Чуж чуженин

Мстислава спала плохо. Непогода усилилась, и если раньше княжна бы сладко нежилась под куньим одеялом, убаюканная мерной дождевой дробью, то теперь она с беспокойством думала о предстоящей дороге. Даже ночью хлев был наполнен множеством мешавших спать звуков. Печально вздыхала корова, ссорились спросонья курицы, в ожидании корма нетерпеливо фыркала лошадь. Мстиша окончательно проснулась, когда, держа горящую лучину в зубах, в скотник с двумя вёдрами вошла большуха. Плеск пойла, тихое ворчание старухи, а потом и упругий стук молочной струи о пустой подойник заставили Мстиславу недовольно открыть глаза. Повернувшись, она с удивлением обнаружила, что помытчик тоже не спал. Он лежал на спине, закинув руки за голову и, бездумно глядя в потолок, пожёвывал соломинку. Заметив шевеление Мстиславы, Нелюб скосил на неё глаза. Но, видно, протекающая крыша занимала его сильнее, потому что зазимец сразу отвёл скучный взгляд обратно. Мстиша хмыкнула и села, скидывая с себя кожух. Как же ей надоела бесприютная жизнь и изо льда вырубленный Нелюб! Смирившись с судьбой, Мстислава хотела поскорее добраться до Зазимья. Во всяком случае там её будет ждать не тёмная изба, а княжеские хоромы, слуги, вкусная еда и добрая одежда. — Пойдём, — коротко бросила Мстиша, едва глянув в сторону зазимца, и принялась спускаться вниз. К удивлению девушки, Нелюб покорно последовал за ней. По пути он радушно поздоровался с хозяйкой, без слов подхватив тяжёлое ведро. — Сейчас яичню сжарю, — улыбнулась зазимцу Томила и осеклась, встретившись с мрачным взглядом Мстиславы. — Как спалось, милая? Мстиша скрежетнула зубами и, не удостаивая большуху ответом, направилась в избу. Все, кроме хозяина, ещё спали, и Мстислава уселась на лавке. — Вот, дочка, — с всё той же обезоруживающей добротой проговорил старик и протянул княжне белые, пахнущие лыком лапти. — Твои-то совсем поизносились. ‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵ Они вышли сразу после завтрака, и Мстиславу не покидало неприятное чувство, что тёплые слова прощания, обращённые к ним обоим, звучали на самом деле для одного Нелюба. Новая обувь вязла в расхлябавшейся дороге, и, стараясь обойти грязь по траве, Мстиша почти сразу насквозь промочила ноги. С реки наползал туман, и занимавшееся серое утро не сулило лёгкого пути. Мстишу раздражало всё: усталость, навалившаяся после первой же пройдённой версты, мигом отсыревшая одежда, мошки, вившиеся у лица, Бердяй, горделиво дремлющий на луке седла и больше неё напоминающий особу княжеских кровей, и сильнее остального — молчаливый, невозмутимый, никогда не жалующийся Нелюб. — Слава Богине, ушли наконец из этого хлева, — пробурчала Мстиша себе под нос, но так, чтобы зазимец мог расслышать. Нелюб отказывался замечать подначку и продолжал безмолвно шагать. — Старик ещё ничего, — не унималась Мстислава, глядя на новые лапти, — а вот старуха — сущая ведьма. Смотрела меня, будто со свету сжить хотела. — Не хотел бы я слышать, что ты про меня станешь потом кому-то сказывать, — усмехнулся зазимец. — От тебя доброго слова ждать, что летом снега. — Вот и неправда, — возмутилась Мстислава. — Меня все любят, а эта с самого начала взъелась. — Может, будь ты полюбезнее, и на тебя бы теплее поглядывали? — С какой такой стати? — выгнула бровь княжна. — Разве гостям не должны оказывать почтения? — Это смотря какие гости, — в сторону сказал Нелюб. — Да просто завидует она, и больше ничего. Словно я виновата, что пригожей родилась. Всё одно, что моя мачеха. Той тоже моя коса и кожа белая покою не давала. Нелюб отвлёкся от дороги и в первый раз посмотрел на Мстишу. — Сколько ж тебе было, когда мать умерла? Лицо девушки изменилось. — Мало. Тата ещё грамоте учить не начал. Но я её помню, — как-то упрямо добавила Мстислава и, нахмурившись, замолчала. — И тебя воспитала мачеха? Княжна помотала головой: — Няня. — Она тоже умерла? Мстиша вскинула на спутника голову, точно он сказал глупость. — Жива Стояна, с чего ей умирать. В летах, конечно, но жива. — И где она теперь? Княжна резко отвернулась. Как только он умел находить больные места? Как ухитрялся давить с такой точностью? — Дома, где ж ещё? — огрызнулась Мстиша. — А что ж мачеха? Злая? Мстислава