Глава 1:
«Капитан разбитого корабля»
От Автора.
— Почему все сказки так бессердечны к драконам? — усмехнувшись, побормотал темноволосый мужчина, еле шевеля заплетающимся языком и отпивая напиток с горла. Когда этот риторический вопрос слетел с его уст, он, прикрывая глаза, запрокинул голову назад. Сжал эту чертову бутылку дорогого вина в руках, думая, что это какое-то издевательство. За свою стоимость эта чертова бутылка должна была исполнить свой долг — помочь ему забыться, но нет. И это разозлило. — Нахер. В следующую секунду бутылка вдребезги разбилась о стену напротив. Не найдя в ней ни ответа, ни помощи, мужчина не видел в ней никакого смысла. Так же, как и в своей никчемной жизни. — Леви. — Уйди, — устало проворчал мужчина, укладывая затылок на сиденье дивана, — Оставь меня одного. Сейчас же. Как жаль, что он не пьянеет. Когда его приказ был приведен в действие, темноволосый мужчина прикрыл глаза. За плотно закрытой дверью послышались отдаленные шаги. Прождав некоторое время, Леви понял, что больше не может терпеть. Глаза начало щипать и мужчина, намереваясь сдержать этот порыв, с силой сомкнул веки. Развернулся, уперевшись щекой в мягкую обивку дивана, притянул ноги к груди. Попытался успокоиться, но все было тщетно. По его лицу уже начали стекать тонкие ручейки слез. Вскоре он пропитает ими весь диван. Пропитает своей болью. Дыхание стало прерывистым. То ли от слез, то ли от боли, что горела ярким пламенем в его груди, Леви не смог вдохнуть. Воздуха не хватало. Он будто бы исчез, и даже если бы окно, что было наглухо закрыто с самого утра, оказалось настежь раскрытым, он бы не смог сделать ни вдоха. Ему не нужен воздух. Ему нужен человек. И не всякий человек. А тот самый, чье имя шепотом в тишине этой полупустой комнаты вырвалось из его груди вместе с новой порцией всхлипов и вздохов, полных отчаяния и боли. Имя, что было пропитано тоской и тревогой. Имя, что стало роднее собственного и ассоциировалось с тем самым окрыляющим чувством под названием «любовь», которое по иронии судьбы разбило его вдребезги. И все бы ничего, его, казалось бы, еще можно спасти. Но это было под силу лишь одной несносной девчонке и как назло… …речь шла об одном и том же человеке. Теперь эта девчонка, именуемая на протяжении многих лет светловолосой проблемой капитана Леви, больше не сможет залечить его раны. Не сможет исцелить его душу, как делала раньше. Он потерял все и всех. Мать, друзей и теперь, кажется, самого себя. Леви был готов потерять кого угодно. Готовился к этому всегда, ведь они на войне. На самой настоящей войне, что забрала у него то самое имя. Точнее человека. Человека, которого Леви боялся потерять больше всех. — Амелия… — Люблю тебя, мой капитан. Комнату наполнил громкий всхлип израненного сердца, на котором в этот самый день появилась трещина. Глубокая впадина, в которой Леви похоронил себя. Своё настоящее и будущее. Но прошлое — не смог. Потому что в его прошлом есть она. Его самая недосягаемая вершина.Лето 842 года.
Сегодня на территории легиона было шумно. В шеренгу из двадцати рядов были построены по десять кандидатов, метивших на роль добровольцев, что хотели служить в составе Вооруженных сил острова Парадиз. Двадцать минут назад, вступая на территорию Южного кадетского училища, что в этот раз был закреплен за Разведывательным подразделением армии, каждый из новобранцев был уверен в своем выборе и уже представлял себя в стандартной форме училища с нашивкой выбранного подразделения. Каждый доброволец с точностью да наверняка уже избрал свой путь. Но многие из них даже не задумывались над тем, как дойдут до конечной точки маршрута. Дорога была отнюдь не простой. Извилистая, с множеством вилок и перекрестков. По окончании обучения, но в самом начале военного пути, перед ними будут простираться три развилки: Первая — Военная полиция. Место для самых одаренных, для самых лучших выпускников