***
Любой танец, если упростить, можно разделить на три ключевые позиции: подготовка, полет, приземление. С отношениями, если подумать, всё так же: вначале ты влюбляешься, потом строишь совместную жизнь, а затем умираешь. И будущее, к которому в итоге стремишься - просто подготовка к неизбежному. Это сравнимо с полетом, где едва оторвавшись от земли ты можешь думать только о том, как побыстрее достичь максимальной точки, а затем полностью сосредотачиваешься на красивом и желательно безопасном приземлении. И падаешь. И так? На «раз» - сделай вдох, На «два» - задержи дыхание, На «три» - выдыхай. А теперь давай с самого начала.***
Три. Самым страшным оказывается не одиночество. Не раненая гордость, не холод пустой кровати. Ужаснее всего оказывается гибель надежды. Когда погибает вера, начиная гнить, отравляет сознание своим ядом. Лия поняла это сидя на подоконнике в их спальне. Дверь за Музой закрылась несколько часов назад, но Икар до сих пор не вернулся. Комната была переполнена звуками: капающей из крана воды, гудения проезжающих за окном машин. Казалось, она слышит треск, с которым электричество проносится в проводах, заполнивших стены. Но всё перекрывал глухой, размеренный стук собственного сердца. Он безжалостно отсчитывал время. Девушка не могла оторвать взгляд от окна, переполненная злостью, обидой, разочарованием, с задетым самолюбием, она до последнего раздувала тлеющий уголек надежды. Подпитывала её счастливыми воспоминаниями, красивыми словами, сказанными утром, теплотой его улыбки, так ярко всплывающей перед замутненными от слез глазами. Каждая мимолетная тень, кто бы мог подумать, что их так много на залитой электрическом светом улице - казалась его возвращением. В каждом смехе, пробивающимся снаружи - чудился его голос, в каждом силуэте она узнавала знакомую походку. Часами Лия поддерживала угасающее тепло крохами, которые подбрасывало воображение. "Но в какой-то момент разочарования стало больше, чем веры. Тогда я достала свой туз, свою последнюю карту, ведь когда больше ничего не остается, надежда так часто спасала в красивых историях красивых людей. Меня начал разбирать смех. Я представила, как спустя время, мы будем весело вспоминать это недоразумение, скрывая горечь за широтой улыбки. Я услышала свой собственный голос, в котором лишь ты, да Брут, смогли бы различить страх - тот самый, что жил со мной многие годы. Который я почти победила, но он воскрес. Почему не заработал браслет? Той ночью, в стенах нашего дома, когда реальность взяла верх над наивным желанием ничего не замечать. Когда целый город оказался пустым, когда у прохожих внезапно пропал слух, испортилось зрение и исчез интерес. Когда вместо яркого света от твоей улыбки место рядом заняла темнота, от которой не укроет плотная штора и запертая дверь. Будущее по-прежнему мерещилось мне идеальным, ведь на смену ночи непременно приходит рассвет. Таковы законы природы. Смешные законы глупой природы. Смех разбирал меня всё больше - вначале попытка скрыть крик, этот пронзительный вопль начал разрывать мне легкие. Я чувствовала, как он зарождается под слоями одежды, как скапливается, подобно макроте, как пробирается наверх, раздирая саднящее горло. Я слышала, как из сдавленного звука рождается, накатывая будто эхо, безумие. Смех, переходящий на крик. Слезы обжигающие и без того распаленные щеки. Браслет не работал. Фемида молчала. И была слепа в своем правосудии. Впрочем, вечно кричать невозможно. Наши легкие на это не рассчитаны. И тогда я замолчала. Было ли той ночью холодно? Я не помню. Только теперь я знаю, как одиноко, как больно, как безумно страшно расставаться с надеждой, которую когда-то давно я прочла в любимом взгляде. И мне захотелось поделиться этим с тобой." Лия ставит точку и какое-то время смотрит на помятую бумагу и текст, в некоторых местах выделяющийся зачеркнутыми исправлениями. Слова можно переписать, подобрать, поставить в правильном порядке. Жизнь - нельзя. С застывшим выражением на лице, словно кто-то нацепил ей маску безразличия, она скомкивает хрустящие листы и равнодушно отбрасывает их в сторону. Что-то столь ненадежное и непостоянное не заслуживает существования. Впрочем, по одной теории, у всего в мире есть некая цель. Ненадолго задумавшись, она медленно поднимается, разминая затекшие колени, и сделав пару шагов, подбирает отброшенное письмо. Щелкает зажигалка. И яркое пламя, не уступающее зашедшему солнцу, на несколько минут согревает худые, дрожащие руки. Ещё немного и бумага сгорает до пепла, тут же подхваченного озорным ветром. Лия обессиленно садится на ещё хранящую последнее тепло землю. С той ночи прошло столько времени... Но порой, стоит ей смежить глаза, как воспоминания вспыхивают яркими пятнами, отзываясь томящей болью там, откуда прежде доносился размеренный ритм сердца. После снятия браслета мир в её глазах изменился, точно кто-то сменил настройки обработки цвета. Померкли голубой и синий, красный и черный затопили сознание. Персей утверждал, что туман в голове растворится, стоит только проснуться... Но его заменил смог ярости, обиды и разочарования. Лие казалось, что легкие забиваются этим прогорклым дымом, она не может дышать. А затем всё затихло. Все мысли, все чувства, вся боль - исчезли, смахнутые порывами воздуха от взлета Музы. Её крылья сияли на рассвете нового дня, она была так чудесна... Почти, как бриллиант чистейшей огранки. И в момент взрыва прекрасный алый, бордовый, вишневый... нет, даже больше - все оттенки красного, с легким вкраплением черного цвета заиграли в самой прекрасной искре. Лия была готова заплакать - она снова могла дышать. В следующее мгновение что-то изменилось в её сознании. Она окинула потерянным взглядом площадь, не задержавшись на Бруте, не удостоив Икара лишней секундой. Полис показался ей пустым, заброшенным и бесконечно одиноким. И она ушла, не задержанная стражей, невидимая для прохожих. В её некогда прекрасных сияющих глазах больше не отражались блики чьего-либо света. Небрежным жестом смешав пепел и пыль, Лия скрестила руки на коленях, спрятав в них изможденное лицо со следами недавних слез. Пожалуй, она подремлет здесь ещё немного, пока её не разбудит волчий вой или дребезжание собственных зубов. И тогда она продолжит путь. В поисках идеального мира.