Чудовище под кроватью

Детектива Альфреда Ф. Джонса нельзя было назвать гениальным, но зато он был упорным, настойчивее даже некоторых ветеранов Скотланд-Ярда, что и принесло ему славу в британской полиции в столь юном возрасте. Прибывшему из Соединенных Штатов детективу отдела по расследованию убийств вообще не составило большого труда подняться по служебной лестнице в британской иерархии. Конечно, были и подозрительные взгляды — как это янки справляется с работой лучше британца? Подобные фразы он слышал постоянно, и доставляло удовольствие доказывать, что, несмотря на все кривотолки, многие преступники гнили в тюрьме только благодаря ему. Обладая сильным чувством справедливости, а также твердой позицией в отношении добра и зла, Джонс с блеском в ярко-голубых глазах следовал своему собственному моральному кодексу и брался за каждое дело так, как будто оно было тесно связано с ним: изучал улики, отчеты, место преступления и все, что могло пролить помочь найти убийцу. Он знал, что каждое убийство приносит в семьи слезы и опустошающую боль, которая зачастую никогда не заживает, поэтому всеми силами старался хотя бы попытаться дать людям немного покоя. Многие говорили, что юный Джонс похож на героев из комиксов, так популярных у него на родине, не хватает только плаща и двойной личности. Альфред смеялся над этим, но принимал комплименты без лишней скромности, ведь он и в самом деле иногда чувствовал себя настоящим героем. Однажды утром он, как и подобает детективам старой школы, явился на работу в пальто песочного цвета, со стаканом растворимого кофе в руке, а чтобы придать себе более стереотипный и несколько забавный вид, в другой руке держал глазированный пончик. Поздоровавшись со всеми в участке, Альфред отпил глоток кофе и, жуя пончик, направился к своему столу, за которым его, к слову, видели редко, потому что он был человеком действия и предпочитал возне с бесполезными бумагами активную работу на улице. — Так, что у нас здесь сегодня? — с улыбкой поинтересовался он, допив кофе и проглотив остатки пончика, вытер руку о пальто, пролистал папку, которую оставил для него начальник, и нахмурился, не обнаружив в ней ничего, кроме нескольких старых нераскрытых дел. Нераскрытые дела не входили в его обязанности, этим занимался другой отдел. Тогда почему это лежит на его столе? Захватив папку, Альфред отправился в кабинет капитана. Едва постучав в дверь, он вошел, не дожидаясь разрешения, и сразу с порога спросил: — Капитан, можно узнать, что это делает у меня на столе? Суровый седовласый мужчина строго посмотрел на него. Да, Альфред, без всяких сомнений, один из лучших, но у него серьезные проблемы с манерами, не говоря уже о том, что даже после многих лет, проведенных в Англии, он все еще не избавился от этого дурацкого американского акцента. — Детектив Джонс, доброе утро, — сказал капитан, недовольным тоном выразив неодобрение подобного поведения своего подчиненного. — Здравствуйте, — нетерпеливо отозвался Джонс. — А теперь объясните мне, почему на моем столе лежит старая папка? Капитан глубоко вздохнул и поднял брови. — Вы соизволили просмотреть папку? — фыркнул он. — Да, сплошь старые нераскрытые дела, — пожал плечами Джонс. Видимо, такой ответ не удовлетворил начальника. — Похоже, вы отнеслись к этому несколько легкомысленно. — Он глубоко вздохнул и помассировал переносицу, потом поднялся, забрал у Джонса папку и открыл ее. — Это в самом деле нераскрытые дела, и все они имеют кое-что общее, что их объединяет: все потерпевшие стали жертвами серийного убийцы, который исчез до того, как о нем стало широко известно в средствах массовой информации. Альфред взглянул на фотографии жертв, мужчин и женщин, разного возраста, телосложения и цвета кожи, но сказать ничего не успел. — Прежде чем возмущаться... — перебил капитан. — Убийца вернулся, хотя мы не уверены, тот самый или подражатель... Тут Альфред окончательно заинтересовался. — Почему же преступника до сих пор не поймали? — спросил он, глядя на снова усевшегося за стол и явно смущенного вопросом капитана. — Потому что… — чертыхнувшись, процедил тот сквозь зубы, — он убивает не так, как убивали прежде. Почти все серийные убийцы убивают по шаблону, оставляют характерный след, действуют так, что их почерк легко идентифицировать. Большинство маньяков самовлюбленные ублюдки и стремятся привлечь внимание полиции и средств массовой информации, они ищут признания за свои подвиги. — Капитан прекрасно знал, что Альфреду это все и так известно, но тем не менее продолжал: — Но этот убийца другой. Сколько мы ни искали, не удалось нащупать ни единой ниточки, которая связала бы жертв воедино. Они все разные — по полу, по возрасту, по физическим характеристикам, по роду занятий. У него невозможно выявить определенный почерк, он ничего не забирает ни у жертв, ни с места преступления. Он даже убивает по-другому и… — Тогда почему вы решили, что это серийный убийца? — перебил Альфред.       