Дуэт

Последний раз так холодно ей было в далеком сибирском городе, затерянном среди тайги и озер. Нет-нет, город считался культурной столицей, имел выходы к границам и даже притягивал к себе взгляды «звезд» разной величины. Европейская архитектура поражала воображение туристов, летом просыпались фонтаны; по набережным гуляли красивые люди, звучала музыка, и аромат кофе миксовался с забытыми хитами конца прошлого века. Музыка и выдернула ее из этого великолепного царства серебряного снега, вознесла, позволив прикоснуться к мечте. А сегодня швырнула со всей дури мордой об асфальт, весь усыпанный осколками этой сказки, что она сама для себя выдумала. Выход их дуэта объявили, как раз, когда она пыталась сделать хотя бы вдох. Даже интересно, успеет ли Ладов застегнуть штаны? Они у него, вообще-то, кожаные, в облипку, чтобы поклонницы имели счастье кончать прямо на концертах. А молнии на них двойные, на всякий случай. Не дай бог, конфуз! Что тогда сразу цистерну нашатыря заказывать - откачивать особо впечатлительных?! У одной из них сегодня все уже случилось. На концерт можно не ходить. Денег на билет не жаль – считай, заплатила за секс со своим кумиром. Уебок! Она сползла по стеночке, раскорячившись в своих тоже узких кожаных легинсах, и стиснула лицо, будто запихивая слезы обратно в глаза. Как ей петь? Чем? Голос охрип, энергия вся растворилась в душном пространстве гримуборной, да еще и зрение отказывалось посылать правильные образы, перегруженное картиной адского порева на шатком столике. Ладов. Радомир Ладов и София Успенская. Музыка. Их дуэт «Размер любви» или «X-Love», как его засветили на баннерах и афишах, по указанию продюсера Ники Светловой, был рожден, чтобы рвать башню сначала на You-Tube, а потом и собирать залы. - Соня! Ты охренела, что ли?! – Ника, вся в сиянии красного: и костюм, и серьги, и волосы, неслась к ней по пустому коридору подвала, ведущему к парковке. – Ваш выход! Твою ма-а-ать! А этот где?! - Ник, я…я поеду, наверное, - тихонько вякнула она, уже готовая растечься по грязному бетонному полу вслед за своей тушью для глаз и тоской. - Ты бухая, или че? – Ника присела перед ней, - мы же сгорим сейчас! Это сводный концерт! Там каждому строго регламентировано…Вся Москва на ушах… - она начала задыхаться, - Сонька! Сжалься! Детей моих пожалей! - Нет у тебя никаких детей, - она отняла руки от лица в полной прострации. Да точно, Ника не замужем, детей раньше не наблюдалось… Что за сюр?! Ника махнула на нее рукой в каком-то странном жесте, то ли избавляясь от галлюцинации, то ли отказываясь верить в происходящее, а потом сделала одно-единственное верное движение: полезла за телефоном. Голос ее звучал, как труба: - Ладов! Я тебе твои же яйца сейчас в задницу засуну! Немедленно на сцену! Даже без громкой связи, Соня услышала его еще вчера любимый голос: - Так я почти там. Где Софи? - На пути в Нирвану, - ляпнула Ника и повернулась к ней, - Сонь, ну че делать-то будем? - Пусть начинает…Я подключусь со своей партией. Интересно, сколько нужно времени, чтобы боль успела проникнуть в разум, завирусилась там и начала уничтожение личности? Пять минут? Полчаса?.. Соня гордо подняла голову. Каскад вьющихся темно-шоколадных прядей засыпал спину и плечи. Обнаженная кожа ключиц покрылась мурашками. Чертов холод. Он теперь всегда будет с ней. Еще вчера…да что там! Еще сегодня утром жар тела Радомира согревал ее, пуская искры желания. Хотелось жить, творить. Весь организм, приходя в согласие с внутренним состоянием счастья, рвался на сцену – подарить свой талант. И так много было этого счастья! Так много, что его избыток осязаемо, медовым потоком ее голоса и харизмы, стекал в подпевающий, беснующийся зал у ног. Лица сияли, души цвели… И она тоже купалась в бурлящем гейзере любви; в осознании своей исключительности; в осознании власти над зрителем. Мир, что же ты? Подгоняемая бьющейся в истерике Никой, Соня