Когда часы двенадцать бьют

Четвёртый фронтовой Новый Год. В воздухе мерцает вместе со снежинками предчувствие скорого окончания войны. Все эти три года самое заветное желание было одно. И каждый раз Света загадывала его в одиночестве. Приехав в небольшую белорусскую деревеньку дождливым августовским днём, Света думала, что в этот раз она уж точно встретит наступающий год с тем, кого столько лет ждала, искала и верно любила… Пошёл четвертый месяц, как он был в дальней командировке. И лишь только тонкая линия строчек букв в письмах связывала их всё это время. Перед Светой, сидевшей за накрытым столом, лежало одно из последних писем Вани. «Я очень соскучился по тебе! Так истосковался по нотам твоего голоса в спокойствии вечеров. Очень хочется тебя услышать, хочется увидеть твои ясные глаза. Как же мало времени нам с тобой даёт судьба на то, чтобы быть вместе! Ужасно обидно за это! Надеюсь, настанет время и мы обязательно будем рядом, каждое утро и каждую ночь. Я засыпаю и просыпаюсь только с мыслями о тебе, Светик. И по привычке каждый раз желаю тебе хороших снов на ночь и говорю про себя «доброе утро» тебе. Надеюсь, у тебя в самом деле утро всегда доброе, а сон ничто не тревожит…» Она читала в который раз эти строчки и тихо с тоской улыбалась им. Тоже очень истосковалась по Ваниным бесконечно влюблённым в неё глазам, по его голосу, его улыбке. И по объятиям Вани. По тому чувству спокойствия, которое было всегда, когда рядом оказывался Ваня. С ним было всегда спокойно засыпать и вдвойне радостно открывать глаза по утру, видеть его, сонного, чуточку небритого, иногда ворчащего на то, что опять служебная рутина. С его отъездом сразу в их доме, пусть и не родном, стало пусто. Света сидела одна за скромно накрытым столом и глядела на старинные часы-ходики, где стрелки неумолимо приближались к полуночи, к новому 1945 году. Они опять зачем-то врозь. А ведь могли бы сейчас обнявшись встречать новый год, могли мечтать вдвоём, верить в то, что наступающий год будет непременно лучше, он подарит много счастья, исполнятся загаданные желания… Скупо горят две керосинки у потолка, коптит огарок свечи на столе, а за махоньким окошком литовского домика завывает колючий ветер. Воет он и в печной трубе перебивая гул пламени. На дворах тихо. Лишь только брехливо тявкнет в дали замёрзший пёс на огарках села. Война стонала где-то совсем далеко от этого села. Покажется даже на минуту, что её и нет уже вовсе. Но она всё-таки была — напоминала о ней сидящая на плечах форма. Светлана поднялась, обошла небольшую комнатку, набросила на плечи шаль и посмотрела за окно, в ночь. Пустота. И тоска по самому дорогому и близкому человеку, который поделил жизнь на «до» и «после». По запорошенной снегом дальней колее дороги меж стройных елей и сосен, разминая тупоносыми валенками сугробы тропинок пробирался офицер в шапке, в меху которой искрились снежинки. И где на плечах вместе со снегом серебрились погоны с алыми просветами. За плечами его — вещмешок. Большой, пузатый. Не хватало только густой белой бороды и образ фронтового Деда Мороза был готов. Какой же ещё нынче мог быть он, добрый Дедушка Мороз, в это лихое время. Только такой — в шинели, валенках и солдатской шапке. Его все ждали, даже такого. Ведь там, в его мешке, настоящие новогодние чудеса. Часы отбили десять ночи. Свете совершенно не спалось. Думалось о вновь разбитых мечтах рассматривая морозный узор окна. А потом вспомнилось, как мама иногда в канун Рождества, ещё тогда, когда его праздновали в их семье, она брала листочек, записывала на нём желание и сжигала в пламени свечи, пепел же развевала за порогом дома. Достав исписанный пометками о бесчисленных деталях всяких расследований блокнот и выдернув оттуда лист, Светлана аккуратно вывела своё заветное желание на тонкой бумаге. Закончив, она ещё раз прочла. То что нужно. То, чего больше всего хочется. Тонкий язычок свечи лизнул бумагу и в следующее мгновение разыгрался ярким пламенем в неглубокой пепельнице выпиленной из донца гаубичной гильзы. За минуту от бумаги остался сизый пепел, рассыпанный по дну латунной чаши. Света всунув ноги в валенки, накинув шинель с шапкой и запахнувшись сильнее, взяла эту пепельницу и пошла к порогу дома. На улице стоял хваткий мороз. По ветру медленно расплылись пепельные частички. «Сказки это всё конечно, чушь…» — глядела на снег Света и верная отцовскому воспитанию повторяла про себя — «Не работают эти все приметы. Иначе бы… Иначе бы давно война закончилась. Сколько людей об этом просят!». Но вот сердцу, где бережно хранился образ мамы, хотелось всё же верить в обратное тому, что твердил холодный разум. Запахнув вновь борт шинели, сдвинув назад шапку, Света шагнула обратно к невысоком крылечку дома. Скрипнули громко и ясно в ночном морозном воздухе ржавые петли калитки. Послышалась ровная поступь, под чьими-то ногами скрипел снег на дорожке двора. Светлана обернулась. — С наступающим Новым Годом тебя, Светик! Ей улыбалась та самая улыбка. На неё смотрели те самые глаза. Она слышала в ночи тот самый голос. Высокий, в запорошенной шапке и шинели, с брошенным рядом, у ног, солдатским «сидорком» высилась фигура, которую Света узнает везде и всегда. Он словно бы появился из того пепла, который развеяла Света на морозном воздухе. — Ваня! Вернулся! Она не шагнула со ступеней, она буквально слетела с них, ноги сами несли к нему, не ощущая земли. И уже через мгновение она обвила шею мужа, крепко обхватив. Её саму обняли с не меньшей силой. А потом Ваня вместо мороза целовал горячими губами её щеки. — Как же соскучился по тебе, Светик! — произнёс Иван, обняв ладонями Светино лицо, глядя глаза в глаза. Волшебные часы до Нового года. Гудела жаром печь, в доме витал запах мороза от шинелей, он перемешивался с кислинкой от лежащих на столе рыжих мандаринов. О чём-то весело пел заведённый патефон пока в центре комнаты танцевали двое — в кителе со всеми наградами Иван, в струящемся платье нежного синего цвета Света. Они танцевали, улыбались и в один момент, не сговариваясь, замирали потянувшись вновь к губам друг друга. Вот и в тот момент, когда забили медью часы полночь, Ваня целовал Свету крепко прижимая к себе. Она счастливо и нежно отвечала ему. Ведь, как встретишь Новый Год, так его и проведёшь.