Знакомство с Деограсиасами

В третьем часу бархатной августовской ночи икебана была готова. На двуспальном ложе из листьев папоротника, медвяных цветов алиссума и лаванды, окружённая вспышками золотых хризантем обрела вечное счастье юбилейная, десятая пара. Молодому человеку таинственный доброжелатель помог надеть обручальное кольцо на прохладный палец подруги. Едва флорист вставил цветок малинового мирабелиса в пулевое отверстие на лбу невесты, как бражник мёртвая голова подлетел и начал угощаться. Вслед за ним другие бабочки закружились над композицией. Может быть, это товарищественные души собрались, чтоб поздравить чету с переходом в лучший мир. Жизнь и смерть пребыли в совершенной гармони. Доктор Лектер возвращался к машине с чувством удовлетворения и редкостного благодушия. Ему хотелось сделать ещё что-нибудь хорошее. Ночная Флоренция услаждала чуткий слух журчанием фонтанов, стрекотанием кузнечиков; где-то ненавязчиво проворчал старый мотор… Свой чёрный Бентли с противоугонными метками сразу пяти мафиозных кланов доктор оставил недалеко от храма Санта-Мария-дель-Фьоре. В такое время суток этот автомобиль должен был быть единственным на парковке, но всего в нескольких шагах к нему присоседился замызганный довоенный грузовичишко, от которого разило самой беспросветной пасторалью и свежими выхлопами. Ганнибал вовсе не был таким снобом, каким казался, а на приключения его тянуло более чем регулярно. Он приблизился к кабине грузовика, заглянул внутрь – пусто; стал ловить носом человеческий запах, поймал, пошёл по навозно-соломенному шлейфу и вскоре отказался возле паперти, где увидел коленопреклонённого мужчину в тёмной одежде. Стиснув руки, тот отчаянно молил Богородицу простить его грешную душу и помочь в беде. Ганнибал остановился чуть поодаль, осенил себя крестом, негромко прочёл Ave Maria. Тут хозяин грузовика его заметил, вскочил и, разинув рот, не нашёл слов. - Моё почтение, сеньор, - сказал интеллигент, - Простите, если помешал. Незнакомец закрыл рот и жалобно свёл брови. Это был не худший человеческий экземпляр, но телесно неухоженный, душевно измождённый и духовно загашенный. - У вас проблемы? Может быть, я смогу помочь? - Вы, сеньор… енто… часом не врач? - Да, я врач. - А который врач – который в горлы смотрит, лёгкие слушает или брюхи режет? - Который режет. - Слава Те, Господи! – мужик левой рукой подхватил со ступеней шляпу, а правой вынул из кармана пиджака пистолет, - Не извольте пужаться, сеньор доктор! Я вашу милось ни в коем разе не убидю, тока делайте всё, чё скажу. Заплатим даже. - Я сам предложил помощь. К чему эти… меры? - А к тому, что дело больно пакостное! Но я весь грех на ся бёру, вам вроде как приходится… Такая мерзость, Господи! В здравом уме да своей волей никто не возьмётся! - Объясните... - Утойдём, сеньор, ут цервы. Ох, какой же тяжкий грех!... Дрындулет мой тама вон. Извольте вперёд. - Как вас зовут? - Карло. Пистолет сидел в кулаке этого типа, как влитой. Голос дрожал, но руки сохраняли твердость. Сложения Карло был крепкого, возраста матёрого. В общем, он имел все шансы дожить, по крайней мере, до утра. - Ну, мы достаточно далеко от собора? Я могу узнать, какая услуга вам требуется? - Да ента,… - Господи, прости! – когда дитё… из живота… до поры… - Понято. Вы знаете, что не только святые отцы осуждают подобные действия, но даже язычник Гиппократ запрещал своим ученикам?… - Дёваться некуда! Семья пропадает! - Каков срок беременности? - Да уж скоро третий месяц! – панически выкрикнул Карло. - Сколько лет пациентке? - Молодая, в самом цвёту. - Совершеннолетняя? - Да-да. - Она согласна на операцию? - Ну… - Она не знает, что ей предстоит? … Может быть, догадывается? - Нет, сеньор. - Вы состоите с ней в родстве? - Я люблю ёё ут всей души, понятно вам!? – Карло застучал себя пистолетом по груди, - Уна мне, может, ближе всех на свете! Но что ж ты с ентими углоедами будешь делать!?... - А отец ребёнка?... - Уу! Гнусный боров! Я вот ентими руками расхреначил ёму горло! Слыхали б вы, как он визжал, тварь поганая! - Может, там были сильные чувства? - Нет! Бьянка – уна тока меня любит! Меня удного! - Хорошо. Я постараюсь сделать так, чтоб синьорина Бьянка не поняла, что случилось, но гарантии дать не могу. Сможет ли она простить вас, если всё откроется? - Конечно! – прошептал доморощенный трагик, - Енто такой ангел! Если б уна тока могла понять, чё всё енто для меня значит, уна бы никогда!... Уна ни в чём не виноватая! Мой недогляд – мой грех! С этими сокрушениями Карло открыл дверь грузовика: - Прошу, залазьте. - А как быть с моей машиной? - С ентой-то? Дык утбуксуем к вам домой, а уттудова уж и на ферму. Доктор снял Бентли с тормоза. Абориген достал из кузова верёвку и привязал суперкар к своему ископаемому. Затем Лектер, задержав дыхание и вообразив жасминовый куст, проник в салон, сел, попытался вытянуть из гнезда ремень безопасности, но входная часть, видимо, приржавела к коробке. - Ну, - Карло плюхнулся в своё кресло, - с Богом. Говорите, куды поворачивать. Узнав, что ехать придётся в восточный пригород, он бесшабашно заявил, что бешеной собаке семь вёрст – не крюк, и поддал газу. - Вы ведь не тосканец? – уточнил пассажир. - Не. Сарды мы. - Что же заставило вас покинуть родину? - Дык жить нечем стало. - Если не секрет, каков ваш промысел? - Да всё больше туристы, - отвечал Карло, - Ну, раньше енто выгодно выходило, а тепереча… ох, узверели люди! Так, глядишь, приличный человек, костюмчик, там, с иголки, сам побритый, не матюгнётся, не плюнет, а подойди к нёму - так он браслетку ут часов своих швейцарских на кулак натянет и хрясь те в рыло! Каково!? - Неприятно. - То-то и уно!... Или, я извиняюсь, женчина! Упять же с виду всё как надо: калбучки, помадка… А в сумке пузырёк с такой ядовитой дрянью, что тока тараканов морить, с брызгалкой! Посля в горле неделю саднит, и глазами насилу промижешься. - Надо быть всегда начеку. - Золотые слова. … Здесь – другое дело. И работёнка нет-нет да подвернётся, и вообще народ культурный, вкусы всякие тонкие. - Да. - Не то что там те сицилийцы-утоморозки, чтоб их всех!... А вы сами уткудова будете? - Из Америки. Но по крови я наполовину итальянец; тут мои корни, в Тоскане. - Семья-то большая? - У меня нет семьи. - Чё, совсем!? … Кто ж вам готовит? Или всё по ресторанам мыкаетесь? - Сам себе готовлю. - Трудно? - Нет, привык. А вы, как я понимаю, главный в своём роду? Много у вас на руках человек? - Шестеро. Мать ещё живая, но ходит уж плохо. Уна у нас гречка, по молодости служила у ентого, как ёго, Унанасиса, миллиардера. Он за ей пять лимонов утвалил, а батя половину ей хотел утадть: мол, нате, донна Пенелопа, будьте енто независимые и не поминайте лихом, так я вас люблю; а уна ёму и утовечает: вы со мной, дон Бенвенуто, денежками делитесь, а я в таком разе всю жизь с вами хочу разделить. Ну, и убвенчались чин чинарём... Сёстра замужняя тоже, двое робят у ней – хорошие парнишки. А зять – дурак, размазня… Брат