Чуж чуженин

Они были в пути второй день, а Мстиша никак не могла поверить, что не грезит, что это всё не затянувшийся страшный сон. Украшения с лошадей и повозок были в первый же вечер сняты, праздничная одежда спрятана в укладки, и ничто больше не напоминало о свадьбе. Дорога предстояла неблизкая, ехать решено было тайно и споро. Первым, что сделала Мстиша, скрывшись из глаз провожатых, — в ярости сдёрнула с лица ненавистный плат. По обычаю, принятому в Медыни и Зазимье, по приезду жених снимал его с невесты кнутовищем. Не бывать же этому! Пусть чужая воля запоручила Мстиславу постылому Ратмиру, принадлежать ему она не станет! Лучше погибнуть, чем выйти замуж за оборотня. Впрочем, прятать покрывало в дальний сундук княжна тоже не собиралась. Видит Пресветлая Пряха, оно ещё сослужит ей службу. Мстислава с тоской глядела на проплывающие мимо наполовину сжатые нивы, на вспаханную под весну зябь. Должно быть, в Осеченках поля те же. Те же, да не те же. Всё там будет иное. Чуждое. Как назло, на ум пришла песня, что затянули перед отъездом безглуздые девки. Уж отвезли меня да повыдали На чужу-то да на дальнюю сторону, На злодеюшку да незнакомую, Куда кончики не сбегаются, А добры люди не съезжаются. Там кукушье да кукованьице, Там петушье да воспеваньице, Там лягушье да воркованьице, Там медвежье да жированьице И уж волчье завываньице! Вот чего-чего, а волчьего завываньица она минует. Пускай в Осеченках всё чужое, главное, там будет ждать Сновид. Родной, любый, ненаглядный Сновид. Станут ли они править свадьбу Осенинами, как полагается, или не будут откладывать? Мстиша сделала глубокий вдох и выше подняла голову, приободряя себя мыслями о предстоящей встрече с молодым боярином. Но эти попытки пропали втуне. Тревога нарастала, а сомнения проедали в былой уверенности всё большую брешь. Чтобы отвлечься, княжна повернулась к Векше. Чернавка, никогда не бывшая болтливой, и вовсе не проронила ни слова с тех пор, как их поезд отбыл с княжеского двора. Молчаливой тенью она сопровождала свою госпожу на всех привалах, без подсказки предугадывала её малейшую прихоть, внимала каждому взгляду, но делала это отчуждённо. Трудно было поверить, что эта замкнутая девушка с бескровным лицом устроила столь боевитый приём Ратмирову посольству. Чем ближе они становились к землям боярина Внезда, тем бледнее делалась Векша. — Подай пряник, — лениво приказала княжна, и служанка, ушедшая глубоко в свои потаённые думы, вздрогнула, едва не выронив веретено, с которым не расставалась всю дорогу. На насмешки Мстиславы она лишь отвечала, что, мол, негоже чёрной девке сложа руки просиживать. Векша убрала работу и потянулась за кульком со сладостями. Раздражённая нерасторопностью чернавки, Мстиша вырвала весь мешочек. — Ну, чего ковыряешься? — Она сердито заглянула внутрь. — Вяленица тоже сгодится. Мстислава кинула в рот горсть засахарившихся кружочков, но, недолго пожевав, выплюнула репу. — Тьфу ты, во рту вязнет! Кушанье не развеяло ни скуки, ни тоски, изъедавшей княжну. Отбросив мешок с лакомствами на колени Векше, Мстиша распорядилась: — Поди, спроси у Хорта, далеко ли до Осеченок осталось. Девушка непонимающе нахмурила брови. — На слазке? — Велено же, тотчас поди да спроси! — упиваясь возможностью выбранить непонятливую служанку, повысила голос Мстислава. — Буду я ждать, пока этот волчий хвост вздумает остановиться. И дотоле бывшая без кровинки в лице, Векша побледнела ещё сильнее. — Уж сумерки падают, не иначе, как скоро совсем на ночлег встанем, — робко попыталась возразить девушка, но лишь заставила рассвирепеть свою госпожу. — Ах ты, негодная, мне перечить вздумала! Пробежишься, ножки не отвалятся! — С этими словами Мстислава толкнула несчастную Векшу в бок, и той не оставалось ничего, как на ходу спрыгнуть с возка. От неожиданности чернавка едва не угодила под копыта ехавшему рядом бережатому. Кроме верховых их возок сопровождали ещё две телеги, гружённые приданым. Обоз двигался не шибко, но пешей девушке, давно не разминавшей ног, было не так-то легко нагнать его. Растерявшаяся поначалу Векша, завидев, что никто не обратил на неё особого внимания и уж точно ждать не намеревался, отыскала взглядом возвышавшегося над остальными всадниками Хорта и, подобрав старенькую застиранную понёву, во весь дух припустила вперёд. Чернавка бежала изо всех сил, но даже так ей было не сверстаться