«20.06. Дочке пол годика.»
Он сразу же понимает, что этот младенец на фотографии — Хаджиро. Но узнать в щекастой плотной девочке с короткими тёмными завитками и большими глазёнками ныне суровую, поджатую младшую Ширануи крайне сложно. Нара ещё раз обводит взглядом лица. Не знакомо только одно, стоящее с боку и скромно улыбающееся. Шикамару, конечно, догадывается, что это — средний ребёнок в семье Ширануи. Но о нём ему известно абсолютно ничего. Будто не принято говорить, запрещено упоминать, да даже задумываться нежелательно на эту тему. Неужели средний из Ширануи — тёмная, подстать своим волосам, клякса на семейной истории?.. Шикамару едва успевает среагировать и убрать обратно под подушку фотографию, пряча смятение, когда Хаджиро заходит в комнату. Уже в чистом, от неё пахнет не усталостью и пылью дорог, а свежестью зелёных яблок. Она делает вид, что ничего не видела и аккуратно вытирает тёмные волосы. Удивительно, как после мытья они тут же завиваются в густые и аккуратные кудри. Ширануи встряхивает головой, убирая блестящие локоны назад. Она что-то ищет в немногочисленных ящиках стола, поджимая одну ногу от гуляющего по влажной коже холода. Из открытого окна неприятно дует. — Эй, не выпрямляй их, — Шикамару прерывает тишину своим обращением. Джиро разворачивается к нему, вопросительно выгибая брови. — Я имею в виду, что если ты будешь заниматься всем этим, то мы не успеем до темноты. Нара совершает короткое круговое движение кистью, смотря чуть в сторону. Конечно, он не имеет в виду ничего такого. Да, только время. Ну конечно… Девушка хмыкает, отворачиваясь. — Что, мамкин сын, обещал быть ровно на закате? — Какой бы ни казалась обидной эта фраза, Хаджиро бросила её в шутку. Возможно, она сама была бы и не против приходить домой в назначенное время, потому что её ждут на ужин, а может и специально чуть опаздывать, чтобы потом видеть, как расслабляются домашние, открывая ей дверь. Хочется, чтобы поругали слегонца, чтобы никому не было всё равно и хоть кто-то беспокоился. — У меня были планы, которые не получится осуществить в темноте. — Ты же знаешь, я не могу выйти на улицу так… Это нелепо. — Ширануи проводит рукой по волосам, стараясь прижать их в привычную зализанную укладку, чтобы они выпрямились и легли так, как нужно. Но чуда не происходит, ведь гены сильнее любых желаний. Шикамару поднимается с кровати с лёгким кряхтением, сопровождая свои действия скрипом мебели. Он лениво подходит к девушке со спины. Юношеская рука опускается на темную влажную макушку. — Тебя никто не увидит кроме меня. И как это может быть глупым, если это часть тебя? — Шикамару надеется, что она когда-нибудь услышит его. За все их отношения Хаджиро долго не показывалась ему без укладки прямых волос назад, а когда показалась… сердце пропустило удар. Тогда она была не такая, как он привык. Даже выглядела она добрее и стеснительнее. Худенькая, но с почти львиной тёмной гривой. Кажется, тогда Нара влюбился заново. И он готов забрать свои слова обратно, ведь он действительно многое имеет в виду, когда просит её не выпрямлять волосы. — Ладно, если у тебя действительно что-то срочное, то я так уж и быть, оставлю всё как есть. Только руки свои грязные убери, я только вымылась, а ты всю пыль об меня вытираешь. — Ширануи не то чтобы действительно против, но она не любит прикосновений. Вернее — не доверяет им. — С чего ты взяла, что сразу пыль? — Нара возвращается уже к распахнутому окну, взбираясь на подоконник. — А с того, что ты вечно по моей комнате лазишь и грязь собираешь. Или думал, что я не вижу? — Девушка вешает влажное полотенце на дверцу шкафа. Короткий скрип проносится по комнатке, а Хаджиро мысленно помечает, что было бы неплохо наконец заняться этим вопросом. Про фотографию она тактично молчит, как и он. Оба не желают вопросов. Шикамару не отвечает, лишь наблюдает за тем, как Джиро