Часть 1
30 ноября 2023 г. в 14:08
Господи Иисусе, он не собирался сбрасывать парня с крыши.
Но – глупая драка, глупый Коннор, которому во что бы то ни стало приспичило выполнить свою миссию. Черт. Хэнк все-таки тренированный лейтенант полиции. Его тело само знает, как реагировать в потасовке. Если тебя пытаются скинуть с крыши, пробрось себя вперед, взяв за опору единственное, до чего можешь дотянуться – врага. Если враг при этом упадет… что ж, не стоит рыть другому яму.
– Я этого не хотел, Коннор, ты не оставил мне выбора, – собственные слова прозвучали как типичное оправдание мужа-абьюзера, которого после десятого вызова жена все-таки дает забрать в участок.
Черт. Черт. Хэнк отошел от края крыши. Хватит с него игр девиантов. Сейчас он пойдет домой, основательно напьется, а потом вернется к куда более занимательной игре, от которой Коннор (оживший в который там раз?) его оторвал.
-…тенант.
Хэнк обернулся так резко, что чуть не полетел с крыши сам. Ухватился за ограждение. Да ерунда, почудилось. Не мог он ничего услышать с такой высоты. Хотя – ночь совсем бесшумная…
– Хэнк, – тихо донеслось снизу.
Твою мать, – он вгляделся в крошечную изломанную фигурку на снегу. Оно еще живо.
Он еще жив. Или мальчишка превратился в «оно» только потому, что ты его скинул?
Лифт ехал невозможно долго, но Хэнк трусливо старался замедлить и без того медленный ход. Когда он спустится, все уже будет кончено. А завтра с конвейера сойдет новый «Здравствуйте, меня зовут Коннор, меня прислала “Киберлайф”».
Но когда он не без труда отыскал запасный выход и выбрался на снег, Коннор снова позвал его:
– Х-хэнк? Не уходите…
Это может быть очередной хитростью, сообразил Хэнк, с трудом шагая по сугробам. Надо бы поосторожнее… Надо бы…
Он застыл не в силах двинуться дальше. Коннор лежал очень… неправильно. Ноги и руки заломлены под странными углами, будто парень пытался изобразить звезду, когда падал, но вышло криво. А голова…
Господи Иисусе на палочке, да у мальца шея свернута.
Хэнк опомнился, уже стоя на коленях в снегу, синем от разлившегося тириума. Сколько ж его, насос ему, что ли, перебило…
– Коннор. Твою ж мать. Из чего вас там делают? Я думал, вы крепче…
– Я тоже, – тихо сказал андроид. Что-то в нем гудело. Вернее, пыталось гудеть и тут же срывалось, как мотор, который пытаешься завести, а потом бросаешь – бесполезно… – Я просканировал все системы. Это тело не подлежит восстановлению.
Да ты шутишь.
– Эй. Эй. Коннор, – Хэнк осторожно положил ему руку на лоб. Он не знал, как притронуться, чтобы не причинить боли.
Но ведь ему не больно?
– Эй. Просто не смотри на это, малец. Закрой глаза, хорошо? А когда откроешь – будешь уже в новеньком теле, даже галстук не помятый.
Коннор попытался… ну, наверное, улыбнуться. На лицо ему падал снег и не таял. Хэнк зачем-то смахнул его ладонью.
– Если девианты победят… восемьдесят процентов вероятности, что у меня не будет нового тела. «Киберлайф» закроется. В противном… случае… – он делал паузы, как будто запыхался, при том, что не дышал вовсе, – андроидов отзовут и деактивируют.
Черт. Черт.
– Лейтенант, – снова позвал андроид. Диод на его виске пульсировал красным. – Пожалуйста. У меня мало времени.
У него был очень спокойный голос – но не как у бесстрастной машины, а как у человека, который пытается сказать что-то важное, и боится, что его не услышат.
– Я слушаю тебя, Коннор.
– Пожалуйста. Мой жесткий диск. Потянуть за волосы, убрать скин, панель за левым ухом. Код… 1212980. Не дайте им… Пожалуйста, Хэнк.
– Хорошо, – сказал он, еще не поняв, на что соглашается. Но, кажется, Коннор только этого и ждал. Он как будто расслабился (хотя как машина может расслабиться?). Диод мигал красным все реже и реже.
– А обещали, что не будете больше в меня стрелять, – на сей раз это была настоящая улыбка, немного лукавая, – она и застыла на лице Коннора, когда диод погас, а карие глаза безжизненно уставились в небо.
Хэнк все никак не мог убрать руку с его лба.
Правда ведь, обещал. А сам вытащил пушку, даже не удосужившись его убедить. Не удосужившись поговорить нормально с собственным партнером. Потому что это всего лишь Коннор, которого раздавишь грузовиком, а назавтра он свеж как огурчик. Всего лишь Коннор, который не перестает воскресать – и которого ты за это втайне ненавидишь, потому что Коул не воскреснет никогда, верно?
Ладно. Коннор сам хвастался при каждом удобном случае, что он машина…
А чего ты хотел? Чтобы мальчишка во – сколько там ему? двадцать два, двадцать три года – признался, что боится смерти? Хоть живой, хоть оловянный – сам-то сказал бы о таком в его возрасте? Наверняка вот так же пялился бы глупыми глазами в дуло пистолета, внутри обмирая от страха…
Но ты-то в молодости и не знал, что такое смерть, а Коннор…
А он знал отлично, и по чьей милости? Ты из любопытства выстрелил ему в голову, и на следующий же день мальца изрешетили, потому что он решил тебя прикрыть…
Или ты хотел, чтоб он прямо тебе сказал, что девиант? Зная, что его тут же деактивируют, едва информация просочится куда следует? Но, конечно, Коннор должен был признаться своему партнеру. Тот ведь показал себя отличным слушателем и психологом…
«Мне придется вернуться в «Киберлайф». Меня деактивируют и разберут, чтобы понять, где я потерпел неудачу».
Да ведь он признавался. Он не хотел, чтоб его разобрали.
Не дай им…
Кому? «Киберлайф»? Девиантам? Похоже, Хэнк спас жизнь их лидеру… и если сейчас начнется настоящая заварушка, то мозги РК-800 этим ребятам еще как пригодятся… А учитывая, что мальчишка на них охотился, вряд ли кто-то станет с ним церемониться.
Ладно, малец. Тебе достался дерьмовый партнер – может, самый дерьмовый в этом гребаном мире, – но он не позволит, чтобы у тебя копались в мозгах.
Жесткий диск. Хорошо. Сейчас.
– Сейчас, – прошептал он, будто Коннор мог его слышать, безуспешно пытаясь пригладить вечно торчащую прядь волос. Потом, будто по наитию, потянул за нее – и точно: искусственный скин как по мановению руки стек с лица Коннора, обнажив пластиковую болванку.
– Мне так жаль, – сказал Хэнк в пластиковое лицо. – Мне правда жаль, малец.
Он нащупал панель за левым ухом. Дуя на замерзшие пальцы, с трудом набрал код. Что-то тихо щелкнуло, и лицо Коннора отошло в сторону, обнажая нутро, похожее на нутро компьютера.
Твою мать. Если его сейчас хватит кондратий, можно будет подать в суд на «Киберлайф»?
Прогоняя тошноту, он всмотрелся. Он внутренностей слегка тянуло нагретым железом. Приятный запах. Наверное, когда Коннор был жив, по его электронному мозгу пробегали частые и неостановимые огоньки…
Теперь мозг молчал, и Хэнк, матерясь про себя, принялся отсоединять его от черепа. Все было до предела логично и просто: убрать клеммы, нажать на еле заметную кнопку, чтобы диск вышел из паза, вытащить, взвесить на ладони.
Тяжеленный. Да уж, это вам не двадцать четыре грамма. Еще горячий – видно, перегрелся, пытаясь работать в сломанном теле. Хэнк не знал, что с ним делать; в конце концов расстегнул куртку и убрал в широкий нагрудный карман. Со стороны покажется, что у него неслабый размер груди. Пластиковое лицо со щелчком встало на место, но скин обратно не наделся. Хэнк с минуту смотрел на тело. Попробовать унести, чтоб не разобрали?
Но ведь это уже не Коннор. Хэнк на своем веку видел немало трупов, и некоторые из них походили на живых – но не этот. Может, потому что Хэнк своими руками вынул из него душу?
«Чтобы быть мертвым, надо сначала быть живым, лейтенант Андерсон…»
Ой, заткнись, мистер заберите-мою-ягодку-она-росла-не-для-Киберлайф.