училища. Кадетов, которые за все три года обучения смогут доказать свое мастерство, будет ждать привлекательная возможность зажиточной жизни. Десятерым сильнейших из общего числа, что сумеют выделиться на фоне остальных своими умениями, будет предоставлена безопасная и в какой-то степени «элитная» жизнь. Жизнь во внутренних стенах. Жизнь, о которой мечтают многие. Но не все. Вторая — Гарнизон. Это наиболее многочисленный, но при этом и наименее квалифицированный род войск. В связи с высоким уровнем смертности Разведкорпуса и высоким конкурсом набора в Военную полицию, люди чаще всего предпочитают именно его. Простота работы, что заключалась в охране, казалось бы, несокрушимых стен, привлекала кадетов небольшим количеством работы и возложенной на них ответственности. Привлекала безопасным и спокойным течением жизни. Это подразделение выбирали многие. Но не все. Третья — Разведка. Данный род войск был ответственен за исследование и поиск знаний за территорией, когда-то принадлежавшей людям, а также освобождение этих земель от титанов. Несмотря на небольшой успех в результате их деятельности, члены организации символизировали «надежду человечества», а их знаки отличия были известны как «Крылья Свободы». По окончании выпуска к этим крыльями примыкало ничтожное меньшинство от общего числа выпускников. Многие не хотели сражаться с врагами человечества. Многие страшились их. Но не все. Путь ко всем трем был проложен одинаково. Каждый кадет был на равных условиях. Ни у кого по прохождению этого маршрута не было привилегий и льгот. Все были равны. Ещё совсем юные добровольцы, в головах которых разгуливал порывистый ветер и играли духовые инструменты, думали, что это просто. Каждый из них думал, что запросто получит свое первое звание. Станет кадетом. Начнет свой путь и продвинется по карьерной лестнице дальше. Каждый доброволец рассчитывал на простое собеседование и тренировочный экзамен по владению главным приспособлением армии — устройством пространственного маневрирования. Ведь это просто, так? Нужно всего лишь поговорить с инструктором. Рассказать ему о себе и своей жизни, а на следующий день продержаться пять минут на УПМ. Все думали, что это просто. — Эй, ты! Однако, это было двадцать минут назад, а сейчас… — Назови свое имя, сопляк! — что есть силы закричал мужчина прямо в ухо юноше. Это был довольно высокий человек со слегка устрашающими чертами лица. У него полностью отсутствовали волосы на голове, имелись ярко выраженные морщины на лбу, небольшая бородка и тёмные круги под глазами. Да, выглядел он весьма пугающе. Настолько, что те самые кадеты, что входили в число «каждый», поняли, что нифига это не просто. Это армия. — М-Марко Рое, сэр! — заикаясь, проговорил светловолосый парень шестнадцати лет. Его небесно-голубые глаза были широко распахнуты от страха перед мужчиной, что одним взглядом внушал тревогу. Кажется, юноша боялся, что моргни он хоть раз — сразу получит удар по голове металлической палкой, припрятанной за спиной командира Шадиса. Боялся того самого удара, который две минуты назад получил Том Флёр. Последний отчалил прямиком в лазарет. — Что за дурацкая прическа, Макар! — донесся до парня ответ. — Хочешь, чтобы Титана стошнило от твоего внешнего вида?! Исправить! — Есть, сэр! — капля пота стекла по его лицу, и он еле заметно выдохнул от облегчения, когда «собеседник» прошел дальше, вдоль шеренги. Первая мысль — челку придется укоротить. Вторая — меня зовут Марко. Но исправлять он не станет. Ему не хотелось бы отправиться вслед за Томом… Тяжелые шаги проносились по всему полигону. Мужчина не пропускал никого, но разговоры длились недолго. Многие сразу соглашались с инструктором, не решаясь перечить, или, Боже мой, спорить с ним. Да даже если бы нашелся такой человек — он бы не выжил. Каждый из будущих кадетов уже усвоил этот урок — никогда не спорь с ним. — Вы все годитесь лишь на закуску Титанам!
