***
— Омела! Эй, Омела! От громкого шёпота ученица Слышащей вздрогнула, заморгала и отряхнулась, прогоняя сон. Дремать на речном острове ей всегда нравилось: шум бурной речки и доносившееся даже досюда кваканье лягушек успокаивали. — Что такое? Пляшущая Тень перестала нависать над ней и уселась рядом так близко, что стало некомфортно. — Мне нужна твоя помощь. Омела с трудом сдержала вздох. По шмыганью и блестящему от влаги носу уже было всё понятно. Молодая чёрная кошка, пару лун назад посвятившаяся в воины, являлась давним кошмаром Душицы. Она и то и дело наглатывалась воды при нырянии, падала с высоты, а все пчёлы, пауки и даже змеи Рысьего дерева, казалось, ждали, когда же именно Пляшущая Тень заглянет в дупла, где они сидят. Это привело к некоторым запретам для неё в отрядах по просьбе Слышащей, воин не расстраивалась, сохраняя усердие и жизнелюбие, но к сердцу мёртвого дерева не приближалась до последнего. Как и сейчас. — Помоги, Омела, а? Если Душица узнает, что я опять простыла, то хвост мне отгрызёт и в глотку запихает. Можешь как-нибудь быстро вылечить? Пляшущая Тень. Когда она станет предком, то будет являться Слышащим в тенях. Заметить такой знак должно быть просто, особенно если знать что искать. Омела посмотрела в полные мольбы голубые глаза чёрной кошки. План есть. Есть и цель. — Да. Могу. Тёмные ягоды, растущие на речном острове, травникам было запрещено собирать не просто так. — М-м-м, сладкие! — Повезло. Лечение редко бывает приятным, — Омела внимательно наблюдала за Пляшущей Тенью, слизывавшей с усов остатки белладонны. — Давай вернёмся в лагерь, пока нас никто не заметил.***
Тело Пляшущей Тени обнаружил закатный патруль. Коты племени Солнца собирались в лагере, обращая морды к небу в молчаливой тризне по ушедшей подруге. Никто, кроме ученицы Слышащей, не знал, как Пляшущая Тень начала кричать от боли и ужаса непонимания, стоило только отплыть от речного острова. Никто, кроме ученицы Слышащей, не знал, как чёрная кошка барахталась в судорогах, погружаясь всё глубже, и пыталась вцепиться Омеле в горло в отчаянной слепой попытке удержаться на плаву. Никто, кроме ученицы Слышащей, не знал, как загорелись в последний раз голубые безумные глаза из-под толщи воды и как уже неподвижное тело было аккуратно подтолкнуто к быстрому опасному течению, огибавшему весь речной остров. Никто, кроме ученицы Слышащей, не знал.***
Серая малышка была самым крошечным котёнком из всех, что Омеле доводилось видеть. Она была вдвое меньше своих рыжих братьев, лежавших рядом, и молока для неё оказалось слишком много: приходилось быстро оттаскивать её от бока матери, иначе начинала захлёбываться под сильным напором. — Как зовут твоих детей, Росинка? — спросила Омела, видя, что королева опять в сознании. Пляшущая Тень не явила себя ни через четверть, ни даже через половину луны, и ученица Слышащей была очень недовольна. «Ну же, Пляшущая Тень! Навести меня. Скажи, что у тебя всё хорошо в солнечных землях. Или прокляни, если знаешь, что ты умерла из-за меня. Не смей молчать, иначе твоя смерть окажется совершенно напрасной. Как тебе такая мысль, а?» Но ответа Омела не получала, сколько бы ни вглядывалась в тени, и потому, когда Душица сказала поухаживать за Росинкой, была в дурном настроении. — Лютикоушек и Клевероцапик, — прошептала королева, с трудом сосредотачивая взгляд на Омеле. — А малышку… Пылиночка. Роды дались ей тяжело: меньше чем через день начался жар, и Росинку из дремоты кидало в бред и обратно, изредка позволяя увидеть мир ясно. Любой громкий шум её