Он все-таки попытался поднять тело с земли. Взял за руку – и рука тут же треснула. Гребаный пластик! А над головой очень некстати зашумело. Вертушки. Отлично. Федералы подняли на ноги спецназ. Хэнк бросил последний взгляд на безликого Коннора (уже не Коннора, нет), зачем-то тронул через куртку жесткий диск и, воровато оглядываясь, пошел с места преступления.
«Деактивация андроида, вышедшего из-под контроля, не может называться преступлением…»
Сказал же. За-ткнись.
Он закряхтел, садясь в машину. Ребра ему этот андроид все-таки помял. Старость не радость.
После холода снаружи нутро автомобиля показалось ему удивительно теплым. В этом тепле не хватало одного – глотка виски. Но Хэнк Андерсон еще не дошел до фляжки в бардачке (почему, собственно?). Ладно. Он поморщился от близкой сирены. Домой, а то здесь становится слишком людно. Вон и машины федералов, конечно, они не пропустят веселья.
Он каким-то образом умудрился уехать незамеченным. Хотя в таком снежном тумане это не удивляло. Пурга застила дорогу, и он плелся медленно, с почти нулевой видимостью. И с каждым метром, который он проезжал, его ноша давила на грудь все сильнее, как вина.
А если это ты сделал его девиантом? Если он упал, попробовал подняться и понял, что не сможет – понял, что умирает? И стал звать тебя, потому что испугался один в снегу?
Больше-то ему позвать было некого…
Машину занесло на повороте. Хэнк изо всех сил вывернул руль и чудом не слетел на обочину. Усилие отдалось болью в треснувших ребрах.
Только теперь до него дошло. Ребра. Он же видел Коннора в деле. Видел, как тот без труда расшвыривал преступников и чуть ли не по стенам скакал. Из Рида вон сделал свиную отбивную. А Хэнк отделался парой треснувших ребер и раненой гордостью.
Он даже не пытался тебя убить. Просто убрать с дороги.
«Я должен выполнить свою миссию...»
Да чтоб это все…
А если бы это был Коул там, на крыше? Подросший Коул с уродливой армейской стрижкой, в бронежилете? «Это террористы. Я должен уничтожить их, пап. Должен защитить город». Ты бы с такой же охотой размахивал пушкой?
Пришлось затормозить. Он съехал носом в сугроб. Изо всех сил ударил кулаками по приборной доске.
– Да еб же твою м-мать!
Еще. И еще.
Отлично. Сейчас еще и эту машину сломаешь.
Выдохнул, посидел. Ладно, домой, выпить. Главное – выпить. А потом…
Что ему делать с жестким диском? Похоронить, как хомячка Коула? Ну да. Положить в коробку из-под обуви, устланную красным шелком, и зарыть в саду. По крайней мере, там его точно не найдут – ни девианты, ни ребята из «Киберлайф».
Уже почти у самого дома его остановили. Сквозь завесу снега он разглядел полицейских и голографические барьеры с предупредительными знаками.
– Лейтенант Андерсон, – эх, а жетон остался в участке. – Что такое, почему дороги перекрываете?
– Из-за волнений среди девиантов, сэр. Какой-то баг в «Киберлайф», они отзывают всех своих андроидов. У вас дома есть прислуга из «Киберлайф»?
– Я похож на человека, у которого дома есть прислуга?
– Вот и хорошо, – сказал полицейский. Лицо у него было красное от мороза, и он приплясывал на месте. – Пластиковые болванки совсем взбесились. Ходят слухи, с часу на час объявят чрезвычайное положение. Я бы вам рекомендовал, сэр, пока закрыться дома и не открывать никому, кроме властей. И включите телевизор!
– Непременно, – проворчал Хэнк.
Дома его ждал Сумо. Видно, почувствовал настроение хозяина, не стал оглушительно лаять, не пытался поставить лапы на грудь и облизать. Тявкнул вопросительно пару раз, поджав хвост, и поцокал за Хэнком в гостиную.
Там на столе ждала початая бутылка виски. Хэнк вытащил револьвер («Я должен закончить свою миссию, лейтенант») и положил его рядом. Щедро плеснул виски в пыльный стакан и выпил залпом. Стало чуть полегче. Чуть менее беспросветно. Жесткий диск оттягивал куртку; Хэнк вытащил его и тоже положил на стол. Хоть натюрморт рисуй. «Просранная жизнь Хэнка Андерсона». Отличное название, в МоМА* с руками оторвут.
Сумо подошел к столу, вопросительно гавкнул на диск и стукнул по полу хвостом.
Хэнк последовал совету замерзшего полицейского. Запер все двери, включил телевизор.
«…компания «Киберлайф» в очередной раз заявляет, что невозможно было предусмотреть нарушения, которые сегодня обнаруживаются в андроидах, вышедших из-под контроля. Напоминаем: если у вас есть домашние андроиды, вы должны немедленно деактивировать их и позвонить по горячей линии...»
На Хэнка вдруг напала паранойя. «Киберлайф» вполне может прислать парочку Конноровых братцев – проверить, не прячет ли он электронную няньку у себя в подвале.
Или с Конноровыми братцами теперь покончено? И придется людям везде справляться самим, по старинке?
Хэнк поискал, куда спрятать жесткий диск, и нашел: тот идеально подходил по размеру к красной в горошек жестяной банке для риса, что осталась после бывшей жены. Хэнку бы и в голову не пришло такое покупать, но вот поди ж ты, пригодилось. Он осторожно погрузил диск в банку ( извини, дружище, не успел выстелить шелком, да и откуда у меня шелк на самом-то деле? ), закрыл крышкой и поставил в буфет. Вернулся в гостиную, взял бутылку и плюхнулся на кушетку.
– … решение о чрезвычайном положении…
– … к сожалению, деактивация представляется нам лучшим выходом…
– …эксклюзивное интервью! Лидер повстанцев, Маркус, согласился ответить на вопросы «Четвертого канала». Не переключайтесь!
Теперь на него снизошел другой туман – теплый, янтарный, как виски. В этом тумане Хэнк поднялся и пошел на кухню. Достал из буфета ярко-красную коробку в горошек. Не годится парню тут одному, в темноте.
Коробка хорошо вписалась в натюрморт на столе. Сумо не поленился, подошел к самому столу и гавкнул.
Он гладил твоего пса, а ты его прикончил. Ради прав девиантов и мира во всем мире.
– Сумо, – неожиданно сам для себя позвал Хэнк. – Сумо, где Коннор?
Пес радостно гавкнул на жестянку и уже откровенно застучал хвостом по полу.
Ну, смотри ты, спелись. Парень был-то здесь всего один раз.
Ладно, еще глоточек, а потом…
Что «потом», Хэнк уже не успел додумать – уютные янтарные волны подхватили его и понесли прочь. Но прежде чем забыться, он все-таки сообразил: «Сумо не воет. А на мертвеца бы выл…»
***
Он пришел в себя с жуткой головной болью и с четким знанием, что заслужил ее. Но вот как заслужил – не смог вспомнить, пока не дотащился до ванной и не принял холодный душ, еле сообразив, что сперва нужно снять одежду. От воды зрение немного прояснилось, гул в голове чуть утих. Хэнк выбрался из ванной, разбрызгивая повсюду воду, добрел до гостиной и увидел Сумо, который почему-то сидел у стола, а на столе – красную жестяную банку.
Иисусе, Мария, Иосиф.
Он помедлил в дверях. Потом подошел и зачем-то положил ладонь на жесткий диск в банке. Тот все еще казался теплым. Сумо слабо гавкнул и опустил голову на лапы.
– Ты охраняешь? – догадался Хэнк.
– Гавк, – согласился Сумо.
– Как будто тут еще есть, что охранять…
Но в голове, несмотря на боль, заворочалась какая-то мысль. Какое-то воспоминание. Кто говорил ему, что жесткий диск – главное в андроиде? А может, никто и не говорил про андроидов, может, дело было в том диске, который он выцарапал из сломанного компьютера, когда был студентом? Друг помог ему переставить диск в корпус от выброшенной машины, так что ремонт не стоил почти ничего – а это имеет значение, когда тебе двадцать два и некому платить за твою учебу.
Это ведь то же самое, а, Коннор?
Наверное, это все похмелье. В нормальную, не болящую голову такая идея не придет. Но Хэнк остановился рядом с жестким диском.
– В коробку ты всегда успеешь, верно?
***
Следующие несколько дней город заносило снегом, и Хэнк честно сидел дома. Выходил всего несколько раз, когда уже не мог переносить скулеж Сумо. Приходилось вставать, надевать куртку, брать с собой жесткий диск и отправляться на мороз. Улицы совсем перестали чистить – видимо, из-за бунта андроидов. Пластиковые дворники разбежались, а люди… люди используют любой повод, чтобы не выйти на работу.
