Прощ(е/а)ние

На холодной земле стоит город большой. Там горят фонари, и машины гудят. А над городом ночь, а над ночью луна, И сегодня луна каплей крови красна. Мы не видели солнце уже несколько дней, Наши ноги утратили крепость на этом пути, Мне хотелось войти в дом, но здесь нет дверей, Руки ищут опору, и не могут найти.

***

      Дина сбежала по ступеням вниз. Подвальное помещение спортивного зала, как всегда неуютное, уставилось на неё во все глаза — девушка поежилась. Из тренерской в дальнем углу слышались голоса. Один из них был знаком Дине слишком хорошо. В душе возник порыв развернуться и убежать, ноги и руки увещевали девушку свернуть в сторону выхода. Разум напоминал ей, что она сама зарекалась приближаться к обладателю этого голоса. И в тоже время что-то внутри тянуло её навстречу шероховатому смеху, какое-то нездоровое желание в последний раз заглянуть в те самые тёмно-карие глаза. Собрав в кулак свои разбитые чувства, она пошла дальше.       В тренерской находилось четверо: рослый Демид, белобрысый мужчина, имени которого Дина не знала, сам Кощей и девушка в меховой шубе, которая сложила на него свои ноги в кожаных сапогах. У Кощея в одной руке сигарета, в другой, расположившейся на плече девушки, стакан водки.       В болезненно-жёлтом свете лампы эти люди показались Дине гротескными персонажами русского фольклора. Если верить дворовым слухам — сидевший по сто восьмой статье крупный Змей-Горыныч недовольно уставился на Дину своими злыми чёрными глазами. Иван-Царевич, имевший дела — опять же по слухам — с наркотиками, лениво ковырялся вилкой в банке сайры. Василиса — судя по компании, в которой оказалась — точно не Премудрая, но справедливости ради Прекрасная, смеялась с чего-то, сказанного мужчинами. Дине, как девушке, было очевидно, что смех этот наигранный — а вот мужчины млеют. Дине стало противно, и она всем сердцем посочувствовала этой Василисе: неизвестно, какие жизненные обстоятельства привели её в этот подвал. Ну и конечно, в центре этой уродливой картины — кисти уже не Васнецова, а конца восьмидесятых — восседал главный сказочный злодей — Кощей, затягиваясь сигаретой и глядя на Дину так, словно знал в точности, о чем она думает.       Чтобы скрыть свою нервозность, Дина прислонилась плечом к стене дверного проёма.       — Все возраста собрались, Вова с тобой говорить хочет, — холодно произнесла она, глядя только на Кощея.       — А чё такое? — деланно удивился мужчина. — Чё он мне предъявить чё-то собрался?       — Там все вышли, ждут, что скажешь, — проигнорировала его Дина. — Серьёзный вопрос.       — Ну раз серьёзный вопрос, то надо выйти поговорить, — заключил он, усмехаясь, и поднялся с дивана.       Скользнув по присутствовавшим равнодушным взглядом, Дина оттолкнулась от стены и развернулась в сторону выхода. Её переполняли злость и раздражение, точную причину которых она не могла назвать. Только она вышла из тренерской в зал, как ей в спину прилетело властное:       — Стой!       Она не среагировала, продолжив двигаться вперед. Но через мгновение говоривший догнал её сам:       — Дина! — Кощей крепко схватил девушку за запястье. Она развернулась, не прекращая попытки освободить свою руку из цепких Кощеевых пальцев. Что-то недоброе — какой-то зловещий задор блестел в его глазах. Дина выжидательно уставилась на мужчину. Он ухмыльнулся:       — Ревнуешь?              — Нет, — ответила она. Про себя удивляясь, что это не отдалось в ней неприятным чувством лжи, а значит, и правда не ревнует. Скорее, испытывает тоску по тому, что могло быть и чего никогда не будет. Кощей хмыкнул:       — Врёшь.       И впился ей в губы. Дина задохнулась от неожиданности, а потом укусила его, почувствовала металлический вкус на своем языке. Кощей отпрянул, кровь блестела на его нижней губе, он ухмыльнулся:       — Ай, сука!              Мужчина ослабил хватку на её запястье, и она смогла освободить свою руку, посылая его на три буквы и удаляясь быстрым шагом. Как же всё по-дурацки, и зачем только пошла?!       Выйдя на улицу, Дина невольно сощурилась: солнечный свет не щадил глаза, весело отражаясь от холодного снега. Её вдруг удивил контраст тёмного подвала-болота, из которого она поднялась, и этого задорно подмигивающего морозом простора двора. «Кощеево подземелье,» — подумала с усмешкой Дина, сплевывая чужую кровь. Трескучий воздух, чистый от сигаретного дыма и пыли, радостно наполнил легкие, и Дина улыбнулась. Она выбралась и теперь точно никогда не вернётся. Проходя мимо футбольной коробки, Дина громко свистнула и, когда универсамовские обернулись, крикнула:       — Идут.       