Я на рассвете уйду с отрядом зеленогорских партизан. Часть 2.

Осенью Серхио пошел в школу. Ему открылась великая истина. Учиться означает сесть за парту, сложить руки перед собой и слушать, что говорит учитель. Слушать надо было внимательно, потому что время от времени учитель прерывался, поднимал того или другого ученика и требовал повторить. Серхио слушал невнимательно, за что удостоился своего первого школьного взыскания - его заставили слушать стоя. Пять или шесть мальчиков в разных концах класса уже стояли. Смысла услышанного он не понимал. Как выяснилось позже, этого и не требовалось. Материал следовало запоминать наизусть, так чтобы потом повторить слово в слово. После вступительной речи начали учить алфавит. Учитель произносил название буквы, а ученикам следовало повторить его хором. Атмосфера в классе оживилась. Дети не умели отвечать одновременно. Одни начинали раньше, другие позже. Некоторые неправильно расслышали. Самые бойкие начали шуметь. Но учитель повел вокруг себя взглядом, и в классе воцарилась испуганная тишина. Учитель был стар и опытен. Он практически никогда не прибегал к физическим наказаниям, но его боялись. Урок возобновился. Потом всем велели достать тетради и карандаши. Стоящим разрешили сесть. Учитель написал мелом на доске несколько букв и велел всем скопировать их на бумагу. В классе опять стало шумно. Кто-то привставал, чтобы лучше разглядеть написанное. Кто-то толкал соседа. Один мальчик нажал на карандаш слишком сильно, прорвал бумагу и разревелся. Серхио застыл в ужасе. Он понял, что задания ему не выполнить. Слишком непостижимыми были знаки на доске, слишком непослушным оказался карандаш. В его тетради буквы слиплись вместе, будто овцы, испуганно жмущиеся друг к другу. Учитель остановился у его парты. - Что это такое? - спросил он, брезгливо указывая на тетрадь. Серхио не отвечал, потому что вопрос явно был риторическим. Ответить означало подставиться еще больше. Учитель взял тетрадь и показал ее классу. - Смотрите. В общем, тетрадь Серхио выглядела не хуже, чем у остальных, но дети смотрели на нее завороженно, как на перехваченное письмо, уличающее автора в государственной измене. - В столбик, - произнес учитель в гробовой тишине. - Я сказал, написать в столбик. Дома Серхио, не говоря ни слова, прошел в детскую, впервые в жизни лег в кровать среди бела дня и на все расспросы матери отвечал молчанием. Жизнь была кончена. Мать этого не понимала. Отчаявшись добиться ответа, она вздохнула, осторожно погладила сына по голове и вышла вон.