It will fade away.
2 декабря 2023 г. в 14:27
Началось всё неясно. Я сначала даже не поняла, где нахожусь: какие-то старые здания, выглядящие так, будто в них уже с десятилетие никто не жил, небо затянуто облаками, пасмурно, даже как будто дождь собирается. Я в расстёгнутом лёгком чёрном плаще, в ботинках на небольшом каблуке, в чёрных джинсах и толстовке, с распущенными волосами. Ладно, спасибо и на том, что хоть что-то реалистично. Быстренько застёгиваю плащ, когда начинает дуть ветер. По привычке руки сую в карманы. Там обычно лежит всякая мелочёвка, но в этот раз не оказывается ничего. Как это понимать? Я решаю пойти дальше, осмотреться лучше, может, найти людей. Не может быть всё до боли просто. Выхожу из плотно напичканного многоэтажками района и замечаю старенькую детскую площадку. Отсутствующая доска одной из сторон песочницы, в которой остались скудные кучки песка, снятые с петель качели, заржавевшие турники, разломанные игрушки, разорванные плакаты.
Там на единственной уцелевшей качеле сидишь ты и практически не качаешься. Но что ты тут забыл? А что тут забыла я? Переводишь взгляд с земли на меня и улыбаешься, рукой подзывая к себе. Ждал меня? Бред же. Я сразу же торопко направляюсь к тебе и подхожу почти вплотную, оставляя между нами пару метров.
Помню, я сидела, читала новости, ранее утром проходила мимо газетной лавки. Все заголовки кричали о твоём отсутствии на концертах, а после — пропаже.
Ты призвал меня. Ты пожелал меня видеть. Мы, что, навсегда будем заперты здесь с тобой? Я же не могу так… У меня… у меня дом со всеми вещами… друзья… семья…
— Но там нет меня.
— Ты читаешь мысли?!
— Это мой мир. Я могу что угодно.
— Из всех людей ты выбрал незнакомку. Как это расценивать и понимать?
— Отсюда нет выхода. Дьявол продал мне душу. А я создал этот Ад, — с горечью в голосе, но с насмешливым взглядом мне в самые глаза и лукавой ухмылкой говорит он, — Здесь не было разрухи. Раньше. Пока я не начал выбираться из своего подсознания и превращать части этого Ада в то, что видел по ночам во снах; то, что писал на листах и превращал в песни.
Секунда, пробежавшая стремглав.
— Боишься?
— Тебя или того, что ты создал?
— Хотя бы одного из двух.
— Я не чувствую страха. На удивление.
Усмешка.
— Я позаботился об этом. Твоя же задача будет позаботиться обо мне. Прошу.
— А душу не заставишь продать?
— Мне не нужна твоя душа. Ты сама пришла сюда.
— Сама? Ты сказал, что это твоих рук дело.
— Но ты могла сопротивляться. Раз мой Ад не нашёл в тебе ничего подобного, то и перенёс сюда, — он пожал плечами, — Не нравится моя компания?
— Я ещё ни слова не сказала о тебе.
— Так чего ждёшь?
— А куда торопиться в этом безвременье? Или хочешь сказать, что разгадка тебя приведёт к перестройке Ада в Рай или же возвращению в реальность.
— Отныне это твоя реальность.
— Это эгоистично. Ты не можешь говорить за меня.
— А ты против?
— Я не против.
— Вот и подойди ближе.
Твоя улыбка становится ещё шире. Ты протягиваешь мне руку, и я подхожу к тебе. Заставляешь меня встать между твоих ног, после кладёшь руки мне на талию и обнимаешь, прижимаешь к себе, головой упираешься мне в живот.
— Это мой последний шанс искупить грехи перед самим собой.
— А это не галлюцинации?
— Нет.
— Не иллюзии?
— Нет.
— Так что же это?
— Кое-что, что тебе придётся познать со временем. Видишь ли… я уверен, ты знаешь, что слава — это монета. Две стороны, одна из которых вечно старается перебороть другую. Безусловно, я люблю своё дело и людей, с которыми пишу музыку и работаю. Но вечные выяснения кто твои бывшие, с кем ты проводишь время, вопросы личного характера — всё это выматывает и давит на тебя психологически. Хочешь не хочешь, а всё равно это будет иметь определённый эффект на тебя. И меня это просто доконало.