Они перестали галдеть и начали расходиться, формируя, что-то вроде большого полукруга. Дина махнула им рукой на прощание и отправилась домой, чувствуя, что чужой крови ей на сегодня достаточно.       Когда Дина пришла домой, она принялась за давно обещанную матери уборку. Мама должна была вернуться от Дининой бабушки послезавтра, а потому стоило начать драить полы уже сегодня. Но не прошло и часа, как в дверь позвонили. Дина осторожно подошла к входной двери и заглянула в глазок.       На пороге стоял Кощей. Лицо, кажется, в крови.       Поразмыслив пару секунд, Дина открыла дверь, внутренне ругая себя крепким матом. Она оглядела мужчину с ног до головы. Лицо и руки в крови. Смотреть страшно. Очевидно из сегодняшней драки победителем вышел не он.       — Пиздец, — выдохнула Дина в заключение. Ей не хотелось представлять, насколько ему сейчас больно, иначе она начнет ему сочувствовать, а это её до добра точно не доведёт.       — Пустишь? — произнес мужчина хрипло с тщательно скрытой надеждой, поправляя лямку вещмешка, накинутого на одно плечо.       Она молчала, холодный воздух подъезда прошелся по ногам. Он ждал.       — Зачем? — наконец глухо спросила девушка.       — По старой дружбе, — попытался хрипло пошутить Кощей, переминувшись с ноги на ногу, слегка расправив плечи. Она нахмурилась:       — С такими друзьями враги не нужны, — холодно, но впрочем беззлобно заметила Дина.       Мужчина опустил глаза и, прочистив горло, снова посмотрел на девушку:       — Я сегодня из города уезжаю. Насовсем.       Дина молча глядела на него, желая задать столько вопросов, но сдерживая себя. Её глаза кричали, и она прикусила губу, чтобы слова остались внутри.       — Куда не спросишь?       — Не хочу знать, — качнула головой девушка. Очень хотела, но понимала, что так будет лучше.       Он кивнул. Посмотрел на свои ботинки, спросил:       — Ну так зайти можно? — выжидательно уставился на молчавшую Дину. — Умыться да пожрать там чё.       Сейчас Кощей был похож на дворового пса, побитого жестокими мальчишками и вдруг оказавшегося совершенно никому не нужным. Всё нутро Дины находилось в состоянии войны. Одна часть кричала о том, что нужно прогнать его как можно скорее, что ничего кроме бед этот человек не может принести, а другая молила пустить его за порог один последний раз, помочь ему, а после расстаться навсегда.       Кощей внимательно наблюдал за лицом девушки, которое сейчас могло показаться наблюдателю абсолютно равнодушным, но этот мужчина слишком хорошо знал её. За скупой мимикой умело скрывалась настоящая глубина переживаний. Рассматривая её, он старательно игнорировал скулеж, идущий откуда-то из собственной просмоленной души: только бы пустила, только бы не прогнала. Он не смог бы точно объяснить ни себе, ни кому-либо ещё, почему он сейчас здесь, стоит на пороге у какой-то девчонки и отчаянно надеется, что ей на него не всё равно.       — Если что-нибудь начнёшь. — наконец выпрямилась девушка, подъездный холод подстёгивал думать быстрее.       — Не буду, — перебил её Кощей серьёзно. — Обещаю.       Дина шагнула в сторону, кивком головы приглашая его в квартиру. Закрывая за ним дверь, она оглядела подъезд на предмет любопытных соседок. Было бы очень не кстати, если какая-нибудь из них сообщила бы её матери о том, что к Дине приходят избитые в кровь мужчины, узнав про дела которых, бабушки у подъезда вряд ли бы назвали их завидными женихами. В прихожей, пока девушка закрывала дверной замок, Кощей снял обувь на коврике и, оставшись пальто, сполз по стене на пол. Он позволил себе закрыть глаза на мгновение. Напряжение покинуло его тело, а на его место хлынула ноющая боль. За свою жизнь мужчина получал и более страшные травмы, но последний раз ему доставалось в драке так сильно очень давно, и с непривычки сил совсем не осталось.       — Не умри только прям тут, — бросила девушка, садясь рядом с ним на корточки. Она не показала этого, но её напугало, что Кощей, которого она привыкла видеть хозяином положения, неподвижно сидел повесив голову как побитая дворняга.       — Хорошо, — ответил он. — Сначала до кухни доползу: пить охота.       — Дебил, — выплюнула Дина, выпрямляясь. Она вернулась в прихожую с железной кружкой в руке. Пока девушка была на кухне, Кощей не сдвинулся с места, только запрокинул голову и уставился в потолок.       — Не сдох? — хмуро спросила она, снова опускаясь на корточки.       — Сказал же, что не буду, — хрипло ответил он, замечая кружку в её руке. Придержав его затылок, Дина помогла мужчине выпить воды. — Спасибо.       Она машинально кивнула, старательно избегая смотреть на свою левую руку, чувствуя, что ладонь в крови. Заметив, что Кощей собирается встать, она предложила:       — Руку?       Он отрицательно промычал и с кряхтением стал подниматься, опираясь на стену почти всем весом. Его ноги подкосились, и он бы упал, не подхвати его вовремя Дина.       — Стоять можешь? — спросила девушка, пыхтя под весом мужчины.       — Могу, — сказал он, поднимая руку с её плеча и упираясь ладонью в стену.       — Тогда давай в ванную, — проговорила она, потирая шею. Кажется, потянула мышцы.       Медленно и тяжело Кощей достиг ванной комнаты и, сев на бортик ванны, принялся мыть руки. Дина задумчиво посмотрела на то, как мужчина тщательно намыливал заскорузлую кровь на своих руках, и, тряхнув головой, пошла на кухню. Поставив на плиту чайник и кастрюльки с пюре и с супом, она прошла в гостиную, где постояла перед ящиком с аптечкой в раздумьях с минуту, решительно вытащила всё необходимое и вернулась в ванную.       Кощей закончил умывать лицо. Она молча протянула ему полотенце.       — Садись, — Дина кивнула на бортик ванной. Кощей увидел перекись, вату и йод в руках девушки и безмолвно сел.       Дина принялась обрабатывать его руки. Сбитые костяшки, ещё и потрескавшиеся на морозе. Эти руки умели заботливо обнимать и утешать её в тяжелые времена, эти руки крали и били без зазрения совести, эти руки ласково трепали её по макушке, эти руки умело управлялись со шприцом и граненым стаканом. Сейчас они были спокойны и податливы, отдавая Дине своё уверенное тепло, но где-то на задворках сознания память о том, что эти руки могли сдавить её горло, отрезав доступ к кислороду, вызывала у девушки смутное чувство тревоги.       Потом Дина взялась за лицо Кощея. Разбитая бровь, ссадины на щеке и подбородке, намечавшийся синяк под глазом. Мужчина неотрывно следил за действиями девушки, иногда переводя взгляд ей в глаза. Дина же смотрела куда-угодно, но не в тёмные глаза напротив. Когда девушка приложила ватку, пропитанную перекисью водорода, к ранке на губе, девушка вздрогнула, вспомнив, что эта царапина — её вина. Закончив, Дина вздохнула и наконец невольно взглянула Кощею в глаза.       Он поддался вперед. Дина тут же положила ладошку ему на рот, и покачала головой. Он моргнул и, поцеловав её ладонь, отступился.       Нежно проведя рукой по его волосам, девушка одумалась и спешно встала, чтобы унести остатки бинта и перекиси на место. Собственное тело показалось ей чужим, клеткой, ограничивавшей привычную свободу. Вернув всё в ящик, Дина оперлась рукой на шкаф, чтобы дать себе мгновение передохнуть. Твердая поверхность старого серванта возвращала ощущение реальности. Глубоко вздохнув ещё один раз, девушка выпрямилась. Кощей стоял в дверном проёме гостиной и внимательно наблюдал за Диной, беспокойство плескалось в его глазах.       — Пойдём, я суп и второе погрела, — сказала она как ни в чем не бывало, проплывая мимо него по направлению кухни. Там девушка положила ему еды, поставила перед ним две тарелки и села на табурет напротив него, подтянув колени к груди. Они молчали какое-то время. Каждый думая о своем.       — Матушка твоя очень вкусно готовит, — произнес Кощей между ложками борща.       — Это я приготовила, — машинально поправила Дина.       Он опустил ложку и, хитро улыбнувшись, сказал:       — Ну прямо завидная невеста, получается.       Дина только беззвучно вздохнула. Если игнорировать все синяки и ссадины Кощея, то этот момент казался девушке настолько нормальным: вот они сидят на кухне, он восхищается её стряпней, они болтают ни о чем. Такая реальность была такой желанной, и в то же время такой недостижимой. Дина отлично понимала, что тёмные дела Кощея давно стали хуже и опаснее простых уличных драк.       