beyond enmity

— Ты совершенно не умеешь скрывать свою тревожность, Красная Шапочка, — он ухмыляется, облокотившись на белую, недавно покрашенную стену и делает глубокую затяжку, абсолютно игнорируя правила пансионата. — Ничего я с ним не сделал, хватит так на меня смотреть. — Но ты и отказываешься говорить, что ты ему сказал, — она хмурит лоб, но, на самом деле, не сильно беспокоиться из-за их разговора. После третьего урока Гарри внезапно подошёл к ней и решил извиниться за своё поведение в коридоре, оправдывая свой поступок внезапной ревностью Рона. Поттер заикался и краснел, периодически выдавая искренние извинения. Он всегда отличался рассудительностью и в первый раз пошёл на поводу у собственных эмоций и чрезмерной мнительности. Поведение Гермионы, недавняя встреча после вечеринки и высказывания Уизли только толкало его к разрастающийся агрессии, которую было трудно держать в руках. — Я ведь должна это знать. — Не обязательно всё обо всём, — Драко пожимает плечами и делает затяжку, устремляя свой взгляд в небо. Сегодня Лондон по-особенному пасмурный: остатки последних солнечных дней всё ещё окутывают город, подкатывая к лёгкой грусти, но её сердце давно привыкло к дождливым выходным, до дрожи холодному ветру и серой атмосфере, так напоминающим страницы романов. — Твоё любопытство уже однажды подвело тебя. — Лучше не вспоминать об этом. — А мне так хотелось снова увидеть твоё покрасневшее лицо, — Малфой улыбается, без издёвок, без нахального блеска в глазах, а просто, искренне и нелепо. Он щёлкает её по носу и делает последнюю затяжку, выбрасывая окурок в ближайшее мусорное ведро. — Ты не забыла про то, что это не бесплатно? — Опять заставишь сходить на бой? — Гермиона вопросительно изгибает бровь, хотя в этот раз она не испытывает душещипательного ощущения страха, подкрадывающегося к ней сзади. Лишь лёгкое покалывание в районе живота то ли от ощущения восторга, то ли от нетерпения вновь ощутить его власть. Это странно? В последние дни странно стало постоянным явлением её жизни. — Я не настолько жесток. К тому же, ты уже и сама покорно пойдёшь со мной на край света, — Малфой всегда замечал изменение в поведении любого человека, будь то друг или просто одноклассник; ему не трудно управлять чужими эмоциями, а управлять её жизнью стало уже частью его повседневности. — Просто обед. И не те палёные сэндвичи, которые обожает Тео. Я придирчив. — Хорошо, мистер Малфой. Пойду закажу стейк из мраморной говядины и открою бутылку нашего лучшего вина, — она делает лёгкий поклон и, не заметно для себя, хихикает, оставаясь абсолютно невозмутимой. — Я к вашим услугам. — Ты ещё пожалеешь о том, что предложила мне это, — он продолжает улыбаться и она знала: на этот раз это не угроза. Она редко проводила время в своей комнате: предпочитала оставаться в библиотеке или уходила с Тео в любимый кафетерий, находящийся недалеко от пансионата. Или Пэнси, соблазнившись очередным слепым свиданием, вытягивала её на внезапный шопинг. В любом случае, в комнату попадала лишь к вечеру, собирая в охапку остаток сил и стараясь не упасть в кровать раньше времени. Теперь ей казалось, что других вариантов, как спрятаться за своей дверью и нырнуть под тёплое одеяло, нет. Её мучила собственная совесть, постепенно добиравшаяся до сердца, мучило желание, бурлящее внутри и обжигающее каждый кусочек кожи. Гермиона погрязла во лжи. Погрязал в собственных отговорках, видя в этом правдивые мотивы. Она всё больше падала, медленно дожидаясь полного разрушения. Если бы призналась, если бы поговорила с Тео, попросила помощи у Блейза и поделилась с Пэнси, всё бы закончились. Всё бы не дошло до невозвратной точки кипения, не дошло бы до ощущения привязанности к тому, кто испортил её жизнь. Ей нравится Драко. Это признание кажется ей смутным откровением, загадочным и необъяснимым, но оно всё же звучит в её душе как мелодия, которая не может быть заглушена шумом окружающего мира. Гермиона чувствует, как тепло этой симпатии разливается по её внутреннему миру, как становится легко дышать и уходит ложь, тянувшаяся длинной паутиной. Но в этом признании также звучит страх — страх открывать своё сердце для того, кто играл на струнах её наивного желания