выбирает что-то из кучи одежды на стуле. Нара всегда удивлялся тому, что как только он получил доступ к её дому, она ничего не стеснялась перед ним. Он привык к девчонкам из книг или фильмов, которые всегда визжат, выпихивают из комнаты и что-то прячут. Хаджиро же спокойно переодевалась при нём, даже не всегда отворачиваясь спиной. Но если ловила какие-то «не такие» взгляды, то опасно зажимала сенбон во рту, метко прицеливаясь. Наверное, дело в джонинских привычках и повадках. На серьёзной миссии нет места стеснению: если потребуется, то ты и нижнее бельё должен перед товарищами снять. Обстоятельства бывают всякие, а жизнь всё-таки штука дорогая. Даже сейчас Ширануи без зазрения совести стягивала домашнюю свободную футболку, правда стоя спиной. Шикамару обвёл взглядом каждый уже привычный острый позвонок, выпирающий из худой спины, испещренной мелкими шрамиками: старыми и новыми. Поначалу он отворачивался, думая, что может неплохо выхватить за такие разглядывания, но, как выяснилось, Джиро не видит никаких проблем. Значит и Шикамару не считает чем-то зазорным бросить взгляд на худое, жилистое тельце. — Поднимай задницу, мы можем идти. — Девушка, чуть поправляя мешающие волосы, подошла к подоконнику. Шикамару ловко вскочил на крышу, дожидаясь своей подруги. Она вылезла следом, уходя вместе с ним уже привычными крышами и безлюдными проулками в лес клана Нара. Там было их излюбленное место. Ни единой живой души, которая могла бы нарушить идиллию и донести крикливой мамке Шикамару, с кем это там обжимается её сынок.***
На опушке в закатных лучах тепло, но ветер то и дело врезается в лицо свежими порывами. Облака заметно гонит по небу, они то и дело принимают самые разные формы. Трава, подпаленная дневным солнцем, шелестит и щекочет открытые участки кожи. — Я скоро на миссию уйду… — Шикамару, поудобнее устраивая руки за головой, тихо обратился к девушке. Она даже не повернулась в его сторону, продолжила сидеть, поджав колени, и глядеть вперёд. Но Джиро слышала его. Шикамару приподнялся на локтях и перевернулся на бок. Незаметно он запустил руку в свою сумку для снаряжения, в которой не было даже пары кунаев. Только небольшая камера, найденная в квартире во время уборки. Настраивать долго не пришлось, об этом Нара позаботился заранее. Задумчивая Хаджиро совершенно не замечала, как на неё наводит объектив уже сидящий Шикамару. Пара щелчков и острый профиль с длинным носом, на котором отплясывали первые закатные лучи, были запечатлены. Но этого катастрофически мало, когда она так по-особенному красива. Её кожа приобрела тёплый золотистый оттенок, глаза отражали небо, а волосы подчинялись ветру, следуя за ним назад. — Джиро, — Шикамару обратился к ней как можно более тихо и ласково. Ширануи лениво обернулась, чуть откидывая мешающиеся волосы. Нара успел поймать момент и сделать отличный снимок до того, как Хаджиро нахмурится и уткнётся носом в колени, закрывая лицо руками, сердито ощерившись. — Дурак, лучше удали по-хорошему. — Она предупреждающе бормочет, заставляя ухмыляться. Шиноби подсаживается к девушке чуть ближе и делает аккуратную попытку растормошить. — Ладно тебе, лучше улыбнулась бы, — Ни за что, я терпеть не могу фотографии. — Джиро чуть мотает головой, сильнее закрываясь густыми волосами. — Теперь я понимаю, чего ты меня так тащил на улицу. Ужасный план, как он вообще мог прийти тебе в голову. — Это всё от большой любви. — Нара знает, что между ними данная фраза носит больше шутливый характер. «От большой любви» можно сказать, когда она ударяет его под рёбра острым локтём достаточно сильно, чтобы зажмуриться до звёзд, или когда он толкает её плечом, зная, что девушка покачнётся. Она совсем маленькая в сравнении с ним. Хаджиро молчит с минуту, ведя плечами и не поднимая головы. — Фотография — лишь пародия. Фотографировать — не любить. Шикамару вздыхает. На удивление, он