ещё – никак не уговорю ёго жениться… Карло закручинился, вспомнив о домочадцах. Видно было, что им грозит какая-то опасность. Прибыв к съемному особняку за чертой города, врач и фермер обнаружили позади грузовика обрывок верёвки. Бентли исчез. - Эх-ма, сорвался! Видать, тяжёлый был, – констатировал Карло, чеша затылок дулом пистолета, - У меня раз вот так же бык убёг. Я ёго на бойню вел… Ну, посля поищем. Вы собирайтесь – чё там вам надо для дела? Сначала доктор Лектер переоделся в хлопковую рубашку, пропитанную антисептиком, затянулся в жилет со вшитыми в подкладку семьюстами пластинами сверхпрочного пластика; повязал галстук с металлической строчкой, тупящей любое лезвие. Пиджак и брюки решил не менять, зато положил в дорожную сумку запасное бельё, носки, бритву, разумеется, опасную. Затем упаковал стандартный боекомплект: набор хирургических инструментов, пять пар латексных перчаток, тридцать одноразовых шприцов, три коробки ампул (ультракаин, адреналин, морфин), пачку пластырей, бинты, вату, бутылку хлороформа, моток резиновых трубок, три катушки липкой ленты, клещи, два керамбита... - Енто всё точно нужно? – спросил наблюдающий за сборами Карло. - Ваше недоверие меня оскорбляет, - ответил доктор, укладывая в сумку топор с короткой рукояткой. - Да я ничё, я тока для порядку… Взвалив на плечо всё необходимое для истребления семи-восьми человек, Ганнибал запер дом и пошагал к грузовику. Человек исключительно адаптивный, он уже почти не брезговал этим транспортом. Однако, судьба собственного авто его волновала… Бентли нашёлся у подножья небольшого холма врезанным задним бампером в фонарный столб, накренившийся по линии удара. Багажник был расклинен, окна превратились в сплошной кракелюр, от одного колеса отскочил диск. - Ой-ёоо! Эк её, бедную!... Сожалею, сеньор. Любитель всего элитарного вышел осмотреть останки машины. Большого огорчения не испытал: она была застрахована. Нужно только решить, что делать с ней сейчас. Подсказку дали три мотылька, рассекавшие воздух над щелью багажника. Оттуда всё ещё веяло цветочной пыльцой, а это улика. Доктор надорвал платок, чтоб уподобить его ленте, скрутил по длине, сунул одним концом в бензобак, другой поджёг, быстро вернулся к Карло. - Поехали. Рвануло не сильно из-за повышенной крепости кузова, но сард был впечатлён. Он побледнел и долго молчал, соображая, почему человек, посланный ему небом, так варварски поступил. Кое-какие мысли ему пришли… - Вы правда врач? - Показать диплом? - Дипломы все в Неаполе печатают, в подвале Пеппе Карта, будто я не знаю! … Сеньор, мы люди меленькие, взять с нас нечего. И так уж горя хлебнули. Сперва батю фашисты укокошили. А мож и не фашисты, так урки какие-то… Потом на удвоката ентого я, дурак, попал, а он, гад, повязанный указался; нас за нёго всех чуть не перебили! Детишек пожалели… Зато уштрафовали так, что хоть зубы на полку ложи. … Я б утпустил вас, да не могу: пропадём! На вашу милось вся надёжа! - Карло, успокойтесь. Я не имею к вам серьёзных претензий. … И всё-таки неужели единственное, что может спасти вашу семью от неведомых мне бедствий, - это антигуманная операция?... - Да. Других путёв нету. - Почему? Что у вас происходит? - А вот енто вот – наша семейная тайна. «Ладно, на месте разберёмся», - подумал беспощадный борец с мировым злом. Грузовик свернул с шоссе на неосвещённую дорогу. Ганнибал пробовал задремать, но машину так подкидывало на учащающихся колдобинах, что эта затея провалилась. Мысли о Бьянке заставили доктора Лектера вспомнить романтический эпизод двухгодичной давности, когда он наведался для разнообразия в Апулию, арендовал домик в рыбацком посёлке, а местный ушлый староста решил выдать за богатого иностранца свою дочь, успевшую зачать от какого-то нищеброда. Старик заставил девушку надеть самую короткую юбку и привёл к психологу с просьбой вылечить от всякой дури. Разговорить жертву не составило труда. Она без ума любит своего Микеле, а он – её, но папаша упёрся рогом, ах, кто её, несчастную, избавит от этой напасти!?... Через два дня старосту выловили в прибое, полуобъеденного рыбами, и схоронили в закрытом гробу. На могилу пролилось не больше слёз, чем капель дождя – на Луну. Через два месяца почётный гость селенья исполнил роль шафера на свадьбе Микеле и Аннунциаты. Происходи это всё во Флоренции, жизнь молодых была бы счастливой, но короткой, а так она просто пошла своим чередом. Теперь вот какая-то Бьянка… Дорога заняла свыше часа. Карло заглушил мотор в непроглядном месте, погасил фары, зажёг карманный фонарик. - Ну, - сказал, - Прибыли. У Ганнибала был и свой осветительный прибор, но он горел слишком ярко, так что использовался лишь в крайнем случае. Пришлось следовать за хозяином, попутно фиксируя самые разные запахи: яблоки, сливы, помёт травоядных, сено, звериные шкуры, птицы, древесная стружка, копоть, старые тряпки, сельдерей, чеснок, базилик, влажная жирная почва… Конечным пунктом стал маленький сарай, пристыкованный к громоздкому, также хозяйственному строению. - Вот, енто тут. Тока… вы должны знать… Вы ничё се не подумайте такого! Мои чувствы к Бьянке – они самые что ни на есь чистые! Лучано, дед еённый, мне как брат был! Как щас помню – прибился к нам на поле у болота, грязный весь, хлипкий, маненький такой!... Я десять с лишним вёрст ёго тогда за пазухой тащил… - Карло, я могу выслушивать любую ахинею, но за отдельную плату. Покажите мне скорее пациентку. Карло толкнул дверь сарая, ткнул по заляпанному включателю, и в свете тусклой лампочки доктор Лектер стал свидетелем немыслимой сцены: человек упал на колени, простёр руки для объятий. К нему подбежала свинья. Карло обхватил её шею, прижался щекой к щеке, назвал своей красавицей, поцеловал в угол уха, а она приветливо урчала, ворковала, тычась носом в его лицо. - Это – Бьянка??? - Да, сеньор. Ах ты золотце моё! Соскучилась? Соскучилась! Рада! Спасибо, что пришёл! Где был? И что там за зловонное пугало? – так полиглот и психоаналитик машинально переводил полный эмоций звукоряд животного. Ганнибал смутился: прежде он знал только свинину, о свиньях же судил абстрактно и, увы, шаблонно. Тут вдруг ему предстало не мясо, но любимое и отвечающее на любовь любовью существо. С виду Бьянке было года четыре. Она вела подвижный и здоровый образ жизни, не жир, а крепкие мышцы скрывались под светлой щетиной, густота которой говорила о близости с дикими пращурами. Ноги удлинённые, но хвост петлёй. Рот обаятельно улыбался, пятачок напоминал перевернутое сердце. - Я не буду делать ей аборт. - Чё сказали!? – Карло встал и свирепо нахмурился. - Не буду, - повторил врач. Фермер выхватил пистолет и прицелился упрямцу в лоб, но тот ещё раньше наставил малокалиберный Вальтер на своего похитителя. - Карло, вы скотина без стыда и совести. Человек может найти для себя тысячи дел, но у животного всего один смысл жизни – размножение, и мешать этому – кощунство. - Да, скотина! Хуже скотины! Ну что ж мне мать за