уже хотела ответить утвердительно, но вдруг задумалась. Пожалуй, Гостемила не была злой. Например, она никогда не обижала детей. Почему-то Мстиша не переносила, когда сварливые бабы бранили или били маленьких. Но Мстиша не могла не отдать должного мачехе, та всегда была ласкова и со своими, и с дворовыми ребятишками. И тем не менее, Мстиша ненавидела Гостемилу. — Она не моя мама, — ответила княжна. — Она не имела права занимать её места. — Разве твой отец не стал счастливее, взяв новую жену? Мстислава молчала, поджав губы. — Тебе бы больше пришлось по сердцу, если бы он оплакивал её и жил прошлым? — Я не знаю, — опустив голову, тихо ответила Мстиша. — Но я ненавижу её за то, что она жива, а моя мама — нет. Нелюб пристально посмотрел на княжну. Кажется, сначала он хотел возразить ей, но, видимо, какая-то мысль изменила его намерение. Помытчик коротко кивнул и спросил: — А братья, сёстры? Да что он ей, допрос чинит? Мстиша привыкла к тому, что в Медыни каждый знал о княжеской семье. Она с подозрением взглянула на Нелюба, но на его лице не отражалось ничего, кроме сдержанного внимания. — Сестра родная одна, да и ту прошлой зимой замуж выдали. Есть две младшие, лялек ещё нянчат. Мачехины, — добавила она сквозь зубы. — И братец тоже от неё, на коня осенью будет сажен. Нелюб кивнул. — И что ж, они тебя любят? Мстиша в замешательстве взглянула на помытчика. — Ты сказала, тебя все любят, — пояснил зазимец. Мстислава невольно задумалась. Про Предславу и говорить нечего, они жили с сестрой душа в душу, поверяясь во всём, и Мстиша смотрела на неё почти как на мать. Всё переменилось с Предславиным замужеством и отъездом. А особенно — когда Мстиша поняла, что ей самой, в отличие от сестры, не видать счастья с желанным. Что же до младших… Глядя на них, Мстиша видела мачехины глаза, мачехины веснушки, даже мачехины повадки. Только маленький Воиша походил на отца, поэтому к нему Мстислава относилась сердечнее. Она даже как-то пыталась покачать его хорошенькую, точно игрушечный ларчик, зыбку, подвешенную к золочёному берёзовому оцепу, да только мачеха испугалась, прогнала. Любили ли они её? Боялись, это точно. Искали ли её общества? По первости. Мстиша вспомнила, как Ярослава, курносая и конопатая, словно мать, пыталась несколько раз подступиться к ней то с пташкой-свистулькой, отцовым подарком, то со своим первым сплетённым на дощечках пояском. Глиняную птичку Мстиша тогда едва не разбила, а над неумелым, грубоватым поясом от души посмеялась. Мстиша наслаждалась тем, что младших сестёр манила её красота, умение наряжаться и подносить себя, и ей нравилось держаться с ними высоко и недоступно. Ярослава и Звенька смотрели на старшую сестру с пугливым восхищением. Но любили ли они её? Они любили отца, это Мстиша знала. Стоило тате появиться, как все трое бежали к нему взапуски. Они висли на нём, словно котята на кошке, а отец лишь посмеивался и ухитрялся обнять каждого. У него всегда имелись для них и гостинцы, и доброе слово. Отец, который мог пропадать седмицами на ловах и в походах, к которому за справедливым судом со всего княжества шли люди, отец, ведавший торговыми поездами и улещением воинственных соседей всегда знал, с какой начинкой любит пряник Звеня и как зовут Ярославиных кукол. С Воишей они друг в друге души не чаяли, но к нему Мстислава не ревновала. Всё-таки единственный сын. Любили ли Мстишу? Её любил отец, любила Стояна. Любил Сновид. Любил ли? Мстислава тряхнула головой, которая начинала болеть от всех этих непрошеных размышлений, и рассерженно посмотрела на Нелюба. Он глядел пристально и испытующе, словно читая Мстишины мысли. — Конечно, любят! — выплюнула княжна. — И вообще, не твоего ума это дело! Нелюб прищурился. — Это точно, не моего. Он ускорил шаг, оставляя Мстишу плестись позади. Дорога становилась всё хуже, и Мстислава уже жалела, что они не задержались ещё на день в «хлеву». Нелюб стал мрачен и на привалах против обыкновения не вырезал узоры на Мстишином посохе, а хмуро смотрел в серое небо. Из-за Мстиши они снова прошли мало, и когда княжна спросила помытчика, сколько осталось до Зазимья, он лишь безнадёжно махнул рукой. Только Бердяй, добывший в пожне зайца, сумел хоть немного