год золотой рыбки

Когда Рокухиро Кунисигэ умирает, все начинает идти через одно место. В те дни Сиба понятия не имеет, что ему делать. Мечи украдены, друг и создатель легендарных клинков — мертв, в довесок ему на плечи ложится ответственность за оставшегося сиротой сына. Даже война не готовит его к такому хаосу. Он-то, наивный, думает, раз прошло больше десятка лет с ее окончания, то можно немного расслабиться, но подлянка тут как тут. Ничего удивительного, конечно, Сиба не особо шокирован — не в шоке и правительство, и все начинают разнюхивать, что же там такое приключилось… Пока весь этот бюрократический аппарат начнет шевелиться, можно поседеть от старости. Правительство об этом тоже в курсе. Потому они с Сибой — с агентами, конечно — делают поблажки: те закрывают глаза на некоторые интересные инциденты, рядом с которыми совершенно случайно оказывается Сиба, а он сам сливает ровно столько информации, сколько нужно. И все довольны. Руководство медленно ковыряется, агенты рыщут, а Сиба вроде как даже занят делом. Хотя у него проблем сейчас выше крыши, и на фоне их смерть приятеля даже не столь существенна. Ну, то есть, фигово, конечно, но Кунисигэ мертв, ему уже все равно, а с его отпрыском что-то нужно делать, ведь тот еще живой. Хотя не «еще», нет, глупость, Тихиро не умрет. Не должен. Не должен же? Скажи Сибе еще пару лет назад, что на него свалится такая ответственность, он бы только посмеялся. Но теперь приходится возиться с мелочью. Ну, как «возиться»: это очень громко сказано, с Тихиро никаких проблем нет. И не было — он пацан золотой, своему папаше поучиться. За домом следил, тишину соблюдал, тренировался без жалоб, хотя кузнечное дело для ребенка не самое простое занятие. Сиба еще тогда считал, мол, слишком уж тот молчаливый и замкнутый, но сейчас эта черта достигает своего пика. Как мальчишка может только и делать, что думать о мести? Он должен мечтать о том, как сгонять в ближайший магазин и посмотреть сквозь стекло на журналы с девчонками, где от одежды один хлипкий купальник, а не день за днем махать мечом, бормоча себе эту мантру: я отомщу, я отомщу… Приходится забрать мальца к себе, пообещать уважаемым господам всякое, но вот, опека теперь на нем. Да ты почти настоящий папаша, рассмеялся бы Кунисигэ, как он обычно делал, и воспоминания об этом вызывают у Сибы кривую ухмылку. Он предается ностальгии по приятелю, когда ночью выходит подышать свежим воздухом (и подымить, без сигарет нынче совсем тяжко), и видит Тихиро — тот торчит во дворе и упорно машет боккэном. Ночь на дворе, над головой только луна, но Тихиро продолжает свою немую тренировку, хотя даже врачи ему говорят — надо отдохнуть, пережитый стресс, все это, плюс рана на лице слишком уж глубокая, везет, что глаз не задевает. Некоторое время Сиба молча наблюдает за отточенными движениями. Удар сверху вниз, рубящий. Это прием палачей, убийц, но никак не мальчишек, но Сиба не произносит ничего, просто смотрит и смотрит… Потом подходит и пальцами хватает боккэн за кончик, когда Тихиро слишком сильно замахивается назад. Цокает. — Н-да, над техникой тут только работать и работать… Что делаешь? Невероятно глупый вопрос, понимает Сиба, но это вроде как необходимая прелюдия, окей? — Тренирую ката. — Ката… — Сиба морщится. — Ката — хрень. В два ночи? Спать надо. — Мне некогда спать, Сиба-сан. У меня мало времени. До чего, хочется спросить ему. У тебя вся жизнь впереди, и ты еще успеешь угробить ее на что-то глупое, как Сиба в свое время тратит дни и недели на всякие бестолковые занятия. Но лучше бы не гробить, конечно. Тихиро опускает боккэн и