влетела за кулисы. Гитарные переливы взорвали мозг. Звучал тот самый проигрыш, когда уже ей пора брать микрофон и позабыться на три минуты… Именно под эти звуки Радомир поворачивал к ней голову, и его бездонные черные глаза вспыхивали в предвкушении, уже знакомые с той бешеной энергетикой, о которой мечтает каждый присутствующий. - Давай, Софи, - его слоган перед каждым ее шагом. Перед поцелуем в темном лимузине, мчащим их в отель после концерта; перед самым первым выходом на европейские площадки, перед трапом самолета: она страшно боялась летать… - Давай, Софи. Его горячие руки, уверенный разворот плеч, смоляные кудри и белоснежная кожа идеального, точеного лица. Их пара взорвала чарты три года назад. Мистическое число три. Девочка и мальчик, едва преодолевшие рубеж совершеннолетия. Зал взревел, и Радомир у микрофона обернулся. Как теперь она будет жить? Он еще утром принадлежал ей… Потеряла? Можно выронить телефон, забыть перчатки… Как можно употреблять такое выражение относительно любви? Что, Мир выпал из ее сердца? Куда? К этой крашеной лахудре, таскающейся за ними по всему свету? О, однажды она читала, что верность вознаграждается. Что ж... «Ты просто один сейчас, Ты просто живешь без нас, Ты видишь кругом печаль, Я вижу – тебе не жаль». Слова, всегда казавшиеся ей просто припевом, исполненном на высокой ноте, вдруг озарили истину: ему не жаль. Это же о них. Она приблизилась к Радомиру, подняла на него взгляд. Сука. Красивый и чужой. И ему не жаль. Где-то на этом долгом пути он изменился, и ему вдруг стало плевать на них. Безответственно и глупо плевать на их будущее, не только как пары, но и – творческого союза. А как она будет жить без него? Ведь привыкла к гастролям, бесконечным аэропортам, похожим один на другой, как близнецы, привыкла к своему чувству и его улыбкам, обращенным лишь к ней одной. Его томный речитатив продолжил композицию, и Соня по привычке улыбнулась. Но… Ей вдруг показалось, что исполнение его какое-то не такое. Что на репетиции он звучал иначе. Его голос – низкий, будоражащий баритон был совсем другим. Глаза ее расширились в удивлении. Радомир – не то. Не так это все должно выглядеть. Да что с ней, черт его дери? Она же слышала эти низкие нотки, чуть мурчащий фон… Все. Приехали. Прощай, крышак. Ровная боль в сердце, как навязчивый мотив, застрявший в наушниках. Ее верный спутник. Липкие взгляды; повсюду глаза, горящие восторгом. Микроскоп бытия. Давай, Соня, попробуй оступись; возьми не ту ноту, отвлекись и забудь слова, растолстей… И где ты? И кто ты? «Известная поп-дива София Успенская вышла к зрителям в нетрезвом виде.» Или того хуже: «Не все теперь гладко в дуэте «X-Love», если София и Радомир исполняли свою «Печаль», стоя по разные стороны сцены в клубе «Атмосфера», и тому подобное… Под гром аплодисментов прошел их прощальный поклон. Мир обнял ее за талию, и сквозь вязочки топа прикосновение опалило кожу. - В отель? Или с нами? – мурлыкнул он ей на ухо. Теплое дыхание вызвало дрожь. И снова сделалось так холодно. - С вами – это с кем? – устало поинтересовалась она. - С Никой, со мной… — это многоточие и решило дело. - В отель. Я больше не хочу тебя видеть. Хватит с меня. Он заглянул в ее голубые глаза, сейчас казавшиеся серыми и непроницаемыми. Нарощенная бахрома ресниц вовремя скрыла ее слезы. - Пока, Мир. - Софи, - губы дернулись в улыбке – какой-то робкой и неуверенной, - что-то случилось? Я не понял? - Ты не понял, - она резко развернулась и, распрямив спину, пошла к гримерке. Скорей бы уж забрать шубу и свалить. Водитель отвезет ее первой. Она не хотела знать, кто еще присоединился к Радомиру и Нике, но соцсети не дремали. Блондинистая лахудра обнаружилась немедленно, стоило Соне включить наутро телефон. Мир и не скрывал ничего. Спокойно приобнимая эту шмару за разъевшиеся бока, наплывающие над поясом красной юбки, он раскрепощенно лыбился. Будто и не было тех репетиций, с