Печальный бунтовщик, чей враг лежит в могиле, Как трудно бунтовать, когда пришла весна... Арандиль
Печальный бунтовщик - лишь горсть печатных знаков, Да вечная печаль - как круглая печать... Путь семерых - во тьму, но всем ли - одинаков? Их слава - никому, но стоит ли молчать? И мне ль не понимать - ничто не сохранится, Уйдет по облакам и запросто сгниет... Но лишь твоим письмом расщедрится страница, И адрес "никому" исправлю - "для нее". Мы хищны от любви - хоть кровь со снега слижем, Когда над головой ярится меч о щит. Наш герб не различить - в нем рыжее на рыжем, Но в нем есть образ твой, печальный бунтовщик. Окружие его - незримая граница, Идущая - по нам? В Создании самом? ...Но лишь до Вечной Тьмы разверзнется страница, Я выплеснусь твоим мерцающим письмом. Но нет - границы все незыблемо-упруги, И не добравшись врозь до обиталищ тьмы, Мы происходим здесь, не зная друг о друге, Но составляя то, что называют "мы". И знакам наших тайн из мира не убраться: То снег солоноват, то горечью - вода... Незыблемая сеть, нечаянное братство - На письмах в пустоту и слове "никогда". 08.02.03 О другом«Пора наконец-то сказать однозначно и вслух, И пусть канонист мои карты цитатами кроет, Пускай я фальшивлю на взгляд, и на слух, и на нюх – Но я не-на-ви-жу, когда погибают герои!» black__tiger (Т. Петрова), ГП-72
Бывает, что автор (иные и вовсе не злы) Десятки героев творит, развлекаясь невинно. Но время к финалу, пора разрубить все узлы – И махом единым героев убьет половину. Бывает, что автор задумал писать про войну: Она, мол, жестока – вон, видите трупы? – бывает… Но я не люблю… и неловко сказать даже!... Ну, Когда у иных так нелепо они выживают. Вот, вкось переписан не раз уже изданный том – Ругать за идею ? (ломиться в открытые двери) – И в пятом часу прочитать (хорошо, не в шестом!)… Но верить – и днем? И не разум, но сердце не верит. И сердце оглохло – для шепота: «Выжил, поверь…» - Стесненное ночью, историей, странным ночлегом... – Но знает, что смерть – это тоже открытая дверь. И все, что копилось тебе, рассыпается снегом. …Не утром, но встать, от усталости тихо дрожа – Темнеет уже? – В эти дни не очень светает… И видеть отлично – с какого-то там этажа: Он черную землю и черную скорбь заметает… (- 25.12.07, у Ангела) НА ПОЛЕМИКУ «ВОКРУГ МИСС ТВИНКЛЬ»«Учитывая это, я давно уже предложила представить полемику "Черной книги" с "Сильмариллионом" в отношении благости Мелькора следующим образом: назвать Мелькора Властелином Яблочного Повидла, Свет представить как великую силу Грушевого Повидла, и заявить, что обе названные сущности страшно враждуют с Вишневым Вареньем (т.е. Пустотой).» Ms. Twinkle Падают груши со стуком в ночном саду… Любелия
Был яблочный год и финиш тысячелетья. Летело на землю то, что повидлом станет. А мы угодили в Сети о Тьме и Свете, Которые нас поили бурей в стакане. Мы близились к сущности, невыразимой и светлой, А небо сгущалось, и в тучах мерещилась Шелоб, И яблоки не доживали до банки заветной, Поставленной неколебимо в чулане замшелом. Когда задождит, отречешься не только от идола Над книгой потертой - мир целый покажется лишним… Но лучше - под плащ, и уж раз в мире столько повидла, Забросить все книги и выйти разыскивать вишни. Найти, дотянуться - и сгинут столь важные даты, И сок неразреженно-терпкий окутает души: Землей и дождем, все уже совершилось когда-то, Припомни: о чуткую твердь разбиваются груши… декабрь 2000 ГОСПОДИН Б. Итак, господин Б., в некой локальной войне, Названия коей не помню, лишившийся правой руки, Обязанный очень многим покойной своей жене, - Хотя бы тем, что дважды воскрес всему вопреки, Нуждается в помощи общества, но случай не слишком тяжел, Покупки да роскошь общения - как раз для нас, волонтеров, - Вот список на десять лиц, крепитесь, работа не вол, Вот комната на двоих, а год закончится скоро. Итак, господин Б. не требует свежих газет, Не затевает ремонт, не ездит в соседние страны, Не просит гулять с собакой - ее давно уже нет, - И все ж препоручен нам, как и прочие ветераны. Зато он часто твердит: уж слишком мир искажен - Ведь после второй из