𝐬𝐤𝐞𝐭𝐜𝐡𝐞𝐬

Блеск свадебного венца венчал нелюбящие сердца, зажигая отчаяние в глазах. Сияние красивых нарядов переливалось яркими красками, словно живопись весеннего рассвета. Свечи горели наподобие лампад на праздничных фестивалях, освещая дорогу в новую жизнь. Ритуалы — каденции старинных хайку* переплетали судьбы в невидимый узор. Изящество и гармония, искусный икебана* украшали пространство вокруг. Веселье и песни заполнили воздух: Хашира радостно распивали сакэ вместе с родственниками со стороны невесты. Луна расплавленного серебра застыла, светя холодными лучами на молодожёнов, стоящих у скромного дома. Воздух пронизан неловкостью, словно волшебные пряди времени заплелись в вечерний ветер. Дорожка, усыпанная лепестками сакуры, предстала им, как ковёр из мягкого шелка, ведущий в загадочный мир соблазна. Их взгляды встретились, но не вспыхнули искрой любви, а оставались ледяными, охраняющими свои уделы. Величественные стены домика казались свидетелями многих подобных историй, где союз душ являлся театром обстоятельств. Лепестки сакуры — вестники прошлого тихо шептали истории, где слова "любовь" и "страсть" теряли свой смысл. Огни, танцуя в своих подсвеченных стеклах, словно бодрствовали души предков, взывая к тайнам прошлого. Молодая пара стояла в пространстве, как перенесенные в параллельную вселенную. Взгляды их встречались, но в сердцах гремели несогласия, звуки старинных битв, ретиво требующих своего. Ночь обещала стать свидетельницей их слияния, как будто волны времени несли их в объятия неизведанного. Девица сидела на полу в углу комнаты, тщательно приводя себя в порядок. Руки ловко распутывали волосы. Свадебное белоснежное кимоно заменялось на легкую юкату. Макияж смылся мыльной водой, оставляя лицо чистым. Вышедшая святая своего уединения, Т/и, замерла, стойкая, на пороге семейного свода, где бесстрастно царил тот, кто стал ей чужим. Глаза её несколько минут блуждали по недружелюбным стенам. Нелюбимый муж стоял в своём безразличной величии, как каменный храм без света. Готовая извергнуть бурю слёз в любую секунду, она молча взирала на его израненный облик со спины. В девичьих глазах мерцало отчаяние, но гордость не давала слезам прокладывать свой путь. В смирении, в тишине она стояла, глаза её молчаньем полны были, в ожидании, заметит ли супруг душу её томную. Муж молча стоял, внимая лишь своим мыслям. Не обращал он внимание на звуки вечерней тишины. А она, девушка волнующаяся, вздохнула глубоко. Взгляд её встретил два футона. На сердце тяжело стало, и к нему направилась. Руки принялись расправлять ткань футона, что мягко покорялась её ласковым движениям. Она взглянула на подготовленное ложе. Теперь оно было готово к сну. Сложенные ткани лежали перед ней, воплотившиеся в невидимый образ любви и заботы. С грустью в сердце знала, что её спутник по ночам — нелюбимый мужчина. Однако даже в этой грусти продолжала смиренно ждать. Переступил порог Томиока, фусуму* закрыв за собою. Возвышался, взор направив в сторону девицы, замечая её явное недовольство. Мужчина сел на футон, скрестив ноги, упершись локтём в стол, подпёр подбородок. — Всё готово? — задал вопрос Гию. Взор скользил по комнате, словно ветер времени, несущий с собой шепот прошлых беззаботных дней. — Да, — тихо ответила девушка. Чуть приподнявшись, она спросила, — Господин Томиока, позволите? Подняв глаза на собеседницу, столп одобрительно кивнул и принялся наблюдать за дальнейшими действиями.  Дама поднялась, подошла к сундуку и распахнула его. Оттуда явился самурайский клинок. В руках её лежал меч — сокровище великое. С гордостью и трепетом она подошла к супругу. На колени склонившись, приподнесла сталь. Лезвие блеснуло в ладонях хозяина, обрело смысл и своё место. Взгляды соединились, как невидимые нити судьбы. — Позвольте преподнести Вам этот скромный подарок, — опустив голову, прошептала Т/и. — Поднимись, — спокойно ответил Гию. Отложил клинок в сторону, он коснулся пальцами её заострённого подбородка и произнёс, — Впредь не опускай передо мной головы. Тонкие бровки приподнялись в изучении, явно не понимая значение говора. Почтение мужа — быточисленная часть жизни жен, наподобие перу в коклюшке. Воля её, судя по всему, в этом вопросе не спрашивалась, как ветер, не замедляющий свой бег. Светлые глаза, словно зори на небесах, боязливо забегали, стараясь уловить подвох в этих словах. Старшие, как стражи традиций, требовали повиновения. Руки, расположенные на коленях, сжали ткань одёжи, и девушка рвано задышала, а пальцы Хашира скользнув по овалу её лица, отстранились, и переместились на стол. Взяв из тарелочки нарезанный фрукт, мужчина откусил небольшой кусочек и вновь обратил своё внимание на жену, которая дрожала из-за страха. — Закрой глаза и открой рот, — скомандовал Гию. Она молча