свести тень с лица Нелюба. Мстислава презрительно фыркнула, глядя, как зазимец с доброй улыбкой — ей от него такой не видать — нежно почёсывает рябую грудку. День клонился к закату, и Мстиша уже не чаяла дождаться остановки на ночлег, когда позади послышался топот копыт. — Далёко ли без хлеба? — раздался звонкий, немного насмешливый голос, и Мстислава с Нелюбом остановились, одновременно оборачиваясь на встречного. Молодой всадник был одет в добротную свиту, из-под меховой шапки выбивался русый чуб, щёгольски зачёсанный на одну сторону. В руках, усаженных перстнями, лежала маленькая плеть. Лошадь под седлом чужака, должно быть, годилась во внучки Нелюбовой кляче и глядела под стать хозяину, самодовольно и свысока. Что и говорить, по сравнению с незнакомцем Мстиша и Нелюб в своих замаранных дорожной грязью одеждах выглядели жалко. Рассмотрев лицо девушки, незнакомец заулыбался и, нисколько не сдерживаясь, скользнул долгим взором по всему её стану. Сквозь удовлетворение тем, что её красота произвела впечатление, Мстиша внутренне поёжилась. Она никак не могла привыкнуть к тому, что её, княжую дочь, смели так вот беззастенчиво рассматривать. Нелюб тоже когда-то разглядывал Мстиславу с неподобающей прямотой, но в очах помытчика ни разу не появлялось сальности всадника. — Отсюда не видать, — ответил Нелюб, и, несмотря на привычное спокойствие, Мстиша почувствовала в жёстком голосе неприязнь. Несомненно, всадник тоже. Он ухмыльнулся и, небрежно отодвинув кнутовищем шапку со лба, посмотрел на зазимца, потом на лошадь, которую тот вёл в поводу, и сундуки, покрытые рогожей. — Что ж, друже, такую ладную девку пешком гонишь? Погляди, еле на ногах держится. Нахмуренный лоб помытчика разгладился, а лицо сделалось ещё более угловатым от проступивших желваков. — То не девка, а жена моя, — ответил Нелюб даже спокойнее, чем прежде, но Мстише показалось, что она услышала приглушённый рык, — сам разберусь. — Жена? — с наигранным удивлением спросил незнакомец и снова огладил Мстиславу слащавым взглядом. — Такую жену беречь надо, друже. Верстах в трёх постоялый двор будет, давай довезу. — Сами дойдём, — сухо ответил Нелюб, делая шаг вперёд и заслоняя собой Мстишу. Всадник прищурился и, в последний раз глянув на княжну, резко ударил кобылу бичом. — Ещё свидимся, — послышался удаляющийся голос. — Ну, — сказал Нелюб, когда стук копыт окончательно стих, — а вот и первые женихи пошли. Только теперь он отвёл нахмуренный взгляд от дороги, где скрылся из виду незнакомец, и зашагал дальше. Мстиша неловко сглотнула. Желания распекать зазимца за то, что он снова назвался её мужем, больше не возникало. С мелькнувшей же надеждой провести грядущую ночь под крышей Мстислава рассталась, бросив быстрый взор на напряжённые плечи Нелюба. Зазимец, действительно, хорошо знал эти места, потому что вскоре он свернул на малоприметную лесную тропу, которая вывела к защищённой от чужого глаза прогалине. Мстиша не успела оглянуться, как стан был разбит, огонь разведён, заяц, добытый Бердяем днём, освежёван, сварен и съеден. Она надеялась, что, как бывало с отцом, после трапезы настроение Нелюба улучшится, но напрасно. — Дров на утро не хватит, пойду наготовлю, а ты пока котёл вымой, — походя хмуро бросил он, убирая топор за пояс. — Как, котёл помыть? — опешила Мстислава. Слова возмущения почти сорвались с языка, но зазимец лишь мрачно возразил: — Я уже говорил, здесь слуг нет. Каждый должен делать свою долю. Не нравится котёл, так завтра будешь стряпать. Мстиша закрыла рот. От мысли о том, что в следующий раз он заставит её ощипывать утку или разделывать дичь, подкатил тошнотворный ком. — Как мыть-то? Я не умею, — слабо крикнула княжна в спину удаляющемуся Нелюбу. — Песком, — через плечо ответил помытчик и нырнул в заросли. Мстиша с тяжёлым вздохом подхватила обросший жирным нагаром котёл и поплелась к ручью. Вода оказалась студёной, и когда Мстислава зачерпнула со дна пригоршню песочной жижи, ей почудилось, что она обожглась. Ужасно не хотелось прикасаться к гадкому, склизкому и пахнущему едой нутру. Она швырнула в котёл несколько горстей тёмного, отдававшего водорослями песка и поморщилась. Мстиша решила помочь себе пучком травы, но тут же вскрикнула