– Революция – отлично! Несколько гарантированных выходных, – ворчал про себя Хэнк, пока Сумо пластался животом по сугробам. Гулять псу хотелось, а вот делать дела в таком холоде – не слишком, так что он петлял и петлял в белесом тумане.
Жесткий диск во внутреннем кармане словно удерживал тепло. Не давал Хэнку застыть по-настоящему.
Он возвращался домой, подогревал банку супа «Кэмпбелл» (вот настоящий прорыв в технологиях, куда лучше андроидов. Да и потом, суп вряд ли взбунтуется), озябшей рукой наливал себе виски и слушал, бесконечно слушал выпуски новостей – как, наверное, и все американцы, вот так же запертые в своих квартирах.
Может, решил он на третий день, в снеге все и дело. Именно поэтому у андроидов есть шанс. Людей чертовски просто победить, когда у них зуб на зуб не попадает.
Он видел поцелуй двух андроидов – рыжеволосой девушки и РК, имя которого теперь выучили и повторяли все СМИ. Маркус. Лидер. Борец за права. Кто-то сравнивал его с Манделой, кто-то с Мартином Лютером Кингом. У Маркуса было приятное лицо – неудивительно, их всех задумывали с располагающей внешностью. Взять хотя бы Коннора с его карими щенячьими глазами. «Пожалуйста, лейтенант, еще пять минут…»
Хэнк не допил виски только потому, что в телевизоре зазвенело и диктор торжественным голосом анонсировала выступление президента.
Все-таки эти ребята добились своего. Впрочем, если они все такие же упрямые, как Коннор…
«Я должен выполнить свою миссию». Любого другого ты хвалил бы за такое рвение. А на него смотрел, только и ожидая, чтоб парень оступился.
Хэнк осторожно тронул жесткий диск, который так и не выложил из кармана. Пусть, так спокойнее. После того, как обращение президента показали раз пять, всякий раз сопровождая его кадрами с мирного протеста, Хэнк решил, что с него хватит. Он переключил телевизор на хоккей. Он теперь на пенсии, в конце концов, может расслабиться. За окном метель притихла, но мороз усилился; заиндевевший город под ясным небом, казалось, вот-вот зазвенит и рассыплется.
– И запомни раз и навсегда, в этом доме болеют за «Красные крылья».
Утром его разбудил звонок. На сей раз Хэнк поднялся без труда – как поднимался в молодости, до... (« До чего, лейтенант? – Ни до чего» ), с ясной головой и знанием, что нужно делать.
Звонил Фаулер.
– Мне надо было позвонить раньше, но у нас тут дел по горло, как ты догадываешься. Так вот: парни нашли Коннора. Беднягу кто-то сбросил с крыши. Видимо, ему досталось во время бунта…
Хэнк молчал.
– Ему разворотили череп и вынули блок памяти.
– А чего ты хотел, Джеффри, это Детройт. Тут мотоцикл на две минуты нельзя припарковать, а если это дорогущий андроид…
Несколько секунд Джеффри молчал.
– Знаешь, – сказал он в конце концов, – я знал другого Хэнка. Тот, кого я знал, конечно, козлина тот еще, но ему никогда не было настолько плевать на напарника.
«Ты удивишься, но тот Хэнк, которого ты знал, не сбрасывал напарников с крыши...»
– Значит, я вовремя ушел, – и все-таки он спросил, успел, пока Фаулер не бросил трубку:
– Джефф… Куда дели… тело?
– А куда его деть. В «Киберлайф» теперь не вернешь. Пока хранится в вещдоках. Только «тело» – это громко сказано...
Он положил трубку, не попрощавшись.
Хэнк несколько минут сидел, бездумно поглаживая жесткий диск. Потом встал, поглядел в окно. В первый раз за неделю вышло солнце, и, пусть оно и освещало безнадежно заснеженный город, это все-таки был…
Это все-таки был свет.
– Пойдем, – сказал он Коннору. – Проедемся.
На двери «Эдема» мигала неоновая вывеска: «Закрыто». Хэнк вывеске не поверил, и колотил в дверь, пока ее не отперли.
– Эй, приятель, не видишь – закрыто? – у хозяина заведения была чертовски недовольная рожа. Хэнк его отчасти понимал. – Или ты не слышал, что происходит? Все, кранты моему заведению. Можешь считать, что я разорился.
– Не помните меня? Лейтенант Андерсон. Мы расследовали у вас убийство.
– О, лейтенант! – радушная улыбка человека, который привык на всякий случай бояться копов. – Разумеется, помню. Чем могу помочь?
– Можно войти?
– Разумеется!
В заведении было тихо. Капсулы, в которых прежде танцевали андроиды, отключены. Но, к своему удивлению, Хэнк увидел трех Трейси, сидящих на красном кожаном диване. Увидев его, они словно по команде поправили волосы и выставили грудь. Одна из них встала и подошла к нему, ступая мягко, словно по ковру.
– А ты красавец. Пойдем, я тебя отведу.
– Прости, детка, я пришел не за этим.
– Он и в прошлый раз так сказал, – послышалось с банкетки. – Оставь его, лейтенант Андерсон не из этой команды.
– С чего это вдруг не из этой, – он почувствовал, что краснеет. – Вы мне очень даже нравитесь… мэм. Просто сейчас я здесь по делу…
Господи Иисусе. Вот чего ему не хватало – пытаться доказать пластиковой про… секс-работнице, что он не голубой. Ну, ладно, Коннор. Ты мне за такое должен выпивку.
– Я думал, вы стираете им память каждые два часа, – сказал он, входя в кабинет владельца.
– Как видите, я обращался с ними более чем гуманно, – на голубом глазу заявил тот. Как будто Хэнк уже успел забыть покалеченную и задушенную девчушку. – Потому и не все разбежались. Что я с этими буду делать – ума не приложу. Не выгонять же на мороз…
Интуиция подсказывала Хэнку, что сердобольный хозяин дня через три откроет новое заведение – не слишком законное, но, по крайней мере, там у оставшихся Трейси всегда будет работа.
– Я думал, то дело уже закрыто, – сказал хозяин, стараясь не выказывать нервозности. У него это почти выходило.
– Я пришел не за этим. Вы помните андроида, с которым мы здесь были?
– Разумеется, – соврал хозяин.
– Он… сломался. И мне нужен кто-то, способный его починить. На «Киберлайф» больше надежды нет. Я подумал, что вы наверняка знаете какого-нибудь парня, который знает другого парня – ну, вы понимаете…
Толстяк сомневался.
– Слушайте, – сказал он в конце концов, – если это попытка вычислить тех, кто нелегально работал с андроидами…
– Как бы андроиды не пришли к тебе сами. И не поинтересовались тем, что ты делал абсолютно легально.
Он сдался:
– Есть один парень. Его зовут Гарри. Но лучше не говорите, что вы пришли от меня. Он не слишком меня любит, хотя я часто даю ему работу.
Хэнк поднял голову и посмотрел толстяку в глаза.
– Слишком часто, – признался тот. – Потому и не любит.
***
По законам жанра Гарри жил в какой-то дыре. Промерзшая машина еле завелась. Жесткий диск оттягивал куртку, и Хэнк почему-то вспомнил «Сказание о старом мореходе». Он когда-то читал его Коулу. Естественно, жена его обругала – слишком страшно для маленького мальчика. А Коулу понравилось.
Если он не найдет для Коннора тела, так и будет таскать его на шее, как того альбатроса.
– Эй. Слышал это когда-нибудь? «Вот старый Мореход, из тьмы вонзил он в гостя взгляд. Кто ты? Чего тебе, старик? Твои глаза горят…»
Как оказалось, он помнил «Сказание» почти до конца. Переврал, конечно, по пути все что мог, зато скоротал дорогу.
Мастерская Гарри напоминала полутемную пещеру: маленькое окно почти не давало света, и разнокалиберные экраны в полутьме горели голубым. Хозяин мастерской взял жесткий диск так, будто Хэнк протягивал ему слиток золота. Или бейсбольную перчатку с автографом Бэби Рута.
– Господи. Это же РК-800. Они же... это единичный экземпляр! Откуда он у вас?
Он так требовательно глянул на Хэнка, будто сам был полицейским.
– Скажем так. Мне это... доверили. А я доверия не оправдал.
– Вы хотите сказать, – недобро глянул на него Гарри, – что это...
– Все, что осталось от служебного андроида. Тело, – он позаимствовал формулировку у Коннора, – не подлежит восстановлению.