которых они сбегали в кафешку под студией звукозаписи. Будто растворились в пространстве его поцелуи – то нежные, то горячие, жалящие страстными проникновениями… Ей хотелось взять в руки телефон и написать ему: «Кто ты, Мир?! Кто ты, мать твою, такой? И кто позволил тебе разрушить мою веру?» Ника позвонила ближе к обеду: - Софи, у нас наметился предновогодний тур…Привет… - сказала она, сообразив, что не с того начала. - Привет, - вздохнула Соня. – Что еще за тур? Как тебе удалось? Знаешь, с кем пить? - Уметь надо. Короче, грандиозный чес от Владивостока до Иркутска – по два концерта на город, а потом – Екатеринбург, Питер, Москва. - Смерти моей хочешь?! – не поверив своим ушам, выкрикнула Соня. – Я не поеду с ним! - О-па! Интересненько, - Ника насторожилась, - у вас, что, разлад какой? - Очень смешно. Сама вчера не заметила, да? - Ну, прибилась одна… Так она же страшная, как моя жизнь. - Он так не думает. - Да он в хламину был! - Но не перед концертом, - усмехнулась Соня. – Вчера перед концертом он был, как стекло. - То есть? - Все. Ника, вопрос закрыт. Пусть со своей шалавой поет. А я как раз в Иркутске Новый год встречу. Родина, все-таки. - Ты мне тут не разводи это все… - Ника в кои-то веки потеряла свое красноречие. – Я тебе покажу Иркутск! У нас там, между прочим, конкуренция. Не поедем, вся приличная публика ломанется на этого Рэя, как там, блин, его… а Дэмиан Рэй – во. У него вокал, как у Гору, помнишь такого? - И? - Что «и»?! Специально, что ли, меня злишь?! - Ну Рэй, ну в Иркутске… Зачем ему этот морозильник? Там в декабре выше -25 не бывает. - Он же тоже оттуда родом. - Ишь ты, родина талантов, - всхлипнула Соня, - я не поеду, Ника. Это все. Когда разъяренная Светлова отключилась, Соня подавила желание расхлестать телефон о стену. Истерика не поможет. И злость на человека, делающего все, что от него зависит, для ее же блага и процветания – тоже. Ника – талант. Она считается одним из непревзойденных дипломатов и «бизнесменов», если такое определение вообще можно отнести к красивой хрупкой женщине. Одним звонком Ника могла умножить их с Радомиром банковский счет; одним окриком спасти от глупых решений и поступков. Нельзя так. Отвратительно. Соня знала, что не сможет подставить Нику, и ей придется лететь в этот чертов тур и терпеть боль от присутствия ледяного Мира. Спортзал, кофе, стилист, звукозапись. Она присела в кресло рядом с режиссером клипа «Печаль» Олегом Дмитриевским: - Успели? – тихо спросила она. - Да. Ника ваша – психическая просто. Весь день мне вчера мозг клевала. Я говорю, куда торопишься, как голый в баню, а она – надо ротацию поиметь перед гастролями. Вы по Дальнему Востоку собрались? – он потер усталые глаза и глянул на Соню. - Да, - она опустила голову, - еще Сибирь. К Новому году должны вернуться. - Нормально. Наглотаешься здесь потом звездной пыли на корпоративах... хи-хи, или Светлова вас пока не пускает? - Ладов как-то умудрился раз без нее… - Глаз ему на жопу натянула, да? – режиссер снова хохотнул и поднялся, - кофе тебе можно, или режим? - Наливай, Олег, мне уже насрать, если честно, - Соня потянулась к пульту, - я гляну? - Конечно. – Олег включил кофемашину, а она, подперев голову, уставилась на экран. Пара влюбленных, непринужденно гуляющих по городу. Огни витрин, люди, машины. Он – высокий брюнет в белой футболке и черной косухе, она – роскошная шатенка с распущенными волосами до пояса, в демократичных джинсах и тонком джемпере. Они пьют кофе в метро, валяются на скамейке в парке, целуются взасос…Это было, словно о них; и это было так потрясно! Соня помнила, как пахла улица под полной луной, как нежно Радомир держал ее в объятиях, а потом нес на руках по ступенькам. И казалось, это навечно... Она вздохнула и вдруг услышала их композицию. В который уже раз что-то встревожило ее. Обладая идеальным слухом, Соня во время монтажа все останавливала запись и просила