милостыней посылать!? Или сёстру – на панель!? И племянников голодом морить!? Ну, стреляйте! И уж тогда всех разом порешите: и мальчишек, и старуху!... Изверг! - Хоть растолкуйте, чем вам может повредить поросячий приплод? - Не могу. Секрет енто наш. Два суровых мужчины исчерпали слова, но продолжали держать друг друга на мушке. Тут предмет их раздора сделал свой ход, а именно выступил вперёд, прижался бедром к хозяйской ноге и издал протяжное, басистое утробное рычание, гласящее: «Сейчас отъем тебе чего-нибудь!». - Бьянка, этот человек требует, чтоб я убил ваших будущих детей. Бьянка подняла голову и гордо, самоотверженно хрюкнула. Воинствующий гуманист опустил оружие. - Всё мой грех, - твердил Карло, - У ней так уж было, и я ничё. Понимаю: натура. Во тока б не сейчас! Посля! Вёсной! Ну, не могу я енто убъяснить, сеньор доктор! Пожалейте вы нас! - Ладно. Бросьте пистолет и подержите её за голову. Я сказал, бросьте, а не уберите. - Дык бросишь – он сломается. А подержать – всегда пожалста. Нечестивый фермер опустился на пол, снова обнял любимицу: - Не бойся, детонька, енто хороший человек. Ветеринар поневоле присел сбоку от свиньи, осмотрел её живот, осторожно ощупал. - Вы уккуратней там. … Ну, чё дальше? - Пока ничего. - Упять вы?... - Я не спал уже больше тридцати часов. В таком состоянии нельзя оперировать. - Утдохнуть, значит, хочете? - И попить. - Из колодцу не погнушаетесь? - Нет. Карло попрощался с Бьянкой и вывел гостя в тёмный сад, где среди спутанного ежевичника белел каменный пень под деревянным навесом; спустил на цепи железное ведро, вытянул, подал, предупредил: «Пинжачок не ублейте». Утолив свою рефлекторную жажду, надсаду всей жизни, Ганнибал ещё больше вознуждался во сне. Симфония сельских ароматов изминала его душу; рассудок спотыкался, словно в опьянении. Для ночлега Карло предоставил ему сеновал на втором этаже большого сарая, бросил на хрусткий ворох стёганное одеяло домашней выделки, дал ещё какую-то рогожу. - Удеяльце постелите, чтоб не кололось, а ентим накрыться могёте. Свет внизу погашу – не взыщите: дорого платить, мы – люди небогатые… - А кто там топчется? - Да кролики по клеткам копошатся, куры ещё на насесте. Если пётух, дурак, заорёт, вы не пужайтесь. Карло спустился по грубой деревянной лестнице, выключил лампочку, проскрипел и стукнул дверью. Ганнибал снова принюхался, но понял лишь то, что под потолком висели свежие берёзовые, рябинные, ивовые, полынные и прочие веники. Практически вслепую он расстелил тонкую тряпицу, разделся, словно для купания, выложил свои вещи на тряпку, сам завернулся в одеяло и закрыл бесполезные глаза. Приснилась большая шоколадная лужа, в которой нежилась здоровая свинья, безмятежно помахивая ушами и слегка разгоняя порхающих во множестве капустниц и голубянок; по берегами из рыжей глины бородавками росли ягоды ежевики, чёрные, блестящие, зернистые. Но вот свинья поднялась, повернулась; жирная гуща быстро соскользнула с её брюха и открыла гребнеобразное вымя, розовое и твёрдое, а вместо сосков из него свисали большие острые зубы. Она зарычала, и Ганнибал проснулся. Над ним стоял некто в тёмном худи и с косой в руке. Свет утра из щелей дощатого фронтона играл на стальном полотне. - Подымайтесь, сеньор, я за вами, - сказал призрак молодым, весёлым голосом. - Не рановато? - Восьмой час уж. Карло велел вас разбудить. - А вы, значит?... - А я брат ёгонный, Маттео. - Рад знакомству… Мне надо одеться. - Удёвайтесь на здоровье. Не голым же завтракать, да? - … Зачем вам коса? - Дык косить. Крапивь по забору вымахала во какая! Большой сарай открывался на две стороны. У дальнего входа уже бродили куры, в проёме виднелся двор и жилой каменный дом. - Хочете, я вам угород покажу? Рита всё удно ещё хлеб не вынула. Маттео поводил гостя по саду, мимо уличного крольчатника, и коптильни, до колодца, где помог умыться. Бьянке, которая гуляла свободно под плодовым деревьями и ела падалицу, он ласково сказал: «Привет, милашка. Не бегай за мной: пораню». Потом указал издалека, где собирается косить, а куда сеньору доктору нужно идти, чтоб подкрепиться. У слепой стены дома в окружении старых каштанов были врыты в землю стол и две длинные лавки. На одной уже сидел Карло, осунувшийся, бледный, жалкий: он так и не сомкнул глаз за всю ночь. Перед ним и напротив него лежали простые льняные салфетки. - Садитесь, - глухо уронил свиновод, - Как почивали? - Хорошо. - … Ща тут сёстра поесть вам принесёт… Вы уж при ей помалкивайте, ладно? А то привяжется – спасу не будет. Вскоре явилась женщина в затрапезном платье, в серой кружевной шальке на обрюзглых плечах, и вообще с её комплекцией можно было позировать Рубенсу. Ставая на стол блюдо и чашку, она произнесла с натянутой улыбкой: «Утро доброе, ваша милось. Уткудова пожаловали?» - Не замай, с далёка он, из-за кордону; по-нашенски почти что не гуторит, - проворчал ей Карло, и она умолкла, отошла, но вскоре поманила к себе брата, предоставив гостю завтракать в одиночестве. - Ну, чё такое, Рита? - Не ндравится он мне! Прожжёный какой-то… Ишь, как лопает! - Дык голодный, видать. Притащи ещё чёнть… - Перебьётся! – прошипела женщина, - Пусть дело сперва сделает! - Ладно. Ты поди, убедом займись, мы тут сами… Меж тем доктор Лектер заканчивал трапезу, вычищая коркой свежего хлеба остатки крыжовенного варенья с толстых стен глиняной пиалы. Пред этим он съел бутерброд с сыром, не подпадающим ни под одно известное наименование: не рикотта, не моцарелла, не качокавалло; то был безымянно-беспородный сыр-дворняга. Запил терпким отваром кипрея с таволгой и смородинным листом. Как в меню, так и сервировке господствовал крафт. Ложку полвека назад выточили из кипарисовой ветки. Грузная, кособокая, но вместительная глазурованная чашка удивила – кустарь, смешав кочерёжную сажу с яичным желтком, вывел в стиле наскальных древних росписей рогатого оленя. Тот стоял, спокойно глядя вперёд, то есть влево. Ганнибал повернул голову туда же и увидел Карло. «Ну, подёмте, - измученно выговорил свинолюб. Сумка с медицинскими и прочими вещами с ночи лежала у дверей в сарайчике Бьянки. На свежую солому доктор приказал постелить самую чистую простынь, потребовал себе ещё кипячёной, но не горячей воды, таз, полотенце. Всё это раздобыл услужливый Маттео. Затем счастливой в своём неведении свинке дали до отвала надышаться хлороформом. «Тока не покалечьте! Ради Христа! Покалечите – убью!», - всхлипывал Карло, выталкиваемый уже без всяких церемоний на улицу. Прошло какое-то время. Хирург выглянул на крыльцо и жестом прозвал фермера внутрь. Теперь оба были одинакового бледны и подавлены. Бьянка лежала на боку, ровно, но как-то тяжело дыша. Карло припал ухом к её сердцу, провёл ладонью по животу и не нащупал шрама, вопросительно глянул на врача. - Резать не пришлось, - сказал Ганнибал, - но всё исполнено. Он приподнял запятнанное полотенце над тазом. - Сколь их там? – без голоса спросил Карло. - Восемь. … Вы обещали заплатить. - Извольте. Но