Капитан снова нахмурился и откашлялся. — Есть один факт, который указывает на серийность убийств — некая ритуальность. Он всегда убивает скальпелем — по порезам на телах, тонким и глубоким, судмедэксперт без труда определил, что это именно скальпель. Судя по оставленным ранам, убийца также потенциальный садист: изрезав жертву, он оставляет ее истекать кровью, а сам сидит и смотрит, как она мучается — на всех местах преступления перед телом стоял стул. — Скальпель... — задумчиво пробормотал Альфред. — Врач или кто-то, связанный с медициной? — Это слишком очевидно, не находите, детектив Джонс? — усмехнулся капитан, и Альфреду показалось, что он насмехается над его импровизированной гипотезой. Он поправил очки, а капитан продолжал: — Врач, медсестра, даже ветеринар или один из тех панков, которые занимаются так называемым «боди-артом». Возможности безграничны, когда ни между жертвами, ни между местами, где их нашли, нет никакой связи. Капитан вытащил из ящика фотографию последней жертвы, найденной всего два дня назад. Альфреду не поручали это дело, поскольку он был занят расследованием убийства высокопоставленного правительственного чиновника, замешанного в миллионном мошенничестве — деньги и секс правят миром всегда. Дело вышло громкое, так что отвлекаться на что-то другое Джонс не мог. Капитан протянул Альфреду папку: — Двадцатилетний парень, найден мертвым в подворотне жилого комплекса, где он жил. Как и у остальных жертв, на теле множество порезов, нанесенных скальпелем, огромная лужа крови, ни записки, ни зацепки. Ничего. Тот бегло просмотрел ее, потом пролистал и остальные папки с нераскрытыми делами. — Мне нужно все, что у вас есть по этим делам. Улики, показания, фотографии, отпечатки пальцев. Все! — повторил Джонс, внезапно преобразившись. Жизнерадостный мальчишка с ярко-голубыми глазами превратился в серьезного мужчину, готового найти почти забытого серийного убийцу, который пока не дал им ни единого шанса вычислить свои мотивы. Садистское удовольствие, которое испытывают психопаты, убивая… Знания Джонса были настолько скудными, что он хотел выяснить каждую мелочь, которая помогла бы определить мотивацию для таких ужасных убийств. Альфред никогда не понимал, как кто-то способен получать удовольствие от страданий других людей, и не только от этого — этот убийца, казалось, наслаждался тем, как его жертвы медленно умирают, истекая кровью. Он встряхнул головой и помчался в хранилище улик. Обычно каждый раз, когда Альфреду поручали новое дело, он проводил бессонные ночи, под завязку накачавшись кофеином и временно пристрастившись к энергетическим напиткам, и поглощал столько пищи, что никто не имел представления, куда она девалась в его организме — он постоянно поддерживал себя в форме. Его часто видели выходящим из участка на улицу, он никогда не сидел на месте. Но в этот раз, поскольку дела были старыми, он торчал в хранилище улик, в кабинете и лишь изредка появлялся на улице. Именно во время одной из таких вылазок он и засек кое-что. Он уже занимался этим делом несколько дней, побывал во всех без исключения местах, где были найдены жертвы, даже нанес их на карту и наконец обнаружил важную зацепку. — Вот! — Альфред ткнул на точку на карте города, обозначавшую специализированную больницу. — Эта больница находится в центре всех мест, где были обнаружены тела жертв, как будто убийца очертил круг. — Это мы уже знаем, Альфред, мы опросили всех в больнице, но они оказались вне подозрений: у каждого врача, медсестры, даже у пациентов стационара полное алиби. Мы даже просмотрели записи камер видеонаблюдения, — сообщил капитан, но это не обескуражило юного Джонса. — А вы проводили расследование и после того, как убийства прекратились? Конечно, нет, потому что обнаружили бы это! С героически-торжествующей улыбкой Альфред вытащил из кучи бумаг отдельный документ и буквально швырнул его своим коллегам. Все уставились на фотографию светловолосого мужчины с невероятно яркими зелеными глазами. Густые брови, серьезные черты лица… Он производил впечатление образцового гражданина. К фотографии прилагалась информация, как общая, так и более специфическая, не столь легкодоступная. Коллегам Джонса не хотелось даже думать, какими методами воспользовался Альфред, чтобы добыть эти сведения. — Доктор Артур Керкленд, врач-психиатр специализированной больницы Святой Марии, из которой он, как ни странно, ушел через несколько месяцев после того, как прекратились убийства. Вернее, его лишили лицензии за халатность и признали психически недееспособным, — объяснил Альфред, усаживаясь за стол и снова улыбаясь с некоторым высокомерием, довольный своими выводами. Остальные детективы просмотрели досье. Артур Керкленд, выпускник медицинского факультета Оксфордского университета по специальности «психиатрия», лауреат премии, эссеист, автор очерков, с прекрасной коллекцией дипломов, докладчик на многочисленных семинарах и обладатель различных почетных званий — до недавнего времени в его послужном списке не было ни малейшего изъяна. Однако в последние пару лет, когда он уже работал психиатром… Злоупотребление наркотиками, агрессивное поведение, которое некоторые коллеги описывали даже как психотическое — определенное психическое расстройство, которое подозревалось, но так и не подтвердилось, поскольку доктора Керкленда поймали на краже больничных лекарств для личного потребления, а также на использовании собственных пациентов для «неортодоксальных» экспериментов, и совет врачей, получив подтверждении медсестер, немедленно лишил Керкленда лицензии и права заниматься врачебной практикой. — Звучит многообещающе. Думаете, Керкленд