Мира перепеть вызывавший сомнения отрывок, но… Это не то. Ей захотелось выключить звук. Посидеть в тишине и осмыслить свое открытие. Мир не так это исполняет. Что-то не так! Другой голос… оказывается, она всегда слышала рядом с собой совершенно другой голос. Еще ниже, еще глубже. Она почти осязала его – этот божественный тембр, вибрирующий в костях, бегущий по венам. И принадлежал он не Радомиру. Все. Достукалась. После гастролей, и в самом деле, не помешает вернуться хоть ненадолго к родителям. Подняться на второй этаж их просторного дома, помедитировать на застывший Байкал, прислушиваясь к тишине вечности. Сугробы отогреют ее сердце; встревоженные глаза матери заставят выговориться, как в детстве, после ее первой потери – отъезда Димки, единственного друга… Потом можно побегать на лыжах с отцом или, прицепив к саням обалдевшего от счастья Гринча, покататься по замершему озеру. Маламут – весельчак и болтун – высунет язык и с восторгом помчит ее, свою подросшую Соньку, по искрящемуся простору. Возникшая перед ней ароматная субстанция в белой чашке вернула ее на землю. Боже, помоги только не сойти с ума! Радомир сидел в кресле с бутылкой пива и раздраженно смотрел в упор на мечущуюся по комнате Нику. - Я хер его знаю, что творится с Соней, но…что ты исполняешь, Мир?! Чего тебя так тащит-то? Потерпеть не можешь? Сонька отказывается лететь. - Даже так? – он отвлекся от созерцания мельтешащей девушки и повертел затекшей шеей, - к Насте приревновала? Ника словно напоролась на невидимое препятствие и остановилась. Ее тонкие руки уперлись в худенькие бедра; красная грива, взлетев по инерции и описав в воздухе полукруг, улеглась на одно плечо. - Я, конечно, не первый год в шоу-бизнесе, Мир… И, конечно, знакома с проявлениями «звездной болезни», но вот так быстро при мне человека еще не сплющивало. Хоть бы вид сделал, что ли…ради дела. - Сделал ради дела, - грозно проурчал Радомир и отхлебнул пива. Ника вздохнула, осознавая, что парень пошел вразнос. У нее остался единственный аргумент, который – она прямо чувствовала – пришло время применить: - Неустойку выплатишь в течение полугода. И пошел нахуй. Я Соньке с ее-то голосищем в два счета партнера подберу. Все. Вон дверь, - ее маленький пальчик с длиннющим маникюром твердо указал на выход. - Что-о-о? – длинные ноги в узких синих джинсах тут же слетели со стола. Радомир отставил бутылку и уставился на побледневшую, но решительную Нику из-под взлохмаченных черных кудрей. – Я неустойку? Это твоя Соня как раз обламывает гастроли, не я! - Мир. – глухо проговорила Ника, - мы обсуждаем твои блядки. Не Сонины. И я не верю, что говорю это, но ты ее оскорбил. Ты нахера замутил это все? – голос ее понизился почти до шепота, - Настька эта – истеричка и дура! Она все сливает в сеть! Да одно это уже заслуживает выпереть тебя с треском. Идиот. Ты не один, Ладов. У нас команда. Мы делаем бабло! А у тебя в койке неадекватная шмара. Ты не понимаешь, что нас захейтят, и будешь потом петь на разогреве у Хабиба. - Черный пиар, так-то, всегда работал, - зачем-то возразил он, уже признавая правоту продюсера. Ника протяжно выдохнула. Отошла к окну: - Позволь мне самой определять цвет пиара… Я тебе не смогу ничего объяснить, если сам не втыкаешь, - ее тон сделался высокомерным, - даю тебе сутки. Не уладишь конфликт с Соней, будет по-моему. И еще. Увижу здесь хоть одну твою «поклонницу» - сброшу на проспект. - Без меня Соню и слушать никто не будет. Ты прекрасно знаешь нашу целевую аудиторию, - мурлыкнул он вдруг ей в спину, - девочки ведь не от Сониных голубых глаз пищат… - Съебись отсюда! – не оборачиваясь, выпалила Ника. - Это моя гримерка, - нагло заявил он и снова водрузил ноги на стол. – Без обид. Железная дисциплина, к которой Софию приучили еще в музыкальной школе, подняла ее в семь утра и погнала в студию звукозаписи. Слезы высохли, как только раздались первые аккорды нового трека «Мы не знаем друг друга». Режиссер сделал ей знак. И сразу исчезла горечь; бессонная ночь сдалась новому рассвету; наслаждение силой своего голоса, властью над нотами, прогнали сомнения. Лишь раз дрогнула она, вцепившись в наушники, когда в дверях возник Мир и посмотрел ей в глаза. «Дотяну как-нибудь», - сказала она себе мысленно. В перерыве он подошел к ней. Протянул бутылку воды, улыбнулся: - Я не знал, что тебя это все так расстроит, - произнес он негромко, - ты никогда не говорила, что у тебя ко мне чувства. - Не говорила, - она сделала глоток и подняла голову. За блеском солнца его глаза показались ей пустыми и непроницаемыми, хотя она видела в них когда-то и нежность, и живость… - ошиблась. Решила, что мы вместе. - Ты лучшая, Софи, - неуверенно произнес он, и застыл, услышав ее звонкий смех. - Не надо. Я не стану нас кидать. Тебе не придется ничего выплачивать, не мучайся… Поедем в тур, а потом будет видно… - Соня… - Все хорошо. Она вернулась к микрофону и надела наушники. Расправив белые крылья, декабрь накрыл всю страну, пользуясь властью, данной ему небесами. Задержки рейсов, толкотня, гвалт, пробки. А еще – разница во времени и бесконечные технические накладки. Организаторы концертов, служба безопасности и красноволосая Ника – все смешалось перед заболевавшей от переутомления Соней. Радомир вел себя достойно. Всегда оказывался рядом, укрывая от посторонних взглядов. Следил, чтобы она не забывала накинуть на голову капюшон, а на подлете к аэропорту Иркутска, выудил откуда-то шарф и намотал ей на шею. - За бортом минус десять, - сообщил он ей сварливым голосом, когда она попробовала возразить. - Я здесь выросла! Еще в Хабаровске, из которого они взлетели несколько часов назад, на Соню напала какая-то трясучка. Она никак не могла унять волнение. Кусок не лез в горло. Даже Ника рыкнула на нее, пытаясь заставить пообедать. Стоило задремать, в ушах звучала какая-то мелодия. Мужской голос исполнял нечто полузнакомое: дерзкий текст на грани приличий, а потом подключался ее вокал. «Я, что, во сне пишу песни?» - Соня проснулась, когда лайнер уже шел на посадку в самый тяжелый для авиаторов аэропорт. Мельтешащий снег уверенности не придавал. Родной город звал ее и пугал одновременно, должно быть, в отместку за отъезд когда-то в столицу. Пять лет назад ее педагог по вокалу Лидия Ивановна Грудинина, внятно, хорошо поставленным контральто оповестила родителей: - Вашей Софии необходимо продолжать обучения. Я напишу характеристику. Подавайте документы в Гнесинку, пусть пробует! А потом была встреча с Никой – Вероникой Алексеевной Светловой, совершенно случайно услышавшей исполнение Сони на одном из академических концертов. Кое-как совместив учебу на пятом курсе и гастроли, ошалевшая от восторга Соня – влюбленная и счастливая, получила свой статус «звезды». Самолет затрясло. Она закрыла глаза. «Падающая звезда» - не иначе. Будь ты проклят, Радомир. Она помнила, как Ника представила их друг другу. Помнила, как продюсер, а за ней и все остальные причастные к созданию дуэта лица, восхищенно замирали, глядя на их пару. Лучше бы она охрипла тогда… Или нет? Отель «Солнце» встретил их уютным теплом. Стеклянные двери отсекли снежинки, кружащиеся в нелепом танце. Зима исполняла контемп… Ника ворвалась в гостиную люкса в неизменном сиянии красного, зажав в руке телефон: - Вам билеты на Рэя заказывать? В «Байкал Бизнес Центре» сегодня в десять. Все раскуплено, только в вип-зоне еще несколько есть. - Мне – да, - отозвался Радомир. – Я после выступления весь, как на иголках; по-любому не засну. - Мне тоже, - кивнула Соня. - Окей. У вас, кстати полтора часа до выхода. Собираемся. - Почти не меняется, - вздохнула Соня, торопливо следуя в тисках охраны и держась за руку Радомира. Привычка заставила и его стиснуть ее пальчики. - Ты про «Дворец»? - спросил он нервно. - Да. - А я думал, если честно, в «Дикой лошади» будем… - Там