смертей супруга его не воскресла. Нет, он не осудит тех, кто часто меняет жен… (А слева - следы ногтей на старой обшивке кресла.) А впрочем, он умолчит о длинной своей судьбе, Привычно лицо отвернув к мороси заоконной. И я еще полюблю приходить к господину Б. - Отдыхать от рассказов иных о юности в Первой Конной, О схватке за Перл Харбор, о битве за урожай Скороспелого бамбука в Большой Песчаной Пустыне… Закончится год. Подруга предложит: «Не уезжай». Я вновь подпишу контракт, не думая о причине. В ту ночь во сне будет все, о чем он не говорил: Темницы, мосты, леса, короны, мечи и волки. Подруга разбудит: «Скорей! Сейчас взойдет сильмарилл! Не знаешь? Потом прочтешь - потрепанный том на полке». Меня проберет до костей звезды отточенный свет, Потом осенний рассвет - холодный, пустой, безбрежный, И колкая мысль: да, мир искажен и возврата нет, И Лютиэн умерла, но у нас еще есть надежда. 2000 [Еще одно Очень Древнее Стихотворение;-)] ПЕСНЬ О ФИЛОЛОГИЧЕСКОЙ НЕДОСТАТОЧНОСТИИмен не осталось. Ниеннах
Падет закат, и встанет мгла, кто проиграет в дурака, кто возрыдает над корытом, Кому - серьезные дела… А я сижу над ЧКА, над словарем Ах’энн открытым. Не мыслю Тьме противостать, но вновь незримая стена неколебима между нами: Ведь мне учебник не достать, остались только имена, и что мне делать с именами? Пусть не является во сне всепоглощающий потоп, всесокрушающее море, Дворцы и хижины на дне, - но я довольно знаю, чтоб затосковать о Нуменорэ. Сады и россыпи камней, - да что там, целая страна! - вовек сокрыта под волнами, - И адунаик вместе с ней. Остались только имена - и что мне делать с именами? Когда уйдет последний гном, когда падет последний орк, и энт последний станет древом, Настанет Смертных век, и в нем филологический восторг я усмирю холодным гневом. Зачем мне сей разумный век, его святыня и порок, зачем мой путь - не между вами? …Своей эпохи человек, я снова брежу между строк несохраненными словами. Я препарирую слова, я открываю словари, и пусть улов весьма обилен, Бывает - повезет едва, но чаще слышен только скрип перенатруженных извилин. Увы, с былым не слиться нам, крепка проклятая стена, хоть и прозрачна временами… Я поклоняюсь именам, я постигаю имена, я прорастаю именами. А ты избрал веселый путь, душа поет, а не болит, и не саднит потери жалость, Не грезишь прошлое вернуть - ты предпочел палеолит, где и имен-то не осталось. Дурного слова не скажу: не чужд естественных наук, ты не пренебрежешь иными… Но я с тобой не ухожу: я верю имени, мой друг, и что сей мир, когда не имя?.. НА КАРТИНУ КАТАРИНЫ ШМИЛЬ 2. глосса от Мандельштама к Сергею Гонцову... ("...Верну, как волна возвращает свое океану".) Когда от картины отходят, шатаясь, квены, Когда совпадению грёз они рады как дети, Я с вами, друзья: я стояла у древней стены, И камень обманывал нас на десяток столетий. Мы вместе, друзья, - я копалась в душе черепка, И кровь погребенных текла по невидимым жилам.... ...И каждый - один (закипала, сгорая, река, И голос метался под сводами: "Что? Отслужила?"). И стенопись войн дождевая смывала вода, И ветер летел по заросшим травою курганам - Так двигалась осень. ...Когда мы вернемся туда И вместе увидим, как было - так странно, так странно... 09.12.2003 * Заполненны не-светом поезда - Задраенные намертво вагоны, Где мерно усыпляют перегоны, А будят и тревожат - города. И путь - хотя не под откос - прямой, Но не забудь: он движется к востоку, - Так, молодея, срок течет к истоку, А сердце возвращается домой. И прижимаясь зА полночь к окну, Поймешь, огням в полях, как чуду внемля, - Он шел в Исход, твердя: "Какие земли!" - Я здесь однажды что-нибудь копну. 19.11, поезд на Самару Железнодорожное ...И отрешенно катится вагон По серой пыли городских окраин. Маршрут один - "состав на полигон", А в недрах - тот, кто сам себе не равен, - К попутчикам глухое существо, Слепой ловец сомнительной удачи - Над правилами плачет оттого, Что не умеет полюбить иначе. И где-то за десятком первых зон Разорван путь на ветви, сны и части... Вот так и продолжается сезон, И сквозь грозу просвечивает счастье. 