и есть преступник? — спросил капитан. Альфред пожал плечами. — У него идеальное досье, хотя утверждать это с уверенностью не возьмусь, пока не увижу его воочию. Может быть, такое количество наркотиков повредило его мозг, и он даже не способен держать скальпель, но если я увижу, что это не так, то даже не сомневайтесь, это и есть ваш безымянный убийца! — самоуверенно заявил Альфред . Надев пальто, он отправился на туманные лондонские улицы в поисках знаменитого доктора Керкленда. Потребовалось не так много времени, чтобы добраться до места, и Альфред порадовался наличию за поясом пистолета: резиденция Артура Керкленда располагалась в районе, не внушавшем доверия — почти идеальная декорация фильма или детективного романа о серийных убийцах. Люди здесь смотрели на детектива весьма недоброжелательно, но Джонса это не пугало. Он держался уверенно, ведь он же герой! У него все под контролем, главное — не терять самообладания: если показать шнырявшим вокруг преступникам, что испугался, они, не раздумывая, треснут его битой по голове. Наконец Альфред добрался до ветхой черной двери. Удивительно, но плохие парни сразу же отпрянули, когда он нажал кнопку звонка, а в глубине дома раздалось странное слабое эхо. Видимо, соседи не очень-то жаловали доктора. — Иду, иду! — раздался певучий голос, заставив Альфреда вздрогнуть. Протестующе заскрипев старыми петлями, дверь открылась, и во мраке коридора обозначился почти сверхъестественный блеск бирюзовых глаз и широкая улыбка, обнажавшая ровные зубы. Альфреду показалось, что он встретился со странной версией Чеширского кота. — Артур Керкленд? — спросил он, невольно громко сглотнув, когда голос охрип на первом же слоге. — Он самый, — улыбнулся доктор и распахнул дверь настежь. — Чем могу помочь, мистер... — промурлыкал он, его странная улыбка стала еще шире. — Джонс, я детектив Альфред Ф. Джонс из Скотланд-Ярда. Не возражаете, если я войду? — Альфред даже подскочил на месте, когда доктор внезапно разразился леденящим душу хохотом и, подчеркнуто поклонившись, посторонился, пропуская детектива в дом. — У меня уже много лет не было гостей! Простите мою чрезмерную радость, но я поверить не могу, что в мое скромное жилище заглянул настоящий детектив! — Резкий отрывистый смех доктора начинал действовать на нервы. Альфред переступил порог, внезапно сработал инстинкт, и он с плохо скрываемым подозрением посмотрел на Артура. Тот был одет в брюки цвета хаки, белую рубашку под ярко-розовым вязаным жилетом, бирюзовый галстук-бабочка подходил к цвету глаз, а поверх всего был накинут белый лабораторный халат. — Зачем вы носите халат, если вы больше не доктор? — недоверчиво спросил юный детектив. Керкленд посмотрел на свой халат и скрестил руки на груди. — Ностальгия, чистая ностальгия, детектив! — снова засмеялся доктор, глядя на Джонса странными глазами, которые, казалось, вот-вот выскочат из орбит. — Еще вопрос... Вы носите контактные линзы? Судя по вашим фотографиям, у вас зеленые глаза. — Не люблю зеленый цвет, он меня раздражает... — Альфред вдруг заметил, как улыбка Керкленда поблекла, превратившись в гримасу, которая показалась ему почти жестокой. — А у вас никогда не возникало чувства, что когда вы смотрите в собственные глаза в зеркале, то видите за ними чудовищ? Альфред в ответ на этот странный вопрос только покачал головой. Мгновенно выражение лица Артура изменилось, и он снова невротически расхохотался. — Конечно, вы не понимаете, детектив... Возможно, ваши монстры не прячутся за вашим взглядом. У вас очень детские черты лица, вы сам, должно быть, как ребенок, и ваши демоны, скорее всего, прячутся в шкафу... или под кроватью. — Керкленд так улыбнулся, что Альфреду на мгновение стало тошно. — Простите, доктор, я пришел не для консультации, — отрезал он. Артур пригласил его в гостиную, все стены которой были сплошь увешаны наградами, дипломами, сертификатами, висевшими вкривь и вкось, некоторые просто болтались на одном гвоздике. В комнате доктора Керкленда царил такой же хаос, как, по-видимому, и в его голове. Они уселись лицом к лицу в мягкие кресла. — Если не хотите лоботомию, то чем я обязан удовольствием от вашего визита? — спросил Артур. Альфреда испугало высказывание насчет лоботомии, но он решил не заострять на этом внимание и, откашлявшись, сказал: — Я пришел, чтобы задать вам несколько вопросов о последних месяцах, когда вы работали в больнице Святой Марии, в тот самый период, когда в этом районе произошли серийные убийства. Альфред внимательно смотрел на Керкленда, подмечая некоторые различия с фотографией: другой цвет глаз, соломенно-светлые волосы стали светло-пепельными, хотя на отросших корнях угадывался настоящий оттенок, отсутствие румянца на фото в реальности превратилось практически в болезненную бледность. Пронзительный смех Артура вывел Альфреда из задумчивости. Психиатр хохотал до слез, схватившись двумя руками за живот, изнемогая в этом странном приступе, словно ему рассказали что-то очень смешное. — О да-да-да, я помню, как полицейские допрашивали практически всю больницу... как жаль, что они не нашли преступника. — Керкленд уставился на Джонса, его губы подрагивали, словно он насмехался над детективом. Альфред нахмурился. — Скажите, доктор, вы перестали практиковать вскоре после