Темные ночи

Холодная ночь и большие хлопья снежинок падали на белое покрывало. Деревья, вырисовавшее силуэт на темной мгле, окутанные толстым слоем инея. Одинокий фонарный столб твердо стоящий на холодной земле. С перебоями освещал железнодорожные пути с тихим гудящим звуком. Металлические рельсы на которых покоился не так давно белоснежный снег. Теперь став алым. А рядом кроваво красные следы раненого или убитого в смертельном бою бойца. В пяти метрах от злополучных рельс лежало мертвое или окоченелое от холода туша. Руки и ноги белые и ледяные – неживые. Ватная телогрейка болотно-зеленого цвета и теплые штаны из овчины. Валенки серого от долгого ношения цвета полностью в крови. Железный запах перебивался свежим морозным запахом. На предплечье шеврон фашистской армии. Метель скорее засыпала бойца под толстым слоем белого снега, лишь бы не видеть страшные последствия. Эх, треклятая война… Взглянув даль можно было разглядеть следы от ботинок, не спрятанные пока что метелью. Идя дальше за следами часа-пол. Проходя через весь дремучий лес, выходя из него можно было наткнуться на одинокую лачугу из деревьев и камней. Через небольшое маленькое окно видна одинокая свеча бледно белого цвета. Даже так большего освещения помине речи не имелось. Внутри лачуги сидели двое молодых мужей. Один с седыми волосами, а другой с отливом красного кленового оттенка. Возрастом они не сильно были различны год, два. Кто знает? Важным возраст не считался, важнее было защитить родину и тыл. Фронт, не место для слабых. Минуло не менее трех лет. В их отряде было изначально десять человек. Двое погибли при первой осаде словили пулю в лоб. Еще двое спустя год отдали жизни, когда закрыли собственным телом гранату. Один погиб спустя два года от заражения крови, долго мучился, но всегда шутил и смеялся, поддерживал командный дух и настрои. А в итоге судьба подлянка так поступила. Три стали пулеметчицами и их перевели в другую пехоту. Вот остались они двое. Знали они друг друга задолго до начала войны с одного села и оба имели семьи. Учились вместе в училище, а потом так распределили и попали в один отряд. Мужчина седыми волосами и глазами цвета бирюзы сидел у окна и перебинтовывал себе руку раненую в недавнем жестоком бою. Взгляд серьезный и вдумчивый. На удивление в лачуге была печь. Собрав какие имелись рядом дрова, они не задумываясь затопили её. Лучше так, чем сидеть в морозном холоде за стенами. Пришлось даже вырвать пару оставшихся страниц из толстого дневника молодого человека с красно-кленовым оттенком волос и карими глазами Рена. Перед отправкой на фронт он успел захватить блокнот. Ведя в нем все записи с первого дня. Тош всегда говорил: «Потом, когда все закончиться будешь читать его и вспоминать о всяком». Что-тот в ответ ему: «Если дойду до этого дня». Пока Рен чиркал какие-то мысли об происходящем. Тош, перебинтовав руку, ждал, когда кастрюля с водой закипит. Жажда застала в нужную их секунду. Он встал с пола и посмотрел на небольшой вид из окошечка. Буран один, да снег не более. Иль чего извольте ждать деда мороза. Посмотрев и оглядев скептично, сел на место дожидаясь, когда закипит вода. Прикрыв глаза, перед очами возникли туманные образы родных: жены и дочери. А после открыв глаза, глядел в одну точку и всякие только мысли пролетали. Из-за проклятой войны он не сможет возможно больше увидеть жену-любимую Карин и дочь единственную Мэй. Он пропустил все, что можно первые шажки, слова, беготня, зубик. Забрали его, когда малышке от рождения не исполнилось и трех месяцев. Придя в тот день поздно вечером в десять с работ, она грустно взглянула на него. Тогда стало ясно это последняя их возможность быть вместе в втроём. Они смотрели друг на друга с такой грустью. Он не плакал, он не имел на это даже близко право. В её глазах застали слезы от будущей разлуки неизвестно на какой срок. Тот день он проклинал всеми возможными выражениями. А утром последний раз взглянув на них и поцеловав обеих своих девочек в лоб, ушел на фронт. Перед уходом пообещал слать письма по возможности. Последняя телеграмма от них их общая фото двоих. А сзади написано красивым взрослым и совсем детским почерком «Папа, мы ждем тебя». Красавица жена и дочь с такими же бирюзовыми глазами как у отца. Вдруг его вывело из дум потряхивающая за правое плечо ладонь Рена. Переведя взгляд на татуированной лоб, тот вопросительно взглянул на него. -Вода вскипела, давай попьем. -Валяй. Он отошел от него и стал наливать в два стакана кипяток. Чайных листьев, естественно, собой у них в помине не было. Он дал ему воду и сел напротив него. Вид у них конечно потрепанный. Шапка ушанка и шарф не до конца прикрывала и закрывала от морозного ветра. Щеки были красные и шея тоже была в покраснениях. Им после окончания метели обязательно необходимо хоть об снег лицо помыть и отодрать чужую кровь от военной формы, лица и волос. Пили кипяток словно в нем зеленый чай. Рен сидел и чиркал в блокнот, попивая также горячую воду. Тош же сидел и задумался о всяком, что могло идти в голову. Лишь бы не о войне. Не замечая для себя, он тихонько запел своим низким со свойственной хрипотцой голосом. Глаза его были стеклянны, словно слова и песню знал он давно. Он медленно постукивал в такт к самой мысленной в голове мелодии. «Темная ночь, только пули свистят по степи, Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают. В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь, И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь. Как я люблю глубину твоих ласковых глаз, Как я хочу к ним прижаться сейчас губами! Темная ночь разделяет, любимая, нас, И тревожная, черная степь пролегла между нами. Верю в тебя, в дорогую подругу мою, Эта вера от пули меня темной ночью хранила... Радостно мне, я спокоен в смертельном бою, Знаю встретишь с любовью меня, что б со мной ни случилось. Смерть не страшна, с ней встречались не раз мы в степи. Вот и теперь надо мною она кружится. Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь, И поэтому знаю: со мной ничего не случится!» Закончив петь. Рен спросил у него: «Сам придумал или где-то давно услыхал? От тебя я такого за три года не разу не слышал». В ответ сухо ответив: «Само пришло на ум». Пив остывшую воду и думая о завтрашнем уже плане действии. Повернув голову в сторону Рена, тот произнес четкое: «Через пять ночей мы доберемся до пункта назначения, готовься завтра рано на рассвете выдвигаемся». Отложив от себя пустую кружку и укрыв себя телогрейкой закрыл глаза и уснул.