мы люди бедные… - Мне не нужны деньги. - Чё ж тогда? - Эти малыши. - И чё вы с ним делать будете? - Зажарю в кляре и подам вам на обед. - … Вас в детстве головой что ли роняли? Рази можно ентакое есь? - А как вы собирались поступить? Скормить их червям? Или кошке? Накликать на себя гнев Артемиды? Она убийства эмбрионов не прощает, а знаете, почему? Им не оказывают должного почтения, превращают в отбросы, хотя это самые чистые сосуды жизни, святые существа. Земля не достойна их плоти. Мы приготовим их с любовью и съедим с молитвой. Смерть растворится в желудочном соке. Печень отпустит наш грех. Их нераскрытая сила раскроется в нас, и нас уже никто не сможет осудить. Моё кредо таково: чужую кровь с рук смыть нельзя – только слизать. Сард потёр кулаком свой отнюдь не сократовский лоб. - Ничё не понял, чё вы ща сказали… Но ладно. Вы – человек городской, убразованный; вам, стало быть, видней… Выглянул в сад, прокричал: «Маттео, подь сюды!». Младшему брату было поручено покараулить Бьянку. - Как она? – взволнованно спросил парень. - Вишь, спит, бедняжка. Ушки-то какие холодные!... Затем хозяин повёл доктора в дом. Таз с поросятами он взять не решился. - Карло, может всё же объясните?... - Во заладили! Сказано – секрет! Не могу. На кухне Рита месила тесто. Брат дал ей краткие инструкции насчёт гостя и ушёл. Сеньора поставила перед Ганнибалом банку с мукой, корзинку с яйцами, солонку, пустую миску, сунула в руки ложку и белую тряпку: - Космы повяжите, чтоб в еду не сыпались! Как у меня! – похлопала себя по головному платку. Сообразительный чужестранец спрятал волосы под косынку по-пиратски, и дама вернулась к тесту. Только она вмяла в него кулак, как, шаркая опорками и стукая об пол клюкой, вошла седая темнолицая старуха в сизом платье с бледно-жёлтыми цветами. - Те чё, мамань? – спросила Рита. - Да вот на постояльца поглядеть. Доброго здоровьица, мил человек, - улыбнулась она пятью последними зубами. Ганнибал кивнул с подобающим пиететом. - Ничё тут милого, - скрипела Рита, давя белый ком, - Жулик какой-то. Ещё стряпать взялся. Утравит нас всех – вот увидишь. Экс-секретарша Креза Ананасиса подковыляла к Лектеру, пощупала полу его расстёгнутого пиджака, отогнула, одобрительно щёлкнула языком: - Хороош костюмчик! Крепкий, ладный. И подкладка – чистый шёлк! - Енто да! – согласилась с ней дочь, - Такой бы на Маттео – дык любая девка за нёго пойдёт. - Даст Бог, даст Бог, - ласково закивала матушка, - А хрюшка-то наша всё в тягости? - Не, упростали. Ентот вон расправился. … Поди, волосьями мне в тесто не тряси. Бабка удалилась. Рита взяла скалку и завела сердитый монолог: - Дурында! Олух! Тащит в дом каких-то злыдней! Ещё корми их, будто своих ртов мало!... Ишь, в жилеточке! Учёный – окорок копчёный! - Сеньора, - не выдержал слушатель, - у вас не будет белого вина и яблочного уксуса для маринада, а также молотого кориандра, розмарина и чеснока? Всё это он выговорил отчётливо и чисто, словно родился во Флоренции или Болонье. Женщина вскрикнула, тараща глаза и роняя скалку, потом сломя голову выбежала из кухни на поиски Карло. Вся кухня оказалась в распоряжении Ганнибала. Он повесил пиджак на дальний стул, засучил рукава и предался любимому занятию: погрузил поросят в ароматную купель, потом вез всякой скалки, на весу превратил отдохнувшее тесто в пучок белых струн, отправил в духовку твердеть. Заглянувших с вопросом «Дядь, а чё вы делаете?» мальчиков послал на огород за базиликом и ещё чем-нибудь – главное, побольше. - Он – бандит! – горланила в сарае Рита, - Рази приличные люди ночами по городу шастают!?... А на кухне в кипящую воду сыпались спагетти. Старший поварёнок, Джанни, возил по тёрке куском сыра. Младший, Дино, шелушил чеснок. Шеф-самоучка за полминуты превратил ворох травы в мелкую сечку, переметнулся к плите длинной ложкой, потом замесил разом три разных соуса, кляр…. - Молодые люди, разыщите донну Риту и скажите, что обед можно будет подавать через четверть часа. - Хоссподи!!!... – обмерла женщина, увидев семь затейливо, ярко оформленных блюд. - Я побоялся, что тесто пересохнет, - скромно сказал инициативный гость, - Помочь вам отнести это в столовую? - Куды? Естественно, никаких столовых тут не было в помине. Карло и Маттео приволокли разномастные стулья. Мальчики привели бабушку, и все начали кое-как усаживаться. Рита раздавала тарелки, из которых ни одна не повторяла другую, и продолжала чихвостить старшего брата, только уже в ином ключе: - Прохиндей ты бесчестный! Устрамил сёстру перед учёным человеком! Я ж такой там блажи наболтала, ой, стыд! Вы, сеньор доктор, на меня, дуру, не убращайте внимания. Мы – народ безмозглый, неотёсанный. Сами не знаем, чё городим. - Всё в порядке, сеньора. И дон Карло не соврал: я действительно почти не понимаю ваших слов, - прекратил Ганнибал её тошнотворные оправдания. Ему предложили место справа от главы семейства. Соседом слева оказался флегматичный и молчаливый супруг Риты. Сама она с потомством теснилась у другого края, сразу после Маттео. Матушка Пенелопа воссела у дальнего торца. Учтиво испросив позволения у Карло, доктор встал и обошёл собравшихся с тарелкой наггетсов, в которых ещё вчера бились сердечки. Первой угостил старушку, и она промолвила: «Спасибо, сынок». Далее – мальчиков. Дино заставил свой пирожок обскакать по кайме тарелку и лишь потом откусил с головы. Ритин муж наколол свою порцию вилкой, разрезал ножом пополам – казалось, у этого субъекта был опыт цивилизованной жизни. Маттео принял угощение равнодушно, Рита – скривившись, а Карло не хотел и брать, пока Ганнибал демонстративно не съел предпоследнего свинёнка и не напомнил похитителю о договоре. Наконец, тарелка опустела. - В расчёте? - В расчёте. Фермер и хирург пожали руки. Карло сбегал проведать любимицу, вернулся с улыбкой и бутылкой: - Учнулась, голубушка, сидит… Слава Богу! Хряпнем по такому случаю ликёрцу! Ликёром тут называлась лютая ракия вперемешку со сливовым компотом. Разлили её по простецким стаканам, готовым к чоканью любой интенсивности. - За здоровье Бьянки, нашей кормилицы!... Эх! Закусим, кум, - Карло положил на тарелку доктора Лектера ломоть ветчины, - Енто вот Марио, бьянкин-то хахаль, прости, Господи! - О, да у нас настоящее семейное застолье? - А то! Знатно пропёкся, да? - Превосходно. - Ещё по стопарику? Помянем хряка! - Грех не помянуть. Выпили ещё… И ещё… - Скажжите, Карло,… вы оччень любите свиней? - До смерти! … Батя женился - детишки пошли, тут уж удними людями не прокормишься; поросяааток завели. И всё на мне, всё на мне!