сохранять равновесие. Она всегда знала, что они разные. Ей нужен план, нужна гармония, а он привык к хаосу, к тому, что никто и никогда не сможет им управлять. Он не переживал за последствия, не думал о том, кого может обидеть и не видел препятствий к своей цели. Ему было абсолютно всё равно на каждого: даже если у него есть возможность помочь. И всё же, в этом моменте Гермиона понимала, что симпатия к Драко Малфою — это часть её собственного пути к пониманию себя и своих чувств. В этом осознании есть что-то освободительное и освежающее, словно дыхание свежего ветра после долгого периода заточения. Она лежала на кровати, поворачивая голову к тому самому шкафу и снова прикусывая губу. Всё началось именно так: с желания спрятаться, уйти от проблемы и неловкого диалога. Кровать всё ещё пахнет им, как напоминание о сегодняшнем утре, напоминание о том, что это не была игра воображения и что между ними давно нарушена черта. Они не знали друг друга. Совершенно. Гермиона лишь слышала о его семье, знала о его предпочтениях в кино и книгах, но это заканчивалось базовыми фактами, которые он позволял узнать. А он, казалось, знал о ней всё. Знал, что Грейнджер засиживается в библиотеке по четвергам, знал, что не любит вечеринки и знал, что она всегда заправляет волосы в хвост, когда ей нравится прочитанная книга. Это странная привычка, но Малфой об этом знал. Гермиона запуталась. Она не знала, как поступить, и не знала, что делать дальше. Признаться себе было легко: отбросить навязанные мысли, побороться с разумом и прийти к принятию. А как признаться ему? Можно ли оставить всё так, как есть? Можно ли дальше натягивать фальшивые улыбки перед друзьями, притворяясь, что ничего не происходит. Можно ли дальше играть сопротивление перед ним, пытаясь сыграть на его совести? Можно ли было жить так дальше? Нет. Она устала. Устала бояться. Бояться, что снова попадётся на глаза друзьям, боятся, что в следующий раз не сможет придумать достойное оправдание. Бояться осуждения, промелькнувшего в их глазах. Бояться одиночества. Бояться собственных чувств. от кого: Гарри [ Ты в порядке? Я искал тебя после уроков, но не смог найти. ] — Если бы я была в порядке, — она смотрит в экран телефона, все ещё не нажимая на входящее сообщение. Она не знала, что сказал Драко, но, если честно, не хотела знать. Главное, что Поттер оставался к ней добродушными и верным. Правда, сейчас это не радует. кому: Гарри [ Всё в порядке, просто устала :( Решила немного отдохнуть перед горой домашнего задания. Ты как? Уже видел Рона? ] Она злилась на Рона. Злилась, что он не захотел с ней разговаривать, злилась после того, что произошло на прошлой неделе. Он переставал быть похожим на себя, хотя, возможно, она его никогда не знала. от кого: Гарри [ Я в порядке! Рон отказывается выходить из своей комнаты, а я устал слушать его обиженное бурчание ] от кого: Гарри [ Прости, что накинулся на тебя с вопросами и не поверил сразу. Просто Рон был настолько убедителен. Мне жаль. Я должен был поговорить с тобой с самого начала ] кому: Гарри [ Всё в порядке. Я не хотела, чтоб между нами случались подобные недопонимания ] — Я сама сплошное недопонимание, — она бросает телефон около себя и закрывает глаза, положив на лицо подушку. Это было невыносимо, её душа терзалась в агонии и ничего нельзя было изменить. Стоит ли с ним поговорить? Стоит ли попытаться? Гермиона ничего не знала о его отношениях. Если Тео отличался достаточно болтливым языком и мог делиться интимными подробностями со своими друзьями, то Драко всегда оставался в тени. Никто не видел его с девушками так прямо: лишь слышали короткие слухи, которые никогда не подкреплялись доказательствами. Возможно, он чтил репутацию своей семьи и намерено не попадал в различного рода скандалы. Нести на себе бремя собственной фамилии гораздо сложнее, чем кажется другими. С богатствами и большим наследством приходит огромная ответственность и тяжкая ноша из старых предубеждений. Начиная от выбора учебного заведения и заканчивая партнёром. Что будет, если она наберётся смелости и расскажет ему обо всем? Будет ли он в смятении или, наоборот, ехидно улыбнётся и закончит свою игру? Что, если он изначально это запланировал