того, как прекратились убийства. Что же такого произошло, что вас даже лишили лицензии? — Альфред слегка подался вперед, сцепив пальцы и внимательно наблюдая за реакцией подозреваемого. — Вы намекаете на то, что из-за кучи трупов я сошел с ума, детектив? — Артур улыбнулся шире, если это вообще было возможно, и наклонил голову, гортанно посмеиваясь. Альфред поправил очки. — Такое количество смертей может вывести из равновесия любого, — заметил он, сохраняя спокойствие, в то время как Артур снова захохотал во весь голос. Безумный смех эхом разнесся по всему дому, доктор стучал пятками по полу, потом вскочил с кресла, задыхаясь от безудержного хохота. — Забавно! На самом деле так бывает, но нет... это меня нисколько не задело, — покачал головой Артур и погрозил обоими указательными пальцами. — Чрезмерное употребление лекарств вредно для здоровья: одних лечит, а других сводит с ума. Но не от расстройства смертями мне нужны были инъекции морфия и валиума, нет-нет-нет... Настоящей причиной были... — Артур немного понизил голос, его глаза остекленели, уставившись в никуда, а улыбка на губах казалась нарисованной. — Голоса пациентов. ВСЕ ИХ ГОЛОСА! — внезапно заорал он, сжав ладонями голову. Альфред, напрягшись, инстинктивно положил руку на пояс, рядом с пистолетом. — Эти стенания, эти мольбы больных людей сделали меня больным! Доктор, доктор, помогите мне, доктор, пожалуйста, спасите меня, доктор, пожалуйста, вылечите меня… ПРЕКРАТИТЕ! — снова завопил Артур, отчаянно дергая себя за волосы. — Я просто хотел перестать их слышать... о да, заткнуть их всех раз и навсегда. — Он с силой провел руками по лицу, словно хотел содрать с него кожу, и внезапно снова улыбнулся. — Поэтому я принимал снотворное, какие-то антидепрессанты, морфий, прозак... все, что зачастую имеется в любой аптеке, и не успел оглянуться, как стал законченным наркоманом, но нет, я никого не убивал, — жутковато подмигнул он Альфреду, которому вдруг нестерпимо захотелось убраться отсюда. — А вы не думаете, что в наркотическом бреду вы вполне могли совершить убийство? — спросил Джонс. Керкленд принялся расхаживать туда-сюда по комнате. — Нет, в бреду я предпочитал играть со своими пациентами. Электрошоковая терапия, в которой они не нуждались, чрезмерное медикаментозное лечение, а затем наблюдение за абстинентным синдромом, когда я прекращал прием лекарств, иногда я с помощью гипноза насаждал фобии вместо лечения… Но убийство не входило в круг моих увлечений. — Артур вдруг стал похож на человека, который делится приятными воспоминаниями о летнем отпуске. — Вы, кажется, действительно наслаждаетесь чужими страданиями. — Альфреда чуть не вырвало, но он сумел взять себя в руки. — Может, хватит уже изображать невинную овечку? Признайте наконец, вы — убийца! — прямо заявил он. Ухмылка Керкленда приобрела некий гротескный оттенок, а в глазах разгорелось восторженное возбуждение. — А доказательства у вас есть? — спросил доктор, словно бросая детективу вызов. — Достаточно вашего послужного списка, к тому же помимо психиатрии в вашей больнице было и хирургическое отделение, так что вы могли без труда получить доступ к скальпелям. Вы безжалостно резали и пытали своих жертв, заставляли их истекать кровью, пока сами сидели и наблюдал за этим зрелищем, а затем бросали их, как мусор, где-то в городе. Похоже, вы снова взялись за старое! — воскликнул Альфред, вытащил из внутреннего кармана своего пальто фотографии с мест преступления и с отвращением швырнул их на журнальный столик. Керкленд тут же опустился на колени и чуть ли не застонал от наслаждения, перебирая кровавые снимки, раскрасневшись от восхищения. К горлу Альфреда снова подкатила тошнота, особенно когда он увидел, с каким восторгом Артур рассматривает каждую фотографию, то и дело томно вздыхая. Наконец он снова улыбнулся в своей странной жутковатой манере. — Как вы верно заметили, детектив, виновный в этих убийствах, должно быть, настоящий садист... посмотрите-ка, он лишал своих жертв возможности спастись, перерезав им сухожилия... ах... какой парад извращений... — Что!? — перебил Альфред, выхватил у доктора фотографию, потом схватил другую — со стола. Артур выпрямился и встал рядом. — Похоже на случайные порезы, — он ткнул пальцем в снимки, — но заметьте, на запястьях и лодыжках нет следов связывания, убийце это не понадобилось, он просто перерезал сухожилия, так что жертвам ничего не оставалось, кроме как лежать и беспомощно смотреть на вытекающую кровь. Если они от боли не потеряли перед этим сознание, разумеется. Какой гений, какой гений! — Артур захлопал в ладоши. Альфред смотрел на довольного Артура, хотелось прямо сейчас сломать ему нос: как же этот ублюдок рисовался перед ним! Но он сообщил Джонсу деталь, на которую никто не обратил внимания, а ведь она столь очевидна. Почему же судмедэксперт не упомянул о ней? Действительно, тела были сплошь изрезаны, так что порезы на лодыжках и предплечьях терялись на общем фоне, если специально к ним не присматриваться. — Ублюдок! — вне себя взревел Альфред, вцепившись в галстук-бабочку доктора и сгорая от желания хорошенько врезать ему. — Я сгною тебя в тюрьме за все, что ты натворил! Но Артур снова жутко улыбнулся. — Докажите, мой дорогой мистер Джонс, докажите, что это я взял скальпель и зарезал этих