… Так и вырос в хлёву. - По-ввашшему, свиньи не ххуже людей? - Ллучше!!! – Карло хватил кулаком по столу. - Но вы ихх едите… - Дык чё ж!? Жизь такая – енти тех едят, а те – других!... - Мы ж их сами и кормим, - вставил Маттео. - Тот, кто берёт, всегда хуже того, кто лишается, - изрёк ритин муж. - Слыхали? – усмехнулся Карло, - Сам, поди, не понял, чё сказал, а туды же… Ну, ещё по одной? - Хватит! – отрубила Рита, - Джулио, возьми ихний пузырь и вылей в помойку! Джулио повиновался, но хозяйке этого было мало, она велела остальным мужчинам («уголтелым пьяницам») быстрей доедать лапшу и топать на боковую. Маттео приютился где-то в доме, а Карло с Ганнибалом пошли в сторону сарая. Путь показался неблизким. Учёный человек успел изложить селянину свою концепцию языческих божеств – что таковые, вопреки клерикальным предрассудкам, суть не бесы, а ангелы, сотворённые Господом Саваофом в помощь обитателям земли, и невозбранно христианину чтить Фебу и Фавна, заступников всех четвероногих, самок и самцов. Расставались у лестницы на сеновал: - Карло… - Нну? - Вы в курсе, что ттакое кан-ни-ба-ллизм? - Нее, уткудова! Мы люди тёомные. Доктор махнул рукой, вскарабкался наверх, сбросил пиджак и рухнул на одеяло. От запаха сена до самых костей пробирал сладкий озноб, а хмель внушал чувство бесконечного падения. Но вот полегчало. Ганнибал осмотрелся, и под его взглядом сухая трава воскресла, поднялась, налилась хлорофиллом, а веники над головой стали живыми ветвями громадного дерева, вроде баньяна. По другую сторону многоколонного ствола, образующего ровную галерею а-ля Парфенон, сидел, окруженный людьми в звериных шкурах, с синими спиралями на лицах, Феокрит Сиракузский. Он перебирал струны лиры, заунывно вещая о гибели Адониса. Умолк. «Я ничё не понял, - сказал ему кто-то из публики, - Давай повеселее чёнть!». Аэд перелепил лиру в арфу и запел: «Отринь сомнения, сын Фулы! Сегодня Фрейр к тебе благоволит!...». Тут внизу прокричал дурак-петух. Сон развеялся. Герой восстал с ложа в состоянии самой безалаберной пассионарности, приметил на настиле рядом с сеном косы, вилы, серпы, топоры, даже давно нечищеный арбалет, но от всего этого барахла отвернулся с презрением. Он и голыми руками заломает хоть какую нечисть! Карло всё ещё спал возле Бьянки, потеснив её с белой простыни. Свинья лежала на животе, подогнув под себя ноги и грустно вздыхала. Увидев чужака, принёсшего опустошение её чреву, она дёрнулась и сердито, громко фыркнула. Крестьянин проснулся. - Карло, мне не даёт покоя один вопрос… - Да чё вам всё неймётся!? - Нет, уже другой. Вы упомянули, что Бьянка и раньше бывала беременна. Где же её старшие дети? Вы продали их или сами съели? Карло встал, отряхнулся: - Вам енто шибко интересно? - По зарез. - Ну, раз сами проситесь.… Подёмте - покажу. … Утдыхай, моё золотце. Проходя по двору, свинарь взвалил на спину мешок гнилых яблок, потом заглянул в дом, крикнул: «Рита! Мы за западное поле». Хозяйка тут же выскочила, всполошённая: - Хосподи! Туды – в таком-то виде!? Не пущу! Сеньор доктор, погодьте минутку, я вам переодеться найду. Нельзя так! Там же грязь по уши… будет… - Не беспокойтесь, мадонна, я предпочитаю остаться в этом костюме. - Ну, ботиночки переобуйте! - Нет, благодарю. - Хоть галстучек сымите, - причитала Рита, как на выносе покойника, - Ведь он, поди, цены немалой!... - Извините, нет. Двухколейная грунтовая дорога составляла километра три по идиллическим равнинам с дубовыми перелесками, слегка заболоченным. Солнце клонилось к закату, и колосья диких злаков горели червонным золотом. Провожатый то и дело протяжно свистел в глиняную дудку. Путь упёрся в пологий холмик, словно вскопанный для посева. Карло развязал мешок и насыпал падалицу широким кругом. - Ща, убождите минутку. Скоро явются. … Вы енто… руками тока не машите, и глаза не пяльте – уни не любят… И рот не разёвайте… Ну, да чё там… Вот окрестные кусты зашевелились, послышался топот, и на поляну потекли бурым щетинистым потоком кабаны числом до полусотни. Они быстро окружили Карло и его любопытного гостя, принялись пожирать фрукты. Лучший друг свиней спокойно подходил, трепал холки. - Знакомьтесь, сеньор. Енто вот Нина, вожачка. У них ведь бабы верховодют… Много молодёжи наплодили, да? Кольцо мохнатых морд и спин сужалось. Пятаки алчно морщились на вдохах, пасти хотели пожевать чего-нибудь существенней даров Помоны. Ганнибал оглянулся на Карло, а тот стоял уже по другую строну блокады, виновато разводя руками и складывая пустой мешок. Искатель приключений достал пистолет, но пули кто-то успел вынуть... Вепри уже вплотную обнюхивали дорогие брюки, кое-кто нерешительно взялся за пятку ботинка. Тут Ганнибал набрал полные лёгкие, припал ртом к ближайшему звериному уху и крикнул со всех сил. То был даже не человеческий голос, а рык смилодона, тотчас перекрытый поросячьим визгом. От акустической травмы у бедной свиньи мозг так и взорвался. Она отпрыгнула, даже не пытаясь отбиться от хищника. Её испуг отозвался паникой во всём стаде; в треть минуты все разбежались кто куда, только подальше от чудовища. Карло попал под замес – его пырнули носом выше колена, опрокинули, истоптали… Триумфатор полюбовался, как закатное солнце красит алым кончики уже далёких кабаньих ушей, и подошёл ко скрюченному на земле сарду. - Оййй! – тот то выл сквозь зубы, то жалобно кряхтел, - Черти! Дурьи бошки! А вы-то, кум, чума вас источи! Чё разорались!? Съели бы они вас что ли!? Охх, чтоб вас всех!... Наследник Гиппократа помог лицемеру встать: - А грязь тут действительно по уши. Воображаю, какой шквал эмоций вызовет у донны Риты состояние вашего наряда. - Валяйте, насмехайтесь! И по вам копытыми пройдутся. Бог-то всё видит! И весь обратный путь, почти вися на шее у доктора Лектера, Карло его же осыпал упрёками, сулил какие-то несчастья… - Я тоже пострадал. У меня надорваны голосовые связки. К утру или раньше смогу только шептать. - И правильно! И поделом! Будете знать, как зверюшек глупых разганивать! Солнце уже село. Над травой поднимался туман. Воздух хранил дневное тепло, но порой обдавал прохладой, даже без ветра. Ганнибалу хотелось отвести Карло домой, взять ножи, топор и вернуться в лес на целую ночь. Рита пила на кухне третью чашку кофе с вареньем, когда вернулись новоиспечённые кумовья. Карло вдохновенней прежнего запел Лазаря, попросил послать Маттео и Джулио затопить баню. - А что у нас на ужин? – спросил Ганнибал. - Не знаю. Марио-то кончился почти, пара кусков тока усталось… Ща допью – пиццу что ли сгоношу. Карло ушёл в сарай к своей зазнобе дожидаться бани. Хозяйка и пленник остались наедине. Рита нехотя замесила новое тесто. - Ох, умаялась я нынче!… Всё крутисся-крутисся… Ни на минуту не присесть… - Позвольте мне помочь вам, например, с начинкой. - А и займитесь… Руки-то у вас тем концом вставленные… Не то что у муженька моего, устолопа! Цельными днями без дела шляется! Или дрыхнет! …… А вы сами-то в баню подёте? - Да, думаю, будет не лишним. - … А вы чё ещё умеете делать, укромя как стряпать и свиней до выкидышей доводить? - Я знаю много языков, играю на разных музыкальных инструментах… - На гармошке? Али мандолине? Али на трубе какой? - На таких не пробовал, но, думаю, справился бы. - Я тоже… Доктор Лектер присмотрелся к матроне – её лицо горело, глаза ошалело блестели, грудь дышала до неприличия глубоко. Ну, отлично! Феромоны заработали!... - … А с вами в жизни не было ли такого,… чтоб сперва человек не ндравится, прям жуть, глянуть тошно,… а посля тока думаешь: «Хосподи!»