Тайна последней строчки

Леви

— Ты меня с моста скинуть решила, поехавшая? — устало вздохнув, спросил Аккерман, все еще следуя за девушкой, что заставила его прикрыть глаза — Если ты еще обижена на то, что я.… — Мы почти пришли — спокойно ответила подчиненная, крепче сжав его руку. Будто бы успокаивая его, хотя это было не нужно, он и так был спокоен — Это сюрприз. Сюрприз. Леви чувствует дежавю. Он уже около десяти минут шел с закрытыми глазами следом за ней, пока девушка крепко сжимала его руку и иногда вставляла фразы по типу «тут камень, осторожно», что пару раз заставило его тихо рассмеяться. Поехавшая боялась, что он споткнется? Амелия переживала о такой мелочи в виде камня или ступеньки, заставляя его недоумевать. Такая забота казалась странной. Несвойственной для него. То есть будучи сиротой он заботился о себе сам, а сейчас какая-то девчонка переживает за него, взрослого мужчину, и пытается уберечь его от столкновения с землей? Это странно. Но чертовски приятно. Амелия вновь уделяет внимание мелочам, которые с виду, казалось бы, не важны. Не важны для него. — Будьте осторожны, — и снова её тихий голос, заставил его оторваться от размышлений — нужно подняться, впереди три ступеньки. Но ей по всей видимости важно, чтобы он не упал. И взобрался на эти три ступеньки. — Ладно, поехавшая, — согласился он, и все же решил продолжить — но я мог бы и раскрыть глаза. Хотя бы на время, чтобы не упасть. — Нет — тут же запротестовала она, крепче сжимая его руку — Вы погубите всю интригу. Стойте. Он засмеялся, когда её руки переместились на плечи, приостанавливая. Видимо, дошли до тех ступенек. — А если я упаду? — издевательски протянул он, снова ощущая её хватку на своих руках — Будешь залечивать мои раны. Эта фраза вырывалась сама собой. Ему просто хотелось добавить правдоподобности в свои слова, разбавить суть этого короткого диалога. Леви хотел узнать лишь одно — почему она уделяет внимание таким мелочам? То есть, почему так печется о нем? — Какой вы нетерпеливый — фыркнула девушка, заставив его недоумевать. Он не терпеливый? — Я не дам вам упасть. Как тогда, когда он грохнулся на пол споткнувшись о свои же документы. Вспомнив ту ситуацию он сильнее поджал губы. И какого черта упал? Устал, наверное. Прямо как сейчас, ведь работы в последние дни было много и Аккерман ясно понимал, что по приходу в училище её станет ещё больше. Он надеялся поспать, хотя бы пару часов отдохнуть и ему следовало бы отказаться от её предложения, тогда они оба вернулись бы домой быстрее. Девушка закончила бы со своим поручением, а он с работой. Это был рациональный и весьма логичный исход событий, Аккерман понимает, что ему следовало бы поступить так. Но он идет дальше. Переступая через эти несчастные три ступеньки, с закрытыми глазами следует за ней в неизвестность, вслушиваясь в её голос, ощущая каждое движение её рук, что иногда сжимали его ладонь крепче. Почему-то он решил забыть об обязанностях. Леви, хоть и не знал куда и зачем она его ведет, продолжал идти, понимая, что это что-то важное. Он четко знал, что должен следовать туда с закрытыми глазами, не смея нарушить, или как выразилась блондинка, «погубить» интригу. Аккерман должен идти с закрытыми глазами. Должен, раз так сказала Амелия. И все же эта фраза «я не дам вам упасть» плотно засела в сердце, заставляя его отбивать быстрые ритмы. Обычная фраза, возможно, она сказала это просто так. Просто, но он запомнил. Леви тоже не даст ей упасть. — Так, стойте, — сказала девушка, выпуская его руку и тут же грозно, предостерегающе, добавила — И не открывайте глаза. Эта её манера «Вы-Кать» заставила его усмехнутся. Она ведет его куда-то за руку, между ними столько всего произошло и даже он забыл уже о понятии «субординация», а Амелия