бедняг, и только когда докажете, приходите и арестуйте меня... Надеюсь, вас не постигнет разочарование. Альфред отпустил его и наконец убрался восвояси. Артур прав, для ордера на арест недостаточно доказательств, любой врач, внимательно посмотрев фотографии и заметив порезы, попал бы в число подозреваемых, даже судмедэксперт, видимо, именно поэтому тот и опустил эту деталь в своем отчете. Как бы то ни было, предстояло еще найти орудие убийства, отпечатки пальцев, ДНК — что угодно, чтобы уличить этого психопата Артура Керкленда. А лучший вариант — застать его на месте преступления со скальпелем в руках и с трупом у ног. Альфред вернулся в Скотланд-Ярд, кипя злости и разочарования: злодей бросил герою прямой вызов. Юный детектив снова заперся в хранилище улик, с одержимой дотошностью рассматривал каждую фотографию, изучал видеозаписи с камер наблюдения и карты пациентов Артура. Он раздобыл графики работы Керкленда и попытался соотнести его рабочее и свободнее время со временем, когда были совершены убийства, но ничего не получалось, Артур был более чем чист. Однажды ранним утром, снова нагрузившись кофеином, он вдруг подумал, а не применить ли что-то, достойное Шерлока Холмса, и, вооружившись, лупой, принялся заново, еще более тщательно, рассматривать фотографии. И в конце концов на одной из них кое-что обнаружил. Тело жертвы лежало в ванне, полной окровавленной воды, а рядом, за трубой умывальника, виднелось нечто, похожее на небольшую картонную коробку. Альфред напряг глаза, но, не сумев идентифицировать коробку, решил просканировать изображение, долго всматривался в него, увеличивая и уменьшая, и наконец… — Эврика! Оказалось, что это коробка из-под краски для волос. Тут он вспомнил, что доктор Керкленд, похоже, осветлил свои волосы. Ни у кого не вызвала подозрений подобная находка в ванной комнате женщины, ставшей в тот раз жертвой... Но что, если спятивший доктор решил покрасить волосы именно там, на месте преступления? Нередко убийцы, лишенные всякой чувствительности, совершали странные поступки в домах тех, кого убили. Постепенно всплывали подробности, детали, указывающие на виновность доктора, например, на другом снимке на туалетном столике с зеркалом, перед которым обнаружили жертву, лежал футляр для контактных линз. Поскольку жертва имела плохое зрение, подобная находка никого не удивила и не вызвала подозрений. Однако же футляр оказался пустым, а на погибшей в тот момент были очки, так куда же делись контактные линзы? Альфред хорошо помнил: доктор Керкленд открыто признался, что скрывает истинный цвет своих глаз, так что еще одна улика указывала на него. Чем больше Джонс копался в материалах расследования, тем больше склонялся к выводу, что виновник в самом деле доктор. Он перечитывал показания пациентов, которые характеризовали Керкленда как жуткого и мрачного человека. Хотя серийные убийцы, как правило, харизматичны и легко приспосабливаются к окружению, чтобы легче было подобраться к своим жертвам, всегда есть исключения, и доктор, возможно, одно из них. Холодный, с психотическими припадками, вызванными злоупотреблением самолечением и давлением, которое оказывала на него работа и которое в итоге сломило его, возможно, заставив искать выход в убийстве, Керкленд мог убивать людей, чтобы преодолеть собственные разочарования. К тому же на это намекал и сам доктор. В ходе расследования не обошлось без бесед с Артуром, который всегда был рад встретиться с Альфредом, чтобы поговорить о былых временах. Психиатр был крайне странным человеком, временами в приступах безудержного смеха он отпускал замечания, казалось, выдававшие в нем преступника, но никогда не говорил об этом открыто, лишь намеками, которые, к разочарованию Джонса, нельзя считать признанием. — Мне нравятся острые предметы, в какой-то период моей жизни я привязался к ним, что, по мнению многих, несколько нездорово. Но как может быть нездоровым удовольствие видеть, как рассекается кожа от прикосновения металлического лезвия? Это захватывающее зрелище. Я иногда думаю, почему я не стал хирургом, тогда я мог бы резать столько тел, сколько захочу, — сообщил он однажды вечером во время очередной беседы с Альфредом, который по-прежнему не мог долго выносить общество этого человека. — Значит, вы признаетесь, что вам нравится резать людей? — спросил Альфред, поднося ближе диктофон, которым обычно пользовался, когда встречался с подозреваемым. Артур широко улыбнулся, потом рассмеялся. — Конечно, но это не значит, что я убийца. Мое увлечение острыми предметами ограничивается прекрасной коллекцией ножей, а свой фетиш на порезы я осуществляю только на себе. — Керкленд закатал рукав своего халата, расстегнул манжету рубашки и показал детективу множество шрамов, усеявших его руку. Альфред отвел взгляд, не в силах долго смотреть на поврежденную кожу. — Забавно, детектив, как некоторые мозги запрограммированы реагировать на боль негативно, болевыми импульсами, которые сразу же сигнализируют системе, что что-то не так, а другие, более дефектные, реагируют выделением гормонов удовольствия. Химия мозга поистине удивительна. — Артур привел одежду в порядок и посмотрел на Джонса. Альфреду стало не по себе под его взглядом. Впрочем, как обычно во время этих встреч. — С убийцами, подобными тому, которого вы