Он сказал нам прожить долгие жизни

      Существует вещь, которая многих сбивает с толку. Тех, кто с ним не знаком. На столе в его кабинете, располагались сразу две фотографии. На одной он стоит с Анни, на руках которой их дочь, а он сам находится позади, в выглаженном костюме, и это — образцовая семейная фотография. Даже у их малышки обычно непослушные волосы не торчат в разные стороны, а собраны в две аккуратные косы, украшенные голубыми лентами. И лица у них всех — очень сосредоточенные. Это фото такое сдержанное лишь потому, что так им сказал сидеть фотограф и Армину оно не очень нравилось — не было в нём искры жизни. Но сделать иное никак не хватало времени.       Рядом стояло ещё одно, почти такое же по содержанию, только дочь на фотокарточке была перепачкана чем-то, а у него самого перекручены лямки подтяжек, и женщина рядом с ним улыбалась как-то хитро. О чём тогда думала Микаса, что так ухмылялась, он не помнил, и прочие обстоятельства того, как изображение было запечатлено — запамятовал. Да и само фото, сделано было не профессионалом, а Конни, который обзавёлся собственной камерой, да не простой, а какой-то заморской штукой из Хизуру. Она была куда меньше тех, что располагались в салонах, или имелась у журналистов. Конни нравилось фотографировать их в самые неожиданные моменты, из-за чего фотокарточки выглядели не очень качественными, но довольно живыми.       И вот, люди что захаживали в его кабинет, оказываясь, по ту сторону стола, непременно спрашивали: на которая из фотографий его семья? Почти всегда, он отвечал одинаково: “На обеих”.        После короткого стука в дверь, скорее формального, чем старающегося оповестить о прибытии, на пороге появляется запыхавшаяся женщина. Армин знаком с ней, но не так чтобы близко — перед ним сотрудница почты, этой даме разрешено разносить письма прямо по зданию правительства. Ей одной позволено это делать. За спиной женщины как всегда её сын, на том по обыденности синяя форма морячка. Армин знал, отец парнишки был моряком. Мать юноши как-то сказала: “Муж, погиб при атаке войск с Парадиза…в тот день много людей погибло.”         Армину тогда стало не по себе, и всё же у него теплилась надежда, что они думали о совсем разных ситуациях. Потом, женщина эта, смотря на него, добавила: “Ненависть только ненависть и плодит, вы благое дело делаете, господин Арлерт”.        И всё же, каждый раз мальчик в форме морячка заставлял его сердце сжиматься. Он поднял архивы, всё, что мог, коих почти не осталось, но так и не нашёл информации, служил ли муж той женщины в порту Либерио. Так уж вышло, что он никогда не узнает, но всегда будет об этом думать.       Вот и сейчас зелёные глаза одиннадцатилетнего мальчишки впились в него с каким-то недюжинным интересом, заставляя голову наполняться тяжёлыми мыслями. Мать поглядывает на сына, говорит:       — Он ваш большой поклонник, — усмехается, — Вы же мир спасли.       — Ах..да… — говорит Армин растерянно.       Женщина отдаёт сразу несколько писем, на тех адреса самые разные, что-то из Хизуру, что-то с другого конца света. Одно из них от Микасы, он видит марки изображающие “Розу”, “Марию” и “Сину”.  Пальцы каждый раз подрагивают, когда он получает эти письма. Поддевает ногтем сургуч, раскрывает конверт, вытягивает плотную бумагу, разворачивает письмо и начинает читать:       “Армин! Спасибо тебе за письмо, оно было довольно обстоятельным. Настолько, что Жан говорит, что тебе стоит писать сразу целую книгу, издавать под своим именем, и направлять нам эти мемуары. Не подумай, что он чем-то недоволен, наоборот, ему интересны все подробности, что ты можешь нам сообщить, особенно те, что касаются Райнера и Конни. Передавай и Анни, наши благодарности. Непременно скажи ей, что её советы по уходу за малышом очень помогают. Я удивлена, насколько всё это эффективно. И Жан удивлён не меньше моего.        Ты спрашивал о том, как мы обустроились. Всё просто прекрасно несмотря на то, что матушка Жана, до сих пор шлёт нам письма с просьбами переехать обратно в город, поближе к ней. Неловко это писать, но она немного навязчива в проявлении своей заботы обо мне. Жан сейчас заглядывает ко мне через плечо, и просит добавить, что “немного навязчива” — это огромное преуменьшение. В любом случае мы замечательно чувствуем себя в сельской местности. Отсюда, не так долго добираться до города, как кажется, рабочие прокладывают дорогу, как и во многих частях острова сейчас.  