не хочет сказать, что всё это — гемор. Изо дня в день он стал ловить себя на мысли, что всё, связанное с ней, нельзя называть гемором. Потому что её жизнь дороже спокойствия, безмятежности и отдыха. Если Ширануи плохо — он должен что-то сделать. Это не гемор. Это — важно. Потому что она не справится без кого-либо рядом. И если она может принять только его помощь, значит так тому и быть. Шикамару будет ей помогать, какой бы глупостью это не выглядело. Готов вторить до распухшего языка, что её кудри не глупые, что она действительно красивая и это не вежливость, что она заслуживает этого отношения от него. — На память и только. Чтобы достать их, уже не глянцевыми, лет через 15… — Шикамару осёкся. Они оба понимали, что Нара слил свой недо-секрет. Конечно, никто другой и не догадался бы, но не она. Хаджиро умная. Особенно тогда, когда не стоило бы. Он сам виноват. Из всех вариантов предпочёл именно её, характерную, догадливую и проблемную. — А я всё думала, когда же ты туда залезешь, да найдёшь, — Джиро вдруг показала свои глаза, вновь рассматривая даль и плывущие на горизонте облака. — Случайно, — Нара лишь пожал плечами, вновь устраиваясь обратно на траве. Он положил камеру себе на живот и убрал руки под голову. Ветер вновь дунул в лицо. — Ты хочешь что-то знать или мы продолжим дальше считать, что этого не было? — Три вопроса. Честно и без утайки, если мне разрешено это знать. — Шикамару знал, как грамотно вести переговоры. По крайней мере с ней. — Каков первый? — Почему именно эта фотография? Я не задал бы этот вопрос, будь там фотография твоих родителей, ведь они… — Он не успел закончить. — Довольно, я поняла. — Джиро выпрямилась, опуская ладони в траву. Тонкие пальцы сорвали одну травинку и девушка сунула её в рот. Кисло, с примесью горечи, слюна вязнет. Но это не имеет смысла. Ладони вернулись к густой зелени и сжали её до скрипа. — Потому что больные раны — это не те, что заметны и зажили ужасным рубцом, а те, в которых всё ещё ковыряются. Следующий. — Кто второй на фотографии? Сколько я могу о нём узнать? — Шикамару действительно интересно, насколько далеко ему можно зайти. Насколько глубоко она позволит расковырять свои раны? Где же будет предел тайн, покрытых мраком?.. — Рэй. На 6 лет младше Генмы, но на 10 старше меня. Ты никогда не увидишь его на нашем распределении, а если и увидишь… это будет не он. — Шикамару не стал произносить вслух уточняющий вопрос, но малейший наклон головы всё сказал за него. Данный жест не остался проигнорированным. — Я дала тебе достаточно информации, чтобы ты сложил в уме факты и понял, откуда он, на кого работает и кому служит. Напомню, что это тайна. Считай, он нам не родня, мы абсолютно не знакомы и даже не подозреваем о существовании друг друга. Генма утверждал, что это правильнее всего. Уж не знаю, точно ли это связано только с работой, или их личные разногласия подлили масла в огонь… Хаджиро выпустила из разжатых рук смятую траву и повернула голову в сторону Шикамару. Но Нара лежал с закрытыми глазами, развалившись и не отвлекаясь ни на что. Ширануи в предвкушении следующего вопроса и, соответственно, подозревая, о чём он будет, плотно сомкнула веки, пытаясь вспомнить. Но единственное, что пришло к ней, так это запах больницы, хлора и накрахмаленных простыней. — Почему ты не любишь фотографии? Я знаю, что дело не столько в тебе, сколько в твоих убеждения. — Девушка от неожиданности распахнула глаза и уставилась на Нара. Не то… Он спросил совершенно не то… Но, судя по невозмутимому выражению лица, сам Шикамару так не считал. Хотя плевать. Джиро так или иначе было нечего ему ответить, ведь всё, что она отчётливо помнила — запах госпиталя Конохи. В то, что Нара так прозорлив не верилось. Но а от мысли о том, что он просто пожалел её начинало мутить. Обиженно до остервенелости, Хаджиро выдаёт: — Потому что это хлам. Бумажки. В