ищете, происходит нечто подобное. Люди обычно негативно реагируют на страдания, они испытывают сочувствие или, проще говоря, жалость. Серийному убийце этого не хватает, убивая, он пытается это компенсировать или ищет какой-то стимул. Некоторые вещи больше связаны с психологической составляющей, но все равно удивительно, как мозг может вырабатывать эндорфины и дофамины перед сценами или действиями, которые у многих вызвали бы тошноту... Удовольствие от убийства, — прошептал он, глубоко вздохнув и неосознанно облизнув нижнюю губу, — лучше любого наркотика. Альфред содрогнулся, не в силах понять, как этот человек может так спокойно говорить о лишении кого-то жизни, причем таким бесчеловечным способом. Керкленд всегда с удовольствием поднимал эту тему, и, хотя Альфреду хотелось поскорее покончить с этими беседами, он слушал каждое слово. В безумии доктора крылся какой-то магнетизм, который заставлял оставаться на месте и со временем испытывать к этому человеку тайное и не совсем нормальное восхищение. Альфред, конечно, никогда не признавался в этом даже самому себе, но иногда во сне ему казалось, что он принимает этот восторг как данность. На какое-то время он приостановил встречи, оправдываясь тем, что в них больше нет необходимости, ему нужно другое мнение, посторонние люди, которые встречались с Керклендом и могли бы дать более объективное представление о докторе. Конечно, это был лишь повод держаться подальше от Артура, от его извращенной харизмы, которая не позволяла отвести от него глаз, как бы этого ни хотелось. Поэтому Альфред возобновил свои визиты на место работы доктора, просматривал больничные архивы, опрашивал его бывших коллег. Те до недавнего времени отзывались о Керкленда положительно, но в последние несколько месяцев предпочитали общаться с ним как можно меньше, а один из коллег даже назвал его клептоманом, когда поймал на краже из больницы лекарств и медицинских материалов. И, возможно, под материалами он имел в виду те самые упомянутые скальпели. — Есть! — радостно воскликнул Альфред однажды, когда ему показалось, что он собрал достаточно доказательств для получения ордера. Все коллеги уставились на него. — Ты что-нибудь нашел? — наконец спросил кто-то, глядя на кучу бумаг, фотографий, документов и прочего на столе Джонса. Альфред улыбнулся с той долей самоуверенности, которая всегда давала всем понять, что он раскрыл дело. — Я прижму этого ублюдка именно так, как он сам хотел, и отправлюсь прямо сейчас! — возбужденно сообщил Джонс, не сдерживая героического смеха. — Столько бессонных ночей всегда вознаграждаются! Накинув пальто и захватив стаканчик с кофе, он выскочил на улицу. — Бессонные ночи? Джонс еще и дома работает? — Оставшиеся в кабинете детективы переглянулись. — Он, наверное, жил в хранилище вещдоков, — пожал плечами один из них, глядя на бумаги на столе Джонса. — Еще немного, и он окончательно зациклится на докторе Керкленде, а это вредно для здоровья. Альфред вернулся в тот пугающий район, где никто не приближался к дому Артура. Как и в прошлый раз, он сглотнул, позвонив в дверь, но держал себя в руках, когда она открылась, и хозяин поприветствовал его своей внушающей страх улыбкой. — Детектив, как приятно видеть вас здесь, проходите, пожалуйста, — пригласил Артур, по-прежнему жутковато ухмыляясь. Альфред вошел и осмотрелся, этот дом его нервировал. В гостиной на столике был рассыпан белый порошок. Альфред поворошил его пальцем. — Кокаин? — чуть слышно пробормотал он. — Сахарная пудра, — поправил Артур, появляясь из кухни с подносом с пирожными и парой чашек чая и снова улыбаясь до ушей. Альфред слегка вздрогнул, но сумел взять себя в руки. Киркленд поставил поднос и чашки на журнальный столик, занял место напротив Альфреда, который не сводил с него взгляда, рассматривая фальшивые бирюзовые глаза, и принялся накладывать в чай сахар, кусок за куском, пока не наполнил чашку, потом сел поудобнее, положив ногу на ногу, сделал большой глоток и улыбнулся, заметив, что Альфред ни к чему на столе не притронулся. — Итак, детектив, вы нашли что-нибудь, что могло бы меня уличить? — насмешливо спросил доктор, но на этот раз Альфреда не задел подобный тон, напротив, он торжествующе улыбнулся. Правосудие вот-вот восторжествует! Герой победит злодея! — У меня достаточно доказательств, чтобы сегодня же препроводить вас в наручниках в камеру, и лучше бы вам, доктор, даже не думать сбежать, я уже проинструктировал своих людей, они не позволят вам сделать ни шагу, — сообщил очень довольный собой Альфред. Он ожидал на лице доктора испуг или злость, но Керкленд только рассмеялся своим обычным отрывистым смехом. — Как интересно, детектив. Знаете, я недавно по телевизору видел кое-кого с весьма любопытным прозвищем — «Герой Скотланд-Ярда». — Артур так резко поменял тему, что это даже обидело Альфреда. Психиатр сделал еще глоток чая и посмотрел на полицейского таким пронизывающим взглядом, что Джонс почувствовал, как по позвоночнику пробежал холодок. — Все вас хвалят, и вы, кажется, очень довольны этим прозвищем, но с моей точки зрения, как врача, мне кажется, что вы называете себя героем из-за собственной потребности в спасении, верно? — спросил он, проведя языком по губам и снова улыбаясь от уха до уха. — Повторяю — я не нуждаюсь в ваших