подчинилась. Держа кусочек того фрукта, что оказался грушей, он осторожно положил его ей в рот. Его взгляд остался холодным, нечитаемым. Трепетное мгновение оказалась воплощением запретного наслаждения. Сладкий вкус расцветал на губах, словно красное вино в бокале. Томиока прощупывал почву, пытаясь проанализировать то, насколько эту не в чём неповинную девчушку запугали старейшины. Прекрасно осознавал: их союз пойдёт на благо её семьи. Сотни девушек, знающие о существовании демонов, не прочь выйти за влиятельного мужчину, в особенности за того, который мог бы уничтожить сильнейших отродий. Но стоило ли оно того? Сидящая перед ним особа, сдерживающая слёзы, так юна и невинна. — Не хочешь союза со мной? Оперевшись левой ладонью об мягкий матрас, он принялся подниматься, игнорируя при этом жжение на спине от недавнего сражения. Но боль победила и, тихо шикнув, мужчина сел обратно, больше не предпринимая попыток к тому, чтобы подняться. — Если бы не хотела, то моего согласия вы бы не получили, господин Томиока, — со вздохом ответила Т/и. — Тогда есть ли смысл опасаться? — Буду откровенна с вами: опасения свои я не считаю абсурдными. Выходить замуж за человека, которого совершенно не знаешь, в моём восприятии дико и нерационально, — она, волнуясь, начала объяснять. — У меня был жених, но, к сожалению, родители предпочли Вас, господин Томиока. Я не виню Вас, просто прошу понять мои чувства. Выслушав дерзкую позицию зазнобы, Гию опустил взгляд, размышляя об сегодняшнем дне. С чего всё началось: девица, покрытая белоснежным кимоно из дорогой шелковой ткани, предстала перед будущим супругом, словно роскошный цветок в сумеречных лугах, покуда в глазах таился страх, мрак вековечной ночи. От каждого звука она вздрагивала, как листик на ветру, и отчаянно пыталась уклониться от внимания. Среди придворных, девушка брела, словно плененная птица. Взор её скользил по лицам, искал защиты от невидимых угроз. Томиоку окутывала тень беспокойства, ведь перед ним была не просто дама, а замкнутая в себе девушка. Он смотрел, как нежные пальцы сжимали ткань одёжи, словно это была единственная опора в опасном танце с судьбой. Мужчина являлся столпом, но ему было не по себе, видя, как она дергалась, пытаясь ускользнуть от невидимых опасностей. Сознание гласило: молчание – единственное верное решение. Неоспоримая истина, их связавшая, превратилась в непреодолимую стену. Перед лицом неведомого будущего приходилось выживать в молчании, обходя шипы невысказанных слов. Их объединяла необходимость принятия, не словами, а жизнью, бок о бок. Семейные узы казались тонкими нитями, но прочными, как сталь. Возможно, родители, своевременно заметившие перемену, стали бы ткачами молвы. Но для них существовал только момент, где их души слились в обязанностях перед друг другом, становясь свидетелями собственного выживания. Гию Томиока молчал, чувствуя, что каждое произнесенное слово будет лишним. Сознание его наполняли ясные нюансы невозможности: любовь ему не светила. Глаза девичьи смотрели вдаль, как будто уносили его душу в пространство невозможных желаний. В молчании, без обмена фразами он чувствовал дрожь невозможности сближения. Внутренний диалог был ясен – они не принадлежат друг другу. Эта непреодолимая грань разлучала их, и Хашира выбрал молчание, чтобы не нарушить торжествующую реальность. Мужчина извлёк из кармана нежную бархатную коробку бордового оттенка, ставшая немым посланием, положенным перед девушкой. Безмолвие заменило слова, и тишина раскрыла свои объятия в комнате. Вещь, как посланник чувств, лежала там, символизируя момент грани, показывая, что их надежды не увенчались успехом. Он встал, поднял меч и, не нарушая своим присутствием покой жены, тихо направился к выходу из комнаты. Комната стала свидетельством, где молчание и коробка стали мостом к новой главе – мостом, по которому мужчина ушёл, не растрогав воздух словами. Т/И прислушалась, следя за стуком ступней, затихающих вдали. Её взгляд пленила бордовая коробочка, которую она осторожно взяла в руки. Волнение трепетало в воздухе, когда она неуверенно раскрыла. В ней лежала традиционная заколка, увенчанная лёгкостью синих бабочек. Мелодия, звучащая в её душе, переплеталась с уходящим эхом шагов, встретила своё отражение в бирюзовых крыльях, символизируя перемены в жизни обоих. Страх и нежность слились в мгновении, когда заколка стала мостом между прощанием и надеждой. — Не приму такой жизни. Каким бы Вы хорошим человеком ни были, господин Томиока. — Она закрыла коробочку и отложила в сторону. Мужчина, уже положивший ладонь на ручку двери, остановился, услышав тихие слова Т/И. Он опустил глаза. — Понимаю, — прозвучал тихий ответ. Скрипнули половицы, и дверь вновь закрылась, оставляя девушку наедине со своими мыслями и смешанными эмоциями.