от неожиданной боли — острые листья порезали ладонь. С досадой вырвав из земли кусок мха, она принялась яростно тереть проклятую посудину. Сполоснув её, Мстислава пришла в ужас. Котёл не стал чище, зато её руки оказались едва ли не по локоть в саже. Отбросив злосчастный котелок, княжна сунула ладони в воду. Дрожа от холода, она попыталась отмыться, но жирная чернота никак не желала сходить, расползаясь по пальцам грязными разводами. К тому времени, как Мстише удалось кое-как избавиться от самых жутких пятен, её кожа сморщилась, а под ногтями собрались чёрные каёмки. От злости хотелось плакать, но тут Мстислава опомнилась и поняла, что отброшенный ею котёл скатился в ручей. Почти рыча, княжна подоткнула подол и вошла в ледяную воду. Слава Пряхе, здесь было совсем мелко, но Мстиша успела намочить понёву, а ступни едва не свело судорогой. Раздражённая и вспотевшая, Мстислава вернулась на поляну. Нелюб сидел у костра, согнув ноги и положив подбородок на упёртые в колени руки. Мстиша со злостью брякнула котёл к ступням зазимца и плюхнулась на своё место. Нелюб удивлённо посмотрел на котёл, а потом на девушку. Не обращая внимания на помытчика, Мстиша с отчаянием рассматривала руки — изрезанные осокой, погрубевшие, красные и распухшие. — И за что ты меня так ненавидишь? — с горечью воскликнула она, оторвавшись от разглядывания ладоней. Зазимец непонимающе нахмурился. — Я тебя не ненавижу. — Ещё как ненавидишь! Мучишь, даёшь самую грязную работу! — с жаром продолжала Мстиша. — Я ни в чём перед тобой не виновата, слышишь?! Я не виновата, что не умею стирать и мыть котлы, что не привыкла прохаживать пешком по сотне вёрст! Не для того я родилась! Я просила у тебя только одного — довести до Зазимья! Я не знала, что ты станешь истязать и унижать меня! Нелюб устало прикрыл глаза, точно собираясь с силами, а потом снова посмотрел на Мстиславу. — В дороге нет чинов. Думаешь, сбросив богатые одёжки и притворившись Векшей, можешь вести себя по-старому? Так не выйдет. Ты не княжна теперь, а моя спутница. Мстислава презрительно фыркнула, но Нелюб продолжал. — Разве я так много просил, когда велел спрятать косу и сделать вид, что ты моя жена? Но ты решила, что знаешь лучше. Ещё бы, переступить через гордыню и притвориться женой какого-то вахлака. И первый же встречный прицепился к тебе. И как, княжна, довольна? — Неужто если бы я шла в повойнике, он меня бы не заметил? — вздёрнула Мстислава нос. — А с остальным что прикажешь делать? Вымазать лицо сажей? Мешок надеть? — Может, и заметил бы, а, может, проехал бы мимо. Речь не об этом, а о том, что даже в такой малости ты упрямишься. Лишь бы не исполнить чью-то волю, лишь бы всё было по-твоему. — А почему я должна исполнять твою волю и губить своё тело? Только полюбуйся на мои руки! — Она красноречиво вытянула ладони. Нелюб совсем забыл о костре, и теперь тот потихоньку умирал, погружая поляну в темноту. Казалось, чёрный лес всё ближе подступал к людям, чтобы получше расслышать их ссору. — Ты не ловила этого зайца, не снимала с него шкуры, не разводила огня, не варила похлёбку. Зато ты ела её, но я ни разу не слышал от тебя благодарности ни себе, ни Бердяю. Ты больше не в батюшкином тереме. Разделила со мной путь, значит, разделяй и тяготы. Мстислава молчала, стиснув зубы и воинственно сложив руки на груди. — Ты умеешь только брать, — тихо, точно ни к кому не обращаясь, добавил Нелюб. — Это неправда! — вскипела Мстиша. — Неправда! — Разве? — усмехнулся помытчик. — Люди приютили тебя, обогрели и накормили, а что же ты? Даже поклониться не сумела. Назвала их дом хлевом. — Я — их княжна! Если бы я явилась в своём обличье, они обязаны были встретить меня как подобает! — Вот только ты была в обличье чернавки, а они всё равно не отказали тебе в куске хлеба и крыше над головой. Мстиша вскочила, и Нелюб, точно отражение, поднялся следом. — Да, я не лезу обниматься с чернью, но разве я не отдаю саму себя отцу? Ратмиру? — Только потому, что ваш побег не удался, — неприязненно усмехнулся помытчик, и его взгляд коротко скользнул по шее девушки, украшенной бирюзой. — Как бы то ни было, а твой княжич получит и дружину моего отца, и такую жену, как я. — И какую же? — спросил