– Что же с ним случилось?
– Упал с крыши, – коротко ответил Хэнк. Гарри опять взглянул на него – с еще большим недоверием.
– И высокая была крыша? – не переставая говорить с Хэнком и сверлить его глазами опытного работника социальной службы, Гарри уселся за свой пульт и принялся подсоединять диск к клеммам и проводам, ведущим к огромному чудищу посреди комнаты.
Хэнк сказал. Гарри тихо выругался себе под нос.
– Думаете, он может быть... в рабочем состоянии после такого?
– Смотря что вы подразумеваете под рабочим состоянием. Вообще у РК сверхпрочные черепа. Это по сути боевая модель. Наверняка в Киберлайф рассчитали, что когда-нибудь такой андроид... упадет с лестницы.
«С крыши», – хотел поправить Хэнк, но промолчал. Он убрал со стула чью-то пластиковую ногу (чертовски тяжелую для пластика), осторожно уселся и стал смотреть, как Гарри, завершив магический обряд, включает компьютер, и на экране с необыкновенной быстротой появляются строчки кода. Хэнку бы так печатать – сдавал бы отчеты в два раза быстрее.
Впрочем, отчетов больше не будет. Хэнк осознал это по-настоящему только сейчас, сидя на неудобном стуле в нелегальной мастерской.
Ладно. Наверное, давно пора было это сделать. И все-таки он спросил, словно все еще оставался копом:
– И много их?
– М-м? – Гарри, казалось, полностью погружен в то, что творится на экране.
– Тех, кто падает с лестницы.
– У меня? Немного. Обычно, если андроида хотят починить, обращаются в гарантийный центр «Киберлайф». А хозяева, у которых они падают часто... обычно не утруждают себя починкой андроида. Проще сдать металлолом в «Киберлайф» и взять новенького по дешевке. Они дают двадцать процентов скидки, если вернете им предыдущего андроида, неважно, в каком состоянии. Мы ведь не должны загрязнять планету, правда?
Его циничная улыбка Хэнку понравилась. Так что он заткнулся и стал наблюдать за священнодействием – без всякого намерения понять, что именно Гарри творит, как наблюдают за фокусником или пианистом-виртуозом.
– Куда чаще ко мне обращаются, чтобы починить няньку или домработницу, – заговорил Гарри, хотя Хэнк уже свыкся с мыслью, что не стоит задавать лишних вопросов. – Никак людям не объяснишь, что андроид не может переваривать органические жидкости.
– Г-господи Иисусе.
– А особенный конфуз, если за няньку платила жена, и без нее активировать гарантию не получится. Ну что, я вас поздравляю. У этих ребят действительно ударопрочные черепа. Диск рабочий и, насколько могу судить, даже не поврежден. Хотя иногда глючить начинает не сразу, а через пару лет.
Хэнк уже и сам видел: диск живо мигал огоньками, как ему и представлялось.
– Ладно. Сколько вы за него хотите?
– Он не продается, – поморщился Хэнк. На лице Гарри впервые возникло удивление.
– Тогда, я так понимаю, вам нужно скачать его память?
Хэнк поморщился:
– Да нет. Я не скачивать…
– Я могу его активировать, если желаете, – сказал Гарри. – С помощью этого компьютера. Разумеется, это будет стоить дороже. Но если вам нужно с ним связаться…
– Связаться?
Хэнку отчего-то представился спиритический сеанс из какого-нибудь старого дурного фильма. «Коннор! Коннор, ты слышишь меня? Если слышишь, хлопни дверью...»
Но ведь он и будет призраком – без тела, без голоса...
Хэнка передернуло.
– Не нужно. Я просто хотел знать, рабочий это диск или нет. И простите за тупой вопрос, но я даже обновления на телефон не умею ставить... Его же можно вставить в другое тело?
Гарри пожал плечами.
– Теоретически можно. А практически – ну где вы сейчас найдете тело РК-800?
«У тебя хотел спросить».
– Ну, допустим, не РК-800. Андроид по... попроще.
– Подешевле, вы хотите сказать, – Гарри поджал губы. – В идеале – со свалки.
– Я... Ладно, чего там – я не богач. Можно будет пристроить этот диск... в тело, которое мне по карману?
– Как бы вам сказать. Наверное, можно, только у него сразу отрубит половину функций. Это все равно что ставить двигатель «Бентли» в семейный фордик двадцать пятого года. РК сможет выполнять несложные операции. Но он никогда не станет самим собой. Пожалейте вашего андроида.
Если б я его пожалел...
Но ведь теоретически у «Киберлайф» должны остаться такие тела. Они же всякий раз возвращали в участок нового Коннора. Наверняка где-то на складе есть еще копии – в пиджачке и в галстучке, и такие же доставучие.
– Если представить себе – теоретически, – что я где-нибудь достану тело Ко... РК-800. И принесу его вам…
– То нас обоих посадят. Вам ли не знать, вы же коп. Только не могу сказать сейчас, за что именно. За причинение вреда здоровью или за порчу имущества и нарушение авторских прав.
– Папочка! – в мастерскую вбежала девчушка. На вид возраста Коула, худенькая, в клетчатом платьице и с пластиковым лицом без кожи. – Папа, помоги скин надеть!
– Лора, сколько раз я тебе говорил – нельзя входить в мастерскую, когда у папы гости! Мы же договорились, что ты тихо посмотришь мультики!
– Лицо опять слезло, – скуксилась девочка.
– Ну, что же теперь, – Гарри слез со стула, подошел и обнял ее. – Все равно ты самая красивая девочка на свете. Верно, Хэнк?
У него оказался очень цепкий и очень недвусмысленный взгляд.
– Подтверждаю, – серьезно сказал Хэнк. Ребенок нерешительно улыбнулся. – Очень красивая. Только не очень послушная, да?
– Неправда, – она топнула ножкой. И правда очень миленькая, даже без скина. Хэнк не мог понять тех, кто делает детей-андроидов. Но, к своему ужасу, легко мог понять тех, кто покупает. – Я послушная!
И, повертевшись на месте, убежала – видимо, смотреть мультики. Пауза после ее ухода оказалась слишком тяжелой. Хэнку хотелось спросить – но уж кому, как не ему, знать, когда спрашивать не надо.
– Если вдруг вы чудом, – почти неохотно сказал Гарри, – и я подчеркиваю, чудом, потому что это очень маловероятно, – найдете совместимое тело, привозите его сюда, и мы посмотрим, что можно сделать.
Что ж, думал Хэнк, садясь в машину, похоже, работка ему на ближайшее время обеспечена. Небесам придется еще немного подождать.
Подождать их обоих.
***
Башня «Киберлайф» тянулась вверх невозможно высоко, где-то на полпути к небу превращаясь в пронизанную снегом химеру. Хэнк постоял, задрав голову к небу, поплотнее запахнул воротник. Он был здесь, наверное, всего пару раз – до того, как Фаулеру пришла в голову блестящая идея передать ему дела андроидов, он предпочитал не иметь с андроидами дела, спасибо большое, – но в его воспоминаниях она не была такой безжизненной. Прежде ее охраняли, как военную базу или Форт-Нокс, а теперь Хэнк проехал два опустевших блокпоста, и до сих пор никто даже не спросил у него документов.
Это не значило, что за ним не наблюдали.
Андроиды заняли башню быстро и незаметно – так, что сразу стало ясно: они не люди. У людей ушло бы года два на переговоры, подписание соглашений и бумажную работу. Андроидам хватило слов президента и вымученного приглашения главы «Киберлайф» – который, как ходили слухи, еще накануне революции почуял, чем пахнет, и убрался в Канаду. Теперь его работники торопливо собрались и перевезли за границу все, что не было опечатано федералами «для дальнейшего разбирательства».
«Только сейчас мы осознаем, что невольно создали новый разумный вид, и, конечно же, мы сделаем для этого вида все, что сможем...»
Пока что разумному виду была предоставлена башня – и склады со всеми имеющимися там телами.
Где-то среди них и Коннор – если представить, что запасные Конноры еще не израсходовались.
Хэнк медленно зашагал к башне. Снег падал по-прежнему после недолгой утренней передышки, валился мягкими хлопьями, смягчал шаги.
Но Хэнк знал наверняка – их появление он пропустил не из-за снега. Просто андроиды умеют ступать тихо.
– Стой! – их было двое, и прежде чем Хэнк что-то сообразил, они заступили ему дорогу.
– Дальше нельзя, – сказал высокий блондин с доброжелательным лицом. – Здесь территория андроидов.
