Долг

Охотник слишком молод и неопытен, чтобы распознать в пляшущей с цыганками девушке волчицу. Поэтому позволяет себе смотреть в светлые, карие глаза, завораживающе отражающие пламя костра, дольше положенного незаинтересованному человеку — охотнику. Тресс слишком юна и игрива, чтобы ощутить страх других при появлении охотника. Поэтому приглашающе протягивает ему руку, пустой ладонью вверх, и улыбается добродушно. Заинтересованная, может быть даже околдованная резкими, чуть хитрыми, как у лиса, чертами. Ясной голубизной глаз, слишком напоминающих безоблачное небо.

***

— Можно ли мне танцевать с вами? Старая цыганка раскладывает карты, кажется, не обращая никакого внимания на всё вокруг. — Да, девочка. Но… Тресс смотрит внимательно на россыпь карт, узор, в который они складываются, узнает несколько, знает значение. Улыбается, накрывая чужую руку своей. Прикрывает глаза, давая понять, что не хочет слышать собственное будущее. Старая цыганка понимающе не настаивает, материнским жестом гладит по щеке, улыбаясь в ответ тонкими красными губами. Обнажает острые, как у зверька, зубы

***

Охотник едва заметно щурит яркие глаза, берёт под руку крепкой хваткой, с позволительным (одолженным) послушанием позволяет вести себя, вплетать, как стебель цветка, в пляску, словно в венок. И Тресс даже не чувствует боли от шипов, усеивающих этот стебель: бутон для неё слишком прекрасен, чтобы замечать кровь на собственных пальцах. Однако всё-таки Тресс внимательна. Хотя, скорее, немного мечтательна и заинтригована, потому что мягко тянет за собой, в сторону леса, из-за собственных желаний, мимолетных, как костровые искры, но ярких и страстных, как пламя. Способных сжечь все вокруг себя. Подальше от места, где пляшут цыгане, подальше от радостей вольного народа. Странного взгляда старой цыганки, сидящей поодаль, наблюдающей за хороводами вокруг весело потрескивающего древесиной огня.

***

Охотник достаточно юн, но уже предан, чтобы считать жар чужого тела, прижатого к мшистому стволу дерева, солоноватую на вкус смуглую кожу, отдающую травами, приятную узость девичьего лона, чем-то важным и значительным. Девица — тресс едва слышным треском веток под ногами и возбужденным смехом — стонет слишком сладко для жены или возлюбленной, куда слаще, чем позволила бы себе его королева, подпусти ближе прикосновения к холоду перчаток из оленьей кожи…

******

Охотник достаточно опытен, чтобы услышать среди стрекота насекомых и шума ветра в пожухлой листве тяжёлое дыхание раненого зверя. Достаточно, чтобы пойти по взятому следу, не производя малейшего шума от собственных шагов. Это его территория, но зверь ранен, опасен и уязвим, хочется застать его врасплох. Охотник находит его…её за полым бревном, где волчица прячется от ветра и снега, только начинающего оседать на выстланной грязно-оранжевой листвой земле. Останавливается в метре, разочарованно поджимает губы. Тресс поднимает к нему голову, смотрит пристально, совсем, как тогда, чтобы узнал. Не может удержать звериного инстинкта. Острые зубы предупреждающе клацают. Охотник смотрит. Усмехается. Не может удержаться. Предупреждающе брякают арбалетные стрелы. Узнаёт яркие, гипнотизирующие глаза, но не показывает этого. Тресс приподнимает хвост, сдвигает в сторону. На притоптанном покрывале опавших листьев лежит, прижимаясь к матери, беспомощно попискивающий, не открывший глаза, ещё слишком маленький для уготованной ему участи чёрный щенок. Охотник продолжает растягивать тонкие губы в усмешке. Перенимая насмешку, звякнул в тишине арбалет. Тресс мотает головой, слишком нервно, слишком испуганно, продолжает смотреть в холодные глаза. Продолжает ощущать пытающегося отыскать сосок сына. Охотник опускается перед волчицей на корточки, вглядывается в звериную морду. «я приду» шепчет Тресс выразительными глазами, молящаяся всем известным ей богам, не прерывающая зрительного контакта. «приду. только оставь сейчас. чтобы смогла выкормить, чтобы смогла спасти». Охотник не слышит её. Но поднимается. Звякают арбалетные стрелы. Охотник уходит.

*********

Охотник зрел и опытен, чтобы понимать свою ошибку. Полуволки — звери, гораздо более опасные для людей его королевы, чем обычные волки. Лживые, хитрые, безжалостные оборотни, помесь, порождённая противоестественной связью. Жалеть таких — слабость. Ошибка, которая в любой момент может стать непростительной. Не убрать проблему в зародыше — проступок, тяжесть которого равняется каждому убитому выросшей тварью человеку. Полуволки — бесчесностные, жестокие отродья. Охотник опытен, и почти не удивляется следам на снегу: частым, волчьим, переходящим в редкие следы босых человеческих ног. Идёт по ним, догадывающейся, что найдёт, когда они оборвутся. Тресс оборачивается к нему: услышала шаги, почувствовала запах. Улыбается, как старому другу, кутается в тонкое покрывало, не спасающее обнажённое человеческое тело от зимнего мороза. Рассыпаются по округлым плечам чёрные кудри волос, цветут красные цветы румянца на бледных щеках. Волчица прекрасна и привлекательна, но её красота губительна для любого мужчины. Ярка — для охотника, околдованного раз и навсегда ледяными красками в зеркальном отражении и морозным запахом зимней розы каштановых прядей. Как забавно, находит охотник, его королева терпеть не может холода, но сама же из него и соткана. — Луна сегодня красивая, правда, охотник? Тресс немного мечтательна. Почему бы не побыть, когда сын в безопасности, обласкан приёмными родителями, а она здесь — выполняет обещание, как учили с самого детства? Но охотник слишком предан своей королеве и тьме, которой его королева повелевает.