2006-08-23 Si qente Feanor Предупреждение два: полет фантазии над местностью, смещение дат, подтасовка фактов, возможный ущерб чести и достоинству реальных лиц. Как всегда, на лихие суждения скор, Нарушая условья игры, О небывшем еще говорил Феанор: «Эти люди не слишком добры, Но напротив – во всяких словах и делах Неизбежно преклонны ко злу…» Отражалась, мерцая, свеча в зеркалах, И бежала волна по стеклу, И единственный друг на войну уезжал, Не оставив вокруг ничего… Ну а там, в зеркалах, Феанор продолжал, - Да не так, как плели до него Те, кто ранее знал о рождении том, - «Тех людей сердцевина дурна…» И слова замирали над чистым листом Под отчетливый рокот – «война», - От нее не уйти… «…хоть бежали давно И, быть может, ушли далеко От погони, мне все-таки ясно одно: Их разнюхает Мелькор легко, Легче легкого – тех, кои связаны с ним И, не ведая, ищут его…» Так слова прорывались – одно за одним, Доплетая свое колдовство. «…И на троне, где ненависть правит одна, Семь грехов и великое зло – Было, славили…» Что это? Будь не война – Разобрался бы… Не повезло: Нужно выжечь былое, мечтанья бросать, Грохот боя тебе – вместо нот… Нужно выжить и выяснить, и записать, Не забыть карандаш и блокнот, - Потому что не глохнет Творения хор, И стучатся в сознанье миры, И твердит о подобных себе Феанор: «Эти воины вряд ли добры…» 2006-02-01 ПРИГЛАШЕНИЕ Грабим, словно судим, Словно правды ради. Лучшая из судеб - Чертежом в тетради, По жаре и пыли - Лучшая из судеб, Хоть бы и в могиле Ничего не будет. Пустота поманит, Дождь предложит помощь... Помнишь, в Арамане Было хуже - помнишь? Лился сумрак сонный, Горестям охрана: Дождь среди сезона - Рано, рано, рано! Рана - как расплата, Знак конца, что брезжит. Не родись крылатым - Обдерут, обрежут, На черченья нужды Изведут, на перья... Тело станет чуждым - Кто, скажи, теперь я? Если нас осудят - Только правды ради. Лучшая из судеб - Не родиться в Арде. Хоть в пивном Шумере, При Иване Грозном... Только в высшей мере Поздно, поздно, поздно! По знакомым лицам, По заросшим склонам, Где в ущерб столицам - Нищета сезона, Где до края зноя Грех молить о чуде, Где всегда иное Было, есть и будет. Будет имя платой, Будет битва Пятой... Не родись крылатой, А родись с лопатой, Чтоб, когда нисходит Худшая из судеб, Не отбиться - хоть бы Крикнуть право будет: "Aiya, сладость лета, Горшая на свете! Если песня спета, Пусть уносит ветер, Aiya, бьется море, В кромку мела - травы, Мы свое отспорим, Хоть мы и не правы. Aiya..." 13.07.2002, перед дождем (Глосса на Грача) Нас время листало, и время - водило кругами... ...Когда от жары забываешь названье страны, Чуть скрипнет металл - и появится в новом кургане Кинжал антикварный и древнее чувство вины. Какие знакомые руны в оси рукояти, Все тот же на лбу - здесь по кости угаданный - след! Затем ли в Подзвездной мы живы остались, приятель, Затем ли сражались бок о бок полтысячи лет? Уходит в закат неизвестная вечности балка, Исходит закат - тьмой и кровью, как будто в бою... Я все зачерчу, раскопаю - не бойся, не жалко! - Затем соберу, упакую - а после спою. Покуда кинжал и скелет полежат на просушке, Лихие слова без надежды звенят на ветру. Курганный отряд беззаветно рыдает в подушки, Что спишет потом на нетрезвый настрой и жару. А время закружит, а вечность - как прежде, отринет, Но малой ценой за отказы заплатит сполна: Знакомый кинжал - отчужденный в музейной витрине, И тем же стеклом, словно гранью, разбита вина. ...Он больше не мрачен - но ясен, отточен, отчетлив, Случаный напев оборвался на слове "Лети!"