них нет никакой ценности и памятности. Жалкие пародии не передают тепла, мыслей, запахов и звуков. Память — не только глупая картинка. — Она не глупая. — Шикамару не ожидал, что он так огрызнётся с ней. Это было зря. Теперь она ждала аргументов. Чунин берёт камеру с живота и спустя пару нажатий разных кнопок начинает рассматривать снимки. — Тут все мельчайшие детали, даже твои родинки… — У меня нет родинок. — Джиро косится на него с ещё большим недоверием, чуть поджимая губы. Шикамару отвлекается от рассматривания «пародий» и возвращается к оригиналу. Тонкие губы разъезжаются в беззлобной ухмылке. — Есть. На шее, чуть ниже уха. Джиро выгибает тонкие брови на долю секунды и тут же прикусывает нижнюю губу, сплюнув травинку. В доказательство Шикамару поворачивает к девушке её снимок в профиль. Действительно, две родинки на шее, чуть ниже уха. Как маленькие звёздочки. Ширануи смотрит подозрительно долго. А как только Шикамару открывает рот, чтобы сказать об этом, камеру из его рук ловко выхватывают. Он не успевает как-либо среагировать. Лишь тяжко вздохнуть, будучи уверенным, что она напросто удалит все его труды. Но Джиро лишь смотрит на себя. — Ты говорил, что я красивая… Тут тоже? — Девушка покачивает на руке фотокамеру. Шикамару жмёт плечами, приоткрывая рот. Всё как будто пересыхает внутри, не давая и слова сказать. Сглатывая противную сухость, борется до последнего: — Да. Тут, когда ты — это настоящаяя ты, самая красивая. Он мысленно отступает на сегодня. Наверное, довольно с неё терзаний. Молчание на опушке не прерывается даже ветерком, который вдруг успокоился. Это похоже на ожидание приговора: казнят или помилуют. С закрытыми глазами неожиданно отчаянно хочется спать. Но Шикамару в минуту отчётливо ощущает, как «нечто» опустилось ему на живот, а бёдра зажали его бока. Он открывает один глаз и видит её, восседающую на нём в закатных лучах. Даже не сразу замечает фотокамеру в чужих руках, только когда она чуть ёрзает и тянет дрязнящее «улыбни-ись». И Шикамару повинуется. Уголок губ сам ползёт вверх без всяких возражений. Наверняка, он выглядит ужасно ровно настолько, насколько это возможно. Ракурс явно не очень, один глаз зажмурен, а ухмылочка косая до ущербности. Шикамару немного отворачивает голову в сторону, испуская тяжкий вздох, но его хватают за щёки и поворачивают обратно. Чтож, теперь он явно выглядит ещё хуже, чем до этого, будучи сморщенным и прижатым. А солнце всё ещё слепит глаза… До последнего луча они перекатывались на траве в битве за фотокамеру. Оба признали ничью, лишь когда свалились на спины, головами друг к другу. Её волосы щекотят ухо и Шикамару не перестаёт усмехаться. Или может это его распущенные волосы? Хотя плевать. Нара водит рукой в поисках своей резинки. — На… — Женская рука прямо перед носом и протягивает резинку. Шикамару снова хмыкает и ловит нужную вещь, соприкасаясь кончиками пальцев с ней. — Что ты там шуршишь? — Я не шуршу, так… смеюсь. — Нара поворачивает голову в бок, на удивление, сталкиваясь с Ширануи взглядами. В темноте его карие глаза не имеют дна и похожи на тёмные кляксы. А её зелёные… Они будто всё ещё светятся, как в лучах солнца. Джиро жуёт нижнюю губу и отворачивается чуть в сторону. Остро не хватает сенбона, ну или чего-то похожего. Шикамару снова хмыкает и это начинает её раздражать на короткое мгновение. Но она лишь хмыкает в ответ. На него нельзя сердиться, ведь если бы не Хвост, то она никогда бы не смогла фотографироваться так свободно, как сегодня с ним ещё долго. Даже те неудачные шуточные фотографии были хорошими. И она на них была хорошей, и он… В общем, нельзя. Как и говорить, что всё это — глупые бумажки. Ведь они не глупые, просто кое-кто обижен сам не зная на что. — Тебя мамочка не потеряет? А то уже поздно, знаешь ли… — Девушка смотрит вверх, где появилась самая первая звезда. Неяркая, маленькая… Джиро