… - Мам, дай поесь! – пропел вдруг детский голос. Джанни стоял в дверях, держа за руку братика; оба корчили жалобные гримаски. - Вон утсюдова, черти! – взъярилась женщина, - Нету ничё! Ща скалкой у меня схлопочете! - Сеньора, разве можно отказывать голодным детям? - Да уни убнаглели! Жрут и жрут!... Материнский инстинкт отключился. Теперь эти мальчики – те же сироты. - Пожалуйста, дайте им поесть. (А то я вам сейчас тесак под лопатку всажу!) Рита достала из угла деревянную лоханку, прикрытую марлей, со стуком опустила её на стол, отпилила кусок хлеба. - Вот, лопайте! - Ну, мааам! Там же чеерви! – захныкал Джании. - Черви? – оживился Ганнибал, - Это что, тот самый сыр? Главная кулинарная легенда Сардинии? Можно попробовать? Давно мечтал, но не мог найти. Он взял ложку, зачерпнул изрыхлённую, шевеливую серую массу, поднёс к глазам, понюхал и съел, смакуя, словно марципан. - Хлебцем хоть заешьте, - предложила Рита. - И так хорошо, - проглотил ещё. - Вот даёт! – прошептал Дино. - Нам ща воще ничего не достанется! - Не бойтесь, вот моя последняя порция. Хотите, я приготовлю вам одно забавное кушанье? Мальчики закивали. - Донна Рита, вы обещали пиццу. Ребята, раздобудьте где-нибудь редиску или репу, маленькую луковицу и ещё съедобных трав. Кстати, крапива и мокричник придали соусу песто весьма оригинальный вкус, но сейчас прошу обойтись без сорняков. - Вы не больно их балуйте, - сказала Рита. Ганнибал ничего не ответил, только потрогал себя за горло, в котором уже чувствовалось недоброе распухание. Когда мамаша взялась раскатывать тесто, дети вернулись с зеленью и овощами. - Так, - сказал доктор, - не знаю, как вы, а я люблю играть с едой. Иногда это единственный способ её приготовить. Садитесь и смотрите. Серьёзностью лица и голоса он напоминал школьного учителя, но руками действовал, как ярмарочный фокусник: достал заветный ланцет, обскоблил редиску, вырезал там, тут и ещё в четырех местах, наделал глубоких и частых насечек. - Что у меня получилось? - Адамова башка! Черепушка! – восторгнулся Джанни. - Верно, только это не Адам и даже не бедный Йорик, а разбойник, который грабил и убивал своих гостей. Подержи его, Дино. Далее солист гастрономического театра размазал касу марцу по куску хлеба, бросил сверху щепотку корицы, разрезал лук, разобрал на полукольца, измельчил сердцевину и с помощью пинцета выложил на бутерброд так, что получились рёбра и хребет скелета. - Здесь истлевает труп злодея, поедаемый червями. А где же череп? Положи сам. … Хорошо. Пусть это будет поляна – украсьте её травой. … Готово. Можно есть. - Мам, гляди! Мертвец на булке! - Тьфу! Страхолюдие! Рита хотела рассердиться, но не смогла и нервно засмеялась. - А где у него руки и ноги? – спросил Дино. - Звери растащили. - А как есть-то? - Черепушка моя! - Нет моя! - Маам!... - Утвяжитесь! - Не трогайте маму. Можно разделить нашу композицию вдоль. Сказано – сделано. Каждому – по половине рёбер и по полчерепа. - А где у него мозги-то? – придрался Джанни, - В голове мозги должны быть! - Знать, дурак он у вас, - заметила Рита. - Я не хочу есть дурака! – закапризничал Дино. Ганнибал нашёл на подоконнике грецкий орех, вскрыл, показал зрителям: - Это похоже на мозг? - Вроде, - проговорил старший мальчик. - На мозг папаши твоего енто похоже, - пробурчала хозяйка. Кулинар-ювелир вырезал в половинках редисочного черепа полсти, уложил на сыр так, словно мозги вывалились из своей коробки. - Теперь у нас умный, но всё равно мёртвый негодяй. Смотрится отменно, хотя за вкус не поручусь. Это всё-таки не свежее мясо… Дети умяли бутерброды, женщина засунула пиццу в печь. Постепенно семья собралась в ожидании ужина. Последним пришёл Карло, только что отмытый, с выбритой до дюжины царапин и распаренной физиономией. На нём болталась условно белая, растянутая до предела майка и лоснились полувековые чёрные подштанники. - А малышка-то уж ходит! – сообщил он, - Я пустил её по саду попастись. Все дружно возликовали. Рита вынула и стала резать пирог. - Можно мне тоже помыться? – почти шёпотом спросил у неё Ганнибал. Выглядело это двусмысленно. - Прям щас? … Ну, ладно. Эй, вы тут ешьте потихоньку, а я сеньора проводю до бани. … Я вам, куманёк, ещё бельишко кой-какое соберу. Ступайте на двор-то, я быстро… Карло и Маттео только хехекали, поглядывая то на взвинченную сестру, то на красавца-гостя, то на хмурого зятя. По пути к бане – эта хибарка пряталась в ежевичнике подле колодца – доктору и его вожатой встретилась Бьянка. Она печально бродила под яблонями, нюхая землю и воздух. Учуяв запах родни, дружелюбно похрыкивая, свинка подбежала к человеку, стала изучать его ауру. Словно воочию ей предстал хоровод детей и внучат... - Пошла, пошла, гулёна! – Рита толкнула её ногой, - Не твой енто кавалер! Бьянка огрызнулась, но сочла ниже своего достоинства спорить. Она верила, что совсем скоро Карло отведёт её на западное поле, и она сможет вдоволь надышаться милым стадом. Правда же была в том, что ей ещё несколько месяцев не суждено выйти из усадьбы… В предбаннике висел крупный осколок зеркала, и в нём доктор Лектер увидел порядком одичалое, колючее лицо под разлохмаченной шевелюрой. Так всегда. Стоит ему на сутки лишиться доступа к ванной, как он превращается в нечто чащобное, пещерное, хтоническое. Близкая немота уже сгустила сумрак вокруг его гранитных глаз; губы приняли какое-то неестественное очертание. - Вот ента рубашечка моего мужа, почти не надёванная, из дорого магазина. Вам как раз в пору. А енто полотенце мне Филумена, сёстра двоюродная на свадьбу прислала. Ни разу я им не тёрлася, в шкафе хранила. - Я несказанно тронут. - Ну,.. ладно… Мойтеся… Ага… Рита вытерла ладони об подол и вышла. В сыром чулане, где стояли кадушки с водой, деревянные тазы, корыта, лежали на лавке ковши и шерстяные мочалки, имелось квадратное окошко, пыльное, но не настолько, чтоб чей-то хамский глаз не усмотрел, что происходит внутри. Не столько из стыдливости, сколько из вредности Ганнибал быстро намылил ладони и размазал пену по стеклу. Уже через пару минут сквозь белые разводы и вечерний мрак проступило пятно круглого лица. Плохая видимость не заставила Риту отступить. Психолог мог только изумляться непосредственности местных нравов. Но, раз уж они таковы, он решил попробовать себя в роли эксгибициониста, и пусть распутница под кустом лещины грызёт раму с досады!............................... Остаток одноразового мыла из отеля «Континеталь» Ганнибал прилепил к склизкому куску, пахнущему, по словам Рабле, сильней, но, увы, не слаще роз; надел всё то чистое, что имелось, а грязное сложил и убрал в сумку, со дна которой укоризненно поблёскивали ножи и топор. Кто вы, доктор Лектер – серийный убийца или агротурист!? … Постучала Рита. - Готовы, что ли? Постоялец открыл ей молча. Он теперь экономил голос, как