После грозы - радуга

Ярен еще раз прошлась по комнате, поправила идеально отглаженную скатерть на столе и подошла к окну. Некоторое время она смотрела на аккуратно подстриженную лужайку, живую изгородь, розовые кусты, которые, судя по всему, вот-вот зацветут, и ярко-синюю гладь бассейна. Что ж, она дома! Ярен зажмурилась и в который раз повторила про себя: «Дома!» Отныне это — их с Харуном дом, где они будут строить свою семью, растить детей и день за днем наслаждаться счастьем. Дед на это ей сказал, что они с Харуном молодцы, и так и нужно: — Главное, вы как решили, так и сделали, внучка! — вздохнул он. — Правильно! Иначе… Да что там говорить! — прибавил он еле слышно. Ярен, безусловно, поняла, что он хотел сказать: если долго сомневаться, опасаться каких-либо трудностей и проволочек, то можно потерять абсолютно все. Деду, как никому, известно, каково это. Он ведь точно так же чуть было не лишился единственного человека, который всегда был ему нужен и бесконечно дорог. — Не надо вспоминать о том, что причинило нам столько страданий, дедушка, — сказала ему Ярен, ласково чмокнув его при этом в щеку, как когда-то в детстве. — Ведь теперь-то все хорошо! — Ты права, дочка, — согласился он. — У тебя теперь тоже все будет очень хорошо. И я… я очень рад… Свадьба Ярен и Харуна была, как и все события в семействе Шадоглу, шумной и многолюдной. Дед пригласил своих деловых партнеров, хороших знакомых, арендаторов и управляющих поместьем, влиятельных и состоятельных людей Мидьята, потому что, как он говорил, «его внуки достойны самого лучшего». Накануне в доме всё было буквально перевернуто вверх дном, и все бегали, как выражается почтенная Шукран ханым, словно угорелые. Нужно было правильно расставить и накрыть столы, проследить, чтобы закуски для фуршета были приготовлены безупречно. Еще необходимо было пригласить и разместить музыкантов, украсить двор и импровизированный танцпол… На кухне властвовала, разумеется, новая хозяйка особняка — Айше ханым. Ярен, кстати сказать, всякий раз улыбалась до ушей, когда слышала, как Харун зовет ее «тетей». Кто бы сказал ей совсем недавно, что Азизе Асланбей не просто войдет в их семью, сделается здесь хозяйкой, но и то, что остальные члены семейства будут относится к ней со всем почтением, не поверила бы! Но так или иначе, с приходом Азизе дом будто преобразился, да и обитатели его не остались прежними: во-первых, дед стал совсем другим человеком. Он будто помолодел, похорошел и… перестал без всякого на то повода срывать злость на своих близких. Будто лед растаял на солнце… Да и Азизе это тоже касается! Впору было удивиться: куда делась та жесткая, безжалостная женщина, думающая лишь о том, как уничтожить своих врагов. Теперь она стала внимательной женой и любящей матерью и бабушкой. Собственно, Ярен и это хорошо понимала, поскольку она сама тоже отогрелась, если так можно выразиться, в лучах любви своего Харуна. Да и вообще, что и говорить, все Шадоглу прошли долгий и трудный путь и смогли измениться к лучшему… Словом, Айше ханым зорко следила за приготовлением свадебного пира: она, как посмеивалась мама, прямо-таки загоняла нанятых поваров и официантов, и не дай Аллах тем было допустить какой-нибудь промах. Мама же вместе с Рейян взяли Ярен в оборот и возили ее по магазинам и свадебным салонам. Рейян уверяла, что нужно выбрать самый красивый наряд, чтобы «Харун был сражен наповал». Что же касается Зехры ханым, то она оставалась присматривать за детьми, а потом подробно расспрашивала, как все прошло, и как продвигается пошив платья. Ярен, конечно, волновалась, ей не хотелось надолго оставлять малыша Орхана, но с другой стороны, Зехра ханым, да и Айше ханым тоже глаз с него не спустят. Платье они с Рейян и впрямь выбрали как у