даже не могла понять из какого она созвездия. Наверное, Генма бы понял, его ведь отец учил чему-то из астрономии. А брат учил уже её, но слабо. — Ещё чуть-чуть… — Шикамару потягивается, жмуря глаза в удовольствии. — Мне ещё тебя нужно проводить. — Что, боишься на джонина нападут и украдут? — Джиро усмехается, вновь поворачиваясь к нему. Трава щекочет ухо до передёргивания. Шикамару хмыкает на это. — Нет, но хочу прийти, когда мама уже спать будет. Чтобы без лишних вопросов. Ну и ещё проводить и убедиться, что ты дойдёшь, куда надо. — Да куда я денусь… — Но Хаджиро не возражает. Если Нара нужно спрятаться от мамки — хорошо, она косвенно поможет.***
Из леса клана Нара они выходят почти к полуночи. Идут рядом, плечом к плечу и молча. Оба не любят пустых разговоров. Коноха их слишком быстро разносит. Но сейчас деревня почти полностью спит. Снуют редкие шиноби и гражданские, большинство окон заливают окружающий мир лёгким тёплым домашним светом. Квартал за кварталом и Шикамару сворачивает направо. Джиро делает шаг за ним, но тут же приходит в себя. — Ты куда это? — Веду тебя домой, разве не договаривались? — Нара разворачивается к остановившейся девушке в полоборота. Невозмутим, как и всегда. Хаджиро хмурится, хочет запротестовать, но отчего-то не может. — Круг навернём, чтобы подольше было. Мама наверняка ещё не спит. Ширануи ведёт плечом и делает осторожный шаг за парнем. Ситуация кажется странной, но чутьё шиноби не сходит с ума и не тянет руку к кунаю. Излишняя бдительность иногда устраивает невесёлые шутейки. Шикамару действительно ничего такого не делает. Разве что берёт её за руку и подтягивает к себе, чтобы вновь идти плечом к плечу. Как только двое шиноби уже было поравнялись, чунин хотел отпустить чужую руку. Но, чуть расслабив свои пальцы, почувствовал, как женская рука хватается за него и сжимает ладонь. Руки у Джиро холодные, тоненькие, не воинские. Держать её ладонь даже забавно, она такая крошечная в сравнении с его, что хочется тискнуть разок. Но за такое можно и в лоб получить, поэтому Нара спокойно идёт, игнорируя поначалу косые взгляды его спутницы. Джиро не была до конца уверена в своей идее: вот так сжать его руку, лишь бы не отпускал. Вдруг не хочет, а как тут вывернешься? Но если чунин настолько не обеспокоен, то всё не так уж и плохо. — Спасибо тебе. Ну, я имею в виду, за вечер… Если бы ты не пришёл, то я бы так и провалялась на койке в общаге. — Хаджиро неловко ведёт плечом, смотря вверх, на наполняющееся звёздами небо. Шикамару рядом усмехается, давя улыбку. — Незачто. Я же делал это для нас обоих. — Ты всегда делаешь всю работу за двоих. Даже несмотря на лень. — Замечает Ширануи подпихивая парня плечом и подстраиваясь под него, чтобы идти в ногу. — Женщина, не морочь мне голову… Я, может и часто не стремлюсь работать, но считать меня настолько безынициативным даже оскорбительно. — Он пихает её плечом в ответ, заставляя подругу почти завалиться в бок, но успевает удержать за руку. Она сопит, возвращаясь в равновесие и коса глядя на него. — Иди ты, а… — А дальше они идут преимущественно молча. Конечно, смешки Шикамару их сопровождали первые несколько секунд, но дальше и они стихли. Минуя дом за домом, они вышли на широкую улочку, которую Джиро начала отчётливо узнавать. Этот маршрут был крайне подозрительным. Но когда девушка поняла, почему ей всё так знакомо, то почти в ледяном ужасе покосилась на Шикамару. Чунин и бровью не повёл, продолжая идти с подругой под руку и изредка поглаживать большим пальцем её холодные костяшки. Хаджиро надеялась до последнего, что они просто пройдут мимо, а позже свернуть к джонинскому общежитию. Но Шикамару резко сворачивает на середине улицы и тащит девушку к двери. Ширануи на рефлексах сопротивляется, упираясь ногами в землю. Шикамару поворачивается и с сомнениями поглядывает на неё. Всё это так по-детски со