***
Эрвин был истинным оратором, умело играл на струнах души многих людей. Красноречиво излагая свои мысли, мужчина мог с легкостью переубедить людей в верности своих суждений и сделать так, как нужно ему. Но её — не смог. — Войдите, — четко и довольно громко сказал светловолосый мужчина, сидя в кресле. Все-таки бумаг было слишком много, и он ни на секунду не мог оторвать головы от их оформления, дабы успеть закончить с этим делом к вечеру. И взглянуть на одного из добровольцев. «В этом году их слишком много» — Эрвин, — в той же манере и в ту же секунду поступил ответ от вошедшего «гостя». Деревянные половицы заскрипели под натиском его обуви, когда он неспешно прошел внутрь. — В этом году очень много добровольцев, — подметил он, казалось бы, прочитав мысли Смита и, присаживаясь, продолжил. — На кой черт их так много? И какого черта именно мы должны этим заниматься? У вошедшего были короткие и прямые чёрные волосы, уложенные прямым пробором на правую сторону с грубо обрезанными концами. Узкие пугающие и тусклые серо-синие глаза с тёмными кругами под ними из-за недосыпания. Они без особо энтузиазма быстро пробежались по стопке бумаг на столе. Парень раздраженно прикрыл глаза, понимая одну вещь. Картина его стола ничем не отличается. — Ты же знаешь, что этот выпуск наш, — откинувшись на спинку кресла, ответил Смит. Он немного размял руки и перевел взгляд с документов на темноволосого парня напротив, который, всем видом пытался донести до командора свое нежелание водиться с детьми и скрестил руки на груди. — В этом году ознакомительную часть проводит Кис Шадис? — Верно, — подтвердил тот, вздыхая. — Но их все равно много, — раздражение так и читалось в стальных глазах парня напротив. — Я мог бы остаться в основном здании Разведки. Почему ты решил сделать меня одним из инструкторов? — Леви… — обречено вздохнул Эрвин. — Знаю, — тут же оборвал Леви, закидывав одну ногу на другую. — Но мне не до этого. Ты сам велел сформировать отряд. Знаешь, что это… — Говори открыто. Он знал, что именно вызвало такое недовольство у подчиненного. — Я не хочу возиться с этой мелюзгой. Что и требовалось доказать. — Половина из них после обеда поедет домой, — усмехнувшись, сказал главнокомандующий, возвращая внимания к столу. — Всего лишь год. Потом поставим кого-нибудь другого, — кинув на капитана быстрый взгляд, добавил. — Чтобы юнцы знали, к чему стремиться. Эрвин умело использовал все доступные козыри и мозги, данные ему от природы. Льстил, обманывал, играл по-крупному и, по мере необходимости, мог надавить на самое больное для оппонента место. Пользовался этим не часто, лишь в благих, казалось бы, целях. Леви был единственным, кто не вёлся на его игры. Точнее, не попадался в них теперь. С тех самых пор. — В первый. И последний. Раз. — Выплюнул темноволосый череду слов, принимая поражение. Ответом ему послужил усталый вздох, и он, сложив руки на груди, продолжил. — Твоя дочь все же приехала. Командор вздохнул, но в нем не мелькнуло былой усталости. Обреченный на провал, с нотками раздражения и злости перед предстоящими переговорами с собственной дочерью. Этот вздох послужил сильнейшему воину человечества ответом. Он не знал. — Обещала остаться дома. Увидел её утром на построении, — насмешливо сощурив глаза и добавил. — А ты откуда знаешь? «Опять он за свое», — подумал Леви, закатывая глаза. — Увидел фамилию «Смит» в списках, — усмехнувшись, сказал. — Думаю, это было очевидно, Эрвин. Командир понял сразу. Просто решил подшутить, и шутка эта, казалось, вышла весьма недурной. Однако Леви юмора не оценил, вкладывая в свой ответ предостережение. Эрвир часто пытался поведать ему о крылатом чувстве под названием любовь. Любил подначивать и намекать на поиск спутницы всей его жизни, но Леви был непреклонен. Игнорировал, огрызался в отместку, иногда просто отмалчивался, но думал: «Херня все это» Леви, намереваясь прекратить