сказочной принцессы: приталенное, с открытыми плечами, с юбкой, мягкий шелк которой струился, точно молочный водопад. — Ты в нем будешь неотразимой! — уверяла Рейян. — Думаешь? — придирчиво разглядывала себя в зеркале Ярен. Кажется, она не слишком поправилась после родов… А что касается платья, то оно и впрямь пришлось ей по душе, о таком действительно можно только мечтать. За день до свадьбы приехали Азат и Генюль. Мать с отцом были сами не свои от радости, как и в день бракосочетания деда с Азизе. Тогда сюрприз Ярен и Харуна удался на славу: приезд Азата и его жены обрадовал всех членов семейства. Мать обняла Азата и громко расплакалась; отец тоже был так растроган, что казалось, и он вот-вот заплачет. Генюль со слезами на глазах обнималась с Айше ханым, которая, в свою очередь, своих слез вовсе не стеснялась и на просьбы своих внуков перестать плакать повторяла только, что «это же от счастья». А Ярен смотрела на довольно улыбающегося Харуна и чувствовала себя так, будто она сделала что-то важное, нужное и благодаря ей (и ее мужу, конечно же) вся семья теперь в сборе. Потом она танцевала с Харуном, млея от счастья, когда он обнимал ее за талию, и тихо смеялась, положив при этом голову ему на плечо, когда он шептал ей на ухо, мол, Джихан бей светится от радости, он разом растерял всю свою «задиристость» и импульсивность. — Отныне он будет смирным, как ягненок! — хмыкнул Харун. — Папа? — фыркнула Ярен. — Да ты его плохо знаешь! Это временное явление, поверь мне! — Ну, я, видишь ли, успел достаточно узнать его, а заодно и твоего деда и тетю Айше. Так что… во-первых, твой отец окончательно примирился с родственниками, ведь Азат здесь, и ругаться больше нет причин! Ну, а во-вторых, если твой дед вдруг и вспылит ненароком, то Айше ханым достаточно одного взгляда, чтобы он успокоился. Ярен хихикнула: — Ой, точно, знаешь, еще когда они враждовали, иной раз казалось, будто дед Азизе… ну, так скажем, побаивается. — Моя мать и то ее побаивалась иной раз, — хмыкнул Харун, — так что ничего удивительного. — Харун, — Ярен даже и не заметила, что остановилась посреди зала. Она положила руки ему на плечи и улыбнулась, глядя прямо в глаза, — я… просто хочу тебе сказать, что мне так хорошо, когда ты рядом. Сейчас мне кажется, я все смогу. И мы все теперь будем счастливы, да? — Разумеется, — кивнул он, возвращая при этом улыбку. — Я тут кое-что поняла, — тихо проговорила она. — Самое важное — это чтобы рядом с тобой был тот, кто тебя… ценит и кому ты нужен! И только ты помог мне это понять, Харун. Потому что ты — тот самый человек. — Значит, мы с тобой и впрямь предназначены друг для друга, и встреча наша была предначертана свыше. Потому что я тоже понял, что лишь рядом с тобой могу быть тем, кому по-настоящему нужна моя забота. И что ты — человек, который помог мне… избавиться от одиночества, именно потому, что я стал кому-то нужен. И отныне есть кто-то, кто нужен мне. Больше жизни! — Я тебя люблю! — шепнула Ярен. — И я! — А теперь давай танцевать, — усмехнулась она. — А то все начнут волноваться, что это мы встали! — Я думаю, — так же шепотом отозвался Харун, — что остальным сейчас просто не до нас… Ярен снова тихонько рассмеялась: Харун был прав, потому что мать сидела за столиком рядом с Азатом, подкладывая ему вкусностей на тарелку; отец о чем-то беседовал с дядей Хазаром, а потом они оба отправились к бару, пользуясь, вероятно, моментом, что жены ослабили контроль; Зехра ханым помогала Гюль посыпать мороженое орешками; Генюль подсела к мужу, и мать сразу же принялась и ее кормить и расспрашивать о жизни в Стамбуле; Азра разговаривала о чем-то с Шукран ханым, показывала ей фотографии на своем смартфоне. А дед ни на секунду не отпускал от себя Айше ханым, они сначала