Нелюб, насмешливо изогнув бровь. Незаметно для себя Мстислава сжала кулаки. Она тяжело дышала, её глаза лихорадочно блестели. Ей хотелось заткнуть уши. Закричать на весь лес. Выхватить из костра головню и швырнуть в наглеца. — Хоть ты этого и не заметил, но я красива, и мой муж сможет гордиться такой женой! — плохо владея собой, выговорила Мстислава. — Я заметил. — Губы Нелюба тронула грустная улыбка. — Только слепой может не заметить. Но разве красота — самое главное? Она скоротечна. Красоты можно лишиться. Что тогда у тебя останется? — Я не лишусь красоты! — ожесточённо ответила княжна. — Даже если так, — кивнул помытчик, — только что проку в красивом курнике, коли начинка гнилая? Мстиша застыла, в неверии глядя на зазимца. Нелюб посмел использовать слова, сказанные ею в порыве глупой откровенности, чтобы оскорбить, и это было верхом вероломства. Мстислава могла сделать лишь одно из двух — накинуться на него с кулаками или убежать. В продолжение долгого мига девушка боролась с собой, а затем развернулась и, опрокинув приготовленную лежанку, ринулась в лес. Она бежала, не разбирая дороги, спотыкаясь о корни и царапаясь о ветки. Куда угодно, лишь бы подальше от проклятого мужлана! Мстислава задыхалась от клокотавшей в ней ярости. Как её только угораздило связаться с этим оборванцем? Как он смел говорить с ней так непочтительно? А, самое главное, почему его речи начинали задевать её? Выбившись из сил, Мстиша пошла шагом, злобно отмахиваясь от цеплявшихся за руки, словно в попытке образумить и остановить, кустов. Да, Нелюб не врал. Он и правда не испытывал к ней ненависти, и его равнодушные, спокойные слова от этого делались только весомее. Что, если Ратмир не простит сбежавшую от него невесту? Что, если её красота не тронет звериного сердца? Ведь он не обязан принимать Мстишу после того, что она натворила. Княжич может оскорбиться и отправить её восвояси. Возьмёт ли назад её отец? Возьмёт. Только Мстиша сама не отважится показаться ему на глаза. Покинув семью ради Сновида, Мстислава осталась ни с чем. Кому, кроме отца, будет до неё дело? Нелюб заставил Мстишу вспомнить, как она обходилась с родными. Посмотреть на себя со стороны. С мачехой они жили как кошка с собакой, но, положа руку на сердце, в том было куда больше Мстишиной вины. Поначалу Гостемила пыталась умаслить падчерицу, дарила ей подарки, отвечала на нападки лаской и терпением. Но Мстислава всякий раз отталкивала её, и со временем та перестала пробовать. Брат и сёстры были слишком малы, но и они вскоре забудут Мстишу, потому что она не оставила о себе доброй памяти. Ни разу не приголубила, не сказала тёплого слова, не разделила ни их детской печали, ни радости. Из всей семьи кроме таты Мстислава ладила только с Предславой. Мстиша вздохнула, вообразив, как, поскитавшись по свету, доберётся до дома сестры и навяжется ей в приживалки. Закончит свой девичий век непетым волосьём. Мстислава замерла. Злость схлынула, точно волна отлива, оставив на обнажившемся дне обиду и страх. Нелюб не смотрел туда, куда смотрели другие. На зазимца не действовал морок красоты и родовитости, и он глядел сквозь него, вынуждая Мстишу тоже заглянуть туда. В собственную душу. Мстислава резко остановилась, одновременно одёргивая и свои мысли. Она была не из тех, кого легко напугать или, тем более, смутить, но княжна не желала идти дальше — ни в лес, ни в дебри собственного разума. Девушка повернулась и обречённо зашагала обратно. Оживление сменилось усталостью, а гнев — равнодушием. Выйдя на поляну, Мстислава успела заметить в тут же отведённом взгляде Нелюба облегчение. Значит, всё-таки ждал. Значит, ему было не всё равно. Мстиша собрала разбросанную постель и, ни слова не говоря, свернулась клубком и закрыла глаза. ‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵ Они добрались до постоялого двора к полудню, едва ли обмолвившись и двумя словами за это время. Мстислава лелеяла обиду, Нелюб же молчал, явно не раскаиваясь в своих вчерашних речах. Раньше Мстиша побрезговала бы даже приблизиться к неухоженному, истоптанному свиньями подворью, но нынче желание насолить зазимцу было столь велико, что княжна поборола отвращение. — Квасу хочу, — заявила она, нарочито перекидывая