танцпола не хватит. - А в «Париже»? - Не знаю, Мир, может, Нике показалось слишком нежно. Там, в основном, свадьбы гуляют. Обмениваясь коротенькими репликами, они попали за кулисы. - Писец, зал битком! – она до сих пор произносила эту фразу, теряясь в своем прошлом скромной девчонки, разучивающей гаммы за старинным роялем. - Соберись, Соня, - он приобнял ее, прижав к своей теплой груди. – Это уже двадцатое выступление с начала месяца. - Не могу поверить, - она покачала головой. – Я последнее время вообще ни во что не верю. Их глаза встретились через зеркальную гладь. Радомир обнял ее крепче, осторожно запустил руку в сверкающие каштановые локоны и коснулся щекой ее виска: - Соня, прости меня. - Нашел время, - шепнула она, боясь отойти от зеркала и разрушить чары. - Прости. - Не извиняйся за то, что не можешь изменить, - вздохнула она. – Ты – это ты. Пойдем… Аплодисменты, переходящие в овации; как бурное море, сияющие лица. Музыка… Под грохот басов и гитары, Соня взяла микрофон. Радомир - весь в блеске своей сексуальности - заводил зал. Ее нежные переливы, от тихих-тихих до разгоняющихся, будто ураган над морем, рулад, поддержали его томный речитатив. Зал стал единым организмом с ними – кумирами и властителями душ. Кратковременный период правления сопровождался воплями, вспышками света, истериками и попытками прорваться на сцену. Все как всегда: беснующиеся девчонки и преклоняющиеся парни, такая разная реакция, как состав эликсира их славы. Радомир пел, почти прижав микрофон к пухлым губам. Черные кудри в беспорядке падали на лоб и плечи; стройное тело двигалось, словно пропитанное музыкой: и резко, и в ритме джаза, и плавно, и застывая на миг… Сейчас она опять любила его, осознавая, что это эфемерное чувство закончится с последней нотой. И пусть. Она счастлива…кажется. Лимузин у входа утопал в снежном пухе. Еще не успевший слежаться снег таял на горячем капоте. Фонари окутались золотым дыханием, как живые стражи ночи. - Трахни меня, Мир! – орала какая-то сбесившаяся поклонница. - Радомир – ты бог! Забери меня! Нахрена тебе эта монашка?! И более пристойное: - Мир, женись на мне! Соня и Радомир ржали в голос, схватившись друг за друга. Они еле сохранили лицо, пока шли сквозь строй одуревших поклонников. Здесь, как и в зале, мужчины вежливо обращались к Соне, а девушки теряли сами себя, бросаясь к Миру. Ника, изменив красному, ждала их с шампанским. В этот вечер на ней сияло черное платье в пол, а в ушах сдержанно посверкивали колечки из белого золота. Концерт Дэмиана Рэя требовал шика. Соня просто показала большой палец, оценив ее образ. Радомир сделал огромные глаза и поцеловал руку. - Ну, ладно, погнали отдохнем. Через два дня в Екатеринбург… - Не сейчас, - улыбкой остановил «планерку» Мир, - я уже не здесь. И Соня вдруг тоже поняла, что ее нет здесь и в помине. Она далеко-далеко, за много лет и зим, бежит по солнечному холлу музыкальной школы, а в актовом зале ставят елку, и мама спешит домой с новогодним костюмом для выступления дочери-пятиклашки. Ничего себе, как усталость и душевная драма может перемотать время… …Пятый класс. Ей одиннадцать. Только что закончился экзамен, и комиссия закрылась в актовом зале. Соне так страшно, что ее исполнение «Сонаты» Бетховена не понравилось Людмиле Анатольевне… Вечно она придирается: то ногти длинные, то горбишься, то неэмоциональна. Очень строгая тетка и может повлиять на оценку. А мама потом все новогодние праздники будет ворчать, всякий раз припоминая «четверку» за полугодие… Она стоит, прижавшись к замочной скважине, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, совершенно позабыв, что в пустом гулком холле школы может появиться кто угодно. - Успенская, ты че?! Ну вот, приперся кто-то… Она нехотя поднимается и смотрит в зеленые глаза. Белоснежные волосы отражают зимний свет. Принесла нелегкая! И как на зло, именно этого Димку Раевского – мелкого подрастающего