продолжает придерживаться правил. Леви задумался над этим. Субординация. Где было это понятие, когда они сидели на крыше, любуясь рассветом. Где было это понятие, когда она плакала на его плече? Или когда Леви плакал, прижавшись к ее груди. Где оно было, когда они танцевали под дождем или когда она запачкала его штаны, окатив его водой из лужи? Где оно было, когда он ее поцеловал? Леви почувствовал холодные руки на своих плечах, что слегка надавили на них, явно призывая к тому, чтобы он сел. Даже сквозь одежду они были настолько холодными, заставляя его мысленно выразить недовольство по этому поводу. Ей что холодно? Постоянно? — Присаживайтесь. Видимо, он слишком задумался, ведь девушка уже пару минут пыталась усадить его в сидячее положение. Это заставило его усмехнуться. Но Леви сел. Сделал как она просит, усаживаясь на землю и уместил свои руки назад, пытаясь найти опору. Он тут же ощутил прохладную траву, что начала щекотать ладони, о которые он уперся, слегка согнув ноги в коленях. Она что, прямо на землю его посадила? Даже ничего не постелила? Хотя, откуда у неё могло взяться оделяло или что-то похожее. Это решение пришло в её голову спонтанно, что снова заставило его задуматься о её непродуманности. Впрочем, он уже давно понял, что в её голове сплошной хаос из всевозможных идей, притч, рассказов. В любую минуту в её голову могла забраться совершенно неуместная или безбашенная мысль. Прямо, как сейчас, когда Леви снова пошел за ней вслед за ее «гениальной» идеей. Он просто последовал за ней, в неизвестность, желая поскорее осуществить её идею. Доверился ей, как в тот раз, танцуя под дождем. Сможет ли она снова оправдать его выбор? — На счет три — точного ответа он не знал, смиренно ждал продолжения — Раз… — и снова эти детские игры, но он был не против. Пусть уж лучше говорит, нежели молчит весь день, как тогда, при прогулке с его знакомой — Два… — мягкие руки тут же пропали с его плеч и он услышал легкий хруст травы напротив, видимо, наконец села — Три. И раскрыл глаза, куда тут же проник яркий свет. Пару секунд он привыкал к нему, так как провел некоторое время в темноте, не смея погубить интригу, которую так старательно пыталась воссоздать Амелия. Первое, на что он обратил внимание — зеленые глаза, что внимательно смотрели на него, желая поймать каждую эмоцию, которую он, видимо, должен был ощутить. И ощутил. Аккерман пару раз моргнул, засмотревшись на её глаза, а затем, придя в себя, начал оглядываться. — Мое любимое место, я часто сюда прихожу. Поляна. Поляна цветов, освещаемая теплыми красками солнца, что уже готовилось уйти в зенит. Поляна цветов, что не спешно колыхались от дуновения теплого летнего ветра. Поляна цветов, на которой не было ни единой души. Кроме них. — Красиво, правда? — он тут же повернул голову обратно, глядя на девушку, что стояла перекрывая ему солнце. Её волосы при теплом солнечном освещении больше не казались такими яркими, блондинистыми, как у Эрвина. Скорее пепельными, приглушенными. Будто бы сквозь них проскальзывал солнечный цвет. Аккерман понял, что нашел ответ на свой незавершенный, невысказанный вслух, немой вопрос, что появился в его голове в тот день, когда он сидел в одиночестве, на крыше в первый день в Митре. В тот день, когда ему было душно. Отчего-то. На свету её волосы оказались совершенно не такими, как у главнокомандующего, у которого цвет волос больше имел теплые оттенки платины. Её волосы были приближены к холодным палитрам этого цвета, совершенно противоположные её вечно-краснеющим, горячим щекам. Такими же холодными, как её руки. Руки, которые так и хотелось согреть. — Что, дар речи потеряли от красоты? — в изумрудных глаза промелькнула издевка, и Леви слегка расслабился, видя то, как она радуется его