раздражал, и остальные королевы перебрались в соседнюю палатку после того, как один расшалившийся котёнок чудом не получил по морде когтями. Душица вчера просидела с больной весь день, понемногу скармливая ей травы, предлагая мох с водой и приглядывая за котятами, которые только ели и спали, а сегодня поручила это дело ученице. — Красивые имена, — кивнула Омела, — и красивые котята. Она никак не могла отвести взгляда от серой кошечки с таким простым именем. Если Пылиночка станет предком, захочет ли она навестить свою мать и своих братьев? Как будет вести себя такой маленький предок, не знавший и даже не видевший жизнь? Был только один шанс попробовать и надеяться, что всё получится. Когда уже отправился закатный патруль и скоро должна была прийти Душица, а Росинка забылась в тревожной дрёме, Омела подошла к почавкивавшим у материнского бока котятам и сильнее прижала голову Пылиночки к животу королевы. Молоко потекло из носа малышки и пошло пузырями, она завозилась, но не могла оттолкнуться слабыми лапками, и вскоре замерла, будто заснула, окружённая братьями. Росинка сонно что-то пробормотала и начала шевелиться. Омела подсела к ней и принялась вылизывать лоб и уши в попытке сбить жар.***
Душица прокусила Омеле уши в бессильной злобе. Та не сопротивлялась. Все решили, что за Пылиночкой просто не уследили, и один день вымаливания прощения и согласие сколько угодно лун заниматься самой мерзкой работой стоили отвода подозрений. Ученица Слышащей призналась себе, что серую кошечку ей совсем не жаль: Пылиночка не знала этого мира и не успела в нём кем-то стать. Возможно, именно поэтому она и не явилась. Глупая была затея. Занятная, но глупая.***
Росинка попыталась проникнуть в сердце мёртвого дерева и забрать травы, но была остановлена дозорившим там Блюстителем порядка. Омела сожалела, что всё проспала и разбираться пришлось наставнице. — Росинка поправилась, но дух её сломлен, — тяжело вздыхала Слышащая, рассказывая о произошедшем. — Хорошо, что она решила наесться трав, а не сделать что-нибудь другое, тогда и не заметили бы. Но глупость, совершённая в горе, всё равно является глупостью, и должна быть наказана. И у Омелы снова появился план. Она встретилась с Росинкой на следующий день. Королева с потухшим взглядом скатывала подстилки, совершенно не обращая внимания на их свежесть. — Здравствуй. Тоже будешь говорить, какая я дура? — прошелестела она, не поднимая взгляда, и голос её звучал так, как ученица Слышащей представляла себе голоса предков. — Нет, — Омела села рядом и задумчиво подцепила когтем скатанную подстилку. — Хотела убедиться, что с тобой всё хорошо. — Я не сберегла дочь. Хорошо уже никогда не будет. Пылиночка где-то там, одна, никого не знает, а меня осуждают, — королева гневно фыркнула, — за желание пойти к ней и помочь. Горе несло мысли Росинки в нужном направлении, Омеле оставалось лишь направлять их, как берега реки направляют воду. — Ты не заслуживаешь осуждения, Росинка. Но и других можно понять. Чтобы вылечить тебя, потратили много времени, сил и, главное, трав. Своим уходом ты обесценила бы труд и травников, и Слышащей. Их злость понятна. — Знаю. Мне стыдно. Но она там… Одна… Королева отшвырнула нескатанную подстилку и заплакала. Омела прижалась к её боку. — «Если ты чувствуешь себя среди нас чужим, никто не будет удерживать тебя силой и ты тоже не удерживай себя. Чтобы племя было единым и сильным, каждый его кот должен хотеть быть его частью», — прошептала она. — Одно из священных правил Солнца. Обидно, да? Если ты хочешь уйти в другие земли, тебе пожелают удачи, но стоит захотеть уйти к предкам, как тебя осудят. Твоё желание и твоя боль важнее, чем травы и время. Что бы ни решила, знай: я поддержу тебя. Росинка посмотрела на неё. На дне печальных глаз мерцало тихое решительное безумие.***