консультациях! — отрезал Альфред. — Я загнал вас в угол, Керкленд, у меня есть доказательства, что вы были на месте преступления, что вы украли скальпели из больницы, и, разумеется, ваше собственное признание, что вам нравится пытать своих пациентов. А дойти до убийства вам ничего не стоило. Однако если вы сами сознаетесь в своих преступлениях, то, возможно, избежите смертной казни и проведете остаток своих жалких дней в одиночной камере. Тут доктор разразился безумным хохотом, уронив чашку с чаем, которая разбилась вдребезги, ударившись об пол, казалось, Керкленд просто задохнется от смеха. Альфред почувствовал себя оскорбленным, видя, как легкомысленно этот безумец отнесся к его словам. — О, человеческий разум удивителен, вы так не считаете, детектив Джонс? Когда мы достигаем предела, то искажаем реальность по своей прихоти и извращаем воспоминания по собственному усмотрению. Мозг — это удивительная загадка, но еще более невероятен больной мозг. Вот почему я психиатр, мне нравится наблюдать, как далеко может зайти наш собственный разум, когда у него больше нет выхода. — Доктор порывисто прижал ладони к щекам, словно влюбленная школьница, рассказывающая о понравившемся ей мальчике. Альфред нахмурился, не понимая, о чем вообще говорит этот человек. — Приберегите свои речи для суда, — предупредил он, доставая наручники. — Вы действительно собираетесь меня арестовать? — Артур несколько раз моргнул, сдерживая смех. — По какому обвинению и на основании каких доказательств? — беспечно спросил он, приводя в ярость и без того теряющего терпение Альфреда. — По обвинению в убийстве, а улики вы сами оставили на всех местах преступления, вас выдала страсть к косметическим процедурам, краска для волос и контактные линзы плюс ваши непримечательные кражи в больнице. Альфред схватил доктора за руку, и тот даже не думал сопротивляться, только снова весело смеялся. — О нет, вы ошибаетесь, мой дорогой друг, я начал красить волосы только после того, как ушел из больницы, равно как и пользоваться линзами, и весь персонал больницы может это подтвердить... Эти убийства произошли, когда я там работал, верно? Это никак не мог быть я, потому что я изменил свою внешность, когда ушел оттуда, когда все заклеймили меня чертовым безумцем! — почти крикнул он, но тут же снова заулыбался. — Неправда... — дрожащим голосом пробормотал Альфред, ему и в голову не пришло это проверить. — Но как же кража хирургических принадлежностей... — Шприцы, щипцы и пила... — фыркнул Киркленд. — Я пытался сделать пациенту лоботомию, но, к сожалению, меня поймали прежде, чем я успел даже начать... К скальпелю же я никогда не прикасался. Альфред отпустил его. — Но... тем не менее, вы единственный, кто мог это сделать, — не сдавался Альфред. Артур насмешливо улыбнулся. — Здесь действительно есть преступник. Но это не я. Он подошел к камину, снял с полки зеркало и поставил его перед Джонсом так, что тот увидел свое отражение. — Что вы делаете? — спросил тот, боясь ответа. — Я показываю вам вашего киллера, детектив Джонс... или мне следует называть вас мой дорогой Альфи? Мой последний и самый любимый пациент, — сказал он, странно смеясь, почти мурлыча. У Альфреда оборвалось сердце. Вскрикнув, он схватил зеркало и швырнул его на пол. — Не заставляйте меня участвовать в ваших безумствах! Я никогда не был вашим пациентом и несколько недель назад даже не знал вас, не играйте с огнем, доктор Керкленд, или я сам сделаю вам смертельную инъекцию! — Ох, Альфи... — Артур посмотрел на разбитое зеркало и спокойно поднял один из осколков. — Всегда такой энергичный, хотя нет, подожди... ты же сейчас доминирующая личность, ты не такой вспыльчивый, как другой. На лбу Альфреда выступил холодный пот. — Заткнись! — приказал Джонс, отступая как можно дальше от Артура. Он не понимал, почему так отреагировал, ведь это просто бред отчаявшегося безумца, а он, Альфред, вовсе не сумасшедший. — Но я говорю тебе только то, что ты уже знаешь. Впрочем, нет... это знает другой ты, я постоянно забываю, что твои личности такие разные, но подожди, я докажу тебе, что говорю правду. Артур вышел, а через несколько секунд вернулся и протянул детективу папку, вернее, медицинскую карту с именем Альфреда. — Я забрал из больницы все документы, в которых упоминалось о тебе, поэтому в твоей игре в полицейских и грабителей ты так и не нашел этого, я не позволил тебе узнать суровую реальность, — преувеличенно драматично произнес доктор, пока Альфред, то и дело поправляя очки, просматривал документы, перебирая их дрожащими руками. «Альфред Франклин Джонс. Пациент психиатрической больницы. Диагноз: диссоциативное расстройство личности (множественное расстройство личности)». Под диагнозом Альфред обнаружил собственную фотографию и дату — тот же год, когда произошли убийства, а на каждой странице карты под краткими описаниями наблюдений стояла подпись доктора Керкленда. «Рецессивная личность представляет собой нарциссический, психотический, крайне агрессивный комплекс с социопатическими чертами. Вспыльчивый характер проявляется в сочетании с длительными параноидальными приступами, имеются признаки генерализованных тревожных расстройств». — Нет... это неправда… Неправда! Вы все подделали! — крикнул Альфред и швырнул папкой в Артура. — Я никогда не был в