Другая жизнь или скорее нежизнь затягивала его всё сильнее и сильнее в свою пучину. Он уже никогда не сможет вернуться: нежизнь оставила на его сердце мазутную кляксу, с каждым днём въедавшуюся всё глубже и растекавшуюся всё шире — с каждой дозой, с каждым стаканом, с каждой каплей чужой крови на его руках. Интересно, когда именно дверь выхода закрылась для него? Когда в первый раз подрался район на район, когда в первый раз украл, когда перестал быть Костей и стал Кощеем, или вообще в самый момент своего рождения в этом злом городе, который, кажется, медленно сводил всех своих жителей в могилу.       Дина незаметно сморгнула неожиданно выступившие слёзы. Кощей пережевывал последнюю котлету и сделал вид, что не заметил эмоций девушки. Закончив с трапезой, он шумно вздохнул и выпрямился.       — Ладно, — сказал мужчина, поднимаясь и беря тарелки в руки. — Пора бы и честь знать. Спасибо, хозяйка.       С последними словами Кощей, усмехнувшись, кивнул Дине и шагнул к раковине, открывая кран. Домыв тарелки, он вытер руки полотенцем и вышел из кухни. Всё это время девушка в оцепенении наблюдала за его действиями: казалось, время бесконечно растянулось и в то же время сжалось в разы. Ей хотелось остановить мужчину, задержать в этом мгновении хотя бы ненадолго, снова усадить его на табурет напротив себя в этой маленькой зеленой кухне. Оба чувствовали близость расставания и от этого относились к друг другу с особой затаенной нежностью, сами того не сознавая. Пока Кощей собирался в прихожей, Дина заставила себя вынырнуть из мира несбыточных мечт. Она быстро вытащила из верхнего шкафчика чистое полотенце и завернула в него несколько пирожков с картошкой. Девушка вышла в прихожую и протянула Кощею сверток:       — Возьми с собой.       Он благодарно кивнул, убирая пирожки в свой вещмешок и закидывая его на плечо. Дина прикусила нижнюю губу, кивая, не зная, что нужно сказать. Со вздохом мужчина повёл плечами, расправляя их. Привычка, направленная на сокрытие собственной тревоги. Дина и Кощей молча стояли напротив, глядя друг другу в глаза. Тишина колола под ребрами. А невысказанное неимоверной тяжестью опускалось на плечи. Поняв, что оттягивать больше нельзя, Дина неловко открыла дверь, и Кощей шагнул за порог. Девушка покачнулась на носочках, но осталась в квартире. А подъезд снова поприветствовал своих старых знакомых холодом.       Не сделав ещё ни одного шага вперёд, остановившись на площадке и взглянув Дине в глаза, Кощей задал вопрос:              — Хочешь со мной?       Как только эти слова были озвучены, он почувствовал себя опустошенным, и оттого острее ощущал натянутость струнок собственной души. Секунды тишины отдавались в нём физической болью, ударами под дых. Мужчина так хотел, чтобы она согласилась. Но он любил её настолько сильно, что надеялся на отказ.       Кощей чувствовал, что зарывается всё глубже и глубже, туда, откуда живыми люди не выбираются. Он не хотел закапывать свою девочку вместе с собой. Его путь был заведомо предопределен, а у неё был шанс выбраться и жить. Нужно было только его отпустить. И тогда он конечно полетит с края, головой вниз — да в омут, зато она наконец сможет поднять голову и увидеть звезды, загорающиеся в вышине. Мужчина почувствовал себя уязвимым, так, как не чувствовал себя давно, и так, как избегал чувствовать себя с детства.       Они молчали долгое мгновение, у каждого в голове скорые поезда мыслей.       Дина нашла в себе силы покачать головой.       Кощей кивнул, грустно улыбнувшись на прощание, и зашагал вниз по ступеням.       Провожая его взглядом, Дина старалась оставить в памяти и громкие карие глаза, и мягкие темные волосы, и его последнюю улыбку. В то же время она не позволяла себе забыть, как его бархатный голос произносил ужасные слова в её адрес, как тёплые руки смыкались на её шее, желая причинить боль. Она хотела, чтобы его отпечаток в её памяти был цельным, чтобы каждый раз, когда её сердце будет впадать в невыносимую тоску по этому человеку, она вспоминала также и причиненное им зло, которое бы остужало ледяной водой опасные порывы души.       Пока он не исчез из виду, Дина отчаянно цеплялась за дверь как за якорь. Пока дверь подъезда гулко не хлопнула, Дина представляла, как бежит за ним, шлепая босыми ногами по бетонной лестнице. А когда настала тишина, и он с концами утонул в непроглядной зимней ночи, она закрыла дверь на замок.