косу на грудь. Это были чуть ли не первые её слова со вчерашней ссоры. Нелюб хмуро оглядел подбоченившуюся девушку, всем видом показывавшую серьёзность своего намерения, а затем перевёл взгляд за её спину, на распахнутые настежь ворота. — Хорошо, идём, — согласился зазимец, и Мстиша даже немного разочаровалась от лёгкости, с которой ей досталась победа. Пройдя через маленькие тёмные сени, спутники оказались в просторной избе. Печной угол был отделён почерневшей от чада, захватанной занавеской. Остальную часть занимали два длинных стола. В воздухе витал застоявшийся запах кислой капусты и перебродившего пива. Мстиша на миг растерялась, но Нелюб взял её за руку и уверенно повёл к одному из столов. Посетителей было немного, но все они оторвались от своих кружек, рассматривая вошедших. Мстислава по обыкновению привлекла всеобщее внимание, но Нелюб сел так, чтобы заслонить княжну от любопытных взоров. Он выглядел спокойным и собранным, но Мстиша уже научилась подмечать и плотно сжатые губы, и побелевшие костяшки пальцев. «Ничего, будет ему уроком», — попыталась успокоить себя Мстислава, начиная жалеть о том, что добилась своего. Здесь было неуютно и грязно. — Мир твоим стенам, хозяин, — не слишком громко, но отчётливо сказал Нелюб появившемуся из-за занавеси мужику. — Будь добр, подай нам квасу. Окинув новых гостей быстрым цепким взглядом, хозяин кивнул и исчез на печной половине, чтобы вскоре вернуться с кувшином и двумя глиняными чашками. Поставив посуду на стол, он на миг задержался взглядом на Мстиславе, и, истолковав это по-своему, княжна потянулась к висевшей на поясе калите. — Этого хватит? — прохладно спросила она, небрежно бросив на липкий стол куну. Глаза хозяина изумлённо расширились, и Мстиша запоздало посмотрела на Нелюба. Тот улыбнулся: — Будет тебе забавиться, душа моя. Он сковырнул монету себе в ладонь и подал вместо неё резану. Одарив обоих подозрительным взглядом, хозяин удалился. Нелюб молча разлил квас и, еле пригубив, отставил стакан. Мстиша сделала глоток и едва не подавилась. Едкий, забористый квас был далёк от того изысканного напитка, что готовили в Верхе. Однако теперь нельзя было просто уйти, и Мстислава принялась через силу цедить пузырящееся пойло. Нелюб бесстрастно взирал на её страдания, когда снова подошёл хозяин. Он поставил перед Мстишей большую кружку и, немного опасливо поглядывая на зазимца, вполголоса проговорил: — Мой лучший сбитень. Просили передать. Он коротко и таинственно кивнул головой куда-то вглубь избы. Проследив направление, Мстислава разглядела в углу знакомую меховую шапку и молодцеватый чуб. Заметив, что она смотрит на него, давешний чужак улыбнулся и приветственно поднял свою чарку. Отчего-то внутри всё похолодело. — Обратно отнеси, — мрачно велел Нелюб, и жёсткость в его голосе заставила Мстишу почувствовать мгновенное облегчение. Обиженно шмыгнув носом, но не особенно удивившись, хозяин забрал кружку. — Допивай и пойдём, — негромко сказал помытчик. Он чуть откинулся назад, расправив плечи, но Мстиша почувствовала за показным равнодушием, как Нелюб подобрался. — Я напилась, — кротко ответила княжна, отодвигая еле початую чашку, но Нелюб даже не посмотрел на неё. Он поднялся и протянул девушке руку. Скупо кивнув хозяину, зазимец, крепко сжимая Мстишину ладонь, зашагал прочь из избы. Они вышли во двор и Нелюб уже почти успел отвязать лошадь, когда Мстислава почувствовала чьё-то присутствие позади себя. Обернувшись, она едва не столкнулась с незнакомцем. Мстиша вспыхнула от неожиданности и дерзости чужака, а тот нахально улыбнулся, наслаждаясь произведённым впечатлением. — Ну вот и встретились, — приторно протянул он и провёл двумя пальцами по уголкам рта и усам, и Мстислава с отвращением разглядела бугристые грязные ногти. Вблизи незнакомец больше не казался утончённым. Покрой хорошей, но лоснящейся от долгой носки свиты был странным, нездешним, шапка же, напротив, выглядела совсем новой. Стоптанные узконосые сапоги казались не по размеру, да и весь наряд незнакомца был пёстрым и разношёрстным. — Проходи своей дорогой, — холодно сказал Нелюб, уверенным хозяйским движением задвигая Мстишу себе за спину. — А не велики ли пороги на твои ноги, друже? — нехотя