— Так получается, ты не грехи свои искупаешь, а отрезаешь себя от мира и его грязи.
— И это тоже. Но никто не свят. Не существует понятия святой или грешный в том смысле, в котором они изначально преподносятся. Невозможно всегда делать только хорошее или только плохое. Да, какая-то из сторон может преобладать. Однако никто не может состоять из чистой святости или чистого греха. Это невозможно.
— Я понимаю, к чему ты клонишь. Но как в этом деле могу помочь я?
— Мне просто нужен рядом кто-то рассудительный. Тот человек, что не будет меня судить, поливать грязью с какого-то перепугу, если я ему не угодил. Я не обязан никому угождать. И мне не жаль людей, которые не могут понять своей мелочности. У меня к ним толика отвращения.
Я уже было открыла рот, когда ты продолжил.
— Я знаю, что ты такого же мнения, не утруждайся. Не забывай, что мне доступны твои мысли.
— И всё же это нехорошо, Ноа. Зачем тебе копаться в моей голове?
— Я читаю только громкие мысли. Я не лезу тебе в голову.
— А почему именно детская площадка?
— Разрушенное детство. Символизм. Я воссоздал её, чтобы грустить и самоуничижаться здесь.
— Ну-ка посмотри на меня.
Я перемещаю ладони на твои щёки, заставляя посмотреть мне в глаза.
— Губы посинели, ты замёрз. Надо в тепло.
Беру тебя за руку, и мы идём в противоположном направлении от тех неприглядных многоэтажек. Я грею твои руки в своих, а ты с вымученной, но полной неподдельных чувств улыбкой наблюдаешь за каждым моим действием.
— Я всегда в холодную погоду стараюсь побыстрее вернуться в тепло, домой.
— Кстати, насчёт дома. Вот и он.
— Ты перенёс мой дом в этот твой Ад?!
— Он такой же мой, как и твой. Я перенёс и свой дом сюда.
— Но… мы же сойдём с ума тут вдвоём!
Наглая насмешка, выражение лица, будто я наивная глупышка.
— Да мы уже.
— Ну, уж нет. Говори за себя!
Ты от души рассмеялся, и едкая ухмылка смылась восвояси.
— С тобой забавно. Мне нравится, что ты такая живая и не скупа на эмоции.
Я обиженно закатила глаза, выпустила твои руки, перекрестила свои на груди и семимильными шагами направилась, куда глаза глядят.
— Ну, куда же ты?
Твой смех продолжал меня преследовать, впрочем, как и сам ты.
— Ты же уже знаешь, что волей неволей я единственный твой компаньон.
— Что с того?!
Смех ещё громче и заливистее.
— Да погоди ты.
Ты положил мне свою сильную ладонь на плечо и заставил развернуться к себе. Ты одной ладонью можешь попереломать мне руки, я намного слабее. Но всё ещё дую губы и гляжу на тебя исподлобья. В ответ ты пробегаешь изучающим взглядом по всей моей фигуре и заправляешь прядь волос мне за ухо.
— Я не такой уж и монстр.
— Я не называла тебя монстром.
— Называй хотя бы по имени.
— Такое же требование к тебе.
— Требование? Это не требование, котёнок, это просьба.
— У котёнка есть коготки. Будь осторожнее.
Нежная, но крепкая хватка за подбородок. Приходится задирать голову ещё выше. Бедная моя шея.
— Поверь, я тоже своего рода котёнок со своими коготками. Так что иногда два котёнка, не смотря на всю ироничность этих слов, будут играть в кошки-мышки.
— И меняться местами, — потребовала я.
— И меняться местами, — примиряюще заключил ты.
— Так бы сразу.
Усмехаешься и берёшь меня за руку, желая продолжить греться. Мы всё же дошли до моего дома. Я отогрела тебя, обмотала вокруг тебя одеяло и напоила моим любимым напитком — горячим шоколадом. И выслушала все твои терзания. А после, наверное, мы и не выбрались из этого невидимого мира. Закончилось всё смутно.
Мы проиграли этому миру, но не себе.