эти призрачные и беспочвенные намеки на заинтересованность в дочери командора, неспешно поднялся с места. В голове промелькнула картина собственного кабинета, и он, тяжело вздохнув, направился к выходу, размышляя над будущими кадетами. Или как он любил выражаться: Над мелюзгой. Сзади послышался шелест бумаг, что свидетельствовал о том, что главнокомандующий вернулся к работе. Её было много, но мужчина решился сказать напоследок: — Леви. Точнее, попросить. Мужчина понял это сразу — по тону. Замер, сжимая дверную ручку меж своих пальцев, и прикрыл глаза. — Пожалуйста. Леви не обернулся. Мужчина уже понимал, к чему клонит главнокомандующий. Знал, что так оно и будет, ведь Смит частенько рассказывал ему о своей дочери: с трепетом и беспокойством, как и полагает отцу. Капитан помнил, как он делился с ним её решением по поводу отбора в Армию, что было оглашено в последнем письме. Точнее, Леви помнит не это. А то, как Эрвин рванул к дочери в Гермину. Разумеется, чтобы провести беседу, ведь бестолочь не отвечала на письма, игнорируя отца и его предостережения. Впрочем, это не важно. Важно другое — на голову Леви свалилась ещё одна проблема. Не его проблема. — Она очень… проблемная, — будто бы прочитав его мысли, вздыхает Смит. — Я не могу присматривать за ней, сам понимаешь. Понимает. Понимает, что в связи с высокой должностью у него много работы. Съезды, собрания, документация и вечная борьба с Верхушкой, что пыталась смести их подразделение в щепки. Главнокомандующий и правда был вечно занят, ведь являлся не только руководителем подразделения, но и лицом, что боролось за его права. Но у Леви тоже много работы. — Пожалуйста, — снова просит Эрвин, шелестя бумагой. — Приглядывай за ней изредка. Хотя бы краем глаза. — Слежка за бестолковой девчонкой даже изредка и краем глаза не входила в мои планы, — фыркает мужчина и, оттянув рукоятку двери вниз, намереваясь уйти, говорит. — У меня между прочим… — Она единственное, что у меня осталось, — перебивает блондин шепотом. Но этот шепот раскатывается эхом по комнате, отчего звучит в помещении точно гром среди ясного неба. И у Леви сжимается сердце. Он понимает, что ему это знакомо. Единственное, что у него было — отняли, а мать и друзья погибли. Причина, по которой он все ещё существовал — обещание, данное матери при смерти. Клятва, данная друзьям незадолго до их смерти. Обещание о борьбе за лучшую жизнь. Клятва о борьбе за человечество. Это все, что держало капитана в этом мире. Все, что заставляло его бороться за свою никчемную жизнь дальше. У Леви не было живого человека, за которого он цеплялся. Но у Эрвина он был. — Ладно, — вздохнул Леви, приоткрывая дверь. — Но сопли ей подтирать не стану. — Хо… — И ходить по пятам, как какой-то никчемный мальчишка, тоже. — Спа… Секунда, и фигура уже скрылась за дверью. Мощный хлопок, пропитанный раздражением и злобой Леви, раздался по помещению, врезаясь в стену и потолок. Кажется, он немного недоволен. — …сибо, — договорил главнокомандующий в пустоту. В голове ощущалось отчаяние от собственной просьбы. Он понимал, что его дочь будущий солдат. Понимал, что раз уж она выбрала этот путь, то должна следовать ему сама. Понимал, что все должны быть на равных. Но так же Смит понимал ещё одну вещь — она его дочь. Но Эрвин не знал, к чему эта просьба приведёт. *** Прошло несколько часов с момента «ознакомительной части», которая прошла на территории полигона под чутким руководством не менее «чуткого» инструктора Шадиса. За это время из двухсот добровольцев осталось всего пятьдесят. В четыре раза меньше, нежели в начале собеседования. Некоторые продержались пару часов, прежде чем принять решение уйти. Некоторые смогли дождаться окончания вступительной церемонии. А некоторые собрали вещи сразу же после «ласковых» замечаний инструктора по поводу того, что те станут неплохой закуской в пасти Титанов и займут их на две минуты. По