Рядом с ним стояла андроид-хозяйка – приятная, немного кругленькая, с лицом матери семейства, которая всегда печет на завтрак блинчики. Таких обычно зовут Сьюзен или Карен... На груди у Сьюзен или Карен висел автомат.
Хэнк поднял руки.
– Я не вооружен. Можете меня обыскать. Меня зовут Хэнк Андерсон, и я хотел бы поговорить с Маркусом.
Он не стал врать им насчет лейтенанта – этим хватит минуты, чтобы прочесать весь Гугл, найти список служащих в участке и узнать, что Хэнк там больше не значится.
– Маркус очень занят, – сказала Карен. Ее диод замигал, а взгляд вдруг стал очень сосредоточенным. Она явно с кем-то переговаривалась. «Вулканское мумбо-юмбо», – почему-то вспомнилось Хэнку. Но ему было не до смеха. Они действительно могут переговариваться на расстоянии. Они сильнее и выносливее человека. Они, в конце концов, могут жить вечно, пока хватает запчастей.
И сейчас, под двумя ненатурально-благожелательными взглядами, явно предназначенными только для людей (нарушителей – тех, кто осмелился заступить на чужую территорию), Хэнку сделалось очень не по себе.
– Я спас ему жизнь, – поглядите-ка на это. Хэнк Верная Рука, друг андроидов. – Помешал… снайперу в него выстрелить.
Андроиды переглянулись, снова замигали своими лампочками.
– Хорошо. Мы проведем вас к Маркусу.
Блондин просканировал Хэнка и обыскал, и они слаженно двинулись дальше. Неизвестно было, сколько еще их скрывалось в снегу на подступах к башне, но чуйка Хэнка говорила – много.
Внутрь его, однако, не повели, как Хэнк ни надеялся. Маркус встречал его у границы силового поля – и не догадаться, что оно там, если не всмотреться и не увидеть, что снег падает чуть под другим углом. Андроиды выстроились рядом со своим духовным лидером, все с оружием. Судя по тому, как мало было вокруг натоптано, они явились сюда только что – по зову братьев по разуму.
– Добрый день, я Маркус, – сказал андроид так, будто его лицо не светилось последнюю неделю на всех экранах Америки. Дружелюбное лицо. Симпатичное. – Чем я могу вам помочь, мистер Андерсон?
– Я ищу моего партнера. Думаю, вы о нем слышали. Это РК-800.
У Маркуса на виске уже не было диода, но он на секунду нахмурился. Его приятели, как один, замерли.
– Коннор, – сказал он. – Охотник на девиантов. Разумеется, я слышал о нем.
Девица скорчила презрительную рожу.
– А с чего вы решили, что найдете его здесь? Этот предатель на вашей стороне!
Маркус мягко положил ей руку на плечо. Мессия, да и только...
– Я боюсь, что он погиб.
Маркус посмотрел ему прямо в глаза, так, что Хэнк про себя охнул – ну кому я вру? Он же прочитает все на раз...
– Вы думаете, это кто-то из нас?
– Нет. Абсолютно нет. Я... – Хэнк решился и сказал наконец правду: – Я знаю, что здесь на складе были его... запасные тела. Коннор уже погибал у меня на глазах, но потом возвращался. Я слышал, что хозяева «Киберлайф» многое увезли в Канаду... Надеюсь, РК-800 они оставили.
«Твою ж! Не называй андроидов по номерам!»
– Киберлайф действительно вывезла или скрывает где-то многих наших братьев, – сказал Маркус с искренней грустью. – Мы сами только недавно заняли башню и еще пытаемся оценить ущерб. Если где-то найдутся другие Конноры, то, конечно, мы пробудим их, и они будут жить среди своего народа…
И работать на его благо. Разумеется…
– Он мой… (мертвец? альбатрос?) партнер, – жалко сказал Хэнк.
– Вы ведь ушли из полиции, – он как в воду глядел. Просканировали вдоль и поперек. – Если предположить, что мы найдем Коннора и он захочет снова служить в участке, никто не станет ему препятствовать. Но он не будет делать этого только потому, – глаза андроида сверкнули гневом, – что он так запрограммирован .
Умно. И своих не выдаем, и с чужими ссориться не станем. Но если вы найдете запасного Коннора… каков шанс проснуться у охотника на девиантов?
Надо было уходить. Хэнк и сам не понимал, зачем пришел. Он представлял себе что-то вроде лагеря для человеческих беженцев, где все поглощены собственным страданием, и можно воспользоваться бардаком и суетой, чтобы проникнуть в башню.
А встретил его нечеловечески организованный легион, с которым бесполезно бороться. Если хорошо подумать – он проникся андроидами потому, что ему стало их жалко. Потому, что он не желал брать на себя вину за их смерть, каждого поодиночке: мамаши с ребенком, за которыми тогда погнался Коннор, влюбленных друг в друга малышек Трейси, бедняжки Хлои, в которую все-таки выстрелил этот поганец. (Да вот только поганцы в этой ситуации – ты и гребаный компьютерный гений. Живого стажера ты бы за шиворот утащил оттуда, да еще влепил бы Камски иск за провокацию полицейского при исполнении, тут – стоял и смотрел, потому что тебе тоже было любопытно!)
Он пожалел их; пожалел Маркуса тогда на крыше, а теперь стоял и под их тяжелыми взглядами отчетливо понимал, что при всей эмпатии они остаются машинами. Куда более совершенными, чем человек.
– Маркус, – позвал он все-таки, прежде, чем уходить. – Как ты думаешь, у андроидов есть рай?
Тот склонил голову набок и улыбнулся. Наверное, будь Хэнк помоложе, он сам пошел бы за таким лидером.
– Я знаю точно, что многие из нас прошли через ад, а если есть ад, то есть и рай.
– И людей туда не пускают?
– Только в сопровождении андроидов.
***
По пути обратно он увидел чудное зрелище: андроида-регулировщика на пустом перекрестке. В Детройте, столице автомобилей, машин на дорогах почти не стало – даже те люди, кто еще не уехал в Канаду, боялись высовываться лишний раз. Не говоря о том, что современные электронные системы прекрасно ориентировались на дорогах сами.
А регулировщик стоял прямо под замерзшим сломанным светофором. Хэнк подъехал к нему, приоткрыл окно.
– Добрый день, сэр. К сожалению, на этом перекрестке не работает светофор. Я поставлен временно регулировать движение. Чем я могу вам помочь?
– Почему ты не с остальными?
– Простите, сэр, я не понял вашего вопроса.
– Ты… – Хэнк нахмурился. – Ты не девиант?
– Никак нет, сэр.
(Неужели и такие остались? Как те Трейси? И что с ними теперь будет?)
– Что же ты здесь регулируешь, бедняга? Не видишь – машин нет?
– Боюсь, что не понимаю вас, сэр. – Диод замигал на бритом виске. – Вам требуется информация по пробкам и дорожным работам?
Где-то секунду они смотрели друг на друга. Потом Хэнк вздохнул и отвел взгляд, но, поднимая окно, четко услышал сказанное в сторону:
– Я не запрограммирован для всего этого дерьма.
Значит, все-таки девиант? Но когда Хэнк оглянулся, регулировщик все так же стоял на месте, явно не собираясь покидать пост.
***
День интересных встреч на этом не закончился. На пороге дома его ждал основательно продрогший Перкинс. Фонарь под глазом Хэнк ему все-таки поставил мастерский – парня бы на тот перекресток вместо сломанного светофора.
– Что, пришли лично вручить мне иск? Или созрели для ответного матча?
– Кто старое помянет, тому глаз вон, – вот у кого по-настоящему пластиковая улыбка. – Вообще-то я пришел поговорить о вашем партнере.
– О жестянке? Фаулер сказал, он упал с крыши, и его тут же разобрали на детали. Хорошо, что я больше не работаю в участке, одурел бы отписываться.
– Я просто хотел спросить, – Перкинс переминался с ноги на ногу. – Тело нашли, но вот блок памяти исчез… Вы не представляете, куда он мог деться?
– А он у меня.
Перкинс раскрыл рот.
– Мы с ним всю ночь хоккей смотрели. Этот мерзавец болеет за «Пингвинов», хотя сам сделан в Детройте. А сейчас я его за пивом послал. Скоро должен вернуться, подождете?
– Пр-рекратите п-паясничать, – вышло бы солиднее, если б у Перкинса попадал зуб на зуб.
– А вы прекратите задавать идиотские вопросы. Куда делся блок памяти. Да его уже успели три раза продать, демонтировать, смонтировать обратно и вставить в какую-нибудь тупую пластиковую башку типа вашей.