Браусы совсем рядом к нам. Родители Саши, и Кая заходят минимум раз в неделю. Николо тоже часто гостит в нашем доме, составляет Жану компанию и даже решил научить его готовить, что-нибудь простое, но вкусное.        Вокруг луга и поля, свежий воздух, и если пройти от дома дальше, можно найти прекрасное озеро посреди леса. Шинганшина к нам не так близко, как хотелось бы, но не и не так далеко, как могла бы быть. Когда малыш подрастёт, мы с Жаном сможем туда съездить и навестить Эрена. Однажды я покажу сыну город, где мы росли вместе — ты, я и Эрен.       До рождения малыша, мы выбирались к Хистории с её мужем. Имир уже такая взрослая, подумать только, ей целых одиннадцать лет. Я вижу, что как и Хистории ей нелегко расти, дочерью королевы, на Имир нацелено много внимания, и становясь взрослее это внимание начинает её угнетать. Но я думаю, она такая же сильная как её мать, и непременно справится.       Хистория также помогает Жану найти дело в городе. Ему предлагают возглавить одно из военных формирований, но это ему не по душе. У нас обоих нет ни сил ни желания возвращаться к жизни солдат. Но простая штабная работа, которой он может заняться — это возможность для многих юных солдат, увидеть в нём авторитет, которого им так не хватает и избавиться от ненависти в своих сердцах, что могли взращивать в них йегеристы.       Вопрос с йегеристами на острове, как бы мне этого не хотелось, не улажен до конца. Иногда, Армин…я злюсь, что они называют себя так, пятная имя Эрена. Но мы ничего не можем с этим поделать, таков путь, который все вместе избрали. Я думаю о докторе Йегере, о госпоже Карле…об Эрене. Никто бы из них не хотел, чтобы это имя стало символом большого раздора. И всё же, множество юных сердец вокруг, таких как у Каи, её братьев и сестёр, желают мира.        Армин…признаться честно, мне очень сильно тебя не хватает. Я знаю, что работа не даст тебе и шанса приехать, и всё же не оставляю надежду увидеть тебя в этом году. И если не в этом, то в году следующем, ведь за каждой зимой снова приходит весна.        Пока я писала это письмо, поняла, как много мне хочется тебе сказать. И что когда мы вместе я не говорю и части того, что могла бы. Когда встретимся, давай будем говорить обо всём на свете. Как тогда, в детстве…       Прикладываю фотографию, что обещала. Крепко обнимаю, Микаса.       p.s. На втором листке письмо Каи к Габи, не читай и передай его, пожалуйста. Она отправила его так, потому что знает, что королевская почта, которой я пользуюсь, куда быстрее обычной.       p.s. Привет, это Жан, теперь, когда я на своей шкуре знаю, каково это растить ребёнка, я думаю — ты чёртов герой. Напомни Райнеру, что он обещал притащить свою задницу на остров летом, пусть снова напялит свой дурацкий дипломатический костюм, и приезжает. Возможно, я познакомлю его с какой-нибудь девчонкой из штаба. Некоторые из них считают марлийских парней очень привлекательными, хоть я и не могу понять почему."        Армин читает письмо несколько раз, проводит пальцами по символам начертанным рукой Микасы. Буквы эти будто отражения её самой — тонкие и длинные. Резкие, там, где это необходимо, и мягкие в других местах. Каллиграфия Жана тоже была неплоха, будто бы парень долго учился писать так, чтобы это выглядело впечатляюще.        Он трясёт конверт и оттуда выпадает фото. На том небольшой засвет, вероятно, тот, кто его делал не до конца знал, как обращаться с камерой — на чёрно-белом изображении Микаса, стоит на фоне возвышающегося холма, у неё в руках ребёнок, и, к его удивлению, голова того украшена вполне заметными чёрными волосками. Его собственная дочь долгое время была почти безволосой.       Гены Микасы, не оставили ни единого шанса, чтобы их с Жаном сын, обладал шевелюрой отца. Армин кажется и читал какие-то научные труды, о том, что тёмный цвет волос всегда превосходит более светлый, но не знал насколько это правда. Думает об этом вместо того, чтобы просто насладиться красотой фотографии. Ему интересно, чем ещё ребёнок будет походить на Микасу, а что ему достанется от Жана.       Он сравнивает фото на своём столе, с фотографией, что вертит в руках. И тут и там в глазах Микасы искрится счастье. Он рад за неё. Пожалуй, когда смотрит на это фото, наконец, понимает, что это было правильно —  посоветовать ей тогда, двигаться вперёд, и не корить себя.        