и, достигнув своей желанной цели, откинет её, как ненужную куклу? Или превратит это в шоу, найдя новые нитки, за которые можно дёргать? В любом случае, это было тяжело терпеть. Дальше продолжать эту игру невыносимо: продолжать врать друзьям, продолжать надевать маску и собственноручно губить то, что так долго строила. Она не обладала известной фамилией, у неё не было состоятельной семьи, и полагаться на помощь родителей просто не могла. Если потеряет всё, то больше не сможет вернуть. Если потеряет Тео. Если потеряет себя. Она теряла, теряла всё и не могла остановиться. кому: Драко [ Обед ещё в силе? ] Её руки тряслись, а пальцы холодели от ужаса. Она не могла контролировать свои эмоции, постоянно кусала губу, ощущая на языке железный привкус крови. Ходила из стороны в сторону, не имея сил лежать на кровати. Сердце билось в бешеном ритме, голова гудела от мыслей, а взгляд устремлён на синий экран. Ничего волнительного в этом сообщении не было, но ей казалось, что весь мир остановился. от кого: Драко [ Ты нашла стейк? Оперативно. ] кому: Драко [ Встретимся через пятнадцать минут? ] от кого: Драко [ Буду ждать возле главного входа ] Нервничала ли она? Безумно. Правда теперь волнение не приносило страха, а лишь странное предвкушение. Сознание кричало повернуть назад, вернуться в комнату и продолжить игру, не пытаясь что-то изменить. Кричало, что это неправильно, невозможно и нужно сохранить последние остатки достоинства. Гермиона уже планировала развернуться, когда проходила мимо библиотеки, но не поддалась собственным сомнениям. Она должна была это сделать. Сегодня. — Гермиона? Гермиона, постой, — Пэнси выходила из кафетерия, сжимая в руках очередной женский глянец. Её взгляд был обеспокоенным, а речь невнятная. — Куда ты так спешишь? — Прости, давай потом поговорим. Я опаздываю, — у неё были гораздо более важные дела, чем обсуждения очередных британских сплетен. Она любила Паркинсон, но сейчас не хотела с ней разговаривать. — Увидимся вечером, ладно? — Ты должна это увидеть, — брюнетка бежит рядом, ускоряя шаг и пытаясь обогнать подругу. Журнал всё ещё оставался сжатым в маленьком кулаке. — Да постой ты! — Пэнси, правда, я сейчас не могу. Напишешь мне сообщение? Мы обязательно обсудим. Она не могла останавливаться. Драко, наверное, уже ждал её. Ей хотелось поскорее избавиться от этого камня, лежавшего на спине. Хотелось ощутить свободу, дышать полной грудью и больше не беспокоиться о том, что происходит вокруг. Хотелось наконец закончить игру. Или снова проиграть? Не было ответа. Здесь не поможет теория. У неё не было знаний, а опыт равнялся одному проценту. Если бы Гермиона могла поделиться этим раньше. Если бы могла взять совет у подруги. — Это тема не для сообщений. Послушай, — она вертит журнал перед её глазами, а до заветной двери остаётся несколько шагов. — Я не дура. Прежде, чем ты захочешь что-то сделать, ты должна это увидеть. — Что? Мне не интересны глупые сплетни, которые женщины читают в салонах красоты. Это просто пресса, почему ты так волнуешься? — Потому-что там пишут не только про актёров, — Паркинсон торжественно вручает ей журнал прежде, чем загородить дверь. Её взгляд медленно становится злобным, отражая всю ту бушующую волну несправедливости и обиды. — Читай. «ДРАКО МАЛФОЙ БОЛЬШЕ НЕ СВОБОДЕН?» — Ч-что? — Гермиона нервно сглатывает, проходясь глазами по заголовку, и старается спрятать взгляд: никто не должен был узнать её секрет. Никто не должен был догадаться. — Какая разница? У Драко появилась… — Читай дальше. «Сегодня нашему изданию стало известно, что Драко Малфой и Астория Гринграсс помолвлены! Это стало известно после того, как главная наследница нефтяного магната выставила в свои социальные сети фотографию обручального кольца, которое является фамильным кольцом семьи Малфоев. Обе семьи пока не давали никаких комментариев». — Вот об этом я хотела сказать, — она говорит спустя несколько секунд и снова замолкает: Пэнси видела, что Гермиона не слышит её. — Никто и не знал, что у них такие близкие отношения. Правда, я готова разорвать его. — Не волнуйся, Гермиона, — этот голос она могла узнать среди сотни тысяч других. Этот голос впервые причинил ей боль. — Это скоро пройдёт.