реакции. Во время его, казалось бы, не долгих размышлений, она продолжала смотреть только на него, пока он осматривал местность. Аккерман понимает, что ей и правда было важно знать его мнение. И ему это нравится. — Красиво — коротко отвечает он, пропуская её колкое замечание. Красиво, это не то слово, но он и правда потерял дар речи, вот только не от видов, а от размышлений по поводу цвета её волос. — Я знала, что Вам понравится. Вид и правда был красивым. Солнце уже готовилось садиться за горизонт, освещая своим теплым светом всю территорию. Легкий ветер, прохладная трава, одуванчики, которые девушка, устроившись поудобнее, тут же начала собирать. Их было много. Они были красивые. Прямо, как она. Аккерман любил красивые виды. Всегда любил, однако, чаще всего искал их в небе, в ночное время суток. Кто же знал, что днем тоже можно найти такую красоту? В пределах стен. Леви и не искал. Запрокинув голову, он уставился на медленно проплывающие облака. Сегодня они были другими, розоватыми, наверное. Сегодня все казалось другим, будь то небо или ветер. Даже дышать стало легче. Почему-то. Леви лег боком на траву, подперев голову рукой, располагаясь удобнее, и внимательно посмотрел на блондинку, что все ещё отрывала близлежащие одуванчики. Она заговорила. — Это место… Ему уже было плевать на то, что они сидят на земле. Трава не пачкала, да и теперь это казалось мелочью. Аккерман просто внимательно наблюдал за всеми действиями человека, что привел его сюда и ожидал продолжения её мыслей. Она сорвала уже пять цветков, он считал. -… мы часто устраивали здесь пикники, когда я была маленькой — девушка кинула на него короткий взгляд и он заметил, как уголки её губ медленно поползли наверх. Видимо, заметила, что он устроился поудобнее. Видимо, ей это понравилось, ему тоже понравилось то, что её это заботит — Мы часто сидели здесь с мамой, собирая цветы, пока папа спал неподалеку — она засмеялась упомянув последнее и теперь уголки губ Леви тоже слегка поползли наверх. Не от детали, которую она указала. От тихого девичьего смеха, что внезапно заставил его расслабится — Я была маленькой, но помню все… до мелочей. Сама девушка сидела поджав ноги под себя, заставляя мужчину снова недоумевать. Леви всегда удивлялся её привычке так сидеть и мысленно высказывал недовольство. Неужели ей не больно? То есть, на ноги воздействована большая нагрузка, ей следовало бы вытянуть их вперед, чтобы они не затекали. Леви стоило сказать ей об этом, и он решил, что обязательно упомянет это. В будущем. Сейчас он не мог. Разглядывая её спокойное выражение лица, которое обрамляла легкая улыбка. Глядя на её плавные движения, и слыша её спокойный голос ему не хотелось тревожить её. И себя. Не хотелось нарушать это спокойное состояние, Леви захотел удержать этот момент, внимательно рассматривая волосы, понимая, что это и был их естественный цвет. Аккерман чаще всего видел её при комнатном освещении, при свете Луны или керасиновой лампы, когда они, казались такими же как у Эрвина. Это было не так. Её волосы светлее, холоднее, чем кажутся. Видимо, она создана для того, чтобы гулять под солнечными лучами, чтобы они, проскальзывая сквозь идеально прямые пряди, придавали им особый шарм, раскрывая настоящий свет их обладательницы. Ему захотелось докоснуться до них. Как в тот раз, когда она уснула на его коленях. От этого Аккерман сильнее сжал руки, понимая, что этот жест будет лишним. В этот раз, она не спит. Ему нельзя так засматриваться. Игнорируя навязчивый голос в его голове, он решил поддержать беседу, ведь девушка замолкла, рассматривая один из цветков. — Когда я жил в Подземном городе, — она тут же перевела на него взгляд изумрудных глаз — о таких видах можно было только мечтать. Когда впервые выбрался на