Жизнь, которую им подарил Эрен, вот она — запечатлена на этих фотографиях. Он бросает взгляд на своё семейное фото, сделанное в тёмном салоне по просьбе Мюллера, для какой-то газетёнке. Наверно надо всё же его переделать, хотя, впрочем, этот холодный и сосредоточенный взгляд Анни, даже он заставляет его сердце трепетать. Может это фото и годится только для учебников истории, но его жена всегда выглядит прекрасно.       Он откладывает письмо в ящик стола, там их уже несколько. Если и дальше дела будут обстоять так, что они не будут видеться, то конвертов вскоре наберётся целая стопка.       Дверь отворяется. Без стука, конечно. Кому какое дело занят он или нет? На пороге высокий, стройный юноша, под пиджаком которого светлая водолазка, волосы завитками падают на лоб. Фалько выглядит очень свежо для молодого отца двух детей.       — Армин, есть минутка?       — Да, проходи. Хочешь посмотреть на сына Микасы и Жана?       — Чего? То есть…у тебя есть фото?        — Да. И письмо от Каи.       Фалько вертит в руках фотографию, говорит, наконец:       — Наши близнецы похожи на распухшую картошку, а сын Микасы, словно ангел так же красив как и она.       Армину ухмыляется.       — Моя дочь тоже походила на маленькое чудовище.       — У нас в семье, если кто и походит на чудовище так это невыспавшаяся Габи…ох…я имею в виду по поведению, а не внешне... — говорит Фалько, озираясь так, будто Габи может оказаться за его спиной.       Наконец, молодой мужчина перед ним снимает с плеча большой тубус, открывает, раскладывает перед Армином на столе большую карту с планами здания.       — Что ж, выглядеть это будет примерно так...       — Ту-туууууууу, — кричит малышка на его руках. Он думал шум вокзала и рокот поезда будут её пугать, но она, наоборот, в восторге, — Машина!        — Не машина, по-езд, — поясняет он ей.       — По-езд, — протягивает она в ответ.        Присев на мягкое сиденье их купе, Анни смотрит на него очень внимательно, пока он усаживает рядом дочь. Та вертится как юла, и абсолютно не согласна сидеть на месте.       Ей всё вокруг очень интересно.       — Последний раз, когда ты предложил мне прокатиться на поезде, с утра пораньше, ты сделал мне предложение. Страшно подумать, что ты задумал на этот раз.       — Можешь попробовать догадаться.       — Мы будем искать то кольцо, что ты потерял?       — Ха-ха, думаю, его давно нашла какая-нибудь чайка.       — Что ж…надеюсь...мы не рыбу едем покупать.       — Не рыбу.       — Я сдаюсь.       — Ну же, пофантазируй.       Он поглядывает на малышку, та в абсолютном восторге от маленького купе. Для неё это целый новый мир. И когда поезд трогается — в её глазах столько радости, будто сейчас они отправятся в волшебное путешествие, как в тех историях, что он для неё придумывает, когда она не может заснуть. Возможно для неё это именно так. Столько всего в мире она увидит впервые. И вокруг его дочери никаких стен — конечно, кроме тех, что люди возводят в своих умах и сердцах, но пока что, этого ей не обязательно знать.       — Мы едем смотреть на титанов? — вопрошает дочь, с такой детской наивностью в голосе, что становится стыдно, что титаны для неё не заготовлены. Это было странной особенностью их нового мира, которой он всё продолжал удивляться — дети говорили о титанах как о сказке какой-то. Страшной, но от и до выдуманной истории. Схожий блеск в глазах, когда речь заходила о титанах, в том, старом мире, он видел только у Ханджи-сан. Он вспоминал о ней часто. Думал о том, что этот новый мир был бы для неё чудесным местом полным загадок. Этот поезд, фотокамера Конни, машина, что они собрали с ребятами пару лет тому назад. Ханджи-сан это всё бы понравилось, в её глазах было бы не меньше восторга, чем у его дочери, познающей мир.       — Нет, — отрезвляет детскую наивность Анни. — Хотя…кто знает, что твой папа нам приготовил.       — Пирог? — предполагает ребёнок.       — Надеюсь это пирог.       — Пирог!       — Только не рыбный.       — Фу-у-у-у!        Портовый город разросся — это больше не деревушка, а самый настоящий городок у моря, хоть пока ещё индустриализация не превратила его в сущий технологический ад. Армин надеялся, что такого, здесь, подле голубого моря, не случится. Как член правительства, он мог на это повлиять, и собирался сделать именно так. Кусочек моря как воспоминание о детской мечте, о юности, о любви — он хочет быть эгоистом и оставить его себе. Подарить своей жене и дочери.       — Неплохо тут всё изменилось. Выглядит очень прилично.       — Это теперь важный торговый пункт, отсюда корабли идут в Хизуру и обратно. Но нам в другую сторону.       И они следуют вниз, туда где город заканчивается зелёным холмом с видом на песчаный пляж и голубые мечущиеся туда-сюда волны. Здесь, дома повыше меняются маленькими и приземистыми постройками. На самом деле, этот район с очень хорошей и дорогой землёй — он узнал об этом от Фалько, что увлёкся архитектурой в последние годы.        Они спускаются по песчаной тропинке, доходят до территории, огороженной невысоким забором. Тут уже оставлены доски и гора песка.        — Мы…на стройке? — удивляется Анни.       Он опускает дочь и та моментально уносится к тому, что в её фантазии выглядит не иначе как огромная песочница.       — Да, вроде того.       — И…что мы делаем на стройке?       Он подходит к куче досок, находит среди тех колышек. Сбоку, рабочие, что привезли материалы, оставили и молоток. Подбирает оба предмета, возвращается к Анни оставшейся стоять посреди пустыря. Примерно прикидывает, где как и что может тут разместиться. Проверяет глазами всё ли в порядке с малышкой. Кажется, та увлеклась довольно безопасным занятием и можно не переживать, что она закопается в песок с головой.       Он берёт Анни за руку, тянет за собой, чтобы и та присела на колени. Она сопровождает всё это удивлённым взглядом, но следует за ним. Армин передаёт ей в руки деревянный колышек.       — Воткни его в землю, пожалуйста.       Анни всё ещё смотрит на него с лёгким недоумением, но делает, что он попросил. Когда колышек оказывается в нужном месте, он перехватывает в руках молоток поудобнее и легко загоняет тот глубже.        — Видишь, отсюда и будет положен фундамент. Мы вместе его заложили, — улыбается он, глядя на неё. Солнце блестит в её голубых глазах, они сверкают растерянностью, вопросом который сорвётся с губ прямо сейчас:       — Армин…       — Ты же всё поняла уже, тут будет наш новый дом.        — Поняла, конечно, просто…это неожиданно...и…       — И?       — Хочешь сказать, променяем на что-то другое, нашу маленькую тёмную квартиру где с потолка в ванной комнате в дождь капает вода, а зимой ветер гуляет по полу так, будто все окна открыты нараспашку.       — Верно.       — Я рада, но не могу не спросить очевидное… Армин…как же твоя работа?       Он присаживается на газон, и Анни, подбирая ноги, делает тоже вслед за ним. Оба смотрят на дочь копошащуюся в песке. Через пару минут та полезет наверх и им придётся её оттуда снимать, но пока они об этом не знают.       — Я поговорил с Мюллером. Смогу работать из дома, и появляться только по “необходимости”.       — Стой…почему ты раньше так не договорился?       — Не хочу обещать слишком многого, сама знаешь, “необходимости” возникают постоянно.       — Верно, не стоит надеяться, что я смогу видеть тебя каждую минуту.       — И всё же…это будет большой дом. Хитч сможет приезжать и останавливаться надолго. И твой отец не молодеет, однажды нам придётся…помогать ему чаще. Да и ей, — он указывает на дочку, что с интересом поглядывает на верхушку песчаной горы, уперев руки в бока, — пора обзавестись своей комнатой. Давно пора.       — Я привыкла засыпать с ней, хоть и ненавидела это поначалу.       — Она не будет спать с тобой вечно.       — Однажды она вырастет, верно. Но пока…       — Уверен, она и сама так легко не расстанется с возможностью забраться к нам в постель.       — Это так, — ухмыляется Анни.       Он указывает на другую полянку, расположенную поодаль.       — Вот там, будут жить Габи и Фалько с близнецами.       — Хочешь сказать, вы с Фалько, вместе это спланировали?       — Честно говоря, это был план Фалько, я просто им вдохновился. Им и письмами Микасы. Спокойная жизнь…понимаешь? Мы можем попробовать, как и они.        — Понимаю. Мы можем…       Анни осматривает территорию вокруг них внимательно, указывает поодаль вправо.       — Вот там разместим снаряды для тренировок.       — Тренировок?       — Надо держать себя в форме, ты что решил превратиться в старую рухлядь. Я это не потерплю.       — А…ну…тогда…да…       — Хочешь, научу тебя драться?       — Меня? — шокирован он предложением. Он уже немолод для таких вещей.       — А кого же ещё. Давно я не отрабатывала приёмы.       — Хочешь сказать я для тебя подходящая жертва?       — Вставай, покажу тебе парочку способов обезвредить противника.       — Анни!       — Да шучу я.