мореплаватель – пресную воду. На кухне обнаружилась неприятность: ужин доеден до последней крошки. Рита изругала родню на чём свет стоит, выгнала всех спать, а Маттео велела ночевать на сеновале, потом достала из своего тайника три шоколадных конфеты, быстренько съела и повела гостя в комнату на втором этаже, перестелила кровать, сказала, запыхавшись: «Ну, раздёвайтеся!». И вышла, а дверь заперла снаружи. Вопреки приказу, мужчины не разошлись по покоям, а столпились возле лестницы. Семья стала держать совет. РИТА: Пропали мы! Ентот хлеще удвоката будет! Душегуб первостатейный! Без присмотра всех нас порешит! КАРЛО. Даа, ядрёный секач! РИТА: Сущий волк! КАРЛО: Волки супротив кабанов – шелупонь. РИТА: А у тя, дурака, удни кабаны на уме! У людЯх кто подумает - укромя меня?... МАТТЕО: И много ты надумала? РИТА: Да есь кой-какая мысля… Сделаю ёму предложение, ут которого он не смогёт утказаться. МАТТЕО: Закатай губу. В таких костюмах спят тока с киноактрисами. ДЖУЛИО: Или с актёрами... РИТА: Э, бестолочи! Много вы смыслите! С актрисами уни тока по ресторанам красуются, а как до постели дойдёт, так тут хоть с кем, лишь бы не упростоволоситься – енто для них, для бандитов, самый главный страм. Не утвертится, голубчик! Спровадив наконец братьев и мужа, местная Мессалина нагрянула к постояльцу. Тот только разулся, снял пиджак, уселся на кровати поверх покрывала и что-то спрятал под подушку. - Я всё спросить вас хочу, дорогой куманёк, утчёго вы не женатый? С этими словами Рита по-паучьи кралась к постели, вперив в Ганнибала плотоядный взгляд. - Отвечу, если скажете, почему Бьянке нельзя сейчас становиться матерью. - Поцалуете – скажу. Она уже сидела рядом, тянула губы к губам. - Простите, я не вступаю в отношения с замужними дамами. - Вона как! – отпрянула в гневе, - Как же убходитесь? Не всё же рукоблудничать! Девок, что ли, портить горазды? Али по шлюхам мотаетесь? - По вдовам. …… Не возражаете, если я побеседую с вашим супругом? Рита побледнела, и вновь зарумянилась, вжала руки в грудь, словом, среагировала, как вульгарная жеманница на предложение руки и сердца: - Ой! да чё ж мне возражать-то!? Конечно, побеседуйте! А то он у меня совсем… зачах… Вам как удобнее – к нёму пойти али ёго сюды позвать? – суетились она. - Позовите. Недобрая женщина выскочила из спальни и отправилась за Джулио. Он было заартачился, но сеньора сбегала к брату за пистолетом, чтоб отвести постылого мужа на расправу по всем правилам разбоя, втолкнула беднягу к маньяку, заперла дверь и, упав на колени, стала молить Богородицу простить её грешную душу, попутно воображая, как венчается во флорентийском соборе, а потом едет за покупками в самый большой универмаг. Доктор Лектер некоторое время молча разглядывал малоизученного обитателя паноптикума, потом спросил: - Как к вам можно обращаться? - Никак! – выпалил Джулио без кровинки в лице, - И не вздумайте даже подойти! Я знаю, кто вы есть и что у вас на уме – ещё с самого обеда! - Что же меня выдало? - Да всё: духи, маникюр, узорный галстук!... Я, знаете ли, повидал таких… Но сам для этих дел не гожусь! Возьмите лучше Маттео: он и помоложе… Ганнибал подался вперёд. - Не приближайтесь! Я буду защищаться, - Джулио схватил табурет и заслонился им, - Я не позволю!... Да, я целовался с парнем, но всего раз и под кайфом! Я сам не помню, как это вышло, и никто бы не узнал, если бы не эти чёртовы папарацци!... - Джулио… - … Да? - Ваши опасения напрасны. За мной водятся чудачества, но другого рода. - А почему вы шепчете? - Горло. Ларингит. - … Рита сказала, вам что-то от меня нужно… - Да. Мне кажется, вы здесь не очень счастливы. Не исключено, что я смогу вас вытащить, если… - Ну? - Откройте тайну Бьянки: почему молодой и здоровой самке заказано материнство? - Из-за грибов. Она мастерица искать трюфели, но если у неё к осени родятся детёныши, ей это будет неинтересно, а для нас это главный доход. Каждый сезон Карло выручает за грибы не меньше миллиона долларов. У него валютный счёт в банке, три гектара земли, двухкомнатная квартира во Флоренции. Никто из нас не работает. Мы всем обеспечены, только благодаря этой свинье. Как просто! Как очевидно! Всевидящее и шаловливое подсознание уже в первом сне осыпало разум подсказками, но на эту хвалёную, а по сути весьма ограниченную структуру разве можно положиться!? - Спасибо, что открыли мне глаза. Теперь расскажите о себе. Как вы попали сюда, очевидно, но почему остались? Родные за вас не заплатили? - Ох, это такая чудовищная история! Поверьте, перед вами – самый горемычный человек на свете! Психолог сел поудобнее и даже приготовился аплодировать: очевидно, сейчас партия казанской сироты прозвучит в исполнении настоящего виртуоза. - Слышали ли вы имя Аурелио Донати, владельца сети мебельных магазинов? Я был его старшим сыном… Не думайте, однако, что моё детство прошло в роскоши и беспечности! Мороженое я впервые попробовал в пять лет, первые часы получил в десять, первую машину – пятнадцать. В седьмом классе моих карманных денег едва хватало на пачку Мальборо. А знаете, что сделал отец, когда я украл у матери бриллиантовую серёжку, чтоб выменять на журнал с голыми девчонками? Отобрал его, сжёг на моих глазах, а мне дал пощёчину и не отпустил на дискотеку! - Невероятная жестокость. Маркиз де Сад бы не додумался, - оценил профессионал, - Продолжайте, пожалуйста. - Окончив школу, я надеялась, что теперь немного отдохну, но меня запихнули в этот университет, велели изучать законы, языки, философию какую-то… Опять зубрёжка! Опять вставать в восемь утра! Конечно, я стремился на свободу – это же нормально, правда?...… - Несомненно. На данном этапе сеанса доктор Лектер обычно раскрывал блокнот и с озабоченным видом начинал составлять из длинного слова короткие, например: КОНФИДЕНЦИАЛЬНОСТЬ Фитонцид Конфета Цианид Дикость Цель Стон Финал Доска Кости Филе Соль и т.д. - Однажды, после очередной вечеринки я проснулся на полу в вонючем сарае, с цепью на ноге. Потом явился известный вам Карло и велел писать домой просьбу о выкупе. Я сделал всё, как он сказал, стал ждать… Обращались со мной неплохо, во всяком случае, для похитителей. Через неделю выяснилось, что миллиард за меня отец платить не хочет. Стали договариваться на пятьсот тысяч. Не прокатило... Угадайте мою последнюю цену? Сотня лир! И даже этих грошей я не стоил моей семье! Наконец, полтора месяца спустя от момента пленения пришла Рита – дело было ночью – и сказала, что отец вообще отказывается меня выкупать, а Карло не нужен лишний иждивенец, но она готова спасти мою жизнь, если я на ней женюсь. Как она выразилась? Или под венец, или под морковную грядку! … Так я породнился с этими чёртовыми сардами. - Бежать не пробовали? - Как же! Обязательно! … Год где-то выждал… Рита уже на сносях была. Я подбросил в варенье Карло ягоду вороньего глаза, а, когда у него скрутило живот, угнал грузовик, добрался до Флоренции, до родного дома, вбежал к отцу, а он!....... Он… велел