с всадниками. От недоумённых взоров зазимцев запылали щёки. Наконец, кто-то окликнул воеводу и тот обернулся. Завидев запыхавшуюся, сгорающую от стыда Векшу, он резко рванул на себя повод, и по одному его знаку тотчас остановился весь обоз. Лицо молодого воеводы вытянулось, но он терпеливо дожидался, пока девушка, приложив одну руку к груди, чтобы успокоить зашедшееся дыхание, добредёт до него. Не то стараясь занять неловкое молчание, не то пользуясь тем, что некоторое время Векша не могла говорить, Хорт улыбнулся, и его глубокий грудной голос был слышен каждому в поезде: — Куда ж так торопишься, славница? Неужто усовестилась да перстенёк мой решила вернуть? Промеж всадников прокатилась волна мягкого, незлобивого смеха, который несколько утешил бедную Векшу. — Не серчай, воевода. Что с возу упало, то пропало. — Конники снова засмеялись, а Хорт добродушно усмехнулся. — Княжна велит справиться у тебя, скоро ли в Осеченках будем. При упоминании Мстиславы Хорт тут же изменился в лице. Его игривого веселья как не бывало, а между бровями собралась складка. Но воевода справился с собой и спокойно, хотя и без былой теплоты ответил: — Княжне передай, что на развилке заяц перебежал ту дорогу, что на Осеченки лежала, так я решил в объезд править. Глядишь, лишь поприще потеряем, зато моя душа спокойней будет. Тут уж пришёл черёд бледнеть Векше. Она разомкнула было губы, чтобы поблагодарить за ответ, да так и не нашлась, что вымолвить. Девушка даже подумать боялась о том, чтобы возвращаться к своей госпоже с подобной вестью. Однако делать было нечего, а суровое и ставшее вновь неприступным и холодным лицо воеводы говорило о том, что надежды для Векши не оставалось. Поклонившись, девушка развернулась и поспешила занять своё место подле княжны. Вопреки ожиданиям служанки, Мстислава восприняла известие не со злобой. В её расширившихся красивых глазах застыло отчаяние. — Векша, миленькая, — ухватилась княжна за руки чернавки, — что же делать? — Её пальцы, каждый жемчужно-розоватый ноготь на которых служанка всякий вечер до блеска натирала благоуханными маслами, мелко подрагивали. — Что же делать? Как быть? Помоги, Векша! Слышишь? — Голос Мстиши из жалобного и просящего резко сделался привычно повелевающим. Встретив испуганный взор Векши, Всеславна осеклась. — Прошу тебя, помоги! — наконец, нащупав нужный лад, твёрдым жарким шёпотом выговорила она, добела сжимая запястье служанки. — Капище! — нашлась девушка. — В Осеченках устроено великое капище Пресветлой Матери! Скажи, что перед свадьбой дала зарок ему поклониться. — А ведь верно! — радостно хлопнув в ладоши, проговорила Мстиша, чувствуя забрезжившую надежду. — Не посмеет волчий прихвостень против Богини пойти! Но Хорт смог. Когда поезд остановился на ночлег, и княжна вызвала воеводу к себе в палатку, он выслушал требования Всеславны повернуть на Осеченки не переча и с каким-то усталым вниманием, так что княжна уже было решила, что победила. Но вежливость и спокойствие Хорта обманули девушку. — Больно очам глядеть на твою печаль и кручину, княжна, но решение моё твёрдое, — развёл руками зазимец. — Князь-батюшка опеку над тобой мне вверил, покуда наречённому твоему супругу, моему княжичу не передам. Посему, мне решать, мне отвечать. Дурной то знак был, — Хорт вскинул вдруг на Мстишу проницательный блестящий взгляд, отчего Векша, что стояла позади своей хозяйки, покраснела и потупилась, — и дорога та к дурному вела. Мстиша тоже начала заливаться пунцовой краской, но вовсе не от стыда, как её чернавка. Она поняла, что Хорт свернул нарочно, и прощать этого ему не собиралась. — Ратмир тебя сам свозит к Пресветлой, а до той поры, что ты со своим женихом соединишься, дозволь мне судить, какой путь правильнее и безопасней. Я за тебя головой отвечаю, княжна. Ты нынче — главное сокровище Зазимья. Поклонившись до земли и больше не взглянув ни на одну из девушек, Хорт вышел, бесшумно затворив за собой холстинный полог. Княжна сложила руки на груди и уставила невидящий, но мстительно мерцающий взор на покачивающиеся полы вежи. Вот, значит, что воеводишка удумал. Она сузила глаза и закусила губу. Замысел быстро ткался в её голове. С каждым часом они будут делаться всё дальше от Осеченок и от Сновида. С каждой верстой всё ближе будет становиться чужой чуженин. У Мстиславы оставалась всего одна ночь. И она точно не потратит её впустую.

‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵

Поначалу это походило на ночное свидание: Векшина вотола на плечах, темнота, влажная земля под сапожками. И бежала Мстислава снова к милому. Только вот вскоре девушка поняла, что впереди вместо родной старой яблони нависала разлапистыми ветвями седая ель, что ноги несли её не по знакомой сызмальства тропке, а по корням да овражинам, что темень стояла не привычная, в которой помнишь очертания каждого сучка и камешка, а настороженная и недружелюбная. В этой ночи не стрекотали уютно кузнечики, не пели предрассветные птицы, не шумели в ожидании дождя верхушки деревьев. Мстислава оглянулась, но вокруг была только кромешная тьма. Где-то там, далеко позади осталась заплаканная Векша, которой она запретила идти следом. На все мольбы из последних сил заглушающей всхлипы служанки Мстиша лишь сурово шикнула, велев молчать о своём исчезновении. Княжна не сомневалась, что с лёгкостью сумеет пробраться окольными тропами на большую дорогу, по которой рассчитывала вернуться в Осеченки с первой попутной телегой. Но теперь, стоя в гулком одиночестве посреди незнакомого враждебного леса, Мстислава уже не чувствовала былой уверенности. Девушка боязливо осенила себя знамением Небесной Пряхи. Сразу вспомнились нянькины побасенки о вездесущем лешем и коварных мавках, свисающих с ветвей и сбивающих с пути, а ещё страшная быль про то, как по молодости Стояну едва не заманила в дрягву болотница. Мстиша неприязненно передёрнула плечами. Вся эта нечисть, живущая под корягами и овинами, вызывала у неё брезгливость. В княжеской семье почитали великих светлых богов, но где те были нынче? В затхлую лесную глушь не проникал ни солнечный луч, ни лунное сияние. Девушка в отчаянии запрокинула голову, безнадёжно всматриваясь в клочки чернильного неба, проглядывающие сквозь лохматые верхушки деревьев. Неужели ей даже Лося не найти, которого любое дитятя несмышлёное отыскать может? Отчего она не слушала отца, когда он учил её распознавать путь по звёздам? Отчего только дековалась, когда он втолковывал ей о Железном коле, который всегда показывает на полночь? Смеялась, что тата вечно будет рядом, и что муж, не умеющий прочитать ночного неба, и в мужья не годится. Ныне никого рядом не оказалось, а сама Мстислава в лесу была ровно что слепой кутёнок. Смиряя гордыню, княжна поклонилась до земли. Она едва удержалась от вскрика, когда пальцы коснулись склизкого мха. — Пропусти, батюшка Леший, — по неизменной привычке скорее приказала, нежели попросила она. Но то ли лесной хозяин почувствовал её неискренность, то ли не те слова подобрала Всеславна, но только к дороге она не вышла, да и того хуже. Проплутав по чащобе и буеракам, Мстислава лишь сильнее заблудилась, вдобавок ко всему оступившись на кочке и вывихнув ногу. Но её короткий жалобный всхлип быстро утонул в волглой тишине. Княжна доковыляла до худо-бедно ровного места под замшелой елью и опустилась на жёсткую подстилку из прошлогодней хвои и колючих, обросших лишайником веток. Но и сидеть было неудобно. Успевшее вспотеть тело быстро остывало, и зябкая осенняя ночь жадно пробиралась под жалкую Векшину накидку. Неужели Сновид не почувствует? Неужели не придёт ей на помощь? Разве не он говорил, что сердце его — вещун? Что разыщет её на краю света? Мстиша прислонилась к шершавому стволу и, плотнее закутавшись в вотолу, поморщилась — крепко пахло грибами и гнилым опадом. Нет, сидеть нельзя. А вдруг Хорт уже обнаружил её пропажу? Вдруг пустился в погоню? Она не сомневалась, что проклятый пёс быстро нападёт на не успевший остыть след. Мстислава поднялась через силу, но лодыжка тут же дала о себе знать. Превозмогая боль, девушка двинулась вперёд. Она уже не разбирала пути и не