его словам этот промежуток времени станет настоящим спасением для выживших, пока враги будут доедать более слабых товарищей. И вот повозка с людьми уже была переполнена. Подростки, склонив головы, забирались в повозку, готовые отчаливать. Кажется, многие только сейчас поняли, куда они пришли. А те, кто остался, уже сидели в общей столовой, из которой вовсю доносился шум добровольцев, прошедших ознакомительный этап. — Скорее бы завтра, — в окружении будущих товарищей, восторженно воскликнул светловолосый парень. Его ярко-голубые глаза горели неистовым огнем. Лицо сияло от счастья, а на лице красовалась улыбка в тридцать два зуба и свидетельствовала о том, что паренек явно рад здесь пребывать. И все бы ничего, вот только… — Ах да, ты ведь хочешь вступить в Разведку, — вступила в разговор девушка приблизительно такого же возраста. Волосы рыжего цвета были собраны в низкий хвост, изумрудного цвета глаза наполнились весельем, стоило их обладательнице направить взгляд на парня. — Завтра ведь будет пробный экзамен на владение УПМ. Волнуешься? — Разумеется, нет! У меня получится, — руки были сжаты в кулаки, а взгляд был полон решимости. — Вот увидишь. — Почему именно это подразделение? — заинтересованно спросила низкорослая брюнетка, сидящая рядом с рыжеволосой девушкой. — Я вступлю в Разведку, потому что это самое толковое Подразделение в плане борьбы с Титанами, — вопреки правилам этикета, в порыве гордости за свой выбор, юноша вскочил с места, и, согнув ногу в коленях, поставил её на стол, произнося гордо. — Это моя мечта — истребить Титанов. Юноша продолжил разглагольствовать о своих целях и крайней необходимости прохождения второго этапа для достижения им заветной мечты. У каждого она была своя. Кто-то хотел попасть в Лейб-гвардию, кто-то хотел служить недалеко от дома и уже метил на службу в Гарнизон. А кто-то хотел выйти за стены. Увидеть то, что находилось по ту сторону мира, скрытую от глаз гражданских, и внести свой вклад в историю освобождения человечества. Эти люди хотели вступить в Разведкорпус. Однако, мирные жители не понимали и не принимали их позицию. И упрекали их за неё. Впрочем, это не важно. После пламенных разъяснений светловолосого юноши, от своих размышлений оторвался ещё один доброволец. Он, а если быть точнее, она, разделяла с парнем выбор рода войск. Но, цель у девушки была совершенно иной. Не такой благородной. Дочь главнокомандующего Эрвина Смита была не столь примечательной и одаренной, как её представляли. Об этом ей уже успели сказать глупые кадеты после построения, когда пытливый взгляд Киса Шадиса зацепился за неё. Хоть внешне они были похожи, на деле все было по-другому. Взять в пример хотя бы рост. Рост её отца составлял сто восемьдесят восемь сантиметров, а девушка… Была на тридцать сантиметров ниже. В виду неопытности в плане сражений и владения оружием, о её умениях оставалось лишь догадываться. Сама девушка не была столь красноречивым оратором, однако умела хорошо излагать свои мысли. И сегодня эта ничем не примечательная с виду девчушка, пришла сюда, игнорируя протесты отца, которому обещала остаться дома. После серьезного разговора блондинка и впрямь хотела забрать свое заявление. Отец рассказал ей об опасности, объяснил статистку выживших, провел целую беседу. Но она, кивнув головой, пришла. Пришла, чтобы уйти. Девушка просто хотела привлечь внимание отца, чтобы он почаще навещал её. Отнюдь не благородная цель. Возможно, грубая и корыстная, но ей не было страшно здесь оставаться. Блондинка не боялась возможных трудностей и прочего. Но и оставаться здесь не хотела. Сидя в углу в гордом одиночестве, вслушиваясь в разговоры будущих товарищей, девушка думала о том, как бы показаться отцу. Как бы привлечь его внимание, чтобы он знал, что она ослушалась его. Чтобы он заметил её. Возможно, это было глупо. Хотя нет. Не возможно — так оно и было. Блондинка знала, что отец