охране… отвезти меня туда,… откуда я приехал… и передать там, что если это… ещё раз повторится,… он выгонит их из усадьбы!... Вы понимаете!? Меня не похищали вообще! Моя семья спихнула меня этим свиньям под вечный надзор! Все письма о выкупе были просто разводкой! Я стоял на коленях, умолял дать мне ещё один шанс, клялся, что никогда больше не буду предлагать взятки профессорам, шляться по гей-клубам, удирать из наркологических клиник! Всё тщетно! Меня связали, заткнули рот, швырнули в тот самый поганый грузовик и отвезли обратно. … Целый день я лежал в своей комнате, не мог ни звука издать, ни пошевельнуться – сердца в себе не чувствовал, думал – так и умру. … А вечером пришла старуха,… погладила по голове и сказала: «Поди, сынок, покушай»… - Лучшее, что может сказать человек человеку! - Ганнибал уже успел по всей длине искусать свой указательный палец, - И что же вы? - Пошёл и поел. - Что это было? - Ризотто с крольчатиной. - Великолепно. - Вскоре родился Джанни. И я смирился, решил забыть… Эти люди – они, в общем-то, незлые… Туповаты, грубы – да. Но такими их сделала среда… Я не жалуюсь… И всё же мне порой так не хватает цивилизации, культуры!... - Я обещал забрать вас… - Куда? Друзья меня, неверное, забыли. Профессии у меня нет. Или вы готовы меня содержать за свой счёт? - Нет, не готов. Но, думаю, Карло разрешит хотя бы на день свозить вас во Флоренцию – развеяться. Куда вы хотите? В Палаццо Питти? В оперу? В галерею Уффици? - Да ну! Чего я не видел в музеях! Скукота всё это. Вот если б в казино или на стриптиз! На худой конец просто в бар! … Вы как? - Я не вхож в подобные заведения, и, простите, но моё мнение таково, что здесь вы – на самом подходящем для вас месте. Здесь не значит в этой комнате. Покорнейше прошу уйти. - Сам бы рад, да дверь заперта. - Очень жаль… Ровно в полночь Рита медленно повернула ключ в скважине и заглянула в комнату гостя. Тот сидел на кровати словно в ожидании, а Джулио лежал вниз лицом на половике в трёх шагах от входа. - Батюшки! – для приличия всхлипнула женщина. - Принимайте работу, мадонна. Краса Сардинии склонилась над телом мужа, начала его переворачивать, как вдруг мнимый труп схватил её за волосы, обругал ведьмой, потаскухой и людоедкой! Рита повела себя так же нелепо и предсказуемо, как кабаны на западном поле – бросилась наутёк. Муж – за ней. Ганнибалу интуиция подсказала проследить за парочкой, и он увидел, как на лестничной площадке грузная матрона разворачивается, чтоб отвесить своему подкаблучнику сногсшибательного тумака. Дело запахло формалином. Доктор захлопнул дверь, вытряхнул содержимое сумки, схватил топор, двумя ударами обуха забил верный ланцет в дубовый косяк, отделил край от сплющенной катушки скотча и стал приматывать дверную ручку в штырьку. Он успел сделать всего четыре витка, когда створка стала дёргаться, а снаружи понеслась непечатная брань в адрес обманщика. Но учёный человек всегда был хозяином положения. С помощью изогнутого пинцета он насовал ваты в замочную скважину, потом укрепил привязь, истратив половину всей липкой ленты. Обезумевшая от гнева Рита разрядила в дверь пистолет. Первая пуля продырявила доски прямо над головой глобального бедокура, от остальных он спрятался за платяным шкафом. К двери сбежалась уже вся семья, включая детей. Риту объявили сбрендившей и очумевшей. У Джулио громко спрашивали, куда он смотрит. Дино плакал. Бабуля Пенелопа заколотила посохом по двери, дребезжа: - Эй, миленький! Вы там живой? - Да не могёт он утозваться, - говорил Карло, - У нёго горло надорванное. Кум! Сеньор! Подайте знак какойнть! Стукните хотя б, если целы. Только чтоб осушить слёзы малыша и унять тревогу старухи благородный северянин дважды ударил кулаком в области огнестрельных пробоин. - Слава Богу! Вы енто… не серчайте. Женчины – чё с ними поделаешь! … Спокойной ночи, ваша милось. Разошлись. Ганнибал сунул под подушку второй керамбит и погасил торшер. К страшным снам он привык, но такого кошмара ещё не испытывал. Вот балтиморский дворец; только что гости, лучшие люди, которых знает хозяин, приехавшие на этот раут из разных стран, разделались с десертом, но уходить не хотят, смотрят на доктора Лектера с нетерпеливым любопытством: он должен доставить им ещё какое-нибудь наслаждение. И он звонко, задорно спрашивает: - Хочете, я вам на пианине поиграю? Массовое остолбенение. Миссис Комеда роняет бокал с шампанским… Проснувшись в ледяном поту, Ганнибал минуты полторы бредово соображал, что ему делать: вспороть себе живот, как завещала тётя Мурасаки, или каким-то чудом уничтожить цвет мировой интеллигенции? Наконец очнулся разум и поспешил реабилитироваться за вчерашнюю оплошность. Ничего этого не было, да и голоса нет, что нужно расценивать как огромную удачу на случай заразности сардского говора. Сотворим благодарственную молитву и обдумаем действия на ближайший час. Сразу после Amena в дверь задолбил Карло. Ганнибал перепилил кривым ножом привязь, выслушал приветствие, похвалу «знатному кинжальчику», похожему на кабаний клык, потом сард сообщил, что завтрака не будет, что Рита всё ещё бесится, но он своего кума не выдаст и прямо сейчас отвезёт в город. Маньяк глянул на плута воспалёнными глазами и пригрозил оружием. Карло тут же завёл свою шарманку о том, что они люди простые, крутятся, как могут, но никому зла не желают, и свинки тоже у них самые безобидные, ручные… Ганнибал не стал ни заправлять постель, ни собирать с пола вещи, которые ему показались ненужными. Выглядел он поистине грозно, а крестьянин чуть не лебезил перед ним. Первые полчаса в машине на тряской грунтовке Карло каждую секунду ждал, что остриё керамбита вонзится ему под кадык или за ухо, пассажир же не раз и не два чесал ладони, но ему вспоминались то Бьянка; то мальчики, делящие бутерброд; то трогательные морщины донны Пенелопы, даже Маттео в образе мрачного жнеца… А водитель все трепал языком, исповедовался, как они зимой открывают на кабаньей опушке западню – яму с острыми кольями, и если кто туда свалится, то «енто не мы ёго убили, а судьба ёгонная такая». Наконец выехали не трассу, покатили быстрее. Карло расслабился, рассказал историю грузовичка, потом перескочил на Риту – в общем, хорошую женщину, только иногда шалавистую. Ганнибал думал о предстоящей неделе затворничества, о том, какие книги перечитает и что нарисует. Уже на пороге особняка, даже после прощального рукопожатия Карло все не хотел расставаться. - Ох, жаль мне за голос ваш! - вздыхал он, - Вы знаете чё – вы в больницу сходите! Вам тама лекарствов дадут – даст Бог, уколёмаетесь! Горловой спазм провалился до самого сердца; глазам стало жарко и колко. Учёный человек углубился в гостиную, выбрал со стеллажа альбом цветных репродукций Рафаэля Санти, печатно набросал карандашом на белом форзаце: «Дарю на память. Смотрите чаще! Ганнибал Лектер, д. м., пс-т., с. у.» Свиновод благоговейно принял фолиант, прочитал надпись, поклонился: - Спасибочки, кум! … Не пожалели буковок!