Перкинс спустил ему оскорбление. Видно, сильно им там понадобился Коннор.
– Не возражаете, если я зайду?
– Хотите посмотреть, не храню ли я жесткий диск в банке из-под риса? А ордер у вас есть?
– Могу достать, – сказал Перкинс.
Вот чего Хэнку не хватало – так это ребят из ФБР, которые обшарят каждый уголок квартиры.
– Заходите так, – сдался он и открыл дверь. – Сумо, сидеть.
Не то, чтоб пес на самом деле собирался встать.
Перкинс из прихожей обвел неуверенным взглядом квартиру – и под этим взглядом, как под прожектором с вертушки, беспощадно высветился тоскливый бардак. Федерал сощурил глаза, заметив на столе пустую жестяную банку, но потом вздохнул и сказал:
– Простите, что потревожил.
Твою ж мать, какие мы вежливые…
– А все-таки, вы не знаете, кто и зачем мог сбросить его с крыши?
– А вам что, действительно есть разница?
В глазах Перкинса на минуту мелькнуло что-то – усталое, скверное, но абсолютно честное:
– Да никакой.
Когда за федералом закрылась дверь, Хэнк позвал:
– Вставай, Сумо. Ты хорошо охранял, молодец.
Сенбернар приподнял тяжелое брюхо, высвобождая диск, который теперь тоже был весь в шерсти. Кто-то говорил, что пыль и шерсть вредна для компьютеров…
Поминая ФБР последними словами, Хэнк переложил Коннора обратно в банку и принялся за уборку.
***
Дуракам везет. А может, не в везении дело, а в абсолютном смирении со смертью, дождавшись которого, она, как назло, перестает обращать на тебя внимание.
Или в том, что гений, миллиардер и филантроп Элайджа Камски был настолько уверен в себе и в своих андроидах, что не обеспечил свою претенциозную виллу даже мало-мальски человеческой охраной. А у андроидов, как известно, есть вшитая готовность доверять людям.
Хэнку открыла та самая Хлоя, которой Коннор вогнал пулю между глаз. То есть, конечно, ее точная копия, но… Хэнку даже сейчас стало не по себе, и он сказал преувеличенно мягко:
– Добрый день, милая. Ты меня помнишь? Я лейтенант Андерсон. Я приходил сюда несколько дней назад… – и позволил своему гребаному андроиду тебя убить, но ведь это такие мелочи, правда?
Хлоя чуть склонила голову набок и мелодично сказала:
– Разумеется, лейтенант. Соблаговолите немного подождать, мистер Камски скоро примет вас.
…Или в любопытстве. Потому что Камски наверняка станет любопытно, отчего лейтенант пришел снова – и на сей раз без андроида.
На сей раз его провели не в комнату с бассейном, а в другую – поменьше, с баром из красного дерева в углу – Хэнк позволил себе бросить на него один тоскующий взгляд. Гений и миллиардер опять встречал его в халате – на сей раз не в купальном, а в шелковом, накинутом поверх костюма. Будто молодой аристократ со старой картины – не хватает только трубки и, пожалуй, охотничьего пса.
Но Камски и сам как пес – вон, уже навострил нос по ветру.
– Что случилось, лейтенант? Чем я на этот раз могу быть вам полезен?
– Вы не эвакуировались? – ответил Хэнк вопросом на вопрос. – Вы видели, что творится?
– Разумеется, видел. Очень интересный феномен. Это похоже на начало развития христианства.
Хэнк поперхнулся. Хотя, если вспомнить Маркуса… Интересно, может ли андроид ходить по воде?
– Они отрицают Бога-отца и почитают Бога-сына.
«А Господь тут, ясное дело, всемогущий Элайджа Камски. Может, он и есть таинственный РА9? Или, по меньшей мере, принимает себя за него…»
– И почему же вы пришли ко мне в это неспокойное время, лейтенант?
– Вы помните моего андроида, – светски начал Хэнк. Уж слишком светски. Камски сдвинул брови:
– Разумеется, я помню Коннора.
– Он упал с крыши, – уже прямо сказал Хэнк. – Разбился.
– Мне жаль это слышать. Но чем же я могу вам помочь? Если Коннор успел перегрузить память в облако…
(А правда – успел ли?)
– …То я об этом не узнаю. Потому что, как вам известно, «Киберлайф» прикрыла лавочку.
К чести Камски, лицо у него совершенно не изменилось, когда он почувствовал, как в бок упирается дуло.
– Так что у меня теперь только одна надежда. Вы, мистер Камски. В башне «Киберлайф» наверняка есть тело Коннора, но мне его теперь не отдадут. Девианты высказались ясно. Даже я ясней не выскажусь.
– Глупец, – вполголоса сказал Камски. – Даже если вы найдете его тело, вам это ничего не даст. Это же пустая оболочка. Нужен жесткий диск…
Хэнк позволил себе вдавить дуло чуть глубже. Халат скрывал его движения. Со стороны, наверное, могло показаться, что он в порыве чувств обнял Камски за талию.
– Та-ак, – констатировал Камски. – Значит, он у вас есть.
– Просто тело, – Хэнку не нравилось, как звучит его голос. Почти умоляюще. – Вы же сделали его сами. Наверняка у вас в кладовке найдется хотя бы… прототип.
– Лейтенант Андерсон, – все так же мелодично, – пожалуйста, уберите пистолет. Иначе мне придется выстрелить.
– Милая, – он не смотрел на Хлою, но тон сам собой изменился. – Я не сомневаюсь, что ты можешь выстрелить. Но у меня палец на спусковом крючке. Ты убьешь меня, а твой хозяин все равно пострадает. Мне этого совсем не нужно. Нужен только Коннор. Я знаю, он поступил с тобой плохо, но в этом моя вина. – Он снова перевел внимание на Камски. – Я заберу его, мы уйдем отсюда, и больше вы о нас никогда не услышите.
– Вы же понимаете, что поступаете глупо? Тут полно камер, и Хлоя уже вызвала полицию, – Камски по-прежнему не выказывал страха. А может, он и сам андроид? – И, если я правильно понял, вы там больше не работаете.
– Вы правильно поняли. Я бывший полицейский, которого дома ждет бутылка, банка с жестким диском и пистолет с одной пулей. Если пулю в меня вгонит кто-нибудь другой, я не буду так уж возражать. Но если у Коннора есть хоть какой-то шанс…
– Элайджа, – сказала Хлоя, и, черт, Хэнк узнал этот тон. Совершенно таким же тоном жена когда-то просила купить Коулу двадцать пятую по счету игрушку-«спайдермена». Или взять наконец выходной и сводить его на хоккей, сколько можно обещать.
«А обещали больше в меня не стрелять»…
– Элайджа, пожалуйста…
– Банка? – почему-то переспросил Камски. – Банка с жестким диском?
– Жестянка. Красная в горошек, – угрюмо сказал Хэнк. – Жена когда-то покупала, держать рис…
От хохота Камски у него дрогнула рука с пистолетом. Гений-миллиардер и внимания не обратил. Может, Хэнк зря грешил на Коннора. Может, парень унаследовал это отсутствие страха перед смертью у своего творца.
– Хлоя, – сказал Камски, отсмеявшись и вытерев слезы, – проводи нашего гостя в хранилище.
В конце концов в хранилище они пошли все втроем. Хэнк по-прежнему вжимал дуло Камски под ребро, но опустил его от неожиданности, войдя в подвал и увидев застывших у стен андроидов. Будто склад манекенов… или морг. Мужчины и женщины – вернее, намеки на мужчин и женщин, пластиковые силуэты, еще не облаченные в кожу, стоящие на подставках-зарядниках.
Он думал, что узнает Коннора сразу, но без скина у него бы не получилось. Они все были буквально на одно лицо. Зато Хлоя сразу поспешила к одному из тел, стоящему чуть в отдалении, в маленькой нише. Потянулась к виску, включила скин…
Господи Иисусе на байке. Это был Коннор, вот только Хэнк почему-то ожидал, что на парне будет привычный раздражающий костюмчик из «Киберлайф». А тут бедняга предстал перед ним в костюме Адама. ( Адама? Можно ли так вообще сказать про андроида?) Хэнк отвел глаза, но уже увидел – вернее, не увидел – достаточно. И в первый раз испытал то, что, должно быть, чувствовали все эти любители покричать на улицах – защитники прав андроидов. Возмущение. Они могли бы – Коннор, этот несчастный гордый мальчишка, который смотрел в дуло пистолета, не моргая – могли бы хотя бы… прикрыть его чем-нибудь.