будет крайне этим недоволен, но помимо этого ещё указала в заявлении, что выбрала Разведывательное подразделение. Знала, что таких людей в народе называли самоубийцами. — Эй, самоубийца, — внезапное обращение её мысленным примечанием, заставило девушку откинуть мысли. Взгляд темно-зеленых глаз, обрамленных густотой черных ресниц, начал метаться из стороны в сторону в поисках источника звука. Это изречение было пропитано недовольством и принадлежало высокому темноволосому пареньку, что расположился за соседним столом. Кажется, он не разделял энтузиазма первого, в голосе прозвучали явные нотки раздражения. И даже презрения. — Ты чокнулся? Ты откинешься раньше, чем успеешь выйти за пределы стен. В столовой стало тихо. Все голоса вмиг растворились в ожидании того, что будет дальше. Присутствующие не смели нарушать устоявшуюся тишину не только своим голосом, но и звуком столовых приборов. Будущие кадеты уже позабыли о голоде, что подкрался к ним в момент затянувшегося вступления Киса Шадиса. Народу нужны были две вещи — хлеба и зрелищ. И то и другое было под рукой. Леви тоже был под рукой. Притаившись за дверью, закатил глаза. Капитан решил остаться снаружи, чтобы узнать об этих детях побольше, ведь в дальнейшем ему предстоит с ними работать более плотно. Придется видеть их слишком часто и помогать им направлять свои силы в нужное русло. Придется уделять им свое внимание и драгоценное время. Придется нянчиться с ними. К сожалению, целый год. Леви не любил таких глупых потасовок, но решил задержаться для прекращения сего балагана. В любом случае, он рядом. Совсем близко и в нужный момент сможет остановить это убожество. Успеет предотвратить драку. И избить обоих. — Разорался тут о мечте вступить в место, которое и подразделением-то не назовешь, — усмехнулся парень, вставая с места. — Сразу видно, ты маньяк с суицидальными наклонностями, если решил пойти на верную погибель. Грубая насмешка и намек заставили Марко не на шутку рассердиться. Он мигом направился в сторону юноши, сжимая руки в кулаки. На самом деле дочь командора разделяла с ним это чувство. Этот парниша был чересчур самоуверенным и, как оказалось, шустрым. Прежде чем Рое настиг его, не задумываясь схватив вилку со стола, метнул её в сторону блондина. Целился в плечо. Однако его планам было не суждено сбыться. Столовый прибор был откинут другим, а именно — ножом. Острие оружия, отбив вилку, метко вонзилось в стену около настенного светильника, в котором тлело пламя скупой свечи. Другой прибор с характерным звоном упал на пол, и в тишине этот незначительный звук разнесся на всю столовую. Следом послышался неприятный скрежет и скрип ножки стула о твердую поверхность. Кто-то встал с места. Точнее, не кто-то. А дочь главнокомандующего. Тихий девичий вздох последовал вслед за скрипом половиц, что разносился по помещению под натиском белоснежных кед. Блондинка медленными, не спешными шагами направилась к двум парням, намереваясь вернуть вещицу, принадлежавшую ей. Она понимала, что это действие будет иметь последствия, ведь теперь, вклинившись в драку, примкнула к её зачинщикам. Впрочем, на это она и рассчитывала. — Ты спятила? — более спокойно, но раздраженно спросил темноволосый парень, когда она проходила мимо него. Он, грубо схватив её за локоть, дернул девушку на себя. — Какого черта ты лезешь? Развернув её к себе, парень нахмурился. Девушка поступила так же, пересекаясь взглядом с карими глазами будущего сослуживца. Взгляд его внезапно поменялся. Наверное, он был растерян. Наверное. — Руку убери, — не отнимая взгляда, сказала девушка, накрывая руку юноши своей. — Мне больно. Девушка сжала его руку, когда в глазах напротив промелькнуло изумление. Видимо, он не ожидал такого спокойствия, или же его удивило игнорирование собственного вопроса. Девушка не знала точного ответа. Но воспользовалась его замешательством. Хватка юноши вмиг ослабла, и