Когда Слышащая и её ученица выдвинулись к Затихшему озеру, серое небо ещё лишь хмурилось, но у берега упавшего дерева разродилось дождём и грозой. Обе кошки молчали. Душицу одолела листопадная хандра, и последнюю половину луны она постоянно хмурилась, ворчала, и никуда не отпускала Омелу одну, заставляя выполнять бестолковые поручения у себя на виду. Ученица не протестовала: было не до таких мелочей. Росинка так и не ушла к предкам. Омела говорила с ней ещё несколько раз, но уже тогда чувствовала, что тщетно. Другие коты, что окружали печальную королеву, слишком тянули её к жизни, постоянно находясь рядом, разговаривая, гуляя, помогая с котятами. И мерцавшее в глазах Росинки безумие постепенно меркло, пока не погасло совсем. А ещё Омела начала плохо спать. Она просыпалась по несколько раз за ночь со смутным чувством тревоги и сразу же зарывалась в подстилку поудобнее, но сон шёл далеко не всегда. Неясные мысли, похожие на серых мохнатых гусениц, не давали покоя, хотя Омела ни за что бы не смогла сказать, о чём они. Задумавшись, ученица Слышащей поскользнулась и чуть не съехала в сосновый овраг. — Ну и погодка. Сидеть бы в лагере в такую, а не идти куда-то, — пробормотала она. Душица не ответила. Обернувшись, Омела заметила, что наставница замерла на месте, устремив взгляд в лес и даже не пытаясь укрыться от дождя. — Что такое? И тут она наконец почувствовала то, что уже наверняка заметила Душица. Запах троих приближающихся солнечных котов. Слышащая и её ученица стояли и молча смотрели, как к ним подошли Хранительница Солнца, её доверенный и воин света Блюстителей порядка. И стоило последнему остановиться, как Душица, бросив на Омелу тяжёлый печальный взгляд, сделала несколько шагов вперёд, встав рядом с пришедшими. — Росинка сказала, что это ты позволила Пылиночке захлебнуться, — глухо сказала она. — Она бредила. Весь день была в горячке, — выпалила Омела и сразу же поняла, что ошиблась. Сказала не те слова. — А ещё Росинка рассказала о разговорах, которые ты с ней вела, — голос Хранительницы Солнца был холоднее льда. — Это тоже объяснишь бредом? — Из пасти Пляшущей Тени пахло белладонной, — добавил воин света. — Мы не трогаем незнакомые травы, а травникам собирать её запрещено. Ничью вину тут объявить нельзя, но, может, ты хочешь что-нибудь сказать? Омела смотрела на этих котов, на их шерсть, блестевшую от влаги, на напряжённые лапы, на глаза, впивавшиеся в неё холодным грозным взглядом, и неожиданно вспомнила, как они все поздравляли её на посвящениях. Как выкрикивали её имя, и оно шумело в ветвях деревьев, каким светом и гордостью были переполнены их взгляды. Когда же… Что пошло не так?.. — И ещё, Омела… — Да, Душица?.. — Ты начала разговаривать во сне. Грозовую мглу пронзила молния, голубая, как чьи-то глаза. В мимолётной вспышке тень сожжённого кедра вскинулась, изогнулась, будто в диком плясе, и знакомый голос из пустоты шепнул Омеле на ухо: «Мы говорили. Но ты слышала только себя.» И больше она не слышала ничего, даже грома. Видела, как открывались и закрывались пасти собравшихся. Как все смотрели на неё выжидающе, как приближались почти вплотную. Это было неважно, совсем неважно. Почему так поздно? Почему именно сейчас? Омела даже не пискнула, когда острые клыки впились ей в горло.