поверхность, я каждый день гулял, изучал местность и… — он запнулся, раздумывая над словом, что хотело вырваться из уст. Восхищайся. Но стоит ли употреблять именно это слово? Вдруг, она подумает, что это глупо? Людям, что не жили на поверхности, и не видели все прелести Подземного города своими глазами, было сложно понять их, детей лишенных солнца и свежего воздуха. Трудно понять их восхищение таким, казалось бы, простым, обыденным вещам. Обыденным для них. Для Леви солнце было ещё более недосягаемо, нежели для людей, проживающих на поверхности. Пожав губы, чувствуя смятение, он внимательно смотрел на девушку, что покрутила в руках один из цветков, поднося к носу и, улыбнувшись, продолжила за него: — Восхищались? — он замер, когда девушка прикрыла глаза, вдыхая аромат цветка. Восхищался. Уголки губ снова приподнялись выше, от осознания того, что она ответила на его мысленной вопрос. Леви не понимал этого, девушка часто продолжала рассказ за него или отвечала на его немые вопросы, будто бы знала, что он хотел сказать. Странная связь. — Потому что сейчас, я чувствую именно это. Как он и думал, не стоило сравнивать её с другими. С теми, кто не мог понять чувств тех, кто был лишен таких простых вещей еще с детства. Был лишен солнечных лучей, цветов, чистого воздуха, ветра. Они не обращали внимания на эти, казалось бы, простые вещи. Но Леви ими восхищался. Всегда думал над тем, как это все может быть в реальности? Как все продумано вплоть до мелочей? Ему всегда было интересно наблюдать за природой, пусть по его всегда серьезному виду это и не скажешь. Аккерман любил природу. И Амелия любила природу. — Да — вздох — восхищался. Она привела его в такое, с виду простое, но красивое место. Просторное и уютное поле цветов. Они сидели прямо на траве, друг напротив друга. Он все так же лежал полубоком, подперев голову рукой, в то время, как девушка все еще сидела поджав ноги под себя, срывая уже больше пары цветков. Оба не торопились сменять положения, но Леви не понимал, зачем она так безжалостно срывает их со стеблями. Зачем портит красоту? Какой в этом смысл нашла её проблемная головушка? — Что ты делаешь? — глядя на то, как она срывает очередной одуванчик, он вопросительно выгнул бровь, а затем быстренько подсчитал их количество, и маленькая догадка закралась в его голову. 11 штук. — Хочешь венок сплести? Это ведь ерунда. Внезапно, уголки её губ снова приподнялись, так же как и глаза. Аккерман понял, что сам загнал себя в ту же ловушку употребив слово «ерунда». На секунду отрываясь от своего занятия, она заговорила: — Иногда, — срывая последний, 12 цветок, начала девушка, вновь отводя взгляд — в ерунде смысла хоть отбавляй. Главное — хорошенько поискать. Леви усмехнулся, понимая, что это та самая фраза, сказанная в Митре. И она снова, как нельзя кстати. — Говоришь красиво, но, — он указал пальцем на начало её плетения — какой смысл в этом? Ты просто губишь природу. Амелия всегда умела удивлять его, и Леви отметил то, что ему и правда было приятно и интересно слышать её размышления, думать над ними. И в этот раз он снова захотел узнать. Снова захотел удивиться. Смит снова сосредоточилась на своем важном занятии, пока Аккерман, казалось, даже не дышал, ожидая ответа. Зачем? — Вы знаете, что означат одуванчик на языке цветов? Он вопросительно выгнул бровь, ощущая смятение от такого странного ответа-вопроса, в то время, как девушка даже не шелохнулась, начиная плетение. Кажется, она говорила серьезно. — Языке цветов? — усмехнулся — Может, есть еще язык деревьев? Но Смит, даже не обратила внимания на издевку, благополучно пропустив её сквозь уши, продолжила: — Счастье и преданность — спокойно ответила девушка, на свой же вопрос, продолжая ряд действий для создания узелков — Одуванчики символизируют два этих слова — вздох — Венок это атрибут, который означает бесконечность и постоянство. Поэтому, — она кинула на него короткий взгляд, будто бы проверяя, слушает ли он. Леви слушал. Смотрел на неё и внимательно слушал, пытаясь уловить каждое слово — Венок из одуванчиком означает бесконечность и постоянство счастья и преданности. Его надевали в день свадьбы, чтобы эти качества преследовали молодожен всю жизнь, чтобы они… — девушка, легко откинув прядь выпавших волос в сторону, продолжила — были счастливы. Но помимо этого, кхм… — она на секунду прикрыла глаза, будто бы пытаясь собраться с мыслями — Раньше, его использовали в качестве атрибута для признания в любви — тяжело вздыхая, продолжила — Чтобы сплести венок, нужно приложить много усилий. Иными словами, он отражает силу. — Силу? Леви, казалось, даже позабыл про свои издевки, и немного поддался вперед. Ему и правда было интересно узнать значение этого, как выразилась подчиненная, атрибута. — Да — тут же ответила блондинка, пока Аккерман разглядывал её лицо. И прядь волос, что снова наровила попасть в рот. Почему она не может завести её за ухо? Мешала ведь. Ему. —… Силу своих чувств. Девушка, плетя венок тщательно и внимательно делает ряд движений. Если ошибиться в одном узелке, скрепить слабо или пережать один из трех стебельков, венок распустится. Он не будет держаться. Поэтому девушки тщательно подходили к этому делу, внимательно заворачивая каждый узелок, считая, что венок отражает их любовь. Если он распустится сразу же, значит, и любви то никакой не было. Но истинная суть заключаются в другом — она покачала головой, и снова посмотрела в его глаза, будто бы пытаясь убедить в своих словах. А он и так верил. Верил всему, что она говорит — Если её чувства взаимны, то парень сохраняет этот венок — эти слова заставили его слегка нахмуриться, но блондинка снова вернулась к плетению, отводя взгляд — Кладет в потайное место, оберегая, как символ искренней, взаимной любви. Леви на секунду прикрыл глаза, от осознания того, на сколько мудра оказалась эта девушка, которую он всегда мысленно называл ребенком. Она оказалось настолько осведомлена в таких мелочах. Он восхитился тем, на сколько сильно она отдавалась делу, и восхитился её знаниями даже в таких, казалось бы, мелочах. Амелия снова смогла удивить его. — Так же важно то, какие цветы вплетают в венок. От этого зависит вся суть данного атрибута. Впрочем, — вздох — это не так важно. Аккерман, перевернувшись на спину, полностью лег на прохладную траву, не боясь испачкаться вновь, и закинул руки за голову, глядя на небо. Различной формы облака все ещё мирно проплывали по нему, заставляя его еще сильнее расслабится. Или рассказ подчиненной так воздействовал на него? А может голос? Точно Леви не знал, но продолжал внимательно вслушиваться в её спокойный, мелодичный голос, что внезапно замолк, завершая рассказ. До ушей донесслись звуки природы. Дуновение ветра, тихие щебетания птиц. Но стало тихо, не спокойно. Чего-то не хватало для полной картины. Ему не понравилось. Почему она замолчала? Куда делось то спокойствие? — Расскажи. Он не видел, но был уверен, что она улыбается. Леви уже понял, что ей и правда было важно видеть заинтересованность. Его заинтересованность. Амелии было важно, чтобы он слушал. Леви слушал и хотел слушать дальше. Ему было важно, чтобы она говорила. Для него. — Про это я знаю немного — мужчина прикрыл глаза, пытаясь уловить каждую эмоции, которую она передавала своим голосом. То, с какой уверенностью в своих словах она говорила заставляло его расслабиться еще сильнее — Красные оттенки олицетворяют пылкую любовь. Синие говорят о терпении и спокойствии, о преданности. Желтые о благополучии. — А белый? Белый. Его любимый