блондинка, не упуская возможности, схватила его за плечи. Потянув на себя со всей силы, вдарила ему в голеностоп. По самой уязвимой и незащищенной части, что послужила ей верным другом в попытке одолеть соперника, что был на голову выше её. Потеряв опору под ногами, юноша начал падать. Третий зачинщик сей драки, мигом отскочила от него на два шага, когда тот, с характерным грохотом, свалился на пол. Все произошло слишком быстро. — Блять… Удар пришелся по лицу. Ухватившись за него, темноволосый парень прикрыл лицо двумя руками и мигом вскочил на ноги. Впрочем, встрепенулись все. Все добровольцы тут же повскакивали с мест, и шум окутал помещение вновь. Этиология шума была ясной и едва различимой. Грохот стульев, скрип ножек о деревянный пол, восторженные вздохи, недоверчивые перешептывания, вопросы и упреки сыпались отовсюду. — Да как ты, — оскорбленный кадет тут же схватил девушку под локти, намереваясь если не приструнить, то припугнуть. В ее зеленых глазах промелькнуло беспокойство, но никак не волнение, когда он, переместив хватку на её плечи, продолжил. — Ты кем себя возомнила, мелкая ме… — Отставить. Все разговоры мигом прекратились. В помещении снова стало тихо, и следом послышались шаги. Словно бы кто-то повернул время вспять в то мгновение, когда девушка метнула ножом в стену. По помещению снова прошелся звук скрипящих половиц. Но в этот раз он был вызван натиском армейских ботинок. Хватка на плечах ослабла, и девушка, радуясь удаче, быстро увеличила расстояние между ними. Сделала пару шагов назад, вытащила нож из оков деревянных стен этого ветхого помещения, и как ни в чем не бывало, спрятала его в кармане своих брюк. Надеясь, что его не отнимут. Когда все манипуляции были успешно завершены, она выглянула из-за спины товарища, который успел развернуться в сторону вошедшего в помещение старшего по званию. Темноволосый мужчина, одетый в армейскую форму, внушал страх и вселял послушание в каждого. Ступал размеренно, неторопливо, в какой-то степени лениво. Смотрел неотрывно перед собой и в темени этого помещения, освещаемого светом почти догоревших свечей, было трудно распознать истинный цвет его глаз. Но девушка смогла распознать эмоции в этих самых глазах. Точнее, одну из них. Недовольство. — Имя, — громко потребовал темноволосый мужчина, скрещивая руки на груди. С виду ему было чуть за двадцать, но по говору и манере поведения, он выглядел старше. У девушки просто язык не поворачивался обозвать его парнем. Впрочем, она не могла даже пискнуть. Не то, чтобы он был страшным. Нет, скорее мрачноватым. Не вызывал доверия, однако, внушал послушание. Острые черты лица, грубый голос, требовательный взгляд и угрюмая аура, что исходила от него, придавали ему мужества. Видимо, он часто был не в самом лучшем расположении духа, ведь меж его бровей залегла морщинка. Кажется, он от рождения был зол и угрюм. — Скотт Фостер, — ответил юноша, разворачиваясь к нему лицо. — Хм, — любопытный хмык сорвался с уст старшего по званию в тот момент, когда он, сощурив глаза, продолжил. — Подходящее имя для такого скота. Даже не придерешься. По залу пробежалась волна смеха и насмешек. Девушка, что стояла прямо позади нарушителя, оценила игру слов. И поскорее удрать отсюда. — Ты наказан, скот, — парировал Леви, засовывая руки в карманы. — Будешь дежурить в столовой на протяжении трех дней. — Но я даже не… — Начнешь с завтрашнего дня, — оборвал мужчина, закатывая глаза. — Даже если не пройдешь отборочный этап, ты останешься здесь отбывать наказание. Ясно? — Так точно. От такого холодного тона, кажется, стало ясно всем. Особенно девушке позади него, когда взгляд серо-синих, как оказалось, глаз, зацепился за неё. — Ты, — сделав шаг вперед, он принудил темноволосого парня уступить ему дорогу. — Имя. Теперь, находясь ближе, она смогла разглядеть его получше и Аккерман поступил так же. Сомнений быть не могло. Это она. — Амелия