... Засыпет раскоп, переправит на почту отчеты, И канет в закат, уходя по Прямому Пути. 18.01.2007 ГОРОДИЩЕ РОССОШКИ 1 «Что ты ищешь?» - от разговора Отслоились обрывки фраз. Городище – суть бывший город. Крохи смысла – для нас как раз. Брызги слова – ты больше ищешь? Больше, чем ныне в мире есть? Тень былого над городищем. (Это – облако. Это – весть?) Шрамы рвов и былая честь. Да закаты, что вечерами Стынут сполохом той войны… Слышишь – «город пронизан ветрами»? Слышишь – «стены его холодны»? Эхо плена, угар весны… По колено – Трава. И сны. 23.07.03, завтрашнему выезду на Россошки посвящается (курсивом - цитаты из песни Анариона) 2 Раскопы – как раны: до прежнего не зарастают. За блеском Ирана? Но он меж курганов блистает. За греческим чудом? И чудо – южнее, у моря… Зачем же? Откуда? В отплату какого же горя? …А мы неустанны, мы неуязвимы и правы… Но только не встанут с земли потревоженной травы – Оскалится мелом, да куст одинокий – как брошен… Вот так неумело мы ломимся в землю за прошлым. А прошлое дышит в листве, в кружевной полутени – Не слухом, но слышит взыскующий судеб сплетенье, В воде - горечь яда, и боль от стрелы – у предплечья… Да, прошлое рядом – тоска и печаль человечья. «Уходишь? Так рано?» - лишь ветер траву пролистает… Душа помнит раны, а тело навеки истает. 26.07.03, нашим позапрошлогодним шурфам на Россошках, № 1 и № 2, - посвящается (Про Нолдор в Новгороде) ...Там нолдор всю ночь уходили в поход (А дождь поливал, как в ведро), И утром в подземный вошли переход, Что в городе звался "Метро". А дождь продолжался - уже в решето, И лужей в раскопе стоял. ...Их больше уже не увидел никто, Не вспомнил и не изваял. А я собиралась идти на раскоп, В котором стояла вода. Проблема сплетенья видений и троп Была мне - чужая беда. Но нам назревал дождевой выходной (И следом, конечно, аврал). ...Скажи, если б ты повстречался со мной Тогда - ты бы разве соврал? - О том, что осталось уже и не пять - Нет, года, наверное, три - Копай, разворачивай прошлое вспять! А после - читай и смотри. А дождь поливал - как всемирный потоп, Которому чуточку лень. И нолдор под вечер пришли на раскоп, Но утром их смыло в Ильмень. Я после ходила смотреть на мосты, Что не утащила вода... Отправились спать мы - со Дня Бересты, А вышли - куда-то туда. Над Юрьевым косо стояла звезда, И к ней прорастала трава - Так было и будет, везде и всегда... ...Не плачь, это просто слова - Не шлемы, не тени, не злые глаза - Ни нолдор, ни дня, ни числа... По городу просто бродила гроза, А после куда-то ушла. 27.05.07 Эовин-2000 Нет, не травы степные, сухие на вкус, Не ветра, заплутавшие в гриве, - Наконец-то со скрипом оконченный курс, Жидкий чай в эдорасском архиве, Эта бледная жизнь, этот бренный стеллаж, Тридцать три неразобранных дела... И ехидный Эомер: "Студент, а туда ж - Прямо в сказку попасть захотела!" Да уж, сказка - скрипуче и полутемно, И пути заплетаются втуне, И немыто, похоже, любое окно С достославных времен Анадунэ. А заезжий красавец, атлет, архивист Третий день то поссорит, то мирит, Весь архив, трижды смяв и разгладив, как лист (Вязью сверху: "...музей. Минас-Тирит".) Вот и мне: "К вашей пользе, в конце-то концов: Привыкайте во мне видеть брата... Впрочем, скоро в дорогу - Тропой Мертвецов..." (Эру Праведный! Снова цитата!) И знакомая жалость (зачем, Следопыт?): "Эх, студент, а туда же, туда же..." За немытыми стеклами - цокот копыт: Тривиальная конная стража. Картотеки, дела... Не поднять головы. Все пропитано пылью и сонно. Но легенды встают из зеленой травы И влетают в окно неучтенно. пятница, 13е, поутру * Только камни остаются меж людьми До поля пустые в разнотравье мирном... Ты не спрашивай меня, где Боромир, Ты не спрашивай меня, где Бар-эн-Мирдайн. Не расспрашивай - вот карта, забери! Вот находки, упакованные в вате; Пыльный том, а вот другие - целых три. ...То ли духа, то ли времени - не хватит. Ни душа твоя ни сердце не вольны Упокоиться на буквах и железе. Это просто - приближение весны... Лист разведочный - и бродишь сколько влезет. Будут карты пересмотрены до дыр, Будет холод пробирать поближе к ночи... А что всем однажды снится Боромир - Аспиранты врут. А может, и не очень. Как сказать, что видел - на пределе сил, В том отчетливом, и все ж незримом свете... Я, конечно, не об имени спросил. Я молчал. Важнее то, что он ответил. Не в словах, пожалуй, дело, не в краях Заповедных, и важна не только дата... Много было их - на копьях, на ладьях, По болотам, под курганами... когда-то. И во многих ведь играли мы - детьми, Объявляя те деяния - своими... ...Дело в том, что остается меж людьми. Что важней, чем рог да камень, меч да имя. Apr. 12th, 2008