цвет. Цвет начала, чистоты, которой он был лишен. Леви и вправду стало интересно, что же означает этот цвет на языке цветов, который он сначала высмеял. Теперь было не до шуток Что означает белый? — Белый, — она замолчала, будто бы вспоминая — символизирует невинность и непорочность. Например, веточка магнолии, она олицетворяет чистоту, ах да… — девушка внезапно восторженно вздохнула, будто бы вспоминая что-то важное. Леви открыл глаза, понимая, что хочет понять это «что-то важное». Понять, уловить и запомнить — Считается, что данный цветок в качестве подарка имеет лишь один основной смысл — мужчина просто влюблен в свою даму сердца и желает ей в этом признаться. Леви открыл глаза вновь, и слегка приподнялся на локтях, глядя на девушку, что сидела к нему лицом, и, кажется, даже не заметила, что он вновь наблюдал за ней. Засмотрелся. Такая спокойная, продолжает заниматься своим делом, даже не догадываясь о том, с кем Аккерман сравнивает цвет, о котором она говорит. А может не только цвет? Но и цветок? Он ведь служит символом чистоты. И любви. — Ты многое знаешь о языке цветов — ощущая смешанные эмоции внутри, которые он до сих пор не смог распознать, ему вдруг захотелось спросить — Зачем это вообще придумали? Он больше не называл это «ерундой». Леви и правда было интересно. Её рассказ был интересным. Она сама была интересной. Амелия, с улыбкой на лице, продолжила: — Иногда, людям трудно высказывать свои чувства, то есть — она отвела взгляд в сторону, видимо, пытаясь собраться с мыслями — не все могут говорить открыто о своих чувствах. Можно выразить свои чувства без слов, нужно просто подарить определенный цветок. Например, — запнулась — хм, красные розы. Они говорят о сильной, пылкой любви. То есть, о любви с первого взгляда. Этот цветок как бы кричит «Ты будешь моя» или «я не могу без тебя жить» — она усмехнулась — Я бы не хотела получить такое признание. Не хочет получит такое признание. А какое хочет? И почему его это интересует? Аккерман привстал полностью, и теперь она, заметив смену его положения, все же вновь устремила взгляд изумрудных глаза на сильнейшего воина человечества. Он подтянул одну ногу, чуть согнув её в форме крыла бабочки, сделав её точкой опоры для руки, и внимательно посмотрел на девушку. Они вновь установили зрительный контакт. И глаза её казались намного ярче в этот миг. — Не нравится? — покачала головой — Почему? Я думал, девушки любят, когда кто-то в них бешено влюблен. Она засмеялась, вновь понурив голову, разрушив их взаимосвязь, заставляя его сильнее поджать губы. Леви продолжал смотреть, ожидая ответа. Речевого и зрительного. — Не все. Я думаю, — блондинка с придыханием, отводя взгляд в сторону, будто бы задумавшись над чем-то, продолжила — сирень — вздох — Мне было бы приятно получить сирень. Аккерман выгнул бровь, пододвигаясь ближе. Но она продолжала сидеть, не глядя на него, хоть и вздрогнула от новой близости. Почему она была так сосредоточена на плетении? Почему не смотрит на него? — …девушки тщательно подходили к этому делу, внимательно заворачивая каждый узелок, считая, что венок отражает их любовь. Её слова, сказанные совсем недавно заставили его сильнее поджать губы. Он и сам не понял такой странной реакции, но факт остается фактом — желудок неприятно сжался от осознания простой вещи — атрибут для признания в любви. Теперь Аккерман понял, почему она так внимательно плела этот венок и даже не смотрела на него. Она собирается подарить его кому-то. Значит, ей кто-то нравится. Леви внезапно захотел оторвать её от этого дела, возможно, помешать ей. Почему Амелия не смотрит на него? И для кого, черт возьми, так старается? Может, просто так? Нет, ну она ведь тщательно заворачивает каждый узелок. Так тщательно, что не смотрит на