сидели у себя за столиком, мирно беседуя и улыбаясь друг другу, а потом решили, видимо, понянчится немного с Гюль, позвали их с Зехрой за свой столик. Миран же не отходил от своей жены, они танцевали рядом с Ярен и Харуном, и Рейян время от времени встречалась с Ярен взглядом и одобрительно подмигивала ей. Миран, замечая это, усмехался и кивал. Затем все поздравляли молодых, и мать в очередной раз обняла Ярен и расплакалась, шептала на ухо: «Будь счастлива, дочка, и прости… если что не так было!» Ярен обняла ее в ответ и совершенно искренне поцеловала в щеку, попросив не плакать понапрасну: «Все хорошо, мама, я люблю тебя!» — сказала она. После Ярен бросила букет, а незамужние девушки, радостно вереща, кинулись ловить, повезло внучке самого главы города, и она расплакалась от счастья, прижимая букет к груди. Потом они с Харуном уехали в отель (Ярен, правда, немного волновалась за Орхана, но мать заверила, что присмотрит за ним, кроме того, есть еще Зехра и, конечно же, Айше ханым). — Наконец мы остались одни, да? — лукаво улыбнувшись, проговорил Харун и подхватил ее на руки. — Ай, Харун! — расхохоталась Ярен, обвивая руками его шею. — Ты меня уронишь! — Никогда! — прошептал он, целуя ее. Та ночь, как и полагается, принадлежала только им. Ярен впервые за долгое время заснула и проснулась поутру в его объятиях абсолютно счастливой… Они с Харуном съездили на пару дней в поместье, где он учил ее кататься верхом (то, что он умеет явилось для Ярен сюрпризом), и она наконец смогла преодолеть свой страх. Раньше она даже и подойти к лошадям боялась, а брат вместе с Рейян над ней посмеивались. Еще они съездили в Бейяз Су, но Ярен казалось, что ей все равно, где находиться, лишь бы рядом с Харуном. И он, стоит сказать, признался ей в том же. Наконец настал день отъезда, и после крепких объятий, слез и обещаний не забывать свою семью, звонить как можно чаще и следить за здоровьем Орхана, Ярен с Харуном и малышом отбыли в аэропорт. Ярен, честно признаться, очень волновалась, все-таки она впервые в жизни уезжала из дома так далеко. Новый дом поразил ее, как, собственно, и Стамбул. Особняк был совсем не похож на Мидьятский дом деда, здесь все было иначе, но Ярен пришла в восторг. Бегюм, старая нянюшка Харуна, которая приехала чуть раньше, чтобы навести порядок и подготовить дом, постаралась на славу. Супружеская спальня, детская, гостиная, комнаты для гостей, столовая, — все сияло чистотой и было наполнено уютом. — Тебе нравится? — спросил Харун, войдя в гостиную. Он остановился на пороге, чтобы полюбоваться некоторое время на свою жену. — Очень! — отозвалась Ярен, бросаясь ему на шею. — Спасибо тебе! — в который раз повторила она. — За то, что дал мне… все. — Знаешь, я думаю, нам здесь будет хорошо, — отозвался он, крепко прижимая ее к себе. — Я даже и не сомневаюсь! — поддержала его Ярен. — Если я вдруг не справлюсь с обязанностями хозяйки, вы с Бегюм ханым мне поможете, верно? — Спрашиваешь! — Ладно, Харун, — Ярен мягко высвободилась из его объятий, — пойдем посмотрим, что там у нас с обедом, а кроме того, уже пора кормить Орхана. А еще и выкупать его нужно. Поможешь? — Я? — взволнованно взглянул на нее Харун, и Ярен усмехнулась. Муж пока еще не до конца преодолел страх перед тем, чтобы кормить и уж тем более купать сынишку. — Ты, дорогой, кто же еще! — ответила Ярен. — Или, — ехидно прищурилась она, — ты боишься? — Вот еще! — слишком уж преувеличенно возмутился Харун. — Вон, даже Миран, и тот уже освоил эту науку, — подначила мужа Ярен. — А я тем более ничего не боюсь! Это же мой сын! — воскликнул Харун и взял жену под руку. — Идем же, дорогая, я готов! Ярен ласково чмокнула его в щеку, взяла под руку и повела в детскую, где их уже заждались малыш Орхан и Бегюм ханым.

