О сожалении, любви и вымысле

             — Вот и ты, — прошептала она, смотря на факел в руках инквизитора.              Огонь полыхал красным, густым кровавым цветом, подобно листьям осеннего клёна. Горячий, вязкий и обжигающий на расстоянии. Аим стоял смирно, не двигая ни единой мышцей; готовый к атаке, если Калерия сдвинется с места или издаст любой звук, кроме скулящего шепота. Он не оглядывался вокруг, не удостаивал взором наёмников, что прикрывали его тыл, — нет. Он сосредоточился на невысокой фигуре, — женщине, что яростно сжимала кулаки.       — Порочная сука.       Слова из его уст прозвучали неправильно и до одури смешно. Калерия нервно усмехнулась, дернув плечом, — и куда делась хваленая честь, о коей было слышно чуть ли не из каждой дыры, душных кабаков и подворотен? Разве не сам великий инквизитор Аим Широ вторгся в деревню, не давая и шанса на спасение тому, кто жил, спал, ел там? Не позволил матерям проститься с дочерьми, — годовалыми, юными, взрослыми и теми, что вот-вот появятся на свет; а лишь топтал жизни и обуглившиеся тела.       Дома горели, крики разносились на мили и коверкались ветром. А тем временем, в городе стоял праздник в честь первого снега; люди пили вино, плясали и насмехались над вычурными нарядами иноземных послов. Никто даже не подозревал о зверствах инквизиции в ковене.       Голова клонилась к земле и Калерия почувствовала, как подогнулись колени; правый бок заныл, а теплые капли просочились сквозь платье. Меж ребер торчала стрела, застряв в мышцах и пахнущая кураре. Кто это сделал? Ведьма сощурилась, прижав ладонь к ране и осматривая ублюдков. Неподалеку от инквизитора стоял светловолосый парень, держа в руках спущенный арбалет. Неужели? Калерия пошатнулась и опершись о дерево, принялась выравнивать дыхание, — выходило безуспешно, честно говоря. Они подстрелили её словно дичь на охоте; беглую косулю, чьи ноги погрязли в собственной крови.       — Справлюсь, — сдавленно сказала ведьма.       Раз инквизитор всё ещё здесь, значит, она последняя. Письмо всё-таки дойдет до матушки с сестрами, те смогут перебраться в безопасное место и отжить свой век. В окружении людей, что будут ценить ведьмины силы и их хрупкое доверие.       Калерия потянулась к поясной сумке, схватила одну из склянок и проткнула ногтем тканевую крышку; крепко сжала в руке, потрясывая темно-зеленый порошок с похожими на опилки, семенами. Сонная трава уже начала действовать, вызвав у ведьмы непрошенный зевок, слабый и почти незаметный. Спать не хотелось, да и не вышло бы, шибко маловатая доза для ведьмы; зато для людей в самый раз.       «Дерьмо», — она стиснула зубы.       Вспышка боли прострелила легкие. Стекло разбилось, ударившись оземь. Яд помчался по венам; пуская корни и отравляя сознание. Калерия уже не смотрела вперед, не искала лиц; она подмяла полы платья и, ведомая чувством, позволила улыбке расцвести на губах. Запахло выпечкой, сахаром и яблоками. Она закрыла глаза, вдыхая нежный аромат.       «Вот бы матушка подоспела вовремя и я снова отведала этого чудесного… Как его там? Яблочного пирога, кажется. Да, пирога».       Движение мужской руки разломило стрелу надвое и вытянуло наконечник; рана раскрылась и кровь густым потоком потекла вниз к бедру.       «Люблю вас так сильно».       Рот наполнился кровью, превращая слова в невнятное блеянье.       — Подавись своей ядовитой желчью.       Инквизитор не ответил.       Он действовал, желая добиться поставленной свыше цели; удовлетворить собственную нужду во благо народа, во имя иллюзии, что питала его мечты о будущем и туманила разум. Такой чистый, преданный и безжалостный. Аим неспеша подошел к ведьме и не раздумывая, пнул ботинком по коленям. Тело ведьмы содрогнулось, прежде чем рухнуло навзничь. Некогда румяные щеки залились кровью, грязное месиво забилось в белые кудри, а ветви проткнули ловкие пальцы, что вчерашним вечером держали кружку эля.       Аим презрительно хмыкнул, сплюнул на тело и обтер рот рукавом.       Не успел он опомниться, как раздался гулкий, волчий вой. Ветер поднял к небу листья, кроша их в пыль и сдирая со стволов кору; тяжелое дыхание ветра сгустило тучи, закрывая луну и звезды.       — Всему своё время, — послышалось издалека.       Худощавая тень собрала волосы, засучила рукава и понеслась вдоль толпы, сбивая с ног, разрубая артерии и лишая жизни; несколько раз блеснуло острие кинжала. Тень остановилась, зажав меж пальцев горло инквизитора и коротко посмотрела на него своими черными, как смоль, глазами.       — Ублюдка к ублюдкам, — сказала Радмила и кинула его бездыханное тело к остальной куче охотников. Затем, на дрожащих ногах подошла к женщине, лежащей подле распустившихся ландышей; опустилась на колени и не произнося ни звука, коснулась пальцами бледной кожи. Прикрыла её веки и прошептала:       — Ещё свидимся, сестра. Обязательно.       А по другую сторону земли, где среди странников и болтающих юношей, шли две девушки с пожилой женщиной, белый ворон обратился письмом.