Письмо

      За ночь еще выпал снег: он преобразил улицу, скрывая потемневшие крыши, растоптанную слякоть с грязью и заледеневшие иголки сосен. Скудный дневной свет отражался от белой поверхности, и потому в комнате было светлее обычного. Белый лист бумаги, лежащий перед Яманами, казался еще белее. Слишком яркий дневной свет отвлекал, сбивал с толку, мешая осуществить задуманное. Всего-то нужно написать небольшое новогоднее поздравление, но он медлил. Не находил в себе сил почти пять лет, а сегодня утром понял: больше нельзя тянуть. Сощурил глаза, глядя на заснеженные ветви сосен, и поднес пальцы к губам, стараясь обдумать каждое слово, которое предстояло написать. Затем обмакнул кисть и вывел каллиграфическим почерком:       

«Для начала, прошу прощения за столь долгое молчание!

      

Пусть Новый год принесёт для Вас удачу и счастье!

      

Сбудутся все Ваши пожелания, и посетит благодать богов. »

      Отложил кисть в сторону и пробежал взглядом по написанному. Еще не дошел до сути письма, но уже впал в ступор, не зная, как поместить столько событий в несколько предложений, чтобы не утомить получателя.       Встал из-за стола и подошел к приоткрытым седзи. Выбеленный снегом пейзаж щемил в глазах до боли и был так похож на его мысли — такие же чистые и незапятнанные. Всю жизнь стремился к идеалу, но смог ли достичь? К сожалению, это известно одним лишь богам. Яманами поежился от холода и сдвинул седзи. В голове, как мираж, замаячила мысль. Он бросился к столу, но, едва набрав тушь, рука застыла над бумагой. Неужели так сложно для знатока китайской литературы написать весточку о себе? Закрыл глаза, стараясь сконцентрироваться на мысли. Глубоко вдохнул, как учили в додзе, и, кажется, нашлись нужные слова!       

«Впредь постараюсь уделять больше внимания переписке, однако прошедший год выдался поистине сложным. Возможно, Вы уже давно в курсе событий, но слишком сложно удержать себя, чтобы не поделиться с Вами радостью.»

      Часто переосмысливал свой путь после ухода из Шинсенгуми, но каждый раз приходил к одному и тому же выводу: человек подобен текущей воде, которая сбегает вниз по склону, огибая препятствия на пути. Различие лишь в самой воде: стекает прозрачной слезой из горного источника или же зловонной жижей в сточном канале.       Когда понял, что его идеалы разнятся с делами товарищей по отряду, забрал Акесато и бежал из Киото без оглядки. Ушел из-под носа Окиты, как хитрый лис. Хотя позже ходили слухи, что за ними послали несколько отрядов. Страна скатывалась к большой резне, в которой он не хотел принимать участия. Не хотел марать руки кровью, когда войну можно было и не начинать. Для мастера меча, тем более его уровня, это звучит дико, ведь он ничего не должен делать, кроме как убивать.       Желание убивать появилось уже здесь, на Эдзо.       Долгое время жил под чужим именем, скрываясь от всех. Хотя Акесато трудно спрятать, тем более заставить что-либо делать вопреки ее желанию, они прожили три счастливых года. А потом война запустила кровавые щупальца и сюда.       Первым вестником стал ночной гость. Он заявился далеко за полночь, когда улицы давно спали. Собирался и Яманами отходить ко сну, только незаконченный труд, в котором он описывал историю создания Шинсенгуми и их славное время, не давал уснуть. Акесато часто дула губки, когда он так и не приходил к ней ночью, но дело всей жизни было важнее любимой женщины.       Когда сквозь шум дождя послышался собачий лай, насторожился. Взял в руки катану, хотя и понимал, что время меча уже прошло. Тихо прокрался к воротам дома и застыл в тени.       — Давай открывай. Я знаю, что ты здесь! — прозвучал голос Хиджикаты.       Он не откликнулся. Меньше всего хотелось встречаться с бывшим товарищем по оружию, хотя в Киото было больно расставаться.       — Яманами, мать твою! — прохрипел и с силой ударил кулаком.       Не проронив ни слова, открыл тяжелый засов и распахнул перед ним ворота. Хиджиката был одет в темный плащ, скрывающий его фигуру с головы до ног. Сквозь темноту заметил, что катаны с ним не было. Быстро прикинул в уме, что огнестрельное оружие намного меньше и эффективнее катаны. Но с ним тоже надо уметь обращаться.       — Долго же ты узнавал старого друга. Память совсем подводит? — съехидничал вместо приветствия, но не возымел над ним должного эффекта.       — Друзья не ходят глубокой ночью.       Несмотря на сомнения, впустил в дом и разжег огонь, пока слушал его рассказ. Очень удивился видеть Хиджикату здесь, на Эдзо, но еще больше удивил его европейский наряд. Было странно слышать его объяснения, что во время боя намного удобнее в штанах и сапогах, нежели в многослойных хакама и дзори. Едва заговорил о Республике, стали понятны намерения гостя — он пришел за помощью. Только в чем?       — Вообще-то, я по делу, — быстро сказал и посмотрел упор. — Ты хороший стратег. Твои знания нужны нам!       — Чтобы выслушать мое мнение, а потом поступить наоборот?       — Не будь ребенком, это серьезно.       Хотел возразить, что не ребенок, но потом вспомнил, кто в отряде всегда обижался, когда называли ребенком. Слышал, что тот скончался от болезни, но деталей и обстоятельств не знал. Потому попросил рассказать больше.       — Не подумай, что из праздного любопытства, Соджи мне дорог. Сейчас веду работу над рукописью об отряде.       Взгляд Хиджикаты полыхнул азартом.       — Покажешь?       — Если зайдешь днем, — сказал Яманами и слегка кивнул головой. Это означало его согласие в деле Хиджикаты.       — Тогда и расскажу о нем в следующий раз.       После ночного визита время закрутилось, и очень скоро в выборном списке имена Яманами Кейске и Хиджикаты Тошидзо стояли рядом. Первенство, разумеется, осталось за Эномото-саном, однако адмирал не намного опередил их.       Часто сравнивал свои прежние идеалы и не переставал удивляться. Будучи приверженцем императора и противником варваров раньше, сейчас вместе с Хиджикатой делал все, чтобы молодая республика Эдзо выстояла против императора. Приходилось принимать любую помощь, в том числе и от варваров, однако ее было ничтожно мало. Когда стало ясно, что сражения не миновать, иностранцы отгородились от них, выжидая победы одной из сторон. Тогда же у Яманами появилось непреодолимое желание убивать.       Перед сражением приказал Акесато уйти подальше вглубь острова. Как бы ни хотел остаться с ней — не мог. Не мог допустить, чтобы она видела, как он умрет. Потому отдал ей все сбережения и отправил из города. Упрямая женщина не хотела расставаться. Сквозь поток ее вопросов пытался донести, насколько опасно быть в городе, но та не унималась: выпрашивала, чтобы он оставил ее в Пятиконечной крепости. Повысил на нее голос и сразу же пожалел, видя ее слезы. Прижал к себе и поцеловал, так крепко, будто в последний раз. До боли в губах, будто и не надеялся, что они выстоят в сражении.       — Саннан-сан! — шептала она между поцелуями.       Ее шепот стал отправной точкой, чтобы продолжить неистово клеймить поцелуями, сбросить с нее одежду и взять прямо на полу. Каждую секунду думал, что следующего раза может и не быть. Акесато послушно ушла, как он и приказал, но после прощания остался несмываемый осадок в душе. Она не заслужила слышать, как он кричит на нее.       Этого заслужили тугодумы, стоящие у карты сражения. Они готовились сдать Хакодатэ без боя и предать все то, над чем с Хиджикатой трудились, отдавая все силы общему делу. В случае поражения некоторые имели прямую выгоду, но только не Яманами. Одной отваги и умения обращаться с оружием было мало, в ту ночь они сумели склонить Эномото на свою сторону.       Благодаря плану Яманами удалось избежать морского сражения, сохранив все корабли в целости. Однако войска императора высадились неподалеку от бухты — за городом, — и заняли выгодную позицию. В скором времени завязался бой. И здесь как нельзя кстати пригодилась помощь от сохраненного флота. По расположению войск императора ударили со стороны залива, а против оставшихся применили тактику, предложенную Хиджикатой.       Наутро их поздравляли с победой.       Яманами прикрыл глаза, вспоминая прошедший год, и с трудом сдержал улыбку на губах. Опустил взгляд в текст, окунул кисть в тушь, аккуратно убирая лишние натеки, и вывел на бумаге:       