принца с ангельским голосом. Все учителя прямо писаются кипятком, когда он берет микрофон на праздничных мероприятиях. - А ты че? – это она с виду только такая зайка с косичкой. Дерзкие голубые глаза под густыми ресницами могут одним взглядом поставить на место. И с деревьев ее не раз снимали, и маму в школу вызывали, и за отсутствие формы к директору водили… - Я шел… - глупо объясняет он очевидное. - А я подслушиваю, - в тон ему говорит она. - И? – он в азарте дергает подбородком и подходит ближе. - Нифига не слышу! - Дай, я, - он наклоняется, и они уже вместе замирают, наивно прижавшись друг к другу. Неожиданный стук каблуков; ключ в замке поворачивается, и на пороге появляется учительница Сони. Ее глаза делаются круглыми: - Успенская? Раевский? – имена лучших учеников школы тонут в ее шумном выдохе. - Мы просто, - твердо говорит Димка и заслоняет собой Соню. Этот жест решает все. Теперь они – лучшие друзья. На каждой перемене Димка подходит к ней, забирается на парту и начинает болтать. А она, игнорируя удивленные и завистливые взгляды одноклассниц, улыбается и придумывает все новые темы для разговоров. И вот уже их можно встретить, гуляющими за руку по школьному двору, никак не реагирующими на замечания, типа: «Вам еще рано!» и попытки растащить их по домам. Гром гремит в мае. На индивидуальном занятии по музыке Соня остается одна: учительница ненадолго отлучается в медкабинет. Девочка сама играет и играет, мучая трудное место из «Шарманки» - ее конкурсного произведения на годовом концерте. Окно вдруг открывается, и в солнечный квадрат запрыгивает Димка с надранным букетом черемухи. - Долго еще? – шепотом спрашивает он, - у меня родаки на дачу свалили, погнали в «Резидент ивел» играть! - Я все, - врет она и начинает складывать ноты. Его объятие неуклюжее и теплое. Да еще и острые ветки мешают как следует прижаться друг к другу, но аромат…Такой сладкий и пьянящий. Ей впервые так хорошо. Чувство счастья заставляет ее руки обхватить его за шею… Шутки закончились, когда в кабинет вернулась подлечившаяся учительница… - Мне придется уехать, - он плачет, не желая выпускать ее руку, а отец тянет его в машину, - папа получил визу в Америку, будет работать программистом. - Не уезжай! – плачет она и тянет его на себя, а ее мама тоже плачет, но не вмешивается. Родители водят ее к психологу, который пытается заставить ее признаться, что, кроме объятий, было еще много всего. Мама отказывается верить в эту чушь. Отец настаивает, ведь девочка недаром так переживает разлуку. И проходит время, которое почему-то не лечит. И хочется вновь и вновь вдыхать аромат черемухи… И очень странно ловить себя, когда оборачиваешься на всех блондинов… В состоянии легкой дремы, Соня опустилась в мягкое кресло. Свет погас. Рядом устало и удовлетворенно вздохнула Ника. Радомир будто растворился в пространстве зала, полного предвкушений и магии. Она осталась одна. На сцену вышел парень. Его группа, состоявшая из четырех музыкантов, переглянулась. Раскрепощенные светлые улыбки; и зазвучала гитара, вступил бас, за ним – знобяще зацокали ударные. Сначала Соне показалось, что она вернулась в ту весну. Даже черемуха померещилась ей в ароматах совсем других духов, и белые цветы мелькнули в свете софитов. Выпрямившись, она прислушалась к его дыханию. Ритм ее детской любви, слез и горя разлуки... - Димка, что ли?! – вслух проговорила она, вглядываясь в его лицо. Цвет глаз, даже с такого близкого расстояния, было, конечно, не разглядеть, но белоснежные густые пряди надо лбом напомнили ей, как порывистым движением он смахивал их, а они падали назад, упрямые, как и он сам. И голос. Этот голос из ее снов, певший с ней дуэтом. Низкий. Заводящий в лесные чащи потустороннего мира. Густой, шепчущий, обволакивающий. Час, полтора. Он пел, держа микрофон у губ, и ни на минуту не отвел от нее глаз. На лице притаился восторг и удивление. Узнал. В этом