психиатрической лечебнице… я никогда не был в больнице… — тяжело дыша, твердил он. — Правильно, тебя никогда не госпитализировали, потому что в этом не было необходимости... вернее, я не считал это необходимым. Ты слишком интересен, чтобы держать тебя под наблюдением всех этих неумех, поэтому я отпустил тебя. Я думал, как же далеко может зайти мой новый подопытный кролик... если кормить его альтер-эго, на что он может быть способен? — зловеще улыбнулся Керкленд, его глаза заволокла тень безумия. — Серийный убийца, — протянул он с восхищением, — настолько хороший, что его доминирующая личность даже не подозревает о том, чем он занимается по ночам... провалы в сознании воспринимаются как глубокие сны до рассвета. Помните ли вы, что вам снилось накануне, детектив Джонс? Он убивает ради удовольствия... хотя нет... дело не в этом… возможно, он пытается отделить себя от своей другой личности, такой праведной и справедливой, он стремится убить того, кто доминирует над ним днем, но не может, поэтому совершает непростительное — мучительная пытка для того, кто заставляет его молчать в часы бодрствования. — Голос Керкленда звучал так ровно и спокойно, словно доктор рассказывал сказку и выглядел при этом очень довольным, а в глазах по-прежнему таилась странная тень, создавая завесу иррациональности. — Вы никогда не задумывались о том, чтобы постоянно красить волосы, детектив? Мой Альфи делал это каждый раз перед выходом на улицу, но никогда не пользовался стойкой краской и, когда мыл голову, красивый темный цвет смывался с волос... Ему также не нравились голубые глаза, он предпочитал затемнять их, как сейчас делаю и я. Я же вам однажды сказал, что за глазами прячутся чудовища. Альфреда затошнило... красить волосы, носить контактные линзы, чтобы изменить цвет глаз.… — Рецессивная личность, которая приходила ко мне в кабинет, думала, что именно он доминирует над вами, детектив. Было так приятно сидеть с ним и разговаривать, он рассказывал мне обо всем, что делал, и иногда спрашивал совета, так родилась идея обездвиживать жертв. У него не было хирургической точности врача, поэтому он резал сухожилия так же небрежно, как наносил и другие порезы, так что они не привлекали особого внимания. Альфред побледнел и с трудом дышал. — Но потом заявилась полиция, меня за мои невинные выходки уволили из больницы, я попросил Альфи на время прекратить свои игры, и он так и сделал, его было очень трудно контролировать, но мне удалось держать его в узде, пусть даже с помощью успокоительных... пока несколько дней назад ему не вздумалось отправиться на улицу, чтобы вспомнить старые добрые времена. — Это неправда... неправда... неправда… все, что вы говорите, ложь… — твердил в исступлении Альфред, потом, рухнув на колени, зажал рукой рот, боясь, что его вот-вот стошнит. Артур присел перед ним и погладил по голове с чем-то, похожим на нежность, Альфреду это прикосновение показалось отталкивающим. — О, детектив, почему бы вам не попытаться поверить мне? Посмотрите в лицо чудовищу, которое вы прячете под своей кроватью, — посоветовал Артур, лукаво усмехаясь, его взгляд горел безумием. Альфред на четвереньках отполз от него, потом вскочил и выбежал из дома, но в участок не пошел, а сразу кинулся домой — обливаясь холодным потом, дрожа всем телом и борясь с мучительной тошнотой. Влетев в спальню, он отчаянным усилием отодвинул кровать, от облегчения, что там ничего не оказалось, упал на колени и… похолодел, услышав глухой звук. Сердце словно остановилось, пропустив удар. Альфред ощупал пол, нашел небольшую щель между половицами, деревянные доски показались достаточно хрупкими, поэтому он, не жалея сил, грохнул по ним кулаком и сломал их. У него перехватило дыхание, когда внутри обнаружилась целая коллекция скальпелей, многие были в побуревших потеках. В нос ударил металлический запах крови, и содержимое желудка наконец рванулось наружу. Содрогаясь всем телом, Альфред видел перед мысленным искаженные образы, сопровождаемые невыносимыми звуками, от которых внутри вскипала ненависть. Он обеими руками зажал уши, пытаясь остановить это безумие, но едва закрыл глаза, все вокруг стало красным, все превратилось в мучительные крики и мольбы, все оказалось невыносимой реальностью. Содрогаясь от спазмов взбунтовавшегося желудка, он словно наяву видел обрывки кровавых сцен и слышал мольбы о пощаде. Истерзанная плоть, струи алой жидкости, попытки сопротивления, вопли и… смех… его собственный смех… жестокий и злобный… Не выдержав такой бомбардировки жуткими образами, разум в шоке просто отключился, а когда очнулся… тот, кто на этот раз открыл глаза, уже не был юным детективом-энтузиастом Альфредом Джонсом. — Чертов доктор все испортил, — проворчал он, голос Альфреда прозвучал хрипло и низко. Он поднялся, в его глазах стыли холод и безумие. Небрежно вытерев подбородок, он достал из тайника свое любимое оружие, ухмыляясь, какое-то время смотрел на блеск стали, слегка приглушенный старым пятном крови, и гортанно рассмеялся. — Надо бы отрезать ему язык, чтобы он научился хранить секреты, — пробормотал он себе под нос, взъерошил ненавистные светлые волосы, избегая смотреть в зеркало, чтобы не видеть голубые глаза, которые он так ненавидел, и вышел, узурпировав тело и разум и превратившись в настоящее чудовище.