стороны… Но внутри девушки страх до холодного пота и вскипающая на Шикамару злоба. — Какого хера?.. — Она шипит сквозь зубы, переставая так глупо упираться в землю, будто ей по силам перетянуть Шикамару, который в 2 раза тяжелее её. — Домой тебя привёл. Что-то не так? — Нара понимает, что ему в любой момент может выйти вся эта затея боком. Секунда промедления и Джиро не постесняется достать кунай и применить чакру, если сочтёт нужным. В этом деле он ей точно не соперник, тем более будучи безоружным. Но пользуясь моментом, он втягивает её на крыльцо перед дверью. — Мой дом — комната в общежитии. Что ты вообще сегодня целый день вытворяешь?! — Девушка ругается полушёпотом, прекрасно понимая, что их могут услышать и ситуация будет ещё ужаснее. Лишь бы не туда, не за эту тёмную дверь. Она не хочет их видеть, слышать, чувствовать на себе их взгляды… Вернее — не может. Она ведь решила, что взрослая и самодостаточная. Справится со всем сама, без семьи. Ведь семьи как таковой уже и нет. Братья в ссоре, да и у каждого из них своя жизнь. Генма не обязан её ростить, ему есть чем и кем заниматься. Хватит с них. Птенцы вылетают из гнезда. И ей давненько уже было пора. Так зачем же Шикамару тащит её обратно? Поиздеваться? Душу ей потравить? — Дом — это там, где семья и близкие. Хватит бегать от них, сумей признать, что скучаешь. Не просто так ведь спишь с фотографией в обнимку. От тебя никто там не отказывался. — Не учи меня жить, понял? — Огрызается Хаджиро, упрямо смотря парню в глаза со всей строгостью. Шикамару лишь плечами пожимает. — Хорошо, я тебя учить не буду. Есть кому выучить. — Джиро не успевает ничего ответить, как Нара стучит костяшками пальцев в тёмную дверь. Девушка приоткрывает рот, озираясь то на человека перед собой, то на дом. «А что им сказать? Как отнесутся к такому визиту?» Они пришли так поздно, да ещё и без предупреждения, что это — абсолютный верх невежества! Джиро не удивится, если сейчас Генма, пришедший с какой-нибудь миссии, а потому усталый и злой, как задёрганная собака, убьёт их на месте. Рёв будет на всю Коноху, если они сейчас помешали. Страшно — потревожить домашний сонный вечер Ширануи старшего. Но ещё страшнее — действовать на нервы его жены. Там, за дверью, живёт целое комбо в лице безжалостного и озлобленного убийцы и главной истеричной, вредной бестии всея Конохи. Недаром почти весь штаб и состав рядовой армии Генме ноги были готовы целовать в знак благодарности за то, что он отправил свою невыносимую подругу домой в декрет. Несколько лет без неё звучали сказкой для солидной части населения. Орала хорошо, а била свитками по голове ещё лучше. А так и свитки целы, и в штабе тишина, ну и количество сотрясений уменьшилось. За дверью шорох и тихие голоса, не ясно, о чём переговаривающиеся. Секунды ожидания превращаются в часы, за которые Хаджиро только и успевает, что развернуться лицом к двери. Она тут же распахивается, бросая на стоящих в полумраке подростков тёплый и яркий домашний свет. На пороге удивлённая, достаточно недовольная, в домашней одежде и потирающая, наверняка очередным заграничным кремом, руки Хокори. Оглядывая молодых людей, её пронзительный кислотный взгляд тут же добреет, ресницы радостно подрагивают. — О, так это вы… А я уж думала шастает кто-то чужой. Так давно вас не видела, особенно вместе. — Женщина загадочно улыбается, пристально всматриваясь в смущающиеся лица. — Джиро, ты так давно не заходила… Мы уже успели соскучиться. Генма! Но звать наверняка бы и не понадобилось. Ширануи уже стоял за спиной супруги, поглядывая на происходящее поверх её макушки. Увидев сестру, Генма расплылся в кошачьей улыбке. А заприметив Шикамару, оскалился, всё так же по-кошачьи. Нара отвёл взгляд в сторону, немного прокашлявшись. — Мы немного задержались, поэтому я решил проводить Джиро и передать её лично в руки. — После этой фразы от чунина, Генма