Бессердечные

По сравнению с прошлой неделей, вечер сегодня выдался настолько мрачным, что разница была бы видна даже с закрытыми глазами, несмотря на то что это просто преувеличение, так как если закрыть глаза, то не будет видно ровным счётом ничего: ни заснеженных деревьев, ни гололёда под тёплыми зимними сапогами, ни посторонней персоны посреди абсолютно безлюдной улицы, о которой ты отчётливо помнишь только звание "кратчайший и безопаснейший путь" от какого-то задрота с остановки. Впрочем, своего преследователя Брецель не видела даже с открытыми глазами, в отличие от деревьев и гололёда, так что в этой ситуации время суток влияет разве что на климат, так как по этой улице без церквей, магазинов и кладбищ никто ошиваться не будет, а Брецель ещё и девушка, из-за чего шанс преследования как будто удваивается, а из переполненных мусорных баков по левую сторону слегка попахивает поводом для идеального преступления. Но всё прошло как-то подозрительно хорошо, Брецель дошла до рабочего места и сейчас по её левую сторону во всю слышен лишь запах свежего сливочного масла и виднеются новенькие синие и чёрные тюбики, а в руке красуется не менее новенький мастихин, весь такой чистенький и гладенький, аж глаза радуются, особенно после лишней нагрузки на улице. Преследователь так и не показался, но его присутствие иногда похрустывало снегом и очень настойчиво отдавало аптечными лекарствами, из-за чего приходилось оглядываться и прищуриваться, дабы вдруг не оставить после себя кучу приклеенных к столбам распечаток собственного портрета. Как бы то ни было, сейчас у Брецель есть дела поважнее, на что намекал гордо стоящий перед ней скудный, пустой холст, от взгляда на который её мысли тут же сконцентрировались на любимом занятии, подхватывая дуновение ветра. Мало кто знал, но к пейзажам она питала особую страсть, которая проявлялась с самого детства, когда ещё маленькая Брецель порой часами торчала в разных музеях и с головой погружалась в каждую понравившуюся картину, лишь бы хоть на немного помечтать об иной жизни в другой вселенной, выставленной на показ в той, из которой Брецель в неё заглядывает. Оглядываясь назад, эти воспоминания кажутся немного странными. Брецель тогда была ещё совсем юна, что, скорее всего, только поспособствовало её уже развитому воображению, однако сейчас она чётко и ясно вспоминает, как прогуливалась по шероховатой лужайке из мелких мазков краски и кружилась вокруг нарисованной поверх неё беседки. Казалось, бред, надуманный под впечатлением от понравившейся картины, однако в память слишком приелась конкретно беседка, вся такая светлая и розовая. От одной только мысли о ней захотелось побывать там ещё раз и при первой возможности позвать с собой всех своих друзей, что Брецель по умолчанию приравнивала к чему-то такому же невозможному, как к прогулкам по мини миркам из разных картин. Так бы она и дальше думала об этом, размахивая мастихином до хруста костяшек, если бы резко не остановилась в процессе. Взмах — один из стаканов не устоял перед порывом ветра и ударился об пол, а кисточки, лежавшие в нём, укатились в разные стороны одна за другой. Брецель с лёгкой тревогой на душе отбрасывает инструменты и спешит поскорее поднять всё упавшее, прокручивая в голове только что произошедшее, пока из-за холста до неё не доходит уж больно знакомый запах прямиком из аптеки. — Чего это с тобой? Обычно же никогда не отвлекаешься на всякое... Звонкий хохот раздавался с самого края балкона, оттуда же постукивая Брецель по затылку, прежде чем она обернётся и увидит возле своего холста некую рогатую нечисть, которая с каждой секундой подходила ближе, пока они не встретились лицом к лицу.