«Скажу одно: мы выстояли! Смогли отстоять свою самостоятельность, и уже через несколько месяцев мы будем праздновать вторую годовщину Республики Эдзо!»

      Со стороны энгавы послышались торопливые шаги. Он сразу узнал Акесато по походке. В последнее время она немного изменилась: стала тяжелее и неповоротливее, но Яманами знал, что это на время. По его подсчетам, через несколько недель должен появиться на свет результат их страстного прощания.       — Я собрала кадомацу! — радостно крикнула, едва переступив порог дома.       Приготовился ответить ей, но она опередила, успев обидеться:       — Так и не посмотришь? Между прочим, я все руки исколола, пока резала веточки сосны!       В несколько шагов добрался до Акесато и обнял ее. Вдвоем вышли на улицу, но он еще раз предостерег ее:       — Тебе же нельзя трудиться, а ты продолжаешь меня не слушать!       — Не могу сидеть на месте без дел! — возразила она, капризно притопнув ногой. — Посмотри, тебе нравится?       Его взгляд застыл от удивления, пока рассматривал аккуратно срезанные стебли бамбука, возвышающиеся над выбеленными снегом веточками сосны, и цветущую ветку сливы посередине — здесь с лаконичной красотой и точностью переплелись символы благополучия и успеха, мужества и добродетели, стойкости и красоты.       — Красиво! У тебя получается все лучше и лучше, ты очень старательная ученица!       — Это потому, что у меня самый лучший учитель. Не правда ли, Саннан-сан? — прошептала ему и прильнула к плечу. Знала, что обращение по имени действует на Яманами по-особому, заставляя его взгляд темнеть.       Осторожно провел носом по ее высокой прическе, так же, как и в первый раз, боясь задеть кандзаси. Скользнул ладонью от плеча к талии и подхватил Акесато под локоть, помогая ей подняться в дом. Когда створки седзи были полностью закрыты, поднес ее пальцы к губам, согревая дыханием и попросил побыть с ним вместе, пока допишет письмо.       

«Еще раз поздравляю Вас с Новым годом! Передавайте от меня привет в додзе.

      

Яманами Кейске, 23 декабря 1869 года, Хакодатэ, Республика Эдзо.»