***

— Ну, вот, Рейян ханым, здесь все отчеты и документы, — приветливо улыбаясь, секретарша протянула ей необходимые бумаги. — Спасибо, Айла, — отозвалась Рейян. — Я просмотрю чуть позже, но не сомневаюсь, что там все в порядке. Подарки детям уже вручили? — Они пока играют в общей комнате, — ответила секретарша. Рейян убрала папки с документами в стол и направилась в общую комнату. Дети под присмотром Мидере ханым, начальницы приюта, и воспитательницы играли: кто-то строил из конструктора замок, несколько девочек пеленали кукол и укладывали их в кроватки, а четверо мальчиков с радостным гиканьем бегали друг за другом и кидались плюшевыми подушечками с кресел. Рейян улыбнулась: идею эту подал однажды отец Махфуз, и они с Мираном все устроили. Отец договорился с детским приютом, и директриса пошла ему навстречу, она стала регулярно привозить сюда детей, чтобы они могли позаниматься рисованием и лепкой с нанятыми преподавателями, с логопедом, если это было необходимо. Кроме того, детей регулярно вывозили на природу в летний кемпинг, который был организован под руководством Мирана. Однажды он припомнил и рассказал Рейян, как ездил в такой детский лагерь, когда ему было лет десять-одиннадцать. Поначалу, признался Миран, было немного боязно, он же раньше никогда не уезжал из дома, да и по родным заскучал чуть ли не сразу, как вышел за ворота. Тем не менее, Миран быстро освоился, у него появились новые приятели, и они прекрасно проводили время: устраивали различные спортивные соревнования, ездили на прогулки в горы, где их учили разбивать лагерь и готовить на костре, разумеется, под присмотром и руководством воспитателей. Один раз Миран со своим закадычным приятелем Бураком, с которым они учились в одном классе, и который тоже поехал в лагерь, умудрились удрать, чтобы в одиночку совершить подъем. Им хотелось опередить своих товарищей и первыми увидеть горное озеро, а потом, когда они пришли бы туда с группой, сказали бы, мол, да ерунда, мы тут все уже знаем, как свои пять пальцев. В результате они чуть было не заблудились, перепугались до полусмерти, когда не смогли найти обратную дорогу в лагерь. Мальчишки принялись кричать и плакать, их быстро нашли переволновавшиеся уже воспитатели (хорошо, что они не слишком далеко забрались) и строго наказали. Отправили обратно в лагерь, а после еще заперли в разных комнатах, лишив прогулок на три дня. А сверх того, сообщили обо всем родным. Бабушка потом чуть не целый день отчитывала Мирана, что он повел себя «как безответственный эгоист», ведь мало того, что с ним самим могла случиться беда, но и людей, что отвечали за него, также наказали бы из-за его «глупой прихоти». И вообще, раз он не умеет себя вести, и ей приходится за него краснеть, то больше она никуда его не отпустит. Миран, пряча слезы, клялся, что больше не будет вести себя подобным образом. Бабушка, конечно же, смягчилась, и Миран еще два года подряд ездил потом в тот лагерь уже вместе с Генюль, но, разумеется, больше на подобные эскапады не решался. А вот Элиф, когда ее однажды отправили отдыхать в детский лагерь, сильно скучала и звонила им с бабушкой каждый день, подолгу рассказывала, что она делала, и сетовала, что брата нет рядом, потому как с ним ей было бы гораздо веселее. Впрочем, вскоре она завела там подружку, и они днями напролет секретничали о чем-то, рисовали, участвовали в театрализованных постановках, — обо всем этом Элиф с восторгом рассказывала уже по приезде. Ей там очень понравилось, расстроил лишь тот факт, что она умудрилась заболеть за несколько дней до отъезда, и бабушка вынуждена была забрать ее домой раньше. Рейян слушала рассказ Мирана, чуть ли не разинув рот, потому что их с Ярен никуда не отпускали, хотя многие из ее класса ездили и тоже были в полном восторге. Рейян попросила однажды отпустить ее, но дед запретил, заявив, что «нечего поощрять баловство», потому что девочкам вовсе не следует «прыгать по горам», так как это «неприлично», тем более для представительницы рода Шадоглу. Рейян перевела взгляд на «стену желаний», которую придумала вместе с мамой, чтобы дети написали или нарисовали (те, кто пока еще не умеет писать) свои мечты и прикрепили скрепкой к пробковой доске. И тогда, объяснила детям Рейян, они непременно сбудутся. Наряду с различными детскими грезами, вроде «хочу стать русалкой», или «вот бы полетать на космическом корабле» были и такие, что заставляли сердце болезненно сжиматься: «пусть папа больше не бьет маму»… Когда Миран увидел это, у него потемнели глаза, а руки сами собой сжались в кулаки: — Думаю, с этим мы можем что-то сделать, — сказал он, после чего они с Рейян позвонили в службу опеки. — К сожалению, — вздохнула Рейян, — таких случаев, увы, очень много. — Ты права, — тихо проговорил Миран. — Знаешь, — прибавил он, — я… Я вот в таком возрасте и вовсе ничего не знал об этом! В том смысле, что… это