смотрит ему прямо в глаза: в полумраке и при неярком лунном свете его лицо резко очерчиваются, делая его похожим на Кунисигэ. Но вместе с этим Сиба видит, как измучено лицо Тихиро, и как белым пятном на коже выделяются повязки на свежей ране, как западают глаза с сеткой полопавшихся капилляров. Ему хочется сказать — плюнь на это все, месть не выход. Но Сиба слишком хорошо помнит войну, и знает, как иногда личное может довести дело до конца. Порой все, что требуется — банальный интерес. Кощунственно, но крайне эффективно. Да и кто знает мечи лучше, чем сын кузнеца? Но жить вот так местью? Не отвлекаясь? В мирное время-то? — Прошла всего пара недель. Не загоняй себя, — Сиба трет затылок, понимая, что оратор из него никудышный. — Тем более ката — такая муть… Ну, в смысле, полезно, но не в два ночи. Так что, э, Тихиро. Не знаю, чаю хочешь? Чай — такая банальность, но у Сибы дома лежат кучи сборов, в том числе и усыпляющие (отличное средство от бессонницы). Тихиро это невдомек. Тихиро думает, что это просто предложение на секунду прервать тренировку, ведь это не указание идти спать. С ним проще, когда он действует в рамках желаемого, и в этом смысле им довольно легко манипулировать. Но все же ради блага! На кухне Сиба с трудом отыскивает любимую кружку Кунисигэ, которую тот дарит с надеждой, что ее гостю подавать и будут; разумеется, на ней самый идиотский принт с котом и онигири. Он ставит ее перед Тихиро, тот долго смотрит на рисунок… Потом поднимает взгляд на Сибу, когда тот перестает копаться в ящиках и достает пачку чая. — Вы хотели что-то сказать. Это не вопрос, а прямое утверждение. Тихиро умный мальчик. Может даже слишком умный для своего возраста, и крайне серьезный — такому занудству можно позавидовать. Это непременно станет проблемой в будущем, но сейчас Сибе все равно. Он пожимает плечами. — Если я начну тебя отговаривать, ты не согласишься. Так что, пожалуй, нет. — Вы считаете, что это глупо. Сиба трет затылок. — Ну… Немного. Но я не стану осуждать. Типа, у тебя только-только папаша помер. Думаешь, буду тут ратовать за здравомыслие? Да ладно. Я просто беспокоюсь, что ты шатаешься ночами и не отдыхаешь. Это моя обязанность, как взрослого: быть скучным и правильным. — Вы не очень правильный человек, Сиба-сан. — Да? — хмыкает тот. Потом хватается за чайник. — Вот такого ты обо мне мнения? Тихиро молча наблюдает за тем, как тот разливает чай по мелким пиалам. Потом принюхивается. Это иностранный чай, Сиба достает его после войны у перекупов: дельце не шибко сложное, если надавить на пару задолжавших коллег. Сейчас это не раритет, но десять лет назад… Плюс всякие полезные эффектики. Кто бы подумал, что методы борьбы со старыми кошмарами понадобятся новому поколению. Когда Тихиро начинает водить глазами вокруг, Сиба вскидывает бровь. — А где сахар? — Сахар?! Тихиро, не разочаровывай меня. Никакого сахара. Такой чай с сахаром пить — кощунство. Тот поджимает губы и кивает, будто извиняясь. Вот видишь, мысленно произносит Сиба, тянешься к сладкому. Потому что ты все еще ребенок, а не мститель. И думать тебе надо о таком же, чтобы самой большой проблемой в жизни было отсутствие сахара рядом для горького зеленого чая. Потом Сиба водит пиалой в руке, так, что жидкость начинает кружить гипнотизирующими кругами. — А вот что по поводу ката… Тренировать ката — это не все, что тебе нужно. Твой клинок гораздо сложнее удержать, чем обычный. Поверь, тут всякая муть вроде тренировки духа, целое занудное руководство. Папашка твой предусмотрел, чтобы абы кто такие клинки в руки не брал. Взгляд Тихиро темнеет. — Думаете, у меня