него. — Так просто? — кивнула — Почему? Ему и правда было интересно. В чем причина её выбора? Почему она до сих пор не смотрит на него? — На языке цветов сирень означает первую любовь. Есть выражение «ты моя сирень», оно означает « ты моя первая любовь». То есть символизирует волнение, трепет. Это понятие, оно… — девушка слегка покраснела, что не укрылось от серых глаз, что все так же продолжали наблюдать — трактуется по-другому. То есть, кхм… — тяжело вздохнув, шепотом продолжила — не важно. Замолчала. А Аккерман удивленно похлопал глазами, удивляясь такой реакции и недосказанности. Почему она не говорит? И не смотрит. — Эй, — его рука тут же оказалось на её плече, заставляя её вздрогнуть — говори до конца. Не посмотрела. Он же докоснулся до её плеча, привлекая внимание? Разве этого недостаточно, чтобы отвлечься от своего занятия? О ком она думает во время плетения? Плетет для кого-то? Влюблена в кого-то? Девушка засмеялась, даже не зная, что ему было не до смеха. — Я верю, что… — слегка покашляла, пытаясь скрыть волнение, но он заметил — любовь в жизни может быть одна. Аккерман задумался. Любовь. Такое странное слово, которое он никогда не испытывал. Но вопрос тут в другом. — Причему тут сирень? И для кого она плетет? — Сирень, как я уже сказала символизирует первую любовь. Но так же, дословно, фраза «Ты моя сирень» означает… — она подняла глаза, заставляя Леви слегка расслабится. Все-таки оторвалась от своего дела. На него. Зеленые глаза смотрели с непонятным огоньком, а затем, уголки её губ слегка приподнялись, когда она сказала следующую: — «Мое сердце принадлежит тебе» Леви почувствовал глухой стук сердца. Он замер. Сам на понимая почему, но ощутил нехватку воздуха, что заставила его растеряться на секунду, глядя в добрые зеленые глаза напротив. Амелия сказал эту фразу с некой паузой, вглядываясь в его глаза, с улыбкой глядя… на него. Будто бы адресовала это ему. Снова переводя внимание на почти сплетенный венок в своих руках, она, чуть краснея, продолжила свое занятие. А Леви размышлял над этой фразой. — Получается, — он обратил внимание на то, как она выдирает лишние листочки с венка — Ты бы хотела, чтобы человек посвятил тебе свое сердце? Она усмехнулась, а он, в попытке усмирить неизведанное волнение в груди, прикрыл глаза на секунду. Леви слышал каждый стук своего сердца. — Звучит эгоистично, правда? Эгоистично ли? Эта девушка просто хочет, чтобы чувства были искренними. — Смотря, что ты подразумеваешь под этим — усмехнувшись, он чуть наклоняется ниже, пытаясь поймать взгляд зеленый глаз вновь — Хочешь, чтобы человек отдал тебе свое сердце? Но она не смотрит. Все её внимание заключено на этом чертовом венке. Девушка внезапно улыбается, и поднимает на него быстрый взгляд, отчего он слегка расслабляется, отстраняясь. Её внимание снова сконцентрировано на нем, а не на глупом венке. Так и должно быть. — Посвятил — говорит девушка, вновь отводя взгляд — Эта фраза… она подразумевает под собой то, что человек посвящает всю свою жизнь объекту своих чувств. То есть, намекает о том, что человек, которому он говорит эти слова является его первой и последней любовь. Он посвящает ему себя. Свое время, заботу, мысли, переживания, внимание, тепло, жизнь и… — её взгляд снова метнулся на него — сердце. Навсегда. Клянется всю жизнь любить только его одного, до последнего вздоха — качая головой, она отрывает последний лишний листик — я думаю, это и есть любовь. Когда тебе нет замены, ты уникален для этого человека, как и он для тебя. Аккерман снова опустил голову, глядя на то, как девушка заканчивает свое занятие, о чем-то усиленно размышляя. Она вновь не заметила его взгляда, ведь была слишком сосредоточена на создании предмета в своих руках. — Я хочу, чтобы мне посвятили