Я на рассвете уйду с отрядом зеленогорских партизан. Часть 2.

Он встал, пошел, побежал. Мир сильно изменился за последнее время (неделю? месяц? год?). Мебель в доме стала ниже. Он научился в три приема залезать на кухонный табурет и гордо сидел там, болтая ногами (под стол залезать было интереснее, но это запрещалось). Дверные ручки и подоконники стали ближе, но все еще оставались вне пределов его досягаемости. Взрослые тоже уменьшились. Теперь, когда мать брала его с собой в лавку или на рынок, он не сидел у нее на руках, а шел сам. Во всяком случае, большей частью. Двор тоже стал понятнее и не так пугал, хотя во двор его в одиночку еще не пускали. Но главным, что изменилось, был отец. Раньше он замечал ребенка только в случаях, когда тот угрожал его вечернему отдыху в кресле с трубкой в зубах и газетой на коленях. Тут же следовал окрик, и мать спешила унести Серхио подальше. Но с недавних пор отец начал воспринимать его как отдельное существо. Заинтересовавшись экзерсисами ребенка, штурмующего табурет или играющего с деревянной ложкой, мужчина подзывал его, ставил между колен и внимательно разглядывал, будто не понимая, откуда тот взялся. Однажды отец принес домой коробку с полудюжиной игрушечных солдатиков. Серхио схватил одного, укололся о крошечный оловянный штык и захныкал. Отец нахмурился. - Прекрати сейчас же. Ты мужчина. Слышишь? Увидев нахмуренные брови нависающего над ним великана и услышав угрозу в его голосе, Серхио разревелся от страха, чем окончательно уронил себя в отцовских глазах. Прибежавшая мать пыталась утешить ребенка, но тот никак не желал успокоиться. - Избаловали мальчишку, - вынес вердикт отец и отвернулся. - Понимаешь, вроде и не ссоримся с ним, - жаловалась мать подруге за чашкой кофе, - вроде в доме тихо, только... - Что? - То и беда, что тихо. Кажется, лучше бы бранился. Молчит прямо часами, сидит у камина и молчит. Я уж и сама молчу, он не любит, чтобы тревожили. Даже если что спросить надо, не могу решиться. И даже не на меня смотрит, а в сторону. Или так хмыкнет со значением, а спросишь, в чем дело, говорит - ничего, тебе показалось. А то уйдет на весь вечер, а куда - не говорит. - А ты сама спроси. - Спрашивала. Он только хмурится. Один раз ответил - а сама как думаешь? А еще раз было, пришел на ночь глядя, вином пахнет, шляпа вся в пыли, видно, что ронял. Ждет, что я первая заговорю, не дождался и говорит, мрачно так - ладно, что уж. Повесил на шею хомут, теперь поздно жалеть. Думал, хоть сын будет удачный. Потом улегся в гостиной на диване, а я одна спать пошла... Соседка деликатно молчала, не осуждая молодую подругу за жалобы. У нее не было и такого мужа, и она чувствовала себя старухой.