получится? — А почему нет? Ты — его сын. Ты лучше всех понимаешь, как такие мечи работают. Думается Сибе, у Тихиро все получится. Он упертый малый, а еще жутко серьезный. Поди найди лучшего кандидата. Отпивает немного. — Но чтобы привести дух и тело в гармонию, надо высыпаться! — Сиба грозит кулаком. — Так что допивай чай и вали в кровать. Нет, серьезно, не вынуждай меня тащить тебя насильно. Я пожилой человек, у меня… э… болят кости… Слушай, не заставляй меня придумывать тупые поводы, я правда не мастак. Сиба хмыкает, когда подсаживается к Тихиро рядом, приобнимет за плечи. Тот вроде старается выдавить из себя кривую улыбку, но все равно получается так себе. Что бы там ни произошло — что бы он ни увидел перед убийством Кунисигэ — это явно оставляет на нем след. Не только моральный. Пальцами он пробегается по повязке на виске, и Тихиро морщится. — Болит, да? — Просто неприятно. — Вот видишь! Так что забей на нудные ката. Они никуда не убегут. Наверное, стоит сказать что-то еще, что-то мотивирующее, доброе, но Сиба понятия не имеет: он не родитель, он просто приятель Кунисигэ, который пропускает момент его гибели. Оказывающийся с его сыном один на один, когда тому нужна поддержка, а все, на что Сиба способен — пара дурацких шуток. Боги, думается, лучше бы я опять попал на войну. Там было в миллион раз проще. Тихиро бы сейчас похныкать, или еще что-то… Но все, что он делает — молчит, сверлит пиалу мертвым взглядом, и не издает ни звука. Он послушно идет спать, и некоторое время Сиба сидит рядом с кроватью, наблюдая, как медленно того утаскивает сон, как хмурое лицо разглаживается хотя бы на мгновение. Размышляет: как расшевелить ребенка? Как сказать отвлечься хотя бы на мгновение? Расслабиться. Такой растерянности Сиба не ощущает уже очень давно. Это их, взрослых, ответственность — найти мечи и отомстить. Рокухиро Кунисигэ — легендарная фигура, само собой это интересует все нужные службы, но Тихиро воспринимает произошедшее слишком близко к сердцу… Ему плевать на то, что гончие-маги уже вынюхивают информацию о «Хисяку», он лично хочет забрать каждый клинок, для него это — дело чести. Ну чем не настоящий самурай, да? Только вот такой повод… Сиба размышляет об этом днями и ночами. Что делать с Тихиро. Тот теперь — его воспитанник, его ответственность. Сибе не хочется губить молодую жизнь местью, он еще на войне понимает, насколько это бесполезное занятие, понимает и Кунисигэ, потому и вещает про пацифизм. Но Тихиро плевать на обычные развлечения, газеты, шумные телепередачи и аквариумных рыбок — единственные рыбки, которые его интересуют, спят в зачарованном клинке, последнем, что остается у него от отца. Он сохраняет уродливый шрам просто для того, чтобы каждый день помнить. Да уж, уныло думает Сиба, родитель из меня просто невероятно дерьмовый. Он как-то ради шутки интересуется у Хинао, когда они проездом в Токио, мол, что делать? Та разбирает бумаги с заказами и смотрит на него будто на самого большого дурака на свете, и Сиба думает — да, наверное, я такой и есть. — Я не особо-то его старше. Серьезно, Сиба-сан? — Ну, блин. Может, у тебя есть идея. Я как-то не силен. Он сидит за стойкой и качает ногой из стороны в сторону, сигарета зажата между пальцев — не зажжена, правда, потому что Хинао обещает ее о лоб потушить. Смотрит в сторону; Тихиро остается в квартире, отсыпается после долгой поездки — ему дорога в Токио еще в тягость, вот она, молодежь. А Сиба привыкает кататься туда-обратно. — Бывают люди, которые не понимают правды, сказанной словами, — Хинао задумчиво теребит рукав кофты. — Если он такой упертый, то