не отложилось в памяти. То есть, один раз я, помню, слышал, как отец… ну, то есть, Мехмет кричал, что мать «его специально доводит», а она плакала и просила его «прекратить». Я испугался, вбежал в комнату, попросил их не ругаться. И они, как ни в чем ни бывало, сказали, что все в порядке, я не так их понял, или мне попросту приснился плохой сон. Еще помню, как мать плакала, а я не понимал — почему. Я думал, у нее болит зуб, или горло… А она говорила, что это «просто так», что «мы скоро уедем вместе с папой»… Наверное, она имела в виду, что сбежит из дома… — Ты и не мог ничего знать, Миран, наверное, тебя старались оградить от ссор, — сказала Рейян. — Папа как-то рассказывал, — вспомнила она, — что дед с бабушкой Назлы тоже постоянно ругались. Он кричал на нее, она обижалась, а когда папа с дядей спрашивали, почему он так себя ведет, он лишь отмахивался. Говорил, что все нормально, пусть сыновья это «не берут в голову». Он любит бабушку, а она любит его. Это самое главное. — Но дети всегда чувствуют, когда им лгут, — вздохнул Миран. — Да, — кивнула Рейян. — Я ведь тоже чувствовала, всегда понимала, что в нашем семействе что-то неладно! — Ты права, дорогая! — Миран обнял ее. — Хорошо, что все теперь позади, да? В самом центре доски красовалось бумажное сердечко Мирана, где он написал: «хочу дочку, похожую на тебя». Рейян глубоко вздохнула, как и всякий раз, когда смотрела на этот маленький листочек, где была запечатлена самая большая мечта ее любимого мужа, да и ее собственная. Однако, и с этим, кажется, придется смириться, сбыться ей вряд ли суждено. Доктор Туран предупреждал их: всему виной то давнее отравление, которое подстроила Фюсун. Ну, если только надеяться, на чудо… Рейян посмотрела в дальний угол комнаты и грустно улыбнулась. Малышка Мелек сидела там в полном одиночестве, рисовала и сосредоточенно грызла карандаш. Эту девчушку они с Мираном заметили еще в прошлый раз, когда детей привезли в фонд. Она точно так же сидела совсем одна, в стороне от остальных воспитанников, облюбовав лошадку-качалку. Рейян попыталась завязать с ней разговор, хотела вовлечь ее в общую забаву — написать или нарисовать свою мечту, — но малышка осталась безучастной. Миран тоже пытался разговорить ее, но и он потерпел неудачу. Мидере ханым рассказала, что Мелек попала к ним совсем недавно из другого детского дома. Ее пытались несколько раз взять на воспитание, но быстро возвращали, потому что она капризничала, не слушалась и ломала вещи. — Но… ведь это ребенок! — воскликнула Рейян. — А дети часто озорничают. — Да, — ответила Мидере ханым, — но, видите ли, Рейян ханым, тут дело не только в этом. Девочка почти совсем не говорит, так как пережила сильный стресс. Ее отец убил мать прямо у нее на глазах. Так что здесь нужна еще и работа с психологом и реабилитация… В ответ Миран и Рейян тяжело вздохнули, переглянувшись друг с другом. После чего Миран заявил, что найдет прекрасного специалиста, и Мелек теперь два раза в неделю посещает специальные занятия. Вчера Мидере ханым позвонила Рейян и сказала, что Мелек начала потихоньку говорить: попросила у воспитателя рассечку для куклы. — А, Рейян ханым! — обрадованно воскликнула присматривающая за детьми воспитательница — волонтер фонда, Фирузе ханым. — Мы сегодня учимся рисовать птиц! — Прекрасно, — улыбнулась Рейян. — Я не буду мешать, мне просто хотелось навестить вас. — Может быть, у вас будут какие-то распоряжения? — Нет, Фирузе ханым, все в порядке, да и кроме того, мне уже пора домой, потому как сынок, наверное, уже заждался… — Тетя!.. — от неожиданности Рейян вздрогнула, когда маленькая детская ручонка дернула ее за полу платья. Обернувшись, она увидела Мелек. Девочка смотрела на нее широко распахнутыми голубыми глазами, сжимая при этом в кулачке розовый листочек в форме сердца. — Мелек, здравствуй, милая! — обрадованно воскликнула Рейян. — Что там у тебя? — указала она на розовый листочек. — Пойдем! — Мелек вновь потянула ее за рукав. — Туда! — пальцем она указала на доску. — Я придумала свою мечту. Пусть будет там! — Что ж, давай посмотрим? — улыбнулась Рейян и протянула руку. — Вот! — Мелек встала на цыпочки и прикрепила свой листочек рядом с пожеланием Мирана. Рейян охнула и почувствовала, как все вдруг поплыло перед глазами от слез: на маленьком листочке в виде сердечка нетвердой детской рукой были старательно нарисованы четыре человечка из палочек и кружочков: два побольше — с длинными волосами, что изображал женщину и без волос, который явно был мужчиной. Между ними находился совсем крошечный человечек, а рядом с ним — еще один, чуть побольше. У него тоже были длинные волосы, очевидно, Мелек хотела изобразить двоих малышей, мальчика помладше и девочку постарше. — Папа, мама и брат с сестрой! — радостно объявила Мелек. Рейян быстро, чтобы Мелек не заметила, вытерла слезы и ласково погладила ее по голове.