешь, чтобы я… — церемонарий сглотнул, не закончив фразу. — Да, Август, — мой твёрдый кивок заставил толстяка отшатнуться. — Ты должен подняться туда и заглушить колокол. — Но… а если… — по лбу священника тут же заструился пот. — Кажется, я видел там стражей… Сегодня они настроены крайне враждебно к нам… Нужно связаться с арбитрами! — Что-то нарушает связь, — покачал я головой. — Вполне возможно, что именно колокол. Так что лишь от тебя зависит, придёт ли к нам помощь. Даже не обладая возможностями к чтению языка тела, было очевидно, насколько Августу страшно. Маленькие глазки бегали в орбитах, а на лбу проступил блестящий пот. Скорее всего, священник уже жалел о сказанном. Тогда рядом появилась Афелия, уже вернувшая в ножны гладий и протягивающая церемонарию засапожный нож, которым пыталась отбиваться от Мираэль. — Возьмите это, святой отец, — на покрытом грязью и кровью лице воительницы, тем не менее, сверкала доброжелательность. — Он мал для открытого боя, но достаточно остёр для неожиданной атаки. Не пытайтесь разить врага в сердце. Цельтесь в горло или нейтрализуйте конечности, перерезав сухожилия. Принимая клинок, Август побледнел ещё сильнее, видимо шокированный советами сестры битвы. Тем, как спокойно она говорила об убийстве, абсолютно уверенная в его неизбежности. — Не бойтесь, — продолжила Афелия, видя страх в глазах нашего спасителя. — Помните, что Бог-Император наблюдает за нами и не оставит вас в беде. Ещё несколько долгих секунд священник смотрел на нож так, будто бы держал в руках орудие убийства Сангвиния, после чего всё же обречённо вздохнул. Пухлые пальцы крепче обхватили рукоять, примеряясь к её форме, привыкая к весу. Лишь после этого священник осторожно засунул клинок между широкими лентами пояса и прикрыл церемониальным талмудом, висящем на цепи. Похоже, он всё-таки решился. — Да направит тебя свет Императора, Август, — моя рука легла на мягкое плечо, всё ещё дрожавшее от страха. — Похоже, пришла пора вспомнить детство… — ответил церемонарий в несвойственной ему ироничной манере, после чего коснулся моей ладони. — Император защищает, Иероним… Все трое мы сложили руки на груди, и лишь тогда священник торопливо удалился в сторону галереи с чёрными стенами. — Жестокая необходимость… — глядя ему вслед произнесла Афелия тихим тоскливым тоном, будто уже смирилась с бесславной кончиной толстяка. Я же только покачал головой, мысленно моля Императора о том, чтобы Август всё-таки справился. И проклиная себя за то, что пришлось так поступить со своим спасителем…