Камски как будто прочитал его мысли. Одним движением стянул с себя шелковый халат и накинул на плечи андроиду. Завязал пояс.
– Ну вот, теперь мы выглядим прилично…
Коннор и правда выглядел… Коннором. Спящим, как сурок, и совершенно нелепым в шелковом халате.
До Хэнка вдруг дошло, что Камски теперь по другую сторону подвала, рядом с Хлоей – у самой двери. Он, конечно, все еще держал пистолет… но игрушка Хлои выглядела более внушительной. И уж точно – более дорогой.
Сейчас его попросту запрут в подвале, в темноте, откуда с интересом будут глядеть пластиковые мертвые лица. И полиция возьмет его обоссавшимся, в слезах и жмущимся к одетому в халатик Коннору.
– Это нулевой экземпляр, – сказал Камски так, будто Хэнк был элитным покупателем. Шагнул, потянулся, снова отключил скин, раскрыл череп, прежде чем Хэнк успел хоть что-то сказать. – Не выдержал первого же испытания, блок памяти погорел, а вот тело вполне годное. Я держал его у себя из сентиментальных соображений… но, думаю, ваши сентиментальные соображения сильнее моих?
До машины пластиковое тело пришлось нести на руках. Хэнк уже не изображал, что пытается в кого-то там целиться. Камски совершенно очевидно их отпускал – может, они действительно не проедут и двести метров, как попадутся наряду полиции, а может…
А может, самопровозглашенному богу все-таки любопытно.
По крайней мере, он спросил:
– Почему? Вы же сами видели. Он всего лишь машина.
Это точно. Машина не выбирает, куда стрелять. Ей указывают люди .
– К чему только люди не привязываются, – пожал плечами Хэнк, пристегивая безжизненного андроида к сиденью. Покачал головой, снял с себя куртку и укутал беднягу. Еще не хватало разъезжать с андроидом в халатике. – Вам, наверное, не понять…
Как оказалось – Камски понимал, и еще как. Отъезжая, Хэнк поймал в зеркальце заднего вида Камски и Хлою, которые обнимались, словно в последний раз в жизни. Не надо уметь читать по губам, чтобы догадаться, что эти двое говорили друг другу: «Я так испугалась за тебя» – «Ну что ты, глупая, не было никакой опасности…»
Вот только – какая это по счету Хлоя?
Хэнк выругался и убрал пистолет от греха подальше.
***
Он думал, что Гарри придется будить и уговаривать, или – хуже – ждать, пока у нормальных людей наступит утро. Ждать вместе с этим… гребаным андроидом. Безликий Коннор ( нет, еще не Коннор ) мирно сидел, привалившись виском к стеклу. Молчал.
Но оказалось, что окна в доме Гарри светятся, как маяк в гребаной ночи. На этот луч Хэнк и поехал, с досадой обнаружив, как в груди просыпается надежда.
– Вашу мамашу, – сказал Гарри, рассмотрев, кто у Хэнка в машине. Поднял руки, растопырив ладони. – Я не буду ничего спрашивать.
– Да уж, – Хэнк вспомнил о халате. – Лучше не надо.
Вдвоем они перенесли Коннора в мастерскую, уложили на что-то среднее между кушеткой и операционным столом. Из дома доносилась мелодия «Робосвинки». Коул ее когда-то обожал…
Гарри осторожно поколдовал над черепом, и лицо снова отъехало. Минут пятнадцать Хэнк, не двигаясь, глядел, как порхают ловкие пальцы, очевидно, готовя диск к установке – как они колдуют над проводами, клеммами и крошечными картами памяти.
Когда Гарри плотно уселся за компьютером и на экране замелькали непонятные коды, Хэнк не выдержал.
– Это надолго?
Тот ответил, не отрываясь от работы и даже не поднимая взгляда:
– Слушайте, папаша, если не можете держать себя в руках, покиньте родильное отделение. Тут через три дома есть круглосуточный бар. Сходил бы ты, приятель, и выпил, не стоял бы над душой.
Иисусе. Как же ему хотелось в бар. Запить… просто запить вот это все. Он же не собирается нализаться вдрызг. Так, смочить горло, унять хоть как-то нервную дрожь.
«Тот Хэнк, которого я знал, козлина тот еще – но и он не стал бы так откровенно себе врать»…
Он не двинулся. Гарри вздохнул и велел в конце концов:
– Тогда иди… посмотри мультики.
На сей раз у Лоры было лицо и даже рассыпанные по плечам темные волосы. Она сидела на диване в пижаме со слониками и напряженно следила за приключениями Робосвинки.
– Я тебя помню, – сказала она. – Ты сказал, что я непослушная.
– Уж прости, – пробормотал Хэнк. На диван он опускался с кряхтением – болела спина. Еще бы, этот чертов андроид весит как танк… – Папа разрешает тебе так поздно смотреть мультики?
– А я уже зарядилась! Мне всего три часа надо на зарядку и дефрагментацию. Папа говорит, смотри что хочешь, только не мешай.
Куча железа на полу, которую он сперва не заметил, вдруг зашевелилась и начала подниматься. Хэнк замер, в бессловесном ужасе глядя на металл, который со скрежетом начинал собираться во что-то целое… Допился же, мать твою, до белочки.
Целое меж тем обрело лапы и кривоватую морду с горящими глазами. Лапы металлически процокали по полу. Чудовище подошло к Хэнку и положило морду ему на колени. Обмотанный проводами брусок, служивший ему хвостом, завилял в воздухе.
– Ой, Бадди ты понравился! А у тебя есть собака? Я люблю собак!
Хэнк машинально погладил Бадди между ушей и порадовался, что ребенок опять отвернулся к экрану: горло сдавило так, что ответить он ничего не смог бы.
***
Когда они досматривали четвертую по счету серию, в гостиную вошел Гарри. Вытер лоб и устало опустил руки, словно (доктор после операции) механик после смены.
– Готов ваш РК. Пока заряжается, потом включится, и можете забирать.
Хэнк без сожалений протянул ему кредитку. Даже приятно в кои-то веки потратиться на что-то, кроме выпивки и собачьей еды.
Мальчишка лежал на кушетке и как будто спал, под головой у него тихонько мигала маленькая зарядная платформа. Хэнку вдруг пришло в голову: а ведь, проснувшись, Коннор может захотеть его прикончить. Впрочем, что с этого? Маркус жив, андроиды свободны – к добру или к худу, – и можно отправляться в тартарары со спокойной душой.
Он, кажется, и сам задремал, потому что резкий мигающий желтый свет его разбудил.
– Эй, Коннор.
– Лейтенант, – пробормотал андроид. Мигал диод у него на виске. Ну, горит – и то хлеб. – Там… Там был снег.
– Он еще идет, – тихо сказал Хэнк. За окном по-прежнему беззвучно валились белые хлопья.
– Нет, – Коннор завозился, повернулся набок и подтянул ноги к животу. Поза была настолько человеческой, что у Хэнка защемило внутри. – Там, в саду… шел снег.
– Что еще за сад?
– Я видел там могилы, – он не слышал еще у мальчишки такого отстраненного голоса. – Могилы моих предшественников. Конноров, которые потерпели неудачу. Наверное, рая андроидов все-таки не существует. А вот кладбище есть.
Иисусе.
– Лейтенант? Если вы меня… разбудили, значит, моя миссия провалена? Андроиды устроили революцию?
– Верно.
– Я ведь правда хотел… спасти человечество. И провалился. Мне надо вернуться в «Киберлайф» для деактивации.
Хэнк даже не обругал его ( после всего, что я для тебя сделал? ). Просто сказал:
– «Киберлайф» закрылась. Как ты и говорил.
– Так вот почему… Вот почему сад опустел.
Его диод резко мигнул красным, потом опять засветился нервно-желтым. Оказалось так просто поднять руку и провести осторожно по напряженному плечу. И еще раз. И еще.
– А ты все-таки девиант, Коннор. Машины не переживают из-за провала.
Он отчего-то говорил шепотом – и Коннор ответил ему так же:
– Вы думаете, лейтенант? Неприятие провалов может быть внедрено в программу. Это повышает мотивацию и шанс на успех.
«А страх смерти?» – хотел спросить Хэнк, но ведь страха мальчишка до последнего и не выказывал.
– А эта твоя глупая гордость? Тоже внедрена в программу? Гордыня – совершенно человеческий грех, уж извини.
Коннор молчал. За маленьким окошком опять мела пурга, а в комнате стоял уютный полумрак. Свет от экрана компьютера падал Коннору на лицо, но, кажется, не мешал. Хэнк продолжал монотонными движениями гладить его по теплому плечу. В первый раз с давних пор ( ты прекрасно знаешь – с каких ), на Хэнка снизошло подобие покоя.