пыталась выйти на дорогу. Чем дальше Мстиша уйдёт, тем дальше окажется от постылого жениха. — Ай! — вырвалось у девушки, когда над головой, едва не задев её, с жутким уханьем пронеслась неясыть. Застигнутая неожиданностью и страхом, Мстислава упала на землю. Раздался треск рвущейся ткани, а случайная ветка безжалостно хлестнула княжну по лицу. От испуга и унижения на глаза навернулись слёзы. Но рядом не было ни Векши, на которую можно было вылить гнев, ни таты, в тёплое большое плечо которого можно было уткнуться в поисках жалости. Нет, Векша, верная Векша не смыкает глаз в далёкой холодной палатке, а тата в тёмной повалуше напрасно гордится своей никчёмной дочерью. Мстислава теперь — отрезанный ломоть. Поэтому, вытерев глаза и оттолкнувшись от грязного, пропахшего землёй и разложением ковра из прелых листьев, она вновь похромала вперёд. Вперёд, только вперёд. Рано или поздно Мстиша доберётся до Осеченок, и там, в объятиях Сновида, найдёт утешение. Но не раньше. Вперёд, только вперёд! Шепча вполголоса молитвы Богине, Мстиша шла в тёмную неизвестность, подволакивая больную ногу, и мысль о ждущем впереди лю́бом придавала ей силы. Но вся решимость девушки вмиг испарилась, когда неожиданно где-то совсем рядом раздался тоскливый, протяжный вой. Княжна остановилась как вкопанная. Горячую потную спину ошпарило ознобом, точно кто-то кинул за шиворот горсть снега. На руках вздыбились волоски. Вой повторился, и, неосознанно ища опору, княжна оступилась. Лодыжку пронзила острая боль, и Мстислава снова крикнула, больше не сдерживаясь. Она попыталась встать, но нога окончательно отказалась служить. Мстиша всхлипнула, злобно и беспомощно, и, утираясь, провела рукой по лицу. Вой снова повторился, на этот раз с другой стороны. Мстислава выпрямилась и замерла. От слёз не было никакого толка. Жуткий, первобытный страх смешался с яростью и желанием жить. Она наощупь отстегнула с пояса свой маленький нож. Наверное, он являлся жалким оружием против волка, но холодный булатный клинок был сейчас единственной опорой Мстиславы во всём белом свете. Она готовилась встретить смертоносную тварь лицом к лицу, и уж точно не собиралась сдаваться ей без боя. Мстиша ждала, затаив дыхание, затравленно озираясь по сторонам, когда впереди забрезжил огонёк. Поначалу княжна приняла его за горящие в темноте звериные глаза, но сразу опамятовалась. Живой первозданный пламень Небесного Отца ни с чем нельзя было спутать. Человек, державший в руке светоч, шёл почти бесшумно, а, может, это сердце Мстиши стучало так громко, что заглушало все остальные звуки. Увидев девушку, он зашагал быстрее, ловко уворачиваясь от веток и словно не замечая мосластых корней под ногами. Чужак остановился в сажени от всё ещё сжимающей в руке нож Мстиславы и внимательно вгляделся в неё, выставив пламенник вперёд. Молчаливый осмотр длился несколько кратких мгновений, и Мстише стало не по себе. Никто не смел разглядывать её, княжескую дочь, замаранную и ободранную, сидящую на голой грязной земле вот так, сверху вниз, бесстыдно и бесстрастно, без восторга и благоговения. Но незнакомец смел. Его левую скулу до брови пересекал давний, но заметный рубец, придавая ему лихой, страшный вид. Наконец, удовлетворившись увиденным, человек отвёл светоч и воткнул его в землю, загасив огонь. Только теперь Мстислава заметила, что иссиня-чёрный лес затянулся голубоватой дымкой. Занимался рассвет. Чужак приложил сложенные руки ко рту и три раза ухнул пугачом. Спустя некоторое время откуда-то из глубины леса раздался ответный птичий крик. — Не бойся, отогнал я их, — равнодушно сказал человек, небрежно откинув со лба короткие смоляные пряди. — А на другой раз тебе совет: от волков лучше всего на дерево забираться. — Он говорил как