его даже самый разумный аргумент не убедит. Может, тебе просто дать ему заняться тем… ну, к чему он стремиться? — Но это опасно. — Будто тебя это волнует, — огрызается она. — Наверняка рад, что нашелся доброволец! Сиба только руки в стороны разводит — раскусывают его только так. — Ну, не факт, что вы так просто найдете этих парней… Плюс этим все равно занимаются «Камунаби». Может, они вас опередят. Не знаю, Сиба-сан. Я бы, конечно, попробовала уговорить, но если Тихиро-кун не хочет — то кто ему указ? Он все равно полезет, а так ты хотя бы сумеешь направить его в нужное русло, потому что он будет чувствовать, что ты его понимаешь. Поверь, для таких людей нет ничего лучше, чем поддержка их извращенного мировоззрения. — «Таких»? — хмыкает Сиба. — Потерянных. Тихиро, по мнению Хинао, потерянный человек, которого ведет лишь месть. Он не думает о том, что будет делать после нее, не думает ни о чем — только жаждет найти все мечи и убить каждого, кто приложил руку к гибели отца. Жаль, думается Сибе. Он мог бы возродить кузнечное дело Кунисигэ, но нет, бегает по улицам и окропляет землю кровью. Калечит себя. Может, найти ему какое-нибудь хобби? Что-то, что будет его отвлекать. Так Сиба думает, когда покидает кафешку Хинао; стопорится, потому что прямо рядом со входом на ограде сидит Тихиро в куртке ему явно больше по размеру — тащит из шкафа, с ужасом понимает Сиба, который прячет там не только одежду, но и то, что малолетним мстителям видеть нельзя по цензурным соображениям. Но он быстро придает лицу расслабленное выражение и вразвалочку подходит к Тихиро. Тот смотрит в сторону, но потом оборачивается к Сибе. — Решил прогуляться? Тут такие храмы… Стоило бы сходить. — А меня туда пустят? — насмешливо парирует Тихиро. — На пороге развернут. — Кто знает, что взбредет в голову этим лысым господам, но я бы тебя пустил, — Сиба хмыкает. — Всегда полезно навестить такое место, не только ради культурного обогащения, но и чтобы отмолить грешки. — А Вы, Сиба-сан, каялись в содеянном? На секунду тот стопорится. Уголки губ опускаются. — Тихиро… Тот смотрит на него по-волчьи, молча. — Я все же прошел войну. Поверь, то, что я тогда делал, не сравнится с тобой. Так что… — он вскидывает голову кверху. — Не знаю даже, каяться ли мне. Но я как-то не думал. И не каялся. Тебе бы тоже не советовал так серьезно к этому относиться, блин, я же просто пошутил. Ну-ка! Он достает из кармана сверток, который готовит ему Хинао. Внутри — анпан, который Сиба собирается уничтожить сам, но что уж тут. Он сует булочку в руки Тихиро, и тот на секунду теряется, и в эту секунду он и правда выглядит на свой возраст, а не как убийца многих. — Это тебе подарочек. С бобовой пастой, от шоколада не отличишь. Тихиро вращает булочку в руках, рассматривая нарисованную на ней рожицу. Потом аккуратно слизывает с пальца смазавшийся шоколад. Сиба смотрит на это краем глаза. На то, как быстро разделывается Тихиро с анпаном, после чего начинает тщательно вытирать пальцы. Он затянет этого ребенка на дно тем, что просто позволит ему пойти по самоубийственной дорожке. Это точно. Но Хинао права в одном: не все люди понимают иной язык, нежели силы. В какой-то момент Тихиро столкнется с противником, который будет ему не по зубам, и тогда перед ним встанет страшное осознание, что есть люди крайне страшные, намного страшнее тех, кого он убивает до. Но Сиба все равно будет следовать за ним по пятам, стараясь прикрыть спину. Потому он опирается на изгородь рядом и закуривает, после чего со смехом хлопает Тихиро по спине, отчего тот закашливается. Им еще столько всего предстоит!