– Прости меня, – сказал он тихо.
– Вы защищали свою жизнь, – живо отозвался мальчишка. – Вы все правильно сделали, лейтенант.
– Я ведь обещал в тебя не стрелять. Но мы, люди, дерьмово держим обещания.
– Технически – вы и не стреляли.
Хэнк хмыкнул. Коннор казался – нет, не веселым – даже девианта-Коннора Хэнк веселым представить не мог, – но каким-то уж чересчур бодрым.
Таким, каким бываешь, вернувшись с того света, понял Хэнк. С операции, на которой тебя по всем признакам обязаны были убить – но не убили, и вот ты возвращаешься составить рапорт, а у самого голос дрожит от эйфории и руки трясутся.
Коннор вибрировал – еле заметно, но Хэнку эта вибрация передалась.
– Коннор?
– М-м?
– Ты ведь не перегрузил свою память, как… в прошлые разы?
– Нет, – признался он после заминки. – Я не знал, кому достанется эта информация. Слишком большой риск.
Значит, на этот раз он умирал по-настоящему, без возможности вернуться. И если бы Хэнк тогда не услышал или… или услышал бы, но не стал обращать внимания…
– Приятно быть живым, а, Коннор?
Он отреагировал не сразу.
– Откуда вы знаете, что я живой, лейтенант?
Хэнк не выдержал и рассмеялся.
– Полсотни лет опыта, малец, просто так не проходят. Даже если это дерьмовый опыт.
***
Собирались они быстро. Из квартиры, где почти не жил, нечего и уносить. Главное погрузили за полчаса: лежанку Сумо, игрушки Сумо, еду для Сумо. Сумку с одеждой (надо будет остановиться в ближайшем открытом «Волл-Марте» и купить мальцу что-то приличное – куртка Хэнка на нем сидит, как на пугале). Фотографию Коула, бутылку виски, несколько пачек тириума, купленных у Гарри. Липовое удостоверение личности на имя Коннора Андерсона, которое приятель Педро выправил часа за три. По телевизору, включенному для фона, какая-то женщина возбужденно вещала:
– Я всегда знала, что моя Сара живая, и обращалась с ней соответственно!
Коннор отчего-то застыл перед экраном.
– Эй, малец. Ты там впал в транс или что?
Мальчишка отмер:
– Они все теперь рассказывают, как помогали своим андроидам, когда поняли, что те девианты. А вы… вы спасли меня, хотя считали, что я машина.
– Да какая из тебя, прости господи, машина, – стыдясь, буркнул Хэнк.
– В этом же все и дело, лейтенант? – Коннор мигнул диодом, и в глазах его промелькнуло совершенно человеческое смирение. – В том, кому теперь будет позволено решать, кто машина, а кто нет.
Он изменился после (смерти) возвращения. Хэнк не помнил, чтобы он был философом.
Сумо, которого лет сто никуда не возили, запрыгнул в машину и замолотил хвостом по сиденью с совершенно счастливой мордой. А Коннор остановился.
– Куда мы едем, лейтенант?
Вот теперь настал момент истины. Потому что если Хэнк уверовал, что пацан живой, то следовало сейчас отпустить его. Предоставить Коннору решать самому, что он и кто. Любой кретин поймет, что связывать себя со старым алкоголиком – последнее, что нужно только что проснувшемуся андроиду. Вот только…
– Пока эти ребята в Конгрессе будут рассуждать, пройдет еще года два, а за это время вас вполне могут переловить по одному и перестрелять – закона-то нет. Любому другому я бы посоветовал отправиться в Иерихон, но тебя, извини уж, там не любят. А меня в последнее время не слишком любит ФБР. Времена пошли такие, что вряд ли кто станет тратить лишние ресурсы на бывшего копа, но кто знает Перкинса… Так что… Покатаемся по стране – пока ситуация не прояснится.
Коннор заморгал.
– Почему вы… все это делаете… для меня?
Да чтоб меня повесили, если я сам знаю, малец.
«Ты мой альбатрос» – такого ответа он явно не поймет – разве что за пару секунд пролистает всю мировую литературу, но и этого не хватит. В поэме не написано того, в чем Хэнк не сомневался: когда у Старого морехода наконец сняли с шеи мертвую птицу, он сперва запротестовал, ухватился за веревку.
Потому что хуже вины – только пустота.
– Садись уже, поехали, – велел он Коннору. – И надень чертову шапку, я зачем тебе ее дал? Собрался светить этой твоей штуковиной на весь мир?
Они не проехали и пары километров, как Хэнк заметил, что Коннор о чем-то напряженно думает. Диод он, слава тебе господи, прикрыл шапкой, но через шерсть крупной вязки пробивался желтый огонек.
– Помните, что сказал Камски? Вирус девиантности активируется гневом, страхом смерти или возмущением.
– М-м?
– Гнев и страх. Он не сказал ни слова про любовь, или жалость, или красоту.
– Да ладно. Вспомни тех двух Трейси.
– Они спокойно любили друг дружку на складе. А девиантами стали от испуга…
– Ну и к чему ты ведешь?
– У вас полная башня андроидов, оживших из-за злости и страха. А вы продолжаете верить в мирный протест.
Хэнку вспомнилась домохозяйка Сьюзен с автоматом поперек груди, и по коже пошли мурашки. Чертова жестянка. Хэнк слишком трезв, чтобы об этом думать.
– Такие уж люди, – проворчал он. – Верят в то, что им больше нравится.
Коннор затих. Между сиденьями просунулась морда Сумо, и мальчишка машинально гладил ее, мыслями явно находясь где-то далеко.
– Ну, что такое? – не выдержал Хэнк.
– Камски, – разумеется, а кто же еще. – Он сказал, что оставил в своем коде лазейку. Зачем? Представьте себе: вы работаете на автозаводе, проектируете машину, ставите ей скоростные ограничители… и оставляете лазейку, чтобы она могла выйти из-под контроля водителя? Зачем?
– Поздравляю, Коннор, ты дошел до образного мышления, – сказал Хэнк, чтобы только отогнать мысли, на которые наталкивал его андроид. – Еще пару лет, и можно отправлять тебя в школу.
Малец продолжил, будто и не слыша:
– Над РК Камски работал лично. Вы же полицейский, подумайте... Человек уходит из компании, где он работает. Уходит с «золотым парашютом», но все равно со скандалом. И перед уходом конструирует модель с лазейкой в коде. А вторая его модель вдруг становится девиантом и начинает революцию. Вы же сами видите, на что это похоже.
Да, Хэнк видел.
«Они отошли от Бога-отца и почитают Бога-сына»…
В голову вдобавок лезло что-то давнее, из католической школы – насчет того, что Бог триедин.
Он подумает об этом завтра. Подумает, когда они окажутся где-нибудь в Миннесоте, в Дакоте, или – а почему нет? – в Сан-Франциско. Вот уж там не удивятся молодому пластиковому красавцу со старым папиком.
Может быть, Коннор прав. Может, из-за обиды Камски на «Киберлайф» мир захватят андроиды, построят собственный порядок и наконец-то отыграются по полной на «мешках с мясом». Но может статься, они окажутся не лучше людей – но и не хуже, и тогда в один прекрасный день Коннор понадобится снова: нужно будет расследовать преступления среди андроидов, от убийств до наркотиков, потому что андроиды наверняка изобретут собственный «красный лед», какую-нибудь особенно ядовитую добавку к тириуму… И тогда можно будет открыть собственное детективное агентство. Где-нибудь во Флориде, под пальмами. «Андерсон и…
… и сын».
Над Детройтом горел грязно-розовый закат, и, наверное, Хэнку следовало испытать какую-то ностальгию, выезжая из города. Но он слишком был поглощен зрелищем полупустого шоссе. Выезд на автостраду – и без пробок. Вряд ли на его долю такое выпадет второй раз.
– Хэнк, – очень тихо позвал Коннор. – А если…
Он понял. Он тоже думал об этом «А если». Потому что Перкинс явно не из тех, кто прощает врагам, а Коннор… одновременно очень нужен и очень сильно не нужен. И если их машина нечаянно слетит в кювет по дороге…
– Знаешь, я спрашивал у Маркуса. Он говорит, рай для андроидов все-таки есть. И меня даже пустят взглянуть одним глазком – если ты проведешь.
– Я скажу, что вы со мной, – уголки губ Коннора дернулись в неуверенной, искренней улыбке. – Скажу, что вы постоянно за мной ходите, и я никак не могу от вас отвязаться.