будто неохотно, с хрипотцой в голосе, словно до этого долго молчал. — Полно на земле сидеть, так и застудиться можно. — Он протянул Мстиславе руку. Но девушка совершенно опешила и от неслыханной наглости незнакомца, и от его спокойствия. Она с возмущением отмахнулась от предложенной ладони. — Да ты сам кто таков будешь? — надменно спросила Мстиша, в гневе забыв о недавней опасности. — Знаешь ли, к кому лапищи тянешь? Незнакомец выпрямился и усмехнулся. В сизом предрассветном полумраке трудно было разглядеть лицо, но Мстише показалось, что глаза под тёмными широкими бровями нехорошо блеснули. — Сам я человек досужий, хожу-брожу, беспутных девок из-под бурелома выуживаю. Ты шильце-то своё в чехольчик убери, не ровен час, порежешься, — добавил он, не пытаясь спрятать издевательскую усмешку. — Да как ты смеешь, смерд! — взъярилась княжна, но незнакомца нимало не пугало её бешенство. — Идём, Хорт уж поседел поди за ночь, весь лес обрыскавши, — сказал он, посерьёзнев. — Как, Хорт? — тут же растеряв свою воинственность, опешенно спросила Мстиша. — Ты его знаешь? — А как же. Кто, думаешь, меня на твои поиски снарядил? Ну же, — понукнул он, подманивая девушку обеими руками. — Не могу я идти, — едва не плача, призналась Мстислава. Всё оказалось зря. Все мучения, что она вытерпела в жутком лесу, пропали задаром, все надежды пошли прахом. — Ногу сбередила. Незнакомец бросил быстрый пытливый взор на лицо девушки, точно не доверяя её словам. — Посмотреть надо. Мстислава вспыхнула. Должно быть, даже в сумерках её щёки алели, как тлеющие головёшки. Нужно было отказаться, взбрыкнуть, но прямодушная решительность незнакомца обезоружила княжну. Она безропотно кивнула. Человек приблизился и встал на колени у ступней девушки. — Эта? Мстислава ответила очередным слабым кивком и осторожно потянула за полотнище верхницы, присобирая подол с больной ноги. В следующий миг она почувствовала прикосновение крепких пальцев. Незнакомец ощупывал её лодыжку бережно, но в то же время без всякой робости, явно не заботясь о том, что могла чувствовать девушка, которую трогает незнакомый мужчина. Несколько раз Мстиша ойкнула, но скорее для острастки, чем от настоящей боли. Незнакомец тем временем оглянулся вокруг себя и сорвал пару листьев росшего неподалёку троепутника. Затем достал из-за пазухи большую ширинку и, свернув её и вложив внутрь траву, принялся туго обвязывать вокруг Мстишиной щиколотки. — На ногу не наступай да не натруждай первое время, поберегись. У Хорта мазь спросишь, он знает. Ну а так, — он закончил последний узелок и осторожно опустил подол, а затем посмотрел прямо в очи смущённой Мстиславе, — до свадьбы заживёт. Один уголок его рта скривился в усмешке, а прищуренные глаза улыбались, но от этой улыбки девушку пробрал мороз. Несколько мгновений они глядели друг на друга, но Мстиша не выдержала и отвела взор, заворачиваясь в накидку, будто та могла спрятать её от пронзительного взгляда. — Озябла? — спросил незнакомец, поднимаясь и отряхивая колени, словно пытаясь загладить заботой неловкое молчание. — Ничего, в один уповод добежим, тут недалече. На становище мамки-девки тебя укутают, отогреют. — Да как же я пойду? — нахмурившись, начала было Мстиша, когда вдруг безо всякого предупреждения чужак наклонился и подхватил её на руки. — Держись крепче, — вместо ответа приказал он. — Пусти! — придушенно пискнула Мстислава, впрочем, послушно вцепляясь в рубашку незнакомца. — Да не так, за шею обними. Перебарывая смущение и злость, княжна подчинилась. — Задушишь! — Он недовольно повертел шеей, заставляя покрасневшую до ушей Мстишу ослабить хватку. — По мне, так оставить бы тебя тут ещё прохладиться ночку-другую. Может, тогда в иной раз подумаешь, прежде чем сбегать к