Смит. «Она, значит», — подумал темноволосый мужчина, окидывая блондинку беглым взглядом. Взгляд серо-синих глаз быстро прошелся по её лицу, отмечая явное сходство с главнокомандующим. Правильные черты лица, спокойный взгляд и мимика. Светлые волосы были собраны в аккуратный конский хвост. Из общей массы волос выглядывали пару коротких волосинок, что придавали этой прическе толику небрежности. Единственным отличием от отца были брови. Они были тоньше, нежели у Смита-старшего, но Леви не заострял на этом внимание. Да и вообще не хотел думать о ней дольше положенного и уже хотел было назначить наказание. Но взгляд зацепился за глаза. Они тоже отличались от голубых глаз командора. Впрочем, отличались от любых, что он видел ранее. В радужке темно-зеленых глаз даже при сумрачном освещении помещения горел странный огонек, который привлек внимание Леви. Он сам не понял почему, но засмотрелся дольше положенного, отчего девушка неловко отвела взгляд в сторону, собирая губы в тонкую полоску. Капитан, поняв, что молчание затянулось, поспешно продолжил: — Ты не ознакомлена с уставом, Смит? — он вытянул руку вперед и девушка, вернув взгляд к нему, сразу поняла к чему этот жест. Явно не для рукопожатия. Было видно, что он не простой рядовой. Возможно лейтенант или даже капитан. Пререкаться со старшим по званию — значит вылететь отсюда без права на дальнейшее восстановление. И, если признаться, сам вид мужчины вызывал тревогу и недоверие. Нахмуренные брови, недовольный взгляд, сомкнутые губы — он всем видом показывал свое недовольство. Но Амелия молчала. — Иметь при себе оружие, помимо выданного инструкторами на время тренировки, запрещено, — закрывая глаза, начал пояснять мужчина более подробно. На случай, если кто-то решит повторить глупый трюк вновь. — Я всё видел, вытаскивай нож из кармана. Его «всё видел» было непонятным, но девушка не обратила на это внимания. «Черт бы его побрал», — подумала девушка, стискивая зубы. Отдавать заветную вещицу не хотелось, но с ним явно не стоило спорить. Поэтому Амелия поспешила исполнить приказ. Вытащив нож, протянула руку. Вложила это орудие в раскрытую ладонь темноволосого мужчины, касаясь его теплой кожи подушечками пальцев. Прикосновение показалось чем-то незначительным. — За это следовало бы тебя наказать, но так как ты спасала сослуживца от травмы, — начал Аккерман, утягивая конфискованную вещь в свой карман. — В этот раз я закрою на это глаза. Считай, тебе повезло. На этих словах, желая развидеть сей балаган, он двинулся в сторону выхода, намереваясь покинуть помещение. Но… — Конечно же «удача». — Тише, она всё-таки дочь главнокомандующего. …ему пришлось задержаться. Изумившись такому явному упреку касательно своего решения, Леви уже был готов прописать наказание всем присутствующим. Не разбираясь. Для профилактики, раз ему придется работать с ними целый год. — Ай! Но не успел. — Ты что вытворяешь?! Развернувшись, Леви недоверчиво сощурил глаза, а следом удивился. Перед ним открылась весьма непонятная, но интригующая картина: несносный кадет, который пытался остановить кровь, что тонкой струйкой стекала к линии его подбородка, и еще более несносная девчонка с вытянутым перед собой кулаком. Смит прерывисто дышала. Кажется не от усилий, что ей пришлось вложить в удар, а от напряжения. — Сэр, я сломала ему нос, — констатировала блондинка, поворачивая голову в сторону капитана. — Теперь я получу наказание? Леви, не ожидая такого исхода событий, встал как вкопанный. Глядел на неё секунды три, собрался и выдал приказ: — Три дня в конюшне, — затем хмыкнул. — Я проверю. Завидев кивок, решил на напоминать о критериях ответа. Не до этого было. В груди ощутилось смятение от столь неожиданного поступка. Аккерман понимал мотивы всех людей, но эту девчонку понять не мог. Осознал, что Эрвин был прав — его дочь проблемная. Нет, не так — она сама проблема. И с этого дня…Это его проблема.