с Хокори переглянулись, всё с той же хитринкой в уголках губ и глаз. Они снова вернули своё внимание к молодёжи и расплылись в ухмылках. Муж и жена — одна сатана — выражение, которое явно придумали, глядя на этих двоих. — На будущее: девушек всегда следует провожать до дома, даже если совсем светло. — Хокори скрестила руки на груди, незаметно подмигивая Шикамару. Тот поджал губы, кивая в ответ. Чтож, он действительно учтёт это. — Спасибо, что наконец-то привёл мою сестру домой. — В голосе Генмы нет ни шутки, ни иронии. Предельная откровенность и благодарность. Крайне редко он разговаривал так искренне с кем-то кроме самых близких. Но, видимо, дела, касающиеся его семьи — ещё одно исключение из правил такой крайне исключительной личности, как Генма. Слово «домой» бьётся у Хаджиро в висках вместе с кровью. Она так старательно приучала себя к общежитию, к тому, что теперь это — её дом. Но совершенно забыла, что дом — это не просто помещение, куда уставший заваливаешься отлежаться перед следующим тяжёлым рабочим днём. — Дом — это люди. И далеко не те, что исключительно на фотографиях. — Шикамару говорит очень тихо, чтобы слышала только она. Джиро чувствует, как теснит в груди, как рёбра упираются в лёгкие. Она не может произнести ни слова, лишь смотрит куда-то на пол, за порог дома. В горле пересыхает. — А о фотографиях… я тебе отдам чуть попозже. До встречи. Извините, что пришли так поздно и побеспокоили. — Теперь Шикамару говорил уже довольно отчётливо. А на последнем предложении он повернулся к старшим и легко поклонился. Взрослые ответили кивками и улыбками. Генма оглянулся на улицу, где уже окончательно сгустились сумерки и звёзды заполнили небо. — Беги домой, пока тебя твои не потеряли. Шикамару прощается, а Джиро бормочет ему ответное «до встречи», переминаясь на пороге. Она вновь чувствует себя ребёнком. Тем самым сиротливым ребёнком, который оказался в смятении несколько лет назад, когда не стало матери. Дежавю. То же давящее чувство в груди и такие же ласковые взгляды. Она ведь помешала им! Но они почему-то всё ещё добры и терпеливы… Глупая. Глупая Джи всё не может понять, что семья не может друг другу мешать. Тем более, когда от неё остались совсем крохи. Да, птенцы улетают из гнезда, но это совершенно не означает, что они непременно должны покинуть свою стайку. — Заходи скорее, на улице уже холодает, ага. — Генма, стоя в одних только домашних штанах, чуть ёжится. И Хаджиро делает шаг. За тот самый порог, на тот самый тёмный пол, что так и манил её всё это время. Обдувает домашнее тепло, ещё не выветрившийся запах ужина и впитавшийся абсолютно во всё запах семьи. Тёплый свет коридора бьёт в глаза. На плечо же опускается мужская рука, подталкивая чуть дальше. Теснота в груди отступает вместе с этим жестом. Отчего-то легко и хочется втянуть полные лёгкие этого домашнего воздуха. — Заходи, и пока никто спать не лёг, рассказывай, что у вас там? О каких это фотографиях говорил? Всё серьёзно, я правильно понимаю? Только не говори, что он тебе ничего не предлагал или ты ему отказала. — Хокори разговаривает тихо, но её эмоциональные нотки проскальзывают даже так. На людях она преимущественно холодна, как зима в стране Снега. А относительно наедине она суёт свой длинный любопытный нос куда только можно, да и даже куда нельзя она его тоже засунет. — Вы главное будьте потише, а то если этот маленький ёкай проснётся, я не переживу эту ночь, ага. Я и без того уже на грани сумасшествия в этом доме. — Генма зевает, проходя на кухню после дам и сладко потягивается, жмуря глаза. Годы идут, а он не меняется. Всё так же потягивается и добавляет «ага» после половины предложений. Да что уж, никто из них не меняется. Разве что устают чуть больше, видятся реже, ну и внешне, конечно, они уже не те, что на старых, матовых фотографиях с витьеватой чернильной подписью папиной рукой.