лешему на кулички. Ещё немного, и волкам бы на заутрок угодила. — От одних волков спас, другому несёшь, — пробормотала Мстислава, отворачиваясь и стараясь держаться как можно дальше от лица чужака. Тот скосил на неё глаза и усмехнулся: — Что ж батюшка-то твой сплоховал, зверю в лапы отдал? Мстислава осеклась. Она хотела бы ответить, что отец думает только о княжестве, что он не верит в оборотней, что сестру пожалел, а её продал, словно ярушку на торгу. Но негоже ей, княжеской дочери, было жаловаться на родного отца безвестному простолюдину. Девушка изо всей мочи старалась не замечать ни сильных кряжистых рук, легко удерживающих её на весу, ни горячей кожи под своими пальцами, ни странной смеси из запахов пота и земли после дождя. Светало, и Мстислава пыталась исподтишка рассмотреть лицо незнакомца, но успела разглядеть лишь серебряную серьгу в ухе да несколько свежих царапин на щетинистой щеке. — Откуда ты взялся? Не видела тебя в обозе. — Да уж где княжне всяких смердов запоминать. Мстиша поджала губы. Ей было невыносимо стыдно. Прежде всего за то, что побег не удался и её поймали с поличным. Одна мысль о том, как она после произошедшего, да ещё и в таком виде окажется перед Хортом, была нестерпима. Другой мукой стал этот неизвестно откуда взявшийся проходимец, ведущий себя так, словно она была простой девкой, его ровней! Он не выказывал ни уважения к Мстишиному положению, ни почтения её происхождению, ни восхищения её красотой — того, что княжна привыкла получать от окружающих. Хуже всего, что девушка умудрилась оказаться в полной его власти. Не иначе ещё станет требовать награду за её спасение. Всеславна ощущала себя посрамлённой и униженной, и она дорого бы заплатила, чтобы поквитаться с этим задавакой. — Я помытчик князя Любомира, — неожиданно прервал мрачные думы девушки незнакомец. — Полесую для него, зверя бил раньше, нынче соколов да кречетов помыкаю. — Полесуешь на Медынской земле? — возмутилась Мстиша. — Что ж ты, княжна, про докончание о соколином пути не слышала? Зазимцы могут птицу ловить в Медыни, а медынцы в Зазимье. Добывал князю кречетов, домой возвращался, а по дороге нагнал ваш поезд. Думал пристроиться к нему, да смотрю, переполох в стане. Все с ног посбивались, ищут пропажу. Мстислава потупилась. Как-то она будет объясняться с Хортом?.. Стоило ей только вспомнить о воеводе, как впереди за зарослями замаячили светлые палатки становища. Сердце застучало где-то в самом горле. — Спусти меня, — сквозь зубы приказала Мстиша. — На больную ногу? — хмыкнул чужак, не думая останавливаться. — Немедля спусти меня! — рассерженно повторила княжна и со всей мочи пихнула его кулаком в грудь. Скорее от неожиданности, чем по её велению, он поставил девушку на землю, успев в последний миг подхватить под локоть, не давая Мстише всем весом навалиться на вывихнутую лодыжку. — Неужто думаешь, пристало княжеской дочери, чтобы её на руках из лесу бирюк обросший выносил? Её спаситель хохотнул, будто услышал понятную лишь ему одному шутку. — Вели прислать за мной чернавок, — хмуро распорядилась Мстиша, не понимая причины странной весёлости чужака и предпочитая не замечать её. — А тебе за то, что спас меня, обещаю вознаграждение. Проси, чего пожелаешь, — высокомерно добавила она. — За щедрость твою, княжна, — поклонился незнакомец, — да воздадут тебе боги. Мстиславе показалось, что даже нынче, поминая богов, он всё равно смеялся над ней. Человек уже сделал шаг вперёд, чтобы позвать подмогу, когда Мстиша остановила его: — Как кличут тебя, помытчик? Чужак застыл вполоборота, и низкое рассветное солнце заиграло в медово-зелёных глазах. Кажется, он задумался на миг, прежде чем с неизменной усмешкой ответить: — Кличь, княжна, как матушка нарекла, Нелюбом.