сердце. Фраза метит прямо в сердце, но голова Леви забита другими мыслями, чтобы раздумывать над ней. Кому она хочет подарить этот венок? Так старательно плетет, выходит, Амелия тоже вкладывает любовный смысл в этот предмет? Значит ли это, что ей кто-то нравится? Леви задумался над своей же фразой вначале. Ерунда. Сначала он думал так, но выслушав её рассказ, её размышления и видя то, как трепетно она собирает этот венок, передумал. Амелия не искала смысла в ерунде. Она придавала смысл всему, что есть на свете. Она ценила каждый момент и каждую деталь мира, даже если этот мир был ограничен стенами, девушка продолжала видеть в нем счастье, пока многие другие просто заперлись в своих домах, рассуждая над тем, что они в клетке. Леви думал так же. Что он в чертовой клетке. И пусть, это и впрямь имело место быть, это не мешало ей наслаждаться жизнью, искать смысл во всем. А Леви мешало. До сегодняшнего дня. Аккерман поднял взгляд к небу, отмечая то, как красиво оно сегодня исписано теплыми лучами солнца, что уже готовилось уйти в зенит. Мир, пусть и был ограничен. Но это все еще был тот самый прекрасный мир, которым можно было любоваться. Любоваться вместе с ней. — Ты плетешь для кого-то? — в этот раз она посмотрела на него, пока тот старался не отрывать взгляда от неба. Они вновь поменялись ролями — То есть, ты хочешь кому-то подарить его? Он все же задал те вопросы, что не давали ему покоя. Вопросы, что мешали ему внимательно слушать её голос все время, с момента осознания истинного значения этого атрибута. Сам не знал почему, но должен был спросить. — Вряд ли — тихо сказал девушка, откладывая изделие. Он замер, ощущая смесь негодования, разочарования и… чего-то ещё. Вряд ли? Что это за ответ такой, черт возьми. Почему нельзя ответить по-человечески, не путая его ещё сильнее. Амелия тяжело вздохнула, откладывая любовный атрибут в сторону. — Ты хочешь оставить его здесь? Девушка перевела взгляд от венка на него и просто кивнула, на секунду прикрывая глаза. Получается, она не собиралась его дарить кому-то. То есть, она не влюблена. И какого черта ему так важно было это узнать? Девушка внезапно быстро вскочила на ноги, и тут же взяла папку, не давая ему и шанса на продолжение диалога. — Мне… мне нужно скорее передать документы — и быстро побежала прочь, пока Аккерман удивленно хлопал глазами, глядя ей в след. Затем, придя в себя, он снова развернулся обратно, и потянул руку к этому атрибуту. — Так старательно плела просто так? Чтобы оставить? — устало вздохнув, он снова лег на траву, теперь уже на одну руку, второй удерживая венок в воздухе, разглядывая его на фоне неба, отмечая, что солнце почти скрылось из виду. Леви подумал, что не стоит идти следом, чтобы не вызвать подозрения. Да и она по-любому направится прямиком в училище, ведь иначе опоздает по своему пропуску. Он продолжил лежать на траве, разглядывая каждый узелок, отмечая, что она и впрямь постаралась. И просто так оставила его здесь, растяпа. — Тц, несносная девчонка — тяжело вздохнув, он вспомнил о работе и тут же мысленно выругался. Во время разговора он забыл обо всем этом. И был рад этому, однако, дел было много. Этой ночью Леви понимал, что ему придется провести очередную бессонную ночь в прекрасной компании отчетов и документов. Возможно, и утро. Жалел ли он? Нет. Мужчина понимает, что не потерял время. Оно не прошло даром. Леви провел его с Амелией. — Вот же ж растяпа — привставая с места, оттряхивая руки, он на секунду прикрыл глаза — старалась — вздох — просто так. Тупица. Аккерман даже не догадался, что она плела венок не «просто так». И оставила его не спроста. Он даже не догадался, для кого она так старательно создавала этот атрибут. Леви не понял, что Амелия только что призналась ему в любви.