не было никаких сомнений. - Соня? – Ника смотрела на нее, как на чудо. – Вы знакомы? - Значит, мне не показалось, - как в бреду, прошептала она. - Конечно, не показалось. Он же одной тебе поет… Чего я не знаю? – Ника полезла за телефоном. - Он мой друг детства, вместе учились в музыкалке, - сказала Соня и подумала, что так обычно говорят глубокие старики. - Так… - Ника в азарте завертела головой. – Что насчет дуэта? - С кем? - С ним, - продюсер бесцеремонно ткнула пальцем в Димку, зовущемуся теперь по-неземному… - Да, - Соня решительно кивнула. Когда поклонников растащила охрана, а встрепанный директор певца, наконец, обратил внимание на звездного продюсера Нику Светлову, прошел целый час. Потерявший всякий интерес к происходящему, Радомир под присмотром службы безопасности подался в бар, а Соню и Нику пригласили в ресторан, где накрыли поздний ужин. - Это моя София, - после знакомства, представила ее Ника. – Мы успели побывать в Европе, пока не случились эти страшные события…Но… Дальше Соня ее не слушала, потому что оказалась в объятиях Дмитрия. - Сейчас-то, надеюсь, нас никто не растащит, - шепнул он ей в каштановую копну, ведя за собой подальше от столиков. - Пусть попробуют, - она пыталась улыбнуться. Честно строила из себя светскую львицу. Но стоило зеленым глазам сверкнуть из-под белоснежной челки, она стала собой, забыв, зачем, собственно, затеяла весь этот цирк. - Я должен был найти тебя. Но родители чуть с ума не сошли: скандал! Вдруг не получится уехать! Короче... Мне было так страшно. Я не мог понять, виноваты мы с тобой, и если да, то в чем? Дружбу нашу вывернули наизнанку, и меня заодно… - Ты продолжил учиться музыке? – Соня с восторгом оглядела его спортивную фигуру, - или эта жесть помешала как-нибудь? - Продолжил. Много учился, да и сейчас еще учусь. Выступаю. В Россию пробились с трудом, - он рассмеялся, - мне так хотелось увидеть снег, побывать здесь! Думал, вдруг встречу тебя: ты очень популярна, кстати! - А не была бы популярна, так и прошел бы мимо? – усмехнулась она. - Что за мысль?! Ты у меня не шла из головы, Соня…Мечтал, вот приеду и разыщу тебя… - Как родители? – тихо спросила она. - Ну, как? Отец работает, мама дома. Они очень испугались за меня тогда…Я так тосковал по тебе. Конечно, новая страна, все эти впечатления помогали отвлечься: язык пришлось учить в спешке… Но я так тосковал, Сонька. Письма тебе писал, а куда они девались? Никто не знает… - Я не получала, - глаза их встретились. - Я это уже понял, - он вздохнул. – Слышал о вашем дуэте с Радомиром. У тебя с ним отношения? Извини, мне это важно. - Были, но теперь – все. Не извиняйся. Это бывает сплошь и рядом: померещится вдруг чувство, а оно – подделка. - Соня, - он снова обнял ее, - можно узнать о твоих планах? - Тур по России, - проговорила она, а сама уже почему-то не поверила своим словам, - а на праздники хотела погостить у родителей… Не знаю, я им еще не звонила. - А хочешь в Нью-Йорк? На Рождество? – он вдруг взял ее за руку, - побудь со мной. Мы потеряли так много времени. - Хочу, - улыбнулась она, - только ведь мы уже не дети. С делами придется что-то решать. - Решим. Ничего не бойся. Решим. Заверши гастроли, а в Москве я тебя встречу и заберу. С визой проблем не будет. Мой директор может включить тебя как исполнителя… Согласна? И будет падать снег. В Центральном парке дети будут исполнять рождественские гимны, и аромат кофе поплывет над праздничной нарядной толпой. И Димка – совсем уже взрослый, обнимет ее, укрыв от дурных мыслей и снов… - Соня! – Ника окликнула ее, совершенно очарованную этой невероятной встречей, - можно вас с Дэмианом попросить… Они подошли к столику, держась за руки. Его голос все еще звучал в ушах: «Ничего не бойся!» И она спокойно взглянула в лицо Ники: - Первые результаты? – насмешливо улыбнулась она. - Зато какие! – гордо распрямила спину Ника, - вам предлагают спеть дуэтом! Согласна?