отводя развязный взор от девушки и взглядывая на помытчика, с презрением спросил чубатый. — Куда тебе до такой девки? Она точно репка гладенькая, а от тебя нагольным тулупом за версту несёт. Что, милая, — снова обратился незнакомец к Мстише, замершей за плечом Нелюба, — у мужика твоего только на квас и хватает? И охота тебе подле такого быть? — Непонятлив ты, друже, — тихо промолвил зазимец, и у Мстиславы по позвоночнику побежали мурашки. — Придётся по-иному объяснить. — Раздайся навоз, грязь ползёт! — презрительно усмехнулся чужак. — Испугал! А сам-то не сумел жене на повойник скопить! Или она настолько тебя под пятой держит, что вякнуть не смеешь? Нелюб спокойно подал Мстиславе повод и поймал её испуганный взор. — Постой в сторонке, — вполголоса велел он, а затем почти лениво обратился к чубатому: — Полно браниться, не пора ли подраться? Мстислава не успела заметить, что произошло, но только чужак отшатнулся, потеряв шапку, а из его носа брызнула тонкая струйка крови. Лицо незнакомца исказилось злобой и изумлением. Он был гораздо шире Нелюба в плечах и вряд ли ожидал от поджарого помытчика такой силы. Чужак быстро выхватил из-за голенища плётку, но места для замаха было мало, и Нелюб успел выбить кнут из его рук. Зарычав, незнакомец сжал кулак, на котором угрожающе блеснули жуковины перстней, и что было мочи ударил помытчика. На этот раз он сумел достать Нелюба, и тот сдавленно простонал, ухватившись за разбитую скулу. Воспользовавшись своим успехом, чужак ринулся на зазимца, но тот оказался готов к нападению и, легко поднырнув под занесённую руку, ударил противника под дых. Чубатый сложился пополам, перехватывая ртом, и Нелюб замер, переводя дух и не сводя глаз с обидчика. Отдышавшись, тот разогнулся и с удвоенной яростью набросился на помытчика, пуская в ход руки и ноги. Зазимец угодил чужаку в ухо, и тот, площадно выругавшись, вцепился в Нелюба со спины, пытаясь обхватить его за шею. Неизвестно, чем бы кончилась потасовка, если бы из избы не выскочил хозяин и пара гостей. Они не без труда растащили противников в стороны. — Будет вам, будет! Хозяин крепко стискивал Нелюба за тяжело ходившие плечи, двое других пытались образумить чубатого. Прошло несколько мгновений, прежде чем, убедившись в том, что оба немного остыли, соперников перестали держать. Раздражённо поведя хрустнувшей шеей, незнакомец поднял с земли шапку и, злобно отряхнув, нахлобучил её на голову. Утерев тыльной стороной ладони кровь под носом, он метнул мстительный взгляд на помытчика, а потом посмотрел на оцепеневшую за его спиной девушку. Лицо чужака перекосила мерзкая ухмылка. — Ещё свидимся, красавица, — хрипло пообещал он. Мальчишка-слуга вывел его лошадь, и, забравшись в седло, чубатый свирепо натянул повод, так что несчастное животное захрипело. — Подай, — высокомерно велел он пареньку, кивая на валявшуюся на земле плётку, и, получив желаемое, со всей силы вытянул коня кнутом. Оставив после себя клубы взвившейся пыли, чужак ускакал с подворья. Некоторое время все смотрели ему вслед, а потом, покачав головой, хозяин со вздохом развернулся и направился в избу, где раньше скрылись гости. Взявшись за ручку, он остановился и бросил через плечо: — Поостереглись бы вы, ребята. В нашем бору лесная братия озорует, а про этого малого давно дурная слава ходит. Дверь захлопнулась, и Нелюб с Мстишей остались одни. Помытчик опустился на завалинку и, сомкнув веки, устало прислонился к бревенчатой стене. Мстислава судорожно выдохнула и посмотрела на Нелюба. Его всклокоченные волосы в беспорядке разметались по лбу, ворот помятой рубашки скособочился, а лицо вдобавок к рубцам пересекала кровоточащая ссадина. Что-то болезненно сжалось в душе княжны. Не задумываясь, она достала из-за пазухи ширинку — шитый золотом шёлк казался чем-то из иной жизни — и присев рядом с помытчиком, осторожно приложила платок к рассечённой коже. Нелюб вздрогнул и распахнул глаза. Первым порывом Мстиславы было отдёрнуть руку, но она сдержалась и продолжила бережно промокать рану. Несколько мгновений зазимец недоверчиво смотрел на Мстиславу, но, наконец, его настороженное лицо расслабилось. Завершив, Мстиша хотела отвести руку, но Нелюб вдруг взял её в свою. Белая, холёная ручка казалась совсем крошечной на его большой, грубой ладони, и зазимец разглядывал её с простодушием ребёнка, изучавшего невиданную диковинку. Мстислава затаила дыхание. Отчего-то сильно забилось сердце. Новое, непонятное и оттого пугающее чувство заставляло его отчаянно трепетать в груди. Не в силах выносить волнения, Мстиша с трудом проговорила: — Мазь бы какую… Её слова вернули Нелюба в действительность, и он мягко выпустил Мстишины пальцы. — Ничего, — помытчик как-то горько улыбнулся и добавил: — заживёт как на собаке. Княжна потупилась. — Это всё из-за меня. Если бы я послушалась и надела платок, если бы не уговорила тебя зайти сюда… Прости меня. Должно быть, она впервые в жизни извинялась, даже не сознавая того. Нелюб нахмурился. — Не твоя вина, что у какого-то проходимца нет совести, и уж точно не стоит оправдываться за желание выпить кваса в придорожной харчевне. Теперь пришёл черёд Мстиславы подозрительно коситься на своего спутника. Она-то была уверена, что после такого Нелюб станет злиться, и за дело. Но зазимец не дал ей времени на долгие размышления. Он поднялся, поправляя сбившуюся одежду. — Нам лучше поторопиться. Выйдя с постоялого двора, они шагали по большой дороге, но потом снова свернули на лесную просеку. Слова хозяина явно встревожили Нелюба. Он неохотно делал привалы и всё время озирался по сторонам. Кроме привычного ножа теперь на его поясе висел и топор. Во время очередной остановки зазимец велел Мстише сложить ценные вещи в перемётную сумку и держать её при себе. Сам он сделал то же самое. Как бы помытчик ни старался скрыть своё беспокойство, оно всё равно передалось княжне и, в волнении закусывая губу, она то и дело взглядывала на спутника. — В Зазимье одна дорога — через реку, — наконец, объяснил Нелюб. — Впереди будет мост, единственный на всю округу. По-другому не переправиться. Ближайший брод верстах в десяти, да и тот ненадёжный — вон какой дождь прошёл. Сколько бы мы ни петляли по лесу, а мост никак не обойти. Мстиша устало переступила с ноги на ногу. Вечерело, и она думала лишь о ночлеге. Весь день помытчик подгонял её, не давая как следует отдохнуть. — Может, обойдётся? — с надеждой спросила она. — Будь я разбойником, то лучше места бы не придумал, — покачал головой Нелюб. — Ладно, попробуем. Нам бы только на той стороне оказаться, там уж найдём, где схорониться. Когда спутники вышли к реке, уже почти совсем стемнело. Мстислава выдохнула с облегчением, ещё издалека завидев пустой мост. Но стоило им приблизиться, как из-за устоя на дощатый настил по одному начали выходить четверо молодчиков, красноречиво поигрывающих дубинками и ослопами. Нелюб остановился и взял девушку за руку, когда позади послышался топот копыт. Оглянувшись, княжна, холодея, распознала чубатого. — Ну вот и свиделись. Судя по ещё более разбитному, чем прежде, голосу, он был хмелён. Нелюб попытался шагнуть назад, но чубатый свёл брови и ударил лошадь пятками, вынуждая спутников отступить к мосту. Зазимец сжал ладонь Мстиши и, развернувшись, двинулся вперёд, втягивая за собой неохотно идущую кобылу. — Что ж это вы, люди добрые, нам путь преградили? — продолжая всходить на мост, громко спросил он разбойников. Мстислава одной рукой вцепилась в Нелюба, а другой прижала к груди сумку. Сердце стучало как бешеное. Она пробегала глазами по тёмным очертаниям незнакомцев, тщетно пытаясь рассмотреть их лица в опустившихся сумерках. В ноздри ударил свежий запах реки, и, бросив короткий косой взгляд, Мстиша не увидела, а скорее почувствовала бурлящую быструю воду. — Пропустите, не берите грех на душу, — продолжал увещевать лиходеев Нелюб. — Дрехайте лабуту у дрябожь, карюка масеновская! — гаркнул чубатый, перебивая зазимца. Всё случилось так быстро, что Мстислава ничего не успела понять. Нелюб резким движением скинул с плеча сидевшего там Бердяя, заставляя птицу с пронзительным криком взвиться в воздух прямо перед строем разбойников. Почти одновременно зазимец отшвырнул повод и, сгрёбши Мстишу в охапку, бросился с ней к краю моста. Мстислава успела лишь